Страницы жизни

Канун рождества. За окном снежным дождём падал на землю снег – яркий, белоснежный, пушистый. Тот самый снег, который так ждут и хотят увидеть в этот праздник. Людей и воплощений на улицах города уже почти нет, лишь редкие прохожие, да и те бегут скорее домой, боясь не успеть к празднеству к родным, друзьям или вторым половинкам. В уютном двухэтажном доме горел свет в окнах, а в кухни был виден силуэт парня, что лёгкой походкой ходил по комнате. Украина готовил праздничный стол, пархая по кухне. Да, определённо, готовка – дело, которое у него получалось лучше всего. Не зря же парень в перерывах своей работы на посту страны ездил на кулинарные курсы. И всё потому, что хочет угодить и сделать счастливыми несколько воплощений. Нежная и теплая улыбка удобно разместилась на светлом лице Юкима, пока тот в уме напевал «Щедрик» и ходил по кухне. Взгляд зелёных глаз пал на часы, что стояли на столешнице – к Рождеству осталось менее часа. Зарывшись рукой в рыжие волосы, Независимый закрыл глаза и начал пересчитывать блюда, какие ещё нужно сделать, доделать или поставить на стол. Уверевшись в том, что он успеет всё это сделать, Украина продолжил готовку. — Мама! — зелёноглазый перевел взгляд на лестницу, откуда спускался малыш семи лет, а за ним и мужчина по старше самого Юкима. — Мы пришли тебе помогать, — ярко улыбнулся мальчик. — Какие молодцы, мои мальчики, — хмыкнул украинец и присел на корточки, обнимая сына и целуя его в лобик. — Папа снова не захотел играть с тобой в догонялки, Конан? — Как ты догадался? — удивился маленький Альянс, сверкнув голубенькими глазками на отца, что неловко улыбнулся мужу. — Да, так всё и было. — Ох, милый, ну я же говорил тебе.. — Канаду перебили, закончив фразу за него. — «Нельзя бегать потому, что костюм испортишь», — закатил глаза Канадско-украинский Альянс. — Я помню, пап. — Значит будь послушным мальчиком и иди к папе, мне нужно достать курицу, — кивнул сыну Юким и поднялся, после чего прошёл к духовке и выключил её. Конан подошёл к Кенаду, а тот сразу подкинул его на руки и начал кружиться уже под смех будущего Альянса. Украинец же надел кухонные рукавицы и достал из духовки птицу, что сразу запахла неописуемо-вкусным запахом. Независимый посмотрел на своих мужа и сына и тихо посмеялся с их поведения. Вдруг телефон Украины, что до того лежал на подоконнике, завибрировал и высветился номер. Рыжий, только увидев контакт, сразу снял перчатки и подошёл к гаджету, взяв его в руки. Канадец приставил палец к губам, намекая сыну быть немного тише, что тот и сделал. — Да? — легко сказал зелёноглазый. Почему-то он был уверен в том, что доктор позвонил поздравить с кануном Рождества и известить что-нибудь хорошее о состоянии пациента. Улыбка пропала с лица, а телефон выпал из рук, чудом не разбившись о пол и с которого до сих пор слышались обеспокоенные предложения врача. Канада тревожно смотрел в спину замершего у окна мужа, а маленький Альянс непонимающе глядел на родителя. — «Украина, пожалуйста, послушайте и не делайте глупост-..» — Юким рывком поднял телефон и отключил связь. — Юки? — аккуратно спросил Британский, не выпуская из рук тоже начавшего беспокоиться Конана. Украина посмотрел на родню стеклянными глазами, что еле-еле сияли тем старым изумрудным светом. — УПА.. — последнее слово, которое обронил украинец перед тем, как броситься к прихожей под крик канадца и вопросы сына. Наспех одевшись, Независимый захватил ключи и крикнул мужу, чтобы тот доделал ужин сам, а после скрылся за дверьми дома. Украина добежал к гаражу и, открыв его, выгнал машину и на огромной скорости поехал к нужной больнице. По щеке прокатилась слеза, которую бы быстро стёрли и дали хорошую пощечину. — «Не смей раскисать раньше времени, тряпка! Он жив!» — кричал на себя рыжий, сжимая руками кожаную обивку руля. Он боялся. Жутко боялся. Когда поставил машину на парковку; когда буквально влетел в больницу, напугав этим медсестёр; когда отпихнул врача в сторону и залетел в палату, закрывая двери на замок. Украина замер. Его тело, не двигаясь, лежало на больничной койке, препараты и прочие медицинские приспособления тихо пищали, что оповещало о том, что больной ещё жив. Юким подошёл к кровати и уставился зелёными глазами в очи напротив – безжизненные, не яркие, без того яркого света янтаря. Губы были закрыты, лицо бледное цвета флага на котором почти выцвели, под глазами большие синие мешки. — Юкиме.. — Так, Назаре, це я, — сразу же ответил младший и взял руку повстанца в свои, крепко сжимая. — Я помираю, Україно.. Мені не довго залишилось, — еле слышно говорил УПА, глядя в потолок. — Не говори так! Повстанче, ти повинен жити, повинен бути зі мною, ти.. Ти ж обіцяв.. — Я виконав своє слово і останню волю твого батька, більше мені не має що тут робити, — объяснял Армия, пока украинец замер, внимательно слушая каждое слово. — Яку волю? — дрожащим голосом спросил младший. — Він просив мене забезпечити тобі щасливе життя, Юкиме. Все для щастя ти маєш, тож.. — Ні, — грубо отрезал украинец, а Повстанский наконец-то посмотрел на подопечного. — Моє життя буде щасливим коли ти будеш поряд, УПА. Без тебе я не зможу. — Зможеш, от побачиш. — Ти ж можеш зупинити це все і жити далі.. Так чому змушуєш мене страждати!? — сорвался на крик Украина. — Життя не справедливе, Україно, запам'ятай це нарешті, — мужчина хмыкнул. — Якби УСРР не попросив мене тоді наглянути за тобою, я б вже давно був разом з ним, — вздохнул. — Юкиме. Виконай мою останню волю, — Украина вопросительно смотрел на УПА с слезами на глазах. Выждав паузу, Армия посмотрел на подопечного. — Будь щасливим.. Добрая улыбка застыла на лице повстанца, пока глаза медленно закрывались, теряя цвет и превращаясь в белоснежные. Юким вскочил и начал судорожно повторять «ні», наблюдая как умирает воплощение, который в буквальном смысле подарил ему жизнь, однако парень был не в силах что-нибудь сделать. Слёзы сами по себе потекли по щеках, зелёноглазый уже не мог контролировать эмоции и лишь, всхлипывая, плакал над умершим УПА. Послышался звук открывания дверей ключём и в помещение ту же секунду вбежал Канада вместе с Конаном. Оба подошли к кровати и Украине, что до сих пор не поднял взгляд, беззвучно плача. КУА заметно потускнел – он хорошо знал своего дядю, который души в нем не чаял за здоровой и нет жизни. Кенад сочувствующе смотрел на мужа и умершего повстанца. Отношения у него с ним были не самые прекрасные, но это от того, что Армия лишь заботился и хотел только лучшего для украинца. Юким обронил ещё одну слезу и больше не смел посмотреть на самого дорогого себе человека.

