Прив, есть дз?
Прив, да. Сейчас скину. И на этом, увы, всё. Как правило, такие отношения не меняются, а если дружба и возвращается, в ней чувствуется уже какая-то фальшь. Такому человеку вы уже доверяете куда меньше и высказаться или поделиться чем-то уже не сможете, ибо не доверяете. Это обидно, но навязываться и надоедать не хочется. Так что вы просто смиряетесь с этим. Кто-то просто забывает о таких людях. Ну было и было, дружили и перестали, что в этом такого? Нужно уметь отпускать. А есть люди одиночки, которые привязываются искренне только один раз и как бы не старались отрицать, но отпустить бывшего друга не могут. Чуя Накахара именно такой. Ему не нужна шумная компания, ежедневные прогулки, совместные занятия и всё такое. Ему просто нужен, пускай один, но человек, с которым он может поговорить о чём угодно в любое время. Человек, которому он может смело рассказать о каких-то косяках или неудачах, нисколько не беспокоясь, что при своей смерти ему придётся убить и этого человека, потому что этот позор должен уйти вместе с ними в могилу. Человек, которому можно смело довериться, иногда поныть даже не в плечо, а просто в переписке. Сейчас таким человеком является Осаму Дазай. По сути, он его единственный настоящий друг, которым Чуя действительно дорожит и желает всего самого лучшего. По правде говоря, Чуе стоило огромных трудов в очередной раз впустить в свою жизнь человека и хотя бы попробовать стать с ним друзьями. А ведь изначально это была даже не его инициатива. В самом начале дружбой между ними и не пахло. О какой дружбе могла идти речь, когда в первый день, когда Дазай перешёл в новый класс, они с Накахарой подрались, даже не дождавшись окончания уроков? Нервы Чуи, привыкшего, что его никто не замечает и не трогает, попросту сдали спустя пять уроков и четыре перемены непрекращающейся болтовни какого-то растрёпанного дрыща, который почему-то без ведома самого Накахары решил, что они друзья. В этот же день Дазай и получил своё коронное прозвище «Скумбрия» и обращение «Чёртов Дазай». Обманчивость внешности Осаму тоже ощутил в этот же день. Ну вот откуда он мог знать, что такой миленький, маленький рыжий мальчик будет так страшен и быстр в гневе? Так оказалось, что Чуя ещё и старше его! О времена, когда между ними была разница всего в пять сантиметров... Для справки, сейчас она составляет четырнадцать. Чуя, практически не спал ночью того дня, когда предал, считай, единственного друга. На следующий день к огромному опасению Накахары Дазай не пришёл в школу. На звонки и сообщения подросток не отвечал, а в школе им объявили, что Осаму ушёл на больничный. Его не было всю следующую неделю, каждый день из которой Чуя сидел как на иголках, успев накрутить себе всё, что только можно было вообразить. Самым страшным для Чуи было думать, что Осаму что-то с собой сделает, и на этот раз это будут не порезы на коже, а порезы вдоль синих вен. Или, что более банально, но не слишком действенно - пара упаковок снотворного. Или крыша многоэтажки... При мысли об этом Чуя едва не упал со своего стула, вспомнив, что бабушка Осаму живёт на десятом этаже. Одноклассники тогда очень косо посмотрели на Накахару, но парню было не до них. Накахара не представляет, сколько волос он вырвал себе за эти семь дней. Периодически Чуя даже хотел пойти к бабушке Осаму. Она уж точно должна знать, где её внук и всё ли с ним в порядке. Хотя то, что у него «всё в порядке», Чуя слышал не месяц и не два. На восьмой день, когда Чуя был уже даже не дёрганым, а почти заработал себе невроз, Осаму наконец пришёл. Целый, невредимый, без гипса, с наконец-то исчезнувшими тёмными пятнами под глазами, которые всё ещё выглядели блеклыми, но теперь хотя бы не пустыми. Теперь на руках виднелись белоснежные бинты, выглядывающие из-под рукавов рубашки, поверх которой впервые за почти три месяца был аккуратно повязан галстук. Каштановые волосы были привычно растрёпаны, а часть волос, как обычно, лежала на лбу. Кожа по-прежнему была бледной, но теперь появилась хотя бы малейшая розовинка вместо уже начавшей сереть кожи. А его лицо... Он улыбался. Своей обычной, беспечной, ненатянутой улыбкой, с которой Чуя уже успел проститься. – Всем привет! – привычно сказал Осаму, заходя в