Однажды... /Once Upon A Time...

Это… Вздох вырывается из глубины его живота, и он чувствует его неторопливое движение вверх по телу, сквозь грудь к горлу, пока… не ощущает прикосновение на мочке уха… и стон срывается с его губ… Его чувства обострены до предела. Его пальцы скользят по твердому телу… оно действительно твердое… и он задается вопросом, почему он не делал этого столько лет. Ты как мечта. Проносится в его мыслях, хотя, когда губы Ичжоу останавливаются ниже его уха, он думает, что возможно прошептал это вслух. Ичжоу улыбается ему в шею, и крепче прижимает его к своей груди. Очень твердой груди. Ичжоу твердый везде. Он сказал, что немного занимался боксом. С таким телом, как у него, Сяо Чжань мог только предположить, что с «немного» он сильно преуменьшил. — Я рад, что прошел проверку. — он слышит глубокий голос Ичжоу рядом с ухом и это вызывает щекотку, заставляющую его немного захихикать. — Прошел… — шепчет он, улыбаясь. — Это преуменьшение века. Это заставляет Ичжоу повернуться к нему, нависая сверху, на его лице выражение сильного желания. Он вздыхает, когда протягивает руку, чтобы притянуть Ичжоу к себе для еще одного поцелуя. На его лице, шее и всем теле не осталось ни одного места, по которому Ичжоу еще не провел губами. На его талии и спине следы укусов. Они оба сильно возбуждены уже, кажется, целую вечность, хотя Ичжоу, совсем не спешит снимать с них штаны. Что заставляет его обожать его еще больше, когда он притягивает Ичжоу сильнее, чтобы углубить поцелуй. Тело Ичжоу горячее. В буквальном смысле… такое горячее, как в самых влажных фантазиях. И он целует так, как будто у него есть все время мира в запасе. Нежно и настойчиво, дразняще и тянуще, пробуждая желание. Ему кажется, что он буквально чувствует, как его тело пульсирует от потребности ощутить Ичжоу внутри. И выпуклость в его штанах такая толстая и длинная, и так настойчиво прижимается к нему, что он чувствует, как сходит с ума. В самом приятном смысле. Он никогда не думал, что может так… сладко стонать. Он улыбается про себя, когда задумывается об этом на секунду. Ичжоу останавливается у его губ, а затем отстраняется, чтобы посмотреть на него. — Ты такой красивый, ты определенно разобьешь мне сердце. Он чувствует себя немного пьяным, когда смотрит на Ичжоу. Он думает, что, возможно, он так часто мечтал и фантазировал о Лань Ванцзи, что какой-то бог взял на себя ответственность лично доставить ему собственную, современную, сладостно привлекательную версию его. — Ты тоже можешь разбить мое. — томно говорит он, закрывая глаза и притягивая Ичжоу к себе. Его твердое тепло ощущается настолько хорошо, что он не может быть вдали от него. Особенно сейчас, когда он знает, каково это, прижиматься к нему. — Лжец. — Ичжоу дразняще бормочет ему в ухо. — Ты думаешь, что мое сердце нельзя разбить? — спрашивает он, немного приподнимая бедра, когда член Ичжоу прижимается к его собственному. — О, возможно. Только я не буду этого делать. — шепчет Ичжоу, немного рыкая в конце, когда Сяо Чжань прижимается сильнее. К тому времени слова забываются, остается только настоятельная потребность прикасаться, и глаза Сяо Чжаня закрываются, он задыхается, когда Ичжоу кусает его за шею. В какой-то момент просто трения становится не достаточно. Он наклоняется, чтобы расстегнуть джинсы Ичжоу, и слышит восклицание, когда его рука наконец находит то, что ищет. Ичжоу прячет голову в изгибе его шеи и издает сладкий стон, когда он сжимает твердый ствол. — Ты… такой большой. — шепчет он через мгновение. — Милый, я так давно возбужден, что могу кончить прямо сейчас, если ты будешь так прикасаться ко мне. Он думает, что, возможно, где-то на небесах существует бог секса, который принял человеческий