Шкатулка

      Если призадуматься, то вся моя жизнь это череда событий, которые я сама же и спровоцировала. Определенно, как и всем людям мне приходилось прикладывать старанья, чтобы она протекала с относительной стабильностью. Все могло быть хорошо и относительно спокойно, если не мои желания, они всегда, словно пелена, вставали перед глазами. Здравый смысл в таких ситуациях поспешно ретировался, чтобы нагрянуть вместе с тревогой в самый неподходящий момент. Жаль, знание об этом меня никогда не останавливало и я всегда ждала сию странную парочку. Это личный и вечный цикл, в котором приходилось быть змеем, кусающим себя за хвост.       Выскользнув из спальни через два часа после отбоя, почти на цыпочках передвигаюсь по темному коридору. Направляюсь к лестнице, рядом с которой должен поджидать Стервятник. Иду медленно, в глупом желании оттянуть момент встречи, в противовес этому вышла раньше обговоренного. Весь день пытала саму себя тревожными мыслями, это у меня всегда получалось хорошо, даже страшно насколько. Радуюсь, что соседки не заметили моё состояние, либо решили не вмешиваться, что вряд ли, есть среди них слишком любопытные. Та же Нимфа, это у нас общее, желание сунуть свой нос куда не следует. Главное, не разбудила ни одну из них, тогда бы все сорвалось. Боюсь, могла расколоться ещё в начале расспросов или соврать какую-нибудь глупость, это я тоже могу. Как жаль, что на этих двух вещах мои таланты заканчиваются.       В руках держу небольшой старый Химерин фонарик, с ним нужно быть аккуратней, в карманах джинс горстка карамельных конфет и потрепанные игральные карты. Это все, что сможет отвлечь меня, когда я окажусь запертой в клетке. Вздрагиваю от этой мысли, сама же на это подписалась, метаться поздно, но противный комок тревоги не хочет это принимать. Склизкое чувство заставляет прислушиваться к каждому шороху, дергаться от любого дуновения ветра и покрываться мурашками. Хотя, какая сумасшедшая решит прогуляться во время дежурства Крестной? Опасение быть замеченной кем-то из воспитанниц нелепо, но все равно не хочется. Появляется желание сплюнуть и постучать по дереву, с усилием воли удается подавить.       В комнате воспитательниц горит свет, значит Крестная ещё не спит. Тушу фонарик, даже задерживаю дыхание, стараясь идти тише. Рано ещё ей попадаться, ещё успею. Неожиданно для самой себя замираю. А если Стервятник просто затеял шутку над глупой девчонкой? Отчасти надеюсь на это, воображаю, как не застану его у лестницы, тихо проберусь к себе в комнату и залезу под одеяло, а на утро забуду обо всем, как о страшном сне.       Вспоминаю о шкатулке, беру себя в руки и двигаюсь, полагаясь лишь на одну память, дальше. Её мне подарил отец, давно, ещё до развода родителей, сделал сам, что придавало ей ценности. С тех пор она всегда была со мной, совершенно забытая, покрытая не одним слоем пыли, хранилась где-то рядом. Что же в ней было? Ума не приложу, словно из головы кто-то вытащил информацию об этом.       Мои опасения оказались напрасны, вожак третьей группы ждал меня в намеченном месте. Глаза смогли распознать лишь темный силуэт у стены и огонек сигареты, но почему-то сомнений не появилось, это точно был Стервятник. Подхожу ближе, киваю, когда желтые глаза направляются на меня, даже в темноте их вижу, жутко. — Ты рано, — хриплым шепотом константируют юноша. — Ты тоже, — опираюсь о стену рядом, незаметно собираю ладонь в кулак и беззвучно стучу по ней, нужно найти дерево, — давно ждешь? — Только пришел, — слышу шорохи из воспитательской комнаты, свет выключается и там, мы оба замираем, — готова? Ни капельки. — Вполне. — Хорошо, иди.       Огонек от Сигареты затухает, лицо Стервятника растворяется в темноте. Мне страшно, сердце бьется на пределах своих возможностей так, что становится трудно дышать. Спотыкаюсь о чью-то пустую коляску, которая, на удивление, кажется знакомой. Ноги превращаются в плотную вату и я с трудом бреду к воспитательской комнате, на ходу включая фонарик. Стараюсь шагать звонче, чтобы Крестная точно заметила. Почти у самой двери спотыкаюсь, случайно ойкая. Слышу позади себя смешок, не ушел, зараза. Значит это была не глупая шутка вожака птиц, частично обнадеживает, хоть и не так сильно, как хотелось бы. Прислушиваюсь, в комнате начинается шебуршение, а через минуту выходит Железная Леди Дома. На ней серый длинный халат, а волосы разметались по плечам, но она все равно выглядела так же строго. Женщина смотрит на меня со смесью холодного презрения и напускного раздражения.       