класс. Накахара уверен, что так быстро он никогда не подскакивал с места и не бежал к кому-то. Пару секунд и Чуя стиснул Осаму в свои объятия, уткнувшись в плечо. Глаза заслезились, в носу начало печь, а сердце грозилось выскочить, вгоняя в краску. Накахаре было плевать на комментарии посторонних, так же как и на прозвища, которые им дадут, после этого. Он готов пропускать мимо ушей все обидные слова по поводу своей ориентации. Главное, что его Осаму, живой. Живой, невредимый, сейчас стоит, улыбается и... отвечает на объятия? Он не вычеркнул его из своей жизни как предателя! Сквозь зажмуренные веки всё-таки выступили слезинки. Дазай обнял рыжика и привычно зарылся пальцами в его волосы, а чуть погодя уткнулся в чужую макушку носом. Он так ждал этого. Дазаю нравились волосы Накахары с самого первого дня в новом классе. Они были такими красивыми и мягкими, а запах, который исходил от них, как и в целом от Накахары! Запах чего-то сладкого, но не слишком приторного, как от... Сладкого печенья? Он успокаивал, даря ощущение тепла и безопасности. Осаму тоже теперь было всё равно на одноклассников, среди которых были и его так называемые бывшие друзья. Его настоящий друг сейчас обнимает его, тихо роняя слёзы на белую рубашку. У Чуи и так всегда была достаточно сильная хватка, но сейчас он, кажется, не был намерен отпускать Осаму вообще никуда и никогда. Конечно, всё не наладилось за неделю, но на утро Осаму всё-таки пришлось выйти и поговорить с бабушкой. И оказалось, что всё не так страшно, как думал мальчик. Бабушка не собиралась никуда отправлять его и совсем не кричала. Даже психолог оказался не страшным, холодным и мрачным полулысым стариком в очках и белом халате, а вполне милой женщиной средних лет, с добрыми глазами, в уютном кабинете с чашкой ароматного чая. Осаму ходил к ней около полугода, успев, конечно, не сразу, но рассказать о своих проблемах и переживаниях по поводу всего, что накопилось за последние месяцы. Он даже успел поплакать там, но это были просто эмоции, которым нужен был выход. Состояние его матери не только стабилизировалось, но и позволило, наконец, выйти из комы спустя почти четыре месяца. Женщина постепенно шла на поправку, сталкиваясь со множеством трудностей, но она смогла встать на ноги. Правда, не без помощи сына и матери. Бесспорно, факт смерти мужа стал болезненным ударом в спину, но нужно было восстанавливаться ради Осаму. Он тоже, кстати, смог восстановиться, снова став персональной, но приятной головной болью для Чуи, который был только рад. Что насчёт шрамов? Некоторые из них затянулись полностью, не оставив даже воспоминаний, а некоторые так и остались на коже тоненькими полосками. Осаму нисколько не стеснялся и не стесняется своих шрамов, а бинты носит исключительно для того, чтобы чересчур любопытные не таращились на них так, словно у него вместе кожи на руках рыбья чешуя или шерсть, как у оборотня. Ну или ещё что-то в этом роде. Хрен знает, что там, в головах у этих любопытных. Хотя так он делает только в школе. На улице и дома Осаму спокойно обходится без этих бинтов, лишь иногда бинтуя руки и шею «чисто для образа», как говорит сам шатен. Дазай легко может прийти даже в рубашке с коротким рукавом, никого и ничего не стесняясь.Часть 3
12 апреля 2022 г. в 16:44
Примечания:
Как-то мне не очень нравится, но критика за вами.
К слову о Дазае. У вас наверняка возникнет вопрос, почему у него забинтованы руки?
Смотря на перебинтованные руки подростка, все без исключения думают об одном и том же. Но, вопреки вашим догадкам, Дазай не страдает селфхармом. Ну, точнее, уже не страдает.
Почти три года назад его родители попали в жуткую автокатастрофу, в результате которой отец Осаму погиб, а мать впала в кому.
И как будто этого было мало! Как выяснилось, подростка могут забрать в приют, так как теперь уже единственный родитель в лице матери не в состоянии содержать и обеспечивать его. Женщине самой нужен был буквально ежеминутный уход для поддержания жизни, которая висела на тонком волоске смерти, готовая вот-вот сорваться в её вечные холодные объятия.
Единственным близким родственником оказалась бабушка, но ей не хотели давать временную опеку на внука в связи с возрастом. Женщине уже было хорошо за шестьдесят.