облик и предстал перед ним. Может быть, пожалев его за последние несколько лет отсутствия секса, и придя к нему в образе самого нежного и милого красавца с большим членом. Как там сказал Ибо, Лань Ванцзи был плодом фантазий… галлюцинацией. Может быть, это одна из тех фантазий. Его вечерняя галлюцинация, от которой он еще не проснулся. Теперь он жалеет, что давно не был снизу, как раз для такого потрясающего момента. Потому что, о боже, но Ичжоу такой большой. У него была смазка. Но прошла вечность с тех пор как он занимался чем то, кроме дрочения. Века прошли с тех пор, как он даже пытался засунуть палец внутрь. Впрочем, это не имело значения. — Кончи во мне. — шепчет он. — Блять… — хмыкает Ичжоу, и его член буквально пульсирует от этих слов. — Не сегодня. — добавляет он через мгновение. Рука Сяо Чжаня замирает. — Почему нет? Повисает долгая пауза, пока Ичжоу наконец отвечает ему, поднимая голову с дразнящей ухмылкой. — Чтобы у тебя была причина снова захотеть увидеть меня. Ему требуется мгновение чтобы осознать сказанное, но затем он чувствует, как расплывается в широкой, глупой улыбке, хотя Ичжоу, кажется, так очарован, что целует его в губы. — Ты дал мне эту причину, когда предложил сделать мне стол. — Да, но теперь он должен быть из цельного дерева и достаточно крепким, чтобы я мог взять тебя на нем. Если бы он мог стать влажным от возбуждения, он бы уже точно утонул. Он закрывает глаза, пока его мозг заполняется образами. — Спереди или сзади? — шепчет он. — И спереди, и сзади. А потом на кухне. В одном фартуке. Его рука перестает поглаживать, голова запрокидывается, и ему кажется, что он может кончить только от возникших образов. — Пока ты готовишь мне гренки? — спросил. — Ммм… — бормочет Ичжоу. — С липким кленовым сиропом, который я могу слизывать с твоих пальцев. — Черт… — шепчет он, его рука безвольно падает, когда он чувствует, как его переполняет возбуждение. — Могу я прикоснуться к тебе, детка? — он слышит вопрос на ухо и кивает. Мгновение спустя Ичжоу снова целует, его язык мягко проникает внутрь, как раз в тот момент, когда он расстегивает молнию на джинсах, чтобы наконец дать ему некоторое облегчение. Он начинает осторожно поглаживать, его рука и язык находят ритм, который доводит до безумия его рот и его сочащийся член. Вскоре он кончает, часы прелюдии, наконец, взрываются потоком фейерверков за его веками.

хххх

На следующее утро он в душе, когда слышит звонок в дверь. Он слышит, как Ичжоу спрашивает, может ли он посмотреть, кто это. Он говорит «да», прежде чем может передумать, приятно проведенная ночь определенно приглушила все функционирующие клетки его мозга. Он выключает душ и собирается снова позвать Ичжоу, когда слышит, как открывается дверь. Он слышит голоса и спешит одеться, подпрыгивая на одной ноге, застревая в джинсах. К тому времени, когда он выходит из ванной, он слышит звук закрывающейся входной двери. Он проходит в коридор и видит Ибо, стоящего в дверях, Ичжоу рядом с ним. — Эй… — говорит он, его глаза расширились от удивления. Он беспомощно смотрит на Ичжоу, который, кажется, чувствует напряжение в воздухе и говорит: — Мне все равно нужно идти. Я позвоню тебе позже. Он кивает, не в силах ничего сказать. Ичжоу снова смотрит на Ибо, слегка улыбается, словно для того, чтобы ослабить напряжение, волнами исходящее от Ибо, и говорит: — Рад видеть, что с тобой все в порядке. Ибо кивает в знак признательности и отходит в сторону, открывая дверь, застигнув Ичжоу врасплох. Тот достаточно быстро приходит в себя и последний раз машет в сторону Сяо Чжаня, прежде чем уйти. — Не… — начинает он как раз в тот момент, когда Ибо практически захлопывает дверь. — Что, черт возьми, с тобой не так? — спрашивает