Внутри снова что-то бухает, хоть и понимаю, что со своей задачей я почти справилась. Десять минут проходят как в тумане, Крестная не церемонится со мной, а я в ответ пропускаю её нотации сквозь уши, незаметно вглядываясь в темноту. Все это ведь просто формальность, маленькая месть за беспокойство. Мысль о том, что Крестная не в курсе о ночной жизни своих воспитанниц кажется бредом. Та же Габи уже давно, почти с принятия Нового закона, появлялась в своей комнате в лучшем случае под утро, пугая своих соседок размазанным макияжем и громким стуком каблуков. Хотя, может они спускают все с рук именно ей, не видя смысла бороться.       Мы оказываемся у двери клетки, женщина начинает возиться с замком, пока я стараюсь высмотреть ключ из-за её спины. Гиблое дело, фонарь у меня все равно отобрали. — Надеюсь, нахождение здесь будет продуктивным и вы подумаете над своим поведением, юная леди, — дает напутствие Крестная, пропуская меня, внутрь, она почему-то выглядит довольной, — я вернусь утром, за час до завтрака, советую быть готовой.       Старая… Карга. Хоть я и сама на это подписалась, но она ведь знает мою проблему и от этого такая приторно довольная. Даже высказаться мне не дала, а может, произошло что-то? Бесстрастная леди Дома, невольно фыркаю, да ей дай только кого помучить. Моя реакция определенно приносит ей удовольствие, поэтому отворачиваюсь и устраиваюсь у старой больничной кровати, устремляя свой взор в небольшую форточку. Она закрывает дверь и я несколько минут прислушиваюсь к тихо отдаляющимся шагам, а затем оседаю на холодный пол. Осознаю, что осталась одна, а ещё, здесь до ужаса душно.       Красивый юноша сидит на ступеньке лестницы, к его боку прижимается черновласая девушка. Ночи в Доме, несмотря на отопление, холодные, они оба замерзли, но ведь так не хочется расставаться, да и тепла друг друга вполне хватает. Влюбленным все равно, что наступил отбой, есть в этом что-то удивительное, ведь только ночью они могут позволить себе уединиться, скрыться от чужих глаз. Дом заботливо укрывает их своим темным крылом, иначе объяснить, как они ещё никому не попались сегодня, очень сложно. Двое держатся за руки и изредка целуются, неумело чмокаясь ледяными губами. Им хорошо, но сколько продлится эта идиллия?       Кукла сжимается, когда кто-то начинает подниматься на третий этаж. Это не могли быть воспитатели, они выходят по ночам только в случае крайней необходимости, а на чужой этаж заходят только днем в классную комнату, да кабинет Акулы. Лицо гостя освещает свет бледно-мигающего фонаря и она крепче вцепляется в возлюбленного. Кукла, будь она сильнее, могла с радостью закрыть его от всего мира, оставив только для себя. Девушке страшно, кажется, что вожак птиц пришел именно за ним, но иногда и плохие мысли бывают ошибочны. Стервятник окидывает Красавицу строгим взглядом, но ничего не говорит, продолжает подниматься вверх, опираясь о противоположный от них край. Он скрывается на третьем этаже, забирая с собой единственный источник света, они оба, почти одновременно, выдыхают и забираются на одну ступеньку выше, прижимаясь ближе к стене. Им обоим трудно, Кукле потому что она проворачивает все одними руками, а Красавице, так как ему приходится одновременно пытаться контролировать конечности и помогать ей.       Девушка прикладывает палец к мягким устам возлюбленного и прислушивается. Голос до боли знакомый и принадлежит человеку, который не умеет шептать. Во что же ввязалась Корица на этот раз? Кукле приходится закрыть свой рот рукой, когда мысль, о том, что она чему-то поспособствовала, разразилась, как гром среди ясного дела.       Она ждет, когда разговор на третьем этаже закончится, пытаясь уловить каждое слово, а затем просит Красавицу помочь перебраться ей в коляску, он смотрит с непониманием, но ничего объяснить девушка не может. Сначала нужно самой разобраться, что же здесь происходит.       