Это время было, пожалуй, самым сложным в жизни Осаму, который в один день, по сути, лишился любящих родителей, а теперь мог ещё и навсегда распрощаться с привычной жизнью дома. Мальчик боялся. Очень боялся оказаться совсем один.
Обстановка была очень напряжённой. К маме из-за её тяжёлого состояния их с бабушкой не пускали. Похороны отца дались Осаму очень тяжело. Органы опеки, истерики и ночные рыдания в подушку, бабушкины тёплые руки, гладящие его по голове и нежный, любящий голос, как мантру повторяющий:
– Ну тише-тише, не надо плакать, т-ш-ш-ш... Всё будет хорошо, слышишь? – раз за разом повторяла бабушка, сидя на кровати и поглаживая его сначала по вьющимся волосам, а затем постепенно переходя на спину.
Осаму не любил, когда к нему так обращались, как и любой другой ребёнок, считающий, что он уже взрослый, но в те дни ему было плевать, что он раньше говорил и думал.
Он чувствовал себя самым разбитым и маленьким ребёнком, который потерялся и плачет, потому что хочет к родителям, которые куда-то ушли, оставив его совсем одного в незнакомом месте с такими же незнакомыми людьми.
Мальчишка просто утыкался носом в такое родное хрупкое плечо, пахнущее выпечкой и лавандовым мылом, надеясь, что всё происходящее вокруг него – просто сон.
А совсем скоро он проснётся и увидит на кухне папу, пьющего кофе. Маму, готовящую им завтрак, после которого она завяжет мужу и сыну их галстуки, потому что сами они делают это неправильно. Поцелует, потреплет по одинаково вьющимся тёмно-каштановым волосам и выставит за дверь, потому что:
– Кто-то уже опаздывает в офис, а кто-то, если не поторопиться, то опоздает на первый урок. Опять.
Но вместо этого он просыпается в пустой квартире, умывается, чистит зубы, потом идёт в школу, где не слушает учителей, получает замечания в свой адрес, а после школы идёт домой к теперь очень занятой бабушке.
Больше нет ни совместных завтраков, ни привычной болтовни по утрам. Галстук он и вовсе перестал носить, потому что так и не научился правильно завязывать его, хотя мама отчаянно пыталась научить. Всего этого больше нет.
Что в одной, что во второй квартире одинаково пусто, но у бабушки хотя бы нет стольких вещей, напоминающих о прежней счастливой жизни, которая закончилась буквально пару недель назад.
Ну, кроме фотографий, которые бабушка убрала, чтобы лишний раз не травмировать внука. Но Осаму знает, где они, и в тайне от бабушки, когда её нет, достаёт и смотрит на них. Там они втроём такие счастливые. Мальчик очень скучал по этим временам.
Спокойно жить не давали, и органы опеки, регулярно наведывающиеся к ним без приглашения, раз за разом уговаривали бабушку отдать внука на попечение государству. На фоне этого всего мальчик неожиданно для себя нашёл способ отвлечься.
Он случайно порезал палец ножом, когда помогал бабушке на кухне. Было довольно много крови, ведь он буквально отрезал себе кусочек мяса. Тогда же Осаму с удивлением для себя обнаружил, что пока ему было больно, а бабушка занималась его боевым ранением, он совсем не думал ни о родителях, ни о своей жизни, ни о том, что будет дальше. И он решил попробовать ещё раз.
Помогло, но ненадолго. Тогда он попробовал ещё и ещё. И ещё... Постепенно маникюрные ножницы заменились на обычные. Потом в ход пошёл маленький канцелярский нож, всё это время лежащий в пенале без дела. Ну и, наконец, лезвия. Те самые лезвия, которыми папа пользовался для бритья. Их вроде как даже мама покупала. Целая коробка.
Дазай понимал, что поступает неправильно, каждый раз, когда проводил по коже холодным металлом, оставляя неглубокий порез. Каждый чёртов раз, но останавливаться и прекращать не хотел. Глупый способ справляться с болью, но действенный.
Резьба на собственной коже на долгое время стала для мальчишки единственным способом отвлечься, но постепенно лёгких порезов на руках от ножниц стало не хватать. Тогда он и начал пользоваться резаком, нанося более глубокие порезы.
Они болели уже сильнее, да и крови было значительно больше, но, несмотря на это всё лучше Дазаю не становилось. Скорее наоборот, даже самые болезненные раны не помогали отвлечься. Ему по-прежнему было больно, но это уже не вызывало ничего, кроме секундной боли.
