Не оставляй меня

Осаму с Чуей продолжали сидеть на всё той же лавочке, наслаждаясь этим маленьким зелёным оазисом посреди каменных джунглей города. Людей мимо, по-прежнему проходило немного от чего вокруг царила почти мёртвая тишина, иногда прерываемая редкими прохожими. Дазай так и не соизволил сесть нормально, предпочитая и дальше лежать на ногах друга. А Накахара не имел совершенно ничего против. Так он даже остаётся в выигрыше. Во-первых, Осаму согреет его, а во-вторых, Чуя имеет возможность делать с его волосами, что пожелает. Накахара нагло пользуется ситуацией, даже не думая стыдиться этого. Поглядывая на небольшую стайку голубей, скопившихся возле лавочки напротив, Дазай решил задать вопрос, который собирался задать ещё вчера. – Чуя, когда ты ел в последний раз? – это не совсем базовый вопрос, который обычно задают друзьям. Но Осаму время от времени приходится задавать его, наблюдая, как друг спешно придумывает, что ответить. Однако Дазай не слепой, чтобы не заметить такую нелепую ложь, слепленную буквально на ходу. Он знает о Чуе больше, чем кто-либо, но, в отличие от других, пытается принимать какие-то меры. Зачастую грубые и идущие против желания Накахары, но по-другому он бы вряд ли дожил до сегодняшнего дня. К сожалению, человеческая психика не работает по одному щелчку пальцев. Просто сказать: «Перестань голодать» недостаточно. Это всё равно, что сказать: «Плачешь? Не плачь», «Болеешь? Не болей», но так увы не работает. Человек может действительно поесть этот один раз, но один обед ничего кардинально не изменит. Еда здесь совершенно не причём. Дело лишь в голове. Тем более, когда, смотря в зеркало, вместо стройного, даже через чур тела видятся бесконечные недостатки. Чуя уже прошёл через эту стадию. Он давно видит действительность, когда рассматривает это уродство в зеркале. Именно уродство, как считает Накахара. Это издевательство. В самом начале он был уродлив из-за избытка веса, а теперь уродлив из-за его недостатка. Где та золотая середина? Почему осознание, что нужно было остановиться на десяток килограмм раньше, пришло только тогда, когда тело буквально высохло? Потому что это болезнь. Болезнь, из-за которой восприятие тела искажается, рисуя перед глазами омерзительную картину. Многие и доведя себя до крайней степени истощения, не могут остановиться и понять, что кроме костей и внутренних органов в них больше ничего нет. Идеал не достижим, но многие пытаются дойти до него, даже находясь на больничной койке. Чуе как-то довелось побывать там. Жуткое место в окружении десятков людей, похожих на призраков с самыми разными проблемами. Персонал, зачастую считающий тебя мусором и малолетним недоумком, что довёл себя до едва ли не предсмертного состояния. И пациенты, многие из которых не понимают, что того самого идеала, нарисованного в их фантазиях, им никогда не достичь. С каждой новой цифрой будет появляться мысль, что ещё буквально один килограмм, и я буду идеален! Нет. Всегда захочется большего. Чем коварна анорексия, так это тем, что пока человек буквально не превратился в спичку, о ней даже никто не подумает. Накахара помнит все те махинации, на которые шли его соседи по палате, чтобы не есть, но при этом сделать вид, что соблюдают все рекомендации врача, набирая вес. Там же он и узнал о булимии. Подобное казалось дикостью, вплоть до того, как пальцы впервые проникли в глотку. Он болен и осознаёт это. Самому выбраться из болота своей болезни у него уже вряд ли получится. Но Чуя привык справляться со всем самостоятельно, потому на помощь, которую так-то никто не обязан оказывать, не надеется. Он не хочет и безумно боится однажды не открыть глаза, но отчётливо понимает, что до этого не так уж далеко. Чуя, совсем