Дрожащими руками достаю карты из кармана, пальцы, казалось, онемели настолько, что отказывались слушать. Не нужно было соглашаться, надо было не приходить, забыть об этом всем. Что если Крестная узнает о их авантюре? Её отправят домой, точно выгонят из Дома, туда, в Наружность, где никто не ждет. Они падают прямо из рук и рассыпаются по полу, образуя хаотичную картину. Бубны, крести, червы и пики пестрят яркими цветами. Внимание привлекает восьмерка пик, словно норовящая, что пора отвечать за свои поступки.       Мама будет смотреть с осуждением, она будет считать меня воровкой. Я разочарую её, словно и до этого не была разочарованием. Понимаю, что не в силах собирать куски картона, поэтому перекидываю свой взгляд с одной карты на другую.       Черт, как же здесь тихо, даже ветер за небольшой форточкой, казалось, стих. Сердце в груди бьется с бешенной скорость, а если оно остановится? Тогда, я останусь безымянным призраком Дома, навсегда запертым в этой гребаной комнате.       Не знаю, сколько мыслей проносится в моей голове, но их до безумия много, утыкаюсь в дрожащие колени. Мне страшно, они сменяются с бешеной скоростью, большинству из них не суждено сбыться, но этот факт напрочь вылетает из головы. С каждым разом они засасывают глубже, заполняя каждую клеточку тела, образуя ком в горле, из-за которого правильно дышать не получается. Стараюсь сжаться, спину обжигает холод стены, хочется раствориться.       Возможно, все бы так и продолжалось, но раздается щелчок, звук повернувшегося ключа. Поднимаю голову и всматриваюсь в деревянную дверь, ощущаю, что мои щеки покрыты соленой влагой, а в некоторых местах кожа начинает щипать. Тушь, наверное, потекла, как же глупо было оставить ее. Дверь приоткрывается, неужто Крестная вернулась? Сколько прошло времени? Мне на самом деле сейчас все равно. В клетку входит Стервятник.       Вожак птиц делает пару шагов ко мне, опираясь одной рукой о стену, затем достает из кармана сложенный носовой платок и протягивает мне. По ощущениям, словно наблюдаю за всем эти со стороны. Принимаю ткань не раздумывая, тяну руку, пытаясь совладать с мерзкой дрожью, выходит просто ужасно, необходимо переключить внимание. Краем глаза замечаю вышитый узор, я слышала про любовь птиц к такому рода вещам, надо же, интересно, а жертвоприношения по пятницам проводят или так же как с гробом вышло. Вытираю щеки от слез, глаза даже не затрагиваю, только больше все размажу. — Спасибо.       Кивает, а затем садится рядом со мной, с заметным удовольствием выпрямляя больную ногу, кажется, даже чуть выдыхая. Укладываю руки на колени, а на них голову боком и смотрю на Стервятника. — Как ты узнал? — не узнаю свой голос, тихий, слишком усталый. — Кукла рассказала, — отвечает сразу, старается выпрямить спину, опираясь позвоночником о стену, — встретил её на лестнице, когда направлялся в третью.       Киваю, и не побоялась, с одной стороны приятно её беспокойство, но с другой, не люблю, когда меня застают в таком виде. Да и быть в нем терпеть не могу, самой тошно от своей проблемы, а ещё стыдно перед Стервятником. Хочется что-то сказать, чтобы сгладить обстановку, но в голову ничего не приходит, поэтому молчу. — Почему ты не сказала об этом? — подает голос он, видимо, ему тоже сидеть в тишине не прельщает. — Не хотела доставлять проблем, — сжимаю платок в руках, нужно будет постирать и вернуть, — да и тогда ты бы отказался, извини, что так вышло. — Мы могли придумать что-нибудь ещё, не извиняйся, — прикрывает глаза, чуть откидывая голову, затем, поучительным тоном, словно своему птенцу, произносит — впредь, постарайся, сообщать о таких вещах. — Хорошо, — мне хочется смеяться, выходит только выдать нервную улыбку, в глазах снова мутнеет от влаги. Черт, почему я не могу это контролировать.       