***

За окном таилась светлая ночь. Лунные лучики пробирались сквозь стекло, грациозно падали в комнате, где мирным и спокойным сном спали две страны и подростающий Альянс, и освещали помещение теплым светом покровительницы ночи. Украина, прижавшись своей спиной к тёплой спине канадца, блуждал по царству Морфея, ища свои сны. Будучи таким занятым, Юким даже и не почувствовал, как в спальне появился ещё одно воплощение. Последний не хотел тревожить спящего от слова «совсем», потому вёл себя как можно тише. Однако в этом не было потребности – он призрак, неживое существо, которое и касаться ни к чему не может, а если может – это никак не ощутится. Армия грустно улыбался. Взгляд янтарных, горящих, глаз был направлен на расслабленное лицо своего бывалого подопечного. Мужчина стоял перед кроватью, не отрывая взгляда, однако вскоре аккуратно присел на корточки. Полупрозрачная рука потянулась к щеке Украины и лёгким движением легла на неё, мимолётно поглаживая. Улыбка УПА стала ещё более печальной – последние мгновения того, как Повстанский может ощутить тепло украинца. — Я кохаю тебе, Україно, — тихо говорит он в пустоту, зная, что его никто не слышит. — І завжди буду захищати тебе, — честно говорил Армия, ведь у него правда была такая возможность. — Не забувай мене, Юкиме.. Залиши мене навічно в своєму серці, — сильная рука повстанца переместила плавным движением на левую грудину – сердце Украины. Последнее желание – закон, и рыжий обязательно его выполнит, даже не догадываясь об этом. УПА последний раз глянул на спящего Юкима, а в глазах сами по себе выступили слёзы. Одиноко, гордо и сурово, прокатилась бусинка-слеза, а счастливая, однако такая отчаянная, улыбка застыла на лице повстанца, что начал белыми лепестками рассыпаться. Ветра в помещении не было, но все лепестки летели в одном направлении – на Украину, исчезая где-то за его спиной. Последний клаптик растворился в пространстве и комната пала в тишину. По щеке спящего Юкима прокатилась одна единственная слеза, пропадая в неглядстве, и оставляя за собой лишь мокрую дорожку и воспоминания, уважение, любовь к ушедшему Армии.