ушедший в себя, неосознанно дал ответ, совсем не подумав о его последствиях: – Может, неделю назад, – это было сказано так, будто бы подобное совершенно в порядке вещей. До мозга Накахара слишком поздно дошло, что он только, что ляпнул. Парень машинально прикрыл рот ладонью, чувствуя, как сердце забилось чаще. Зачем он это сказал? Плохо. Очень-очень плохо! – Что? – Дазай оставил городских птиц без внимания, полностью концентрируя его на побелевшем друге. Осаму слышал от него много откровений, поражаясь его силе воли и той степенью издевательства. Но неделя... Такого Дазай ещё не слышал. Как жаль, что он не знает об опыте трёхнедельного голодания. Подросток приподнялся на локтях, всматриваясь в голубые глаза. В них читался ужас. Ужас от осознания сказанного. Ужас от ожидания реакции на свои слова. – Ничего, – Накахара отвернулся, чувствуя, как скрутило желудок и стало значительно прохладнее. Он понимает, как глупо выглядит со стороны. Но что сейчас можно сделать? – Чуя, – Дазай пересел на лавку. – Посмотри на меня, – шатен был намерен добиться внимания. – Нет, – едва слышный шёпот, больше похожий на писк. Он боится посмотреть другу в глаза как бы абсурдно это не звучало. – Чуя, – шатен сам поворачивает его лицом к себе. Накахара выглядит напуганным. Руки потряхивает, а глаза стараются смотреть куда угодно, только не в глаза Осаму. – Скажи мне... – Нет! – Накахара отталкивает чужие руки от себя с небольшой агрессией и отползает на другой конец лавочки. – Я не хочу об этом говорить, – и мнение своё он не поменяет. Зубы закусывают измученную губу едва ли не до крови, а пальцы впиваются в лавку. Он больше не чувствует себя в безопасности. Хочется забиться в приступе истерики, но нельзя. Только этого им сейчас не хватает. – Чуя я... – парень предпринял попытку приблизить руку к Накахаре. Рыжеволосый почти мгновенно выставил перед собой руку, не позволяя приближаться к себе. Такого у них обычно не бывает. Дазай не сталкивается с агрессией со стороны Чуи. Это всего лишь защитная реакция, на которую нужно правильно реагировать. Осаму опускает руку, собираясь сказать что-то ещё, но Накахара оказывается первым. – Нет. Я не хочу говорить на эту тему, – Накахара снова отворачивается. Какой же он идиот. Так ещё и истерик, не способный себя контролировать. Осаму не заслуживает к себе такого отношения. Он заслуживает нормальных друзей, а не ходячую проблему, подобную ему. От приятной и комфортной тишины не осталось и следа. Теперь эта именно та, давящая на сознание тишина. Вся атмосфера спокойствия давно испарилась. Нужно побыстрее исправлять ситуацию. Просидев так пару минут, показавшихся обоим вечностью, Дазай всё-таки решил рискнуть наплевав на просьбу Накахары. Он незаметно пододвинулся ближе и просто притянул друга к себе, заключая в объятия со спины. В голове мелькает мысль оттолкнуть шатена от себя, но она уходит почти мгновенно. Чуя не хочет отталкивать его от себя ещё дальше. Он уже сделал достаточно. К тому же он знает, что Осаму его никуда не отпустит. Силы не равны. Дазай укладывает голову на хрупкое плечо и едва ощутимо касается губами бледной шеи Накахары. Чуя вздрагивает, а забинтованные руки прижимают его ближе. Снова становится тепло, но дрожь никуда не уходит. Чуя, не рискуя смотреть на него, кладёт руку на затылок друга, зарываясь пальцами в волнистые волосы. Так спокойнее. Глаза начинало щипать, а нижняя губа уже прокусана до крови. Лишь бы не пролились слёзы. «Не смей даже звука издать!» – кричит внутренний голос, убеждённый, что у такого, как он, нет права демонстрировать сладость с жалостью. Он не заслужил этого. Никогда не заслужит объятий, только в которых можно найти тепло за пределами ванны с кипятком. Не заслужил хороших