Стервятник протягивает мне сигареты, возможно, сейчас я совершу еще одну ошибку, принимая этот жест доброты. Уже второй раз нарушаю правило о том, что из рук птиц ничего брать нельзя. Робко достаю одну и кручу в дрожащих пальцах, краем глаза отмечаю в пальцах Стервятника зажигалку, кажется, сегодня на них меньше колец. — Я ни разу не курила, — постыдно признаюсь. В Доме это было привычным делом, но в связи с некоторыми обстоятельствами, не удалось. В голове возникает светлый образ Нимфы, мысленно извиняюсь перед ней. — Серьезно? — вожак птиц так и замирает, даже раскосые глаза удивленно распахивает, — Даже не пробовала? — Да, так вышло. — Может тогда не стоит? — закуривает свою сигарету и делает затяжку, затем, замерев на долю секунды, выдыхает дым, я жду токсичный запах, но его не следует, — зажми её между указательным и средним пальцем, постарайся сильно не затягивать. — Хорошо, — делаю так, как он сказал, Стервятник поджигает мою сигарету.       Мне удается не закашлять, старательно игнорирую неприятное першение в горле, глаза снова слезоточат и я раскрываю их. Так и замираю, на меня навевают давние воспоминания. Стаж пассивного курильщика у меня настолько долгий, что, вероятно, начался ещё до моего рождения. Отец обожал крепкие самокрутки, он зажимал их между указательным и большим пальцем, которые всегда казались более грубыми, а мать хваталась за сигареты с кнопкой при каждой их ссоре, после этого ее руки всегда пахли мятой. — Корица, — услышав свою кличку из уст молодого человека, раскрываю глаза, — Выдыхай.       Совершаю попытку сделать это аккуратно, но уже слишком поздно. Дым идет через ноздри, теперь першит не только в горле. Все это время смотрю на вожака Птиц с распахнутыми глазами, Стервятник начинает хрипло смеяться, впервые рядом со мной. И тут понимаю, что мне нравится этот звук, а ещё он чертовски заразителен. — Хорошо, что я все-таки не курила, — произношу посмеиваясь, — прозвали бы паровозом. — Не самая худшая кличка, — он, кажется, задумывается, стряхивая пепел куда-то в сторону, его улыбка обнажает не самые ровные острые зубы, мои тоже совершенством не блещут, — для первого раза не плохо. — Благодарю, но прошу, — изо всех сил принимаю серьезный вид, на секунду даже пугаюсь, — только не переименовывай. — И в мыслях не было, — он показывает мне ладони, в какой-то театральной манере примерения, снова улыбаюсь.       Смотрю на сигарету, которая продолжает тихо тлеть, стряхиваю. Думаю, куда же ее деть, на языке остался горький привкус. Жаль, нет пепельницы, здесь вообще мало что есть. Небольшая форточка, до которой ещё дотянуться нужно, да старая больничная кровать без матраса, только занозы подцепить, и тубурет в углу клетки, на котором сошла почти вся краска. Мне не хочется сидеть в тишине, боюсь снова уйти в свои мысли. — А ты умеешь кольца из дыма делать? — глупо спрашивать, но ведь нужно с чего-то начать. Дрожь в теле начинает сходит на нет, чему я несказанно рада. — Нет, Рыжий умеет, — Стервятник делает последнюю затяжку, когда почти доходит до фильтра, — да и почти каждый среди крыс, стоит только сказать, они с радостью продемонстрируют свое умение. — Потом не отвяжешься, — тихо, собираю руки в замок, на автомате глажу свой большой палец другим, кое о чем вспоминаю и запускаю руку в карман, — Стервятник? — Да? — поворачивает голову ко мне в какой-то птичей манере, на секунду это кажется мне забавным. В желтых глазах отражается свет от бликов месяца. — Спасибо, за сегодня, ты мог не приходить, тогда бы я тут в истерике билась, — смотрю на его руки, не решаясь взглянуть в глаза. Какие же они красивые, нет, эти кисти определенно не могли принадлежать парню. Слишком чистые, даже длинные черные ногти смотрелись органично. В голове мелькает воспоминание, что они ещё и теплые, — можешь дать мне ладонь?       Кажется, он даже растерянно заморгал, но ладонь протянул. Наблюдаю за этим, словно в замедленной съемке, как-то слишком осторожно юноша это делает. Возможно, это свойственно всем птицам, когда они не знают, чего ожидать от человека. Вкладываю в его руку пару карамельных конфет, совсем немного соприкасаясь кончиками пальцев с его кожей. Прогоняюсь мысль, о том, что делаю это нарочно. Отворачиваю голову сторону, ощущаю, как щеки вспыхивают, хочется снова уткнуться носом в колени. — Удивила, — хрипло произносит вожак птиц, слежу за ним краем глаза, Стервятник почти незаметно качает головой, а затем замечает мой взгляд и уголки тонких темных губ слегка приподнимаются в приятной улыбке, — придешь завтра в третью? — Приду.       Я все-таки утыкаюсь в колени и пытаюсь понять, куда меня, черт возьми, понесло.