Он даже не обрабатывал раны. Не видел смысла.
Зачем, если он всё равно нанесёт новые прямо поверх старых? Да и бабушка бы наверняка заметила, если бы из аптечки постоянно пропадали перекись с бинтами и пластырями.
Нет, он не мог так рисковать. Поэтому предпочитал просто ждать, пока кровь свернётся и останется только смыть её. О сепсисе или ещё чём-то подобном Осаму старался не думать, хотя и очень боялся.
Результатом всего этого стали шрамы. Много самых разных шрамов, которые даже толком не успевали заживать, а если и успевали, то Осаму тут же наносил новые раны.
Конечно, подросток скрывал это от всех, а особенно от бабули, которой и так было не до него с его проблемами. Ну, по крайней мере сам Осаму так считал.
Так как бинтовать руки и клеить пластыри было бы слишком подозрительно, в ход шла одежда с длинными рукавами, под которой он и прятал свои многочисленные порезы. И это работало, потому что никто даже не догадывался о том, что скрывают под собой рукава толстовки. Никто, кроме одного человека.
Этим человеком был, Чуя, которому Дазай, уже не выдерживая, иногда изливал душу, и однажды случайно проболтался о своём нездоровом увлечении.
Потом он, конечно, пожалел о том, что ляпнул это на эмоциях, но делать было уже нечего. В этот же день Дазай впервые порезал себя в качестве наказания.
Накахара пытался в меру возможностей помочь другу. Говорил, что готов выслушать его, и клялся, что никто и никогда не узнает об этом, но Осаму только посмеивался и отшучивался, раз за разом утверждая, что всё у него в порядке.
– Не беспокойся, Чиби – каждый раз говорил он с улыбкой, смотря на которую, Чуя видел, как она становится всё более и более натянутой.
И первое время Чуя даже верил, но потом он заметил, что Дазай начал резаться, даже сидя на уроке за последней партой, нисколько не беспокоясь, что его могут заметить. Ему хотелось отвлечься здесь и сейчас. И неважно, что он сейчас сидит в классе, где полным-полно народа.
Прежде весёлая улыбка превратилась в натянутую гримасу, очень неумело имитирующую улыбку.
Окончательно Чуя, понял, что Осаму идёт по наклонной, когда тот признался, что вчера случайно задел вену и даже показал другу перебинтованную руку.
А тот голос, которым он рассказывал о том, как провёл лезвием по собственной коже, оставляя очередную красную полосу, а после, слизывая кровь с лезвия, случайно поцарапал язык, чувствуя вкус металла. Как он смотрел на то, как кровь стекает по руке тонкой струйкой. Как чувствовал лёгкое головокружение от кровопотери. Какие чувства он испытывал, когда задел вену, и как испугался, когда, осознал, что сделал.
– Я тогда подумал, что умру, – с какой-то горькой усмешкой проговорил Осаму, идя с Чуей привычным путём из школы обратно домой.
Осаму рассказал, как бинтовал руку и боялся ложиться спать, потому что думал, что на утро бабушка уже не сможет его разбудить, но всё закончилось хорошо. Он признался что это было очень больно, но он бы повторил.
Тогда, Чуя окончательно убедился в своём решении, которое обдумывал вот уже вторую неделю. Он давно узнал от самого Дазая, где тот сейчас живёт вместе с бабушкой и пришёл к ней.
Накахара понимал, что после такого предательства с его стороны Осаму наверняка возненавидит его и больше не захочет общаться, но пусть лучше ненавидит, но будет жить, а не существовать. Не став больше колебаться, Накахара нажал на звонок, а буквально меньше чем через минуту ему открыла бабушка Осаму.
Чуя рассказал ей всё, начиная с самого первого дня, когда впервые заметил странности в поведении друга, заканчивая его разговорами о смерти.
Старушка была в шоке от того, что мальчишка рассказал ей. Она, конечно, понимала, что внук тяжело переживает такую трагедию, как смерть отца и отсутствие матери, но чтобы насколько...
Женщина расплакалась от осознания, что не уследила за внуком, говорила, что это её вина и надо было быть внимательнее. Из-за всех этих проблем с опекой, состоянием дочери, которую врачи хотели отключить от аппаратов, утверждая разбитой матери, что её шансы на выздоровление ничтожно малы, и даже если женщина очнётся, то, скорее всего, так и будет лежать.
Чуя постарался успокоить её, говоря, что такое может случиться с каждым, но сейчас надо успокоиться и подумать, как помочь Осаму, которому