слов и заботы с нежностью в свою сторону. Зачем он нужен Дазаю? Зачем усложнять себе жизнь таким обременением, как он? Чуя не понимает этого. Он же больной во всех смыслах этого слова. Может, это просто такое специфическое развлечение? Но что в нём весёлого? Накахара закатывает глаза, дабы не дать волю слезам. Дазай продолжает прижимать его к себе и дышать горячим дыханием в шею. По всему телу бегут мурашки. Какая-то прошедшая мимо женщина ненадолго задержала свой взгляд на них. Её лицо, скрытое явно не под одним слоем косметики, чуть скривилось. Возможно, она бы стояла ещё, если бы не кареглазый подросток, бросивший на неё взгляд говорящий убираться. Женщина что-то фыркнула и, задрав голову, удалилась, перехватив сумку в другую руку. Люди иногда могут быть такими мерзкими. Обстановка уже была не такой тяжёлой когда из уст притихшего Накахары прозвучали слова: – Прости, – не нужно было так бурно реагировать. Может, купить, наконец, успокоительное? Хотя, куда уж ему в ту гору препаратов в ящике стола ещё и успокоительное? – Не переживай, – Осаму немного отстранился от плеча. – Я не сержусь на тебя, – на этот раз он оставил куда более явный поцелуй в уголок чужих губ. Накахара почувствовал, как начинают гореть щёки и печь кончики ушей. А бежать то ему некуда. Да и Дазай не отпустит. Сам шатен полностью удовлетворён и так просто отпускать друга, конечно не, захочет. Какой жук. – Не делай так, – Чуя, наверное, никогда не привыкнет к этим дружеским проявлениям нежности. А дружеской ли? От этих мыслей захотелось спрятать лицо в ладонях. Но руки до локтей заблокированы, поэтому это только планы и мечты. – Не смущайся, – чувствуется лёгкий толчок плечом. – Слушай, – Дазаю кое-что вспомнилось. Насколько он помнил, прямо в этом парке есть небольшой ларёк, где готовят пончики на любой вкус. Как не прискорбно, а объятия пришлось разорвать и встать с лавочки. – Ты куда собрался? – в отличие от него Чуя так и продолжил сидеть. – Я скоро вернусь, – Осаму в спешке зашагал куда-то. – Дождись меня! – проговорил подросток, всё больше отдаляясь от их лавочки. Накахара остался недоумевать. Куда Дазай собрался? Узнать это раньше его возвращения, к сожалению, не получится. Ну что ж, придётся сидеть и ждать. Вернулся Осаму достаточно быстро, как и говорил. В руках у него Чуя разглядел какую-то коробку. Приглядевшись, рыжеволосый разглядел на ней картинку с изображением пончиков. И зачем он их принёс? Нет, ясно, что для того, чтобы съесть, но... Осаму приземлился на лавочку вырвав Чую из раздумий. – Фуф, – он явно запыхался. – Там столько народу, ты бы видел, – Дазай не ожидал, что на них будет сегодня такой спрос. Пончики, конечно, полезной пищей не назовёшь, но кого это волнует? Их покупаю не ради здоровья, а просто потому, что они вкусные. Существует множество людей, утверждающих, что еда должна быть лишь топливом, а не способом получения удовольствия. Сама еда не содержит в себе серотонин, который и является тем самым гормоном удовольствия. Зато она содержит в себе триптофан, что синтезирует тот самый гормон счастья. «Нужно есть, чтобы жить, а не жить, чтобы есть». Так обычно и говорят такие люди. Но еда никогда не будет всего лишь топливом. Если бы это действительно было так, все люди ели бы одну и ту же пище, ведь какая разница? Машине же нет дела, какой бензин вы в неё вливаете. Она поедет в любом случае, поскольку топливо для неё выбирает водитель, руководствуясь чем-то что неразумной технике чуждо. Только вот люди не машины. Им нужна разнообразная пища, потому, что однообразие быстро надоедает. Самая базовая ситуация с едой, оставшейся после каких-либо праздников. Тяжёлые и сложные блюда со множеством ингредиентов, которые любит каждый. Но когда