***
— И всё-таки, не верю, что тут есть и такое, — проговорил Тим, ложась на свою руку прямо на столе, перекатившись на неё, как огромный кот. Барон улыбнулся и подошёл к мальчику сзади. Его пальцы тут же оказались в мягких волосах, начав несильно тянуть их. Тим замычал. — Мы сейчас в той части света, где двойное дно у городов — необходимая составляющая. Тим промолчал, зажмурившись от приятных, близких ощущений. — Но видимо ты не поверишь, если не показать тебе… В ту же секунду Тим почувствовал, как теряет равновесие, оказавшись на твёрдой земле. Ему в лицо ударило всё то же солнце. Он стоял на разбитой дорожке между двумя низенькими хибарками. Над этим переулочком висело драное и перештопанное нижнее бельё. Слышался детский плач и дребезжание голоса нищих, обитающих здесь. На улице лежала беспорядочная куча, в которой только нечеловеческое чутьё могло распознать жизнь. Нищий был в явной отключке, то ли от количества спирта в крови, то ли от голода… — Опусти очки, — приказал барон мальчику. Тот нащупал на побелевшем ещё сильнее лбу очки и надел их на нос, заслонив непроницаемыми стёклами глаза, впитывающие в себя настоящую латиноамериканскую фавелу. Вдоль дома почти полз одноногий попрошайка, заунывно тянущий неразборчивое «Подайте на пропитание». Его наготу почти не прикрывала рваная майка с номером 14. — А самое интересное, что ногу ему отрезал его начальник, которому он отдаёт половину заработка. Тим раскрыл глаза. Обычный человек почувствовал бы жалость и омерзение к такому бизнесу. Но не он. Он глядел на это с холодным любопытством, как студент-медик глядит на труп в анатомическом театре. Барон чуть дёрнул углом рта. — Можешь говорить. Никто здесь не понимает и английского. — Я хочу на это смотреть. Мне нужно ещё, — сказал Тим, понимая, что его тянет к этому ужасному зрелищу. — Дальше только интереснее… На пороге кирпичного дома, на стене которого было написано по-испански «псины», сидели двое мальчишек, может быть, на год младше Тима. Грязные шорты на них едва ли держались, такими худыми были их животы. Шлёпанцы были уже не розово-лиловыми, почти трупного цвета, а серыми от пыли и налипшего мелкого мусора. В руках у каждого был пистолет. Небольшой, чёрный, затёртый детскими руками. Один из мальчишек поднял карие глаза на Тима. Губы богатого наследника приняли какое-то неизъяснимое выражение — смесь отвращения и почти эстетического возбуждения — так дети забивают умирающего щенка ногами, слушая со смехом его предсмертные писки. Барон замер в стороне. Он запечатлел в своём мозгу, начинающем воспаляться от странного восхищения, эту картину. Мальчик, едва ли не правитель мира, даже не подаёт руки бедному сверстнику, невидимая стена вырастает между ними, на которую Тим садится и дразнит всем своим видом измученного ребёнка трущоб. Он был не настолько беден, чтобы подать простую милостыню. Он был выше, в недосягаемом зените. Из дома напротив, выглядевшего чуть поприличнее остальных бетонных коробок, вышел человек. Он был одет даже с претензией на стиль, но что-то выдавало в нём очередную «собачку» барона. Мужчина взмахнул рукой в знак приветствия и оскалился в крысиной усмешке. — А это их начальник. Наркобарон. Он мой давний должник. Ценой этих двух он покроет свой долг, они погибнут через пару дней, — барон говорил бесстрастно, словно не рассказывал о скорой смерти двух детей, а об обычном происшествии в бакалейной лавке. Тим поднял на него голову. — Мне интересно, барон… Почему оно… — Тим не мог с точностью передать мысли, — в чём его смысл? Трёч улыбнулся и взял мальчика за руку. — Смысл в том, что мне нравится управлять. Сделать из нищего принца и наоборот… По животу бесёнка разлился приятный жар. Сознание власти барона делало его почти беспомощным, но таким соблазняющим и заводящим самого себя. — А ещё извечный закон равновесия. Чтобы ты был богат, нужно чтобы кто-то был беден и наоборот. Это называют социальным неравенством и пытаются устранить, — барон чуть махнул рукой, — но в этом нет смысла. Всё будет как надо, вечный баланс… — Получается оно прямо перед нами? — Тим сверкнул стёклами. — Ты должен был это пройти в школе. Что у тебя было по обществознанию? — Трояк, — честно и откровенно ответил мальчик. Опекун слегка сжал его