он, качая головой. — Со мной? Со мной?? — спрашивает Ибо, оборачиваясь, в его глазах пылает огонь. Он игнорирует его и идет в сторону кухни. Он никому не позволит испортить ему настроение после приятно проведенной ночи. Он думает, что эта ночь зарядила его энергией на целую вечность. И теперь, когда Ибо вернулся, Господь знает, когда у него снова будет шанс на подобное времяпровождение. — Я думаю, ты был рожден, чтобы мешать мне заниматься сексом. — говорит он, открывая холодильник, чтобы достать лоток с яйцами. — У тебя был секс? — В конце голос Ибо немного повышается. — Нет, мы целомудренно сидели и обсуждали древнюю классику до тех пор, пока полчаса назад я подумал, что было бы неплохо извиниться и принять душ. — У тебя был секс? — снова спрашивает Ибо, забирая лоток с яйцами из его рук. — Ты разобьешь их. — предупреждает он, но Ибо достаточно осторожен, ставит яйца на стол и поворачивается к нему. — У тебя был секс? — снова спрашивает он. — Да. — он отвечает прямо. Чувствуя, что прошлая ночь выбила всю чушь прочь из его мозга. Теперь он знал, как вести себя с Ибо, независимо от того, каким бы нуждающимся он ни был, и каким эгоистичным он стал в стремлении завладеть Сяо Чжанем. Даже не потому, что он этого хочет, а потому, что думает, что Сяо Чжань уже принадлежит ему. И никто не мог получить то, что, как он решил, уже было его. — Это было не трудно? — спрашивает Ибо довольно подло. — Совсем нет. Я едва мог дождаться, чтобы прикоснуться к нему. Он чертовски заводит меня. Что думаешь? Ты хотел знать о моей сексуальной жизни? Вот она. Вот то, что меня заводит. Ты даже не представляешь, как. Ибо смотрит на него, хотя в его глазах нет ничего похожего на боль. Вместо этого он выглядит сердитым. Он так думает. И он рад, что оказался прав. Рад, что не потерял голову. Ибо выглядит так, будто кто-то воспользовался его игрушкой не спросив его. А он действительно не хотел делиться. А затем Ибо говорит: — Чёрт возьми, я знаю, ты бы не стал заниматься с ним сексом. Вы не трахались. Ему и в голову не приходило, что Ибо просто не поверит ему. — Что ты имеешь в виду? — спросил он. — Ты гонишь. Ты ни за что не сделал бы с ним что-то, чего не сделал бы со мной. На мгновение он просто смотрит. — Что? — спрашивает Ибо. — Я не твоя игрушка, Ибо. Только потому, что вчера ты обнаружил, что хочешь попытаться разрушить наши отношения, переведя их в другую плоскость, я не позволю тебе просто так это сделать. Знаешь, те десять месяцев, на которые я прожил дольше, чем ты, не были потрачены впустую. Ибо фыркнул. — У тебя даже нет никаких воспоминаний без меня. — У меня их множество. — Назови хоть одно. И не рассказывай мне всякую ерунду о прошлой ночи. Я просто не поверю. — Что за идиотский вопрос? Я не провожу с тобой каждую свободную минуту. У меня много воспоминаний без тебя. — Да, но ты их не запоминаешь. У тебя остаются только воспоминания со мной. Он думает, что его глаза выпадут из орбит от такой дерзости. — Ты даже не помнишь, что встречался с ним, тогда как вы точно встречались с ним шесть месяцев назад. — говорит Ибо, и на мгновение он забывает, что собирался ответить ему. — Кто тебе сказал? Ты говорил с Цзи Ли? — спросил он. — Блять, да! С этим ублюдком. Подожди, я его еще увижу. — Что ты ему сказал? — снова спрашивает он. — Что ты имеешь в виду, что я сказал ему? Он тот, кто наговорил мне много дерьма. О том, что мне нужно дать тебе немного пространства. Что есть кто-то действительно милый и хороший, кто по уши влюблен в тебя и все такое. Он закрывает глаза и вдыхает. Затем выдыхает. Парень перед ним устроил ему истерику, как пятилетний ребенок. В возрасте двадцати четырех гребаных лет! — Есть кто-то по-настоящему милый и хороший, кто мне