питаешься подобным уже третий день подряд, приходит понимание, что надоело. Или же попробуйте целую неделю питаться только своими любимыми пирожными или пиццей. В первые день-два, конечно, будет вкусно, но через пару дней на них уже будет тошно смотреть, а хотеться будет чего-нибудь более простого и лёгкого. Вкусная еда неотъемлемая часть жизни любого человека. Бесспорно не следует доводить до крайности, когда еда становится единственным удовольствием. Тогда это уже болезнь. Но что плохого в том, чтобы съесть любимый тортик или такой не полезный хот-дог с булкой из белого хлеба, непонятно из чего сделанной сосиски и такими страшными соусами? Если нравится и очень хочется, то пожалуйста. Дело совсем не в качестве пищи. А в количестве поступаемых калорий, которое здоровый человек в состоянии контролировать самостоятельно. Вкусная и ппорой вредная, по мнению многих, еда всегда будет источником удовольствия. Это простейшие радости жизни, которые каждый должен позволять себе в разумных количествах. Лишать себя этих простых радостей просто напросто жестоко. К тому же Чуе немного вредной еды точно не помешает. – Я взял обычные и с клубничным джемом, – проговорил Осаму, открывая коробку. – Горячие. С какого хочешь начать? – Дазай, конечно, знает об отношении друга к булочкам со сладкой начинкой, но как насчёт пончиков? – Я не буду, – сразу предупреждает Чуя. – Не хочу, – хочет, но не может. – Почему? – Осаму временно оставляет пончики без внимания, переводя взгляд на старшего. – Ты же любишь выпечку, – он знает об этом лучше всех. – Я не хочу, – голос звучит совсем не твёрдо. Накахара молиться всем святым, чтобы от запаха у него не начал урчать желудок. Он не помнит, когда в последний раз видел пончики, не то что ел их. Это же так вредно и калорийно. Мука, сахар, джем и всё это жарится в чане с растительным маслом. Сплошные быстрые углеводы с не полезными жирами. Но это же так... – Они вредные и жирные, – Чуя пытается, отмахнуться, понимая как глупо звучат слова из его уст. – Чуя, поверь, ты последний человек, кому пара пончиков навредит, – Дазай не собирался так просто отставать. – Может, вес наберёшь хоть немного, – парень трогает пончики кончиками пальцев, проверяя, насколько они горячие. – Я же сказал, – уже появляется раздражение, неприятно бьющее в виски. – Я не... – Чуя не успел даже договорить, как ему заткнули рот тёплым и очень вкусно пахнущим пончиком. – Даже не думай отворачиваться, – тон Дазая не терпит возражений, хотя и остаётся мягким. – Кусай или не отпущу, – звучит как угроза, но так и есть. Накахара не успел понять, как одна рука Осаму оказалась на его затылке, а вторая несильно, но настойчиво прижимала пончик к плотно сжатым губам. Чуя иногда мог быть жутко упрямым. Но для этого у него есть Осаму, которому частенько приходится немного давить на этого упёртого индюка. – Кусай, иначе джем сейчас потечёт, – предупреждает шатен, заметив, как с его стороны на поверхности сладости уже выступила маленькая капелька. Чуя понимает, что в его положение шансы выбраться смехотворно малы, а перспектива заляпанных сладким джемом штанов радует ещё меньше. Но он же обещал, что больше никогда не... Настойчивый взгляд карих глаз, что как будто немного потемнели без слов говорили, что пока он не откусит этот чёртов, пончик, от него не отстанут. Чуя, вдыхает воздух через нос вместе с таким вкусным запахом давно забытой еды. Накахара обхватывает чужое запястье своими холодными пальцами и, немного отстранив от губ, наконец, кусает. Боже... как же это вкусно. Всё ещё тёплое, даже немного горячее, мягкое и сладкое тесто с немного приторным, но всё равно вкусным джемом, нещадно пачкающим зубы. Чуя укусил так, что часть джема испачкала уголок его рта, а