спину. — Неудивительно. Лучше увидеть всё самому, чем учить по бумаге. Ты уже знаешь очень многое, для тебя, во всяком случае. Тим был приятно польщён. Вдруг впереди, в тени двух домов, напиравших друг на друга, он заметил голые ноги цвета серости и грязи. Он почувствовал — впереди лежит труп. — Я хочу посмотреть, — сказал он и направился вперёд, утягивая за собой барона. Подросток лежал с простреленной головой, совершенно без одежды на тощем теле — её сорвали, желая продать за бесценок жалкие тряпки. К его раскрытому тёмному глазу подбиралась муха. Телу грозило скорое разложение… Тим, уже забываясь, потянулся к мёртвому телу, как вдруг оказался в той же позе в гостиной шикарного номера. Мадс лежал в объятьях Анатоля, чуть отодвигаясь от его жгучих поцелуев. — Ну? Тим снял очки и выдохнул. — Я даже описать не смогу… — его губы дёрнула судорожная улыбка. Фавела врезалась в его память ярким пятном, как искусственный ядовитый цветок, мёртвый, но красивый. Это была красота не для всех. Только для падших настолько, что они могли её видеть… — «До чего же она уродлива, просто прелесть», — отозвался Анатоль и вытянулся на диванчике. — Я удивляюсь, как можно было не заметить этот настоящий город! — барон глядел на мальчика уже без очков, — он лежит прямо на пути из аэропорта. Тим улыбнулся нежнее. — Я не смотрел туда. — А куда ты смотрел? — демон вскинул бровь. — На вас, барон… — сказал он и прижался грудью к опекуну. Тот склонился и нежно чуть лизнул мальчика в губы, как огромный лев своего котёнка. Его бесёнок не переставал его умилять в любой ситуации…***
Мадс шагал по вымощенной камнем улице. Вокруг него стояли пёстрые дома, кое-где переходя в уже известные жилые коробки. Барон, Анатоль и Тим отправились на встречу с прибывшим сюда Реймондом, по делу о торговом обороте нелегального оружия. Мадс не поехал вместе с ними. Его, по правде говоря, мало интересовал бизнес, сделки и прочие важные для его хозяина вещи. Сейчас он просто наслаждался жизнью в своё удовольствие, контакты с управляющими казались ему всего лишь приятным общением, а само существование превратилось в какую-то очень изощрённую сказку о Золушке со счастливым финалом. Пока он мог обходиться без не очень-то и важной ему экономической стороны, он был без неё. Он шагал по светлой улице и вглядывался в идущие ему напротив лица. Здесь жили бедняки, но вопреки мифу о наибольшем их счастье, на улице не слышалось смеха, лица их были скорее насторожены, чем расслаблены. Демон с удовольствием смотрел на них, думая о беспредельной серости их жизни. Ему было легко об этом говорить и думать, он иногда, бывало, едва ли не воспевал её, в немного более грубой, но всё-таки привлекательной форме, в отличие от Тима, который мог невероятно гладко вести долгие медлительные диалоги об этом с бароном, радуясь своей везучести. Вдруг Мадса кто-то потянул за рукав дорогого пиджака. — Пс-с? Приятель? Миккельсен обернулся. В крохотном промежутке, где не разошлись бы и двое, стоял мужчина с плохонькой сигаретой в золотых зубах. Его кожа казалась грязной в своей смуглость. Мужчина оскалился и проговорил: — Хочешь поразвлечься? Мадс поднял брови, глядя на этого человека. Видимо, странное должно быть развлечение, раз для этого его затаскивали в переходик. — Анаша, кокс, всё есть, — ухмыльнулся золотозубый, — а ещё специальность. Героин албанский. Чистейший. Мадса словно пробило током. На миг его охватило сомнение, он же, несколько недель назад, сам дал обещание барону, что больше никогда… Мужчина, сложив руки на груди и окинув костюм Миккельсена взглядом, произнёс: — Первые три дозы — за счёт заведения… Мадс, «не ведая, что творит», едва кивнул головой. В ту же секунду липкая рука ухватила его за ладонь и затянула куда-то в дверь, глубоко в пространстве между домами, шириной с гроб. Он оказался в небольшом зале. Слабый свет врывался в решётку под потолком. Удушающий запах опиумного дыма висел повсюду в синих клубах. Чуть поодаль лежали ещё люди, чуть кряхтящие, но без особой реакции на окружение. В руке Мадса, словно сам собой, оказался шприц. Он уже хорошо знал, что с этим делать. Через полминуты все бесплатные три дозы оказались в его крови. Тело его застыло в спазме накатывающего опьянения. Мир перед глазами померк…