Турмалин

      Ледяное лунное свечение перебивалось светом мигающих фонарей. Доктор мог бы даже поклясться, что здесь не менее тихо, чем на кладбище, а замогильности и ветхости даже побольше. Но мигающая вывеска давала понять, что здесь вполне кто-то есть. Машина медленно остановилась, а Маска, чуть помедлив, вышел; однако Сорок девятый успел заметить, как холодно блеснули вдруг загоревшиеся фиолетовым пламенем мраморные глазницы, явно не предвещая ничего хорошего. Из-за хлопка двери в салон проникло немного холодного ночного воздуха, неприятно разбавленного запахом бензина. Доктор зябко пожал плечами, опустил пальцы на кольцо и повёл клювом, будто птица, ищущая укрытие. Только сейчас он понял, что в машине пугающе пахло смертью, словно он ехал вместе с мертвецом. Хотя почему словно?       Сначала Маска будто бы привычно подошёл к задней двери, взял со стойки заправочный пистолет… непреднамеренно отошёл чуть в сторону, так, что Доктор не мог уже увидеть его из-за освещения, но слышал звук открывающейся горловины бензобака.       «Так быстро начало разлагаться. Уверен, там уже куча трупных пятен. Возможно ли, что он тратит ресурсы тела на использование иных своих сил?» — вдруг отчего-то подумалось Доктору. Это было бы довольно очевидно, если бы жизненные силы (или, может, какая-то мифическая душа?) тоже были не менее важным ресурсом, чем сам носитель. Хотя, — промелькнули сомнения, — Сорок девятый не знает, возможно ли Тридцать пятому использовать какие-то манекены или подобные искусственные тела? Ведь тогда нет ни энергии, ни ресурсов, если только сам Маска частично не перерабатывает материал. Например, как образуется АТФ в человеческом организме… Вот в это Доктор верил уже больше, непривыкший к теориям о карме и колесе Сансары. Научно — хотя сам Сорок девятый не мог научно обосновать даже Поветрие.       Моргнул и исчез крохотный алый огонёк у камеры слежения рядом со зданием заправки. Выключился и внутренний свет помещения, отчего было неясно, что происходит внутри; только шуршащие звуки давали хоть какое-то понимание того, что строение не опустело. Доктор даже почувствовал себя неловко: неужто он сам ничего не сможет? Ни помочь, ни сделать что-то самому? По всему выходило так, что рациональнее предоставить заботу обо всём Маске, что был более приспособлен к нынешним условиям и мог сделать всё тише, но ведь его силы не вечны?       Доктор с некоторым удовлетворением подумал, что в будущем, когда носитель станет абсолютно бесполезен, Сорок девятый сам сможет что-то сделать, как-то действовать, а не сидеть на месте, как заключённый в полевых условиях. Или как канарейка на прогулке, привязанная к хозяину атласной лентой.       Маска возвращался будто бы с какой-то неохотой, порой странно оглядываясь, словно неуверенно. Подошёл к стойке, подождал заполнения бака…       Чумной доктор отвернулся, опустив глаза и тщательно пытаясь отвлечься от внезапно нахлынувшего чувства дежавю. Оно пронзило грудь опять так внезапно, что впору было зашипеть, схватиться за тёмное облачение на груди, как при болезни сердца. Липкие путы пробирались к душе и сознанию каждый раз всё сильнее. Порой даже казалось, будто в клетке рёбер что-то выбирается из пепла и шевелится, словно копошатся трупные черви, покусывая всё, что их окружает, отгрызая кусок за куском, или же бабочки с металлическими крыльями так легко, но опасно порхают, царапая лёгкие и задевая чешуйками ярких мертвенно-холодных крылышек нервно стучащее сердце.       »… чтобы ты оставался в безопасности.» Какая может быть безопасность, если жизнь повернулась так, что не хуже собственных губительных чувств его пугает нечто из ледяного фарфора, играющее с ним в странные игры?