одна маленькая капелька всё-таки умудрилась упасть на штаны. Вот же. – Ну вот, а ты упирался, – на лице снова расцветает улыбка. Осаму берёт бумажную салфетку и, завернув в неё пончик, передаёт обратно Чуе с улыбкой на лице. «Так у него всё это время были салфетки?!» – будь Чуя чайником, уже бы давно вскипел от такого. Выходит, это была чистейшая манипуляция, чтобы он таки съел этот пончик? Дазай же мог взять салфетку и не запугивать его перспективой запачкать штаны. – Чиби-Чу, ты глотать собираешься? – Осаму тыкает пальцем в бледную щёку. Выражение лица Чуи сейчас выглядело слишком милым и забавным в его глазах. Удивлённое, с неестественно набитыми щёчками. Ему точно пошли бы небольшие щёчки, которые наверняка будет очень приятно тискать. Но вряд ли Дазай доживёт до того, чтобы увидеть их. – Фкатина, – с набитым ртом проговаривает рыжий, несильно ударяя по чужой руке и таки начиная жевать и глотать. «Вкусно» – кажется это его первый пончик за... три года? – Ты такой забавный, когда злишься, – он чуть усмехается, продолжая лучезарно улыбаться. У Дазая всё-таки забирают сладость и почти сразу после пинают ногой. Причём довольно увесисто. Кое-кто злится. Как страшно-то. Но Накахара действительно может поставить его на место, при этом отмудохав не по-детски. Нужно быть осторожным, но Осаму часто об этом забывает. – Ладно-ладно! Виноват, только не дерись! – Дазай шуточно выставляет руки перед собой, наблюдая, как Чуя постепенно закипает. Ещё один пинок в ногу. Специально подошвой по штанине. Заслужил пускай теперь не жалуется! А Осаму и не жалуется. Синяков на теле ему и от встречи с дверьми в темноте хватает. Так что сейчас Осаму лучше действительно помолчит. Он просто начинает молча отряхивать штанину. – Вишня, – распробовав уверенно подытоживает Чуя. – Что «вишня»? – ОДазай не понимает причём тут вишня, если должна быть клубника. – Это пончик с вишней, – его любимая ягода, которую Накахара узнает из тысячи. – Тебя надули, – голубоглазый чуть улыбается краешком губ. – Кругом сплошное враньё, – Осаму качает головой, беря другой пончик из коробки, и так же кусает его. «И правда, вишня» – не то чтобы он сомневался в ответе друга, но проверить та нужно! – Тебе просто подфартило, – Дазай в курсе, какая у Накахары любимая ягода. – Ну всё для него: и солнце, и птички, и пончики с твоим любимым вкусом... – Знаешь, а у тебя очень неинтересная белая толстовочка, – нужно быть выше и не поддаваться провокациям со стороны. – Давай-ка я это исправлю... – Чуя снимает капельку джема со своих штанов пальцами и подносит его к чужой толстовке. А то чего это на ней красуется какой-то неинтересный принт? – Нет-нет-нет! – Дазай отодвигается на другой конец лавки, едва не подавившись. – Чуя, она новая! – и Осаму точно знает, что мама убьёт его, если он испортит толстовку после того, как первый раз оденет. – То-то же, – Накахара победно усмехается и позволяет себе ещё раз укусить этот вкусный пончик. Он всё равно уже начал есть, так почему бы не воспользоваться шанцем поесть за счёт Осаму? В конце концов, он сам заставил Чую поесть. Так что Накахара чист и невинен. Он так давно не ел чего-то подобного. Теперь вкус кажется ещё более насыщенным, ведь Чуя совсем отвык от него. Дазай, подобно змее, незаметно подбирается ближе и всё ещё жуя свой пончик нагло тянут указательный палец к лицу одноклассника – А? – Чуя чувствует как к нему прикоснулись. – Ты что делаешь? Вместо ответа шатен стирает часть вишнёвого джема с уголка рта. – Ты испачкался, – Дазай выглядит таким заботливым. – Спасибо, – он немного смутился, позволив щекам чуть порозоветь. А Осаму, вместо того, чтобы вытереть джем о салфетку, слизнул его пока Накахара отвлёкся на всё тех же голубей. Сладко.