нравится. И я хочу попробовать встречаться с ним. Даже если это плохо кончится, я хочу попробовать. — Почему? — Ибо… — начинает он, теряя рассудок. — Ладно, прекрасно. — Ибо сдается. — Прекрасно? — переспросил он, совершенно запутавшись. — Ладно, забей. Потому что, нравится тебе это или нет, ты будешь моим. Его челюсть отвисает. — Ты такой нелепый. — говорит он наконец, потому что больше нечего сказать. Наступает пауза, когда Ибо закрывает глаза и потирает затылок. А потом он открывает их и говорит: — Я знаю. Эта готовность к капитуляции так неожиданна, что он делает паузу в том, что собирался сказать. — Мне кажется, я немного схожу с ума, если честно. Я всегда задавался вопросом, почему я не чувствовал то, что многие другие, казалось, чувствовали так естественно все это чертово время. Честно говоря, на это неприятно смотреть. На всю эту хандру и ревность. Если ты кому-то не нравишься, просто отпусти его. Всегда будут другие. — Ибо делает паузу, кажется, что он успокаивается, но когда он продолжает, он на самом деле еще больше раздражается. — Но сейчас я просто варюсь в этом. В настоящей ревности. И я не шучу. Потому что я буквально хочу оторвать ему голову. Физически. Я еле сдерживаю себя. — Ибо… — зовет он мягким голосом. — Перестань! Не делай этого. Иначе я сделаю какую-нибудь хрень, например, поцелую тебя. И тогда ты действительно возненавидишь меня. Он выжидает мгновение, но затем говорит, правдиво. — Да, возненавижу. Ибо смотрит удивленно. — Правда? — он кажется немного беспомощным и потерянным. — Да. — отвечает он. — Последние несколько недель, Ибо, с тех пор, как я признался тебе, и все, что произошло после этого, я чувствовал… — он пытается подобрать правильные слова, но затем сдается и просто говорит то, что чувствует. — Я чувствую, что задыхаюсь. Ты легко можешь подчинить меня своей воле почти во всем. И по большей части я не против, потому что я люблю тебя и мне нравится давать тебе то, что ты хочешь. Но эта другая часть меня, которую ты хочешь забрать, выглядит как кража чего-то, что я не хочу отдавать. Если ты заберешь и эту часть меня, я буду совершенно беспомощен в наших отношениях. И я начну ненавидеть тебя за это. Особенно, если ты заставишь меня влюбиться в тебя. Ибо, кажется, впитывает эту информацию какое-то время, а затем в его глазах проявляется ранимость, когда он спрашивает: — Неужели так ужасно быть влюбленным в меня? Он борется с необходимостью убрать это уязвленное выражение из глаз Ибо, говоря: — Кажется, я всегда забочусь о тебе в первую очередь. Иногда за счет себя самого. Осознание того, что он говорит, кажется, медленно доходит до Ибо, и это не просто уязвленность, а боль. Он старается удержать себя, устоять против своей потребности стереть эту боль, исправить все. — Позволь мне отдать тебе все то, что тебе нравится во мне больше всего, но я все же оставлю кое-что только для меня. Ибо долго смотрит на него, теперь его глаза блестят. А затем спрашивает: — Цзи Ли прав, не так ли? Он наклоняет голову. — Я всегда принимал тебя как должное. На это он улыбается. — Не больше, чем я принимаю тебя как должное. Ибо, кажется, не верит в это и снова закрывает глаза. — И что теперь? Сяо Чжань ждет, пока Ибо откроет глаза, чтобы ответить. — Все что пожелаешь. — Нет. — сразу же говорит Ибо, почти в отчаянии. — Это не то, что я хочу. Скажи мне, что ты хочешь. — Я хочу, чтобы мы вернулись к тому, что было раньше. Даже если это будет трудно. Ибо, кажется, понимает это и кивает. — Хорошо я попробую. Если я нарушу границы, просто оттолкни меня. Поставь меня на место. — просит он серьезно. — Потому что, если ты этого не сделаешь, я всегда буду брать больше, чем ты захочешь дать. Это кажется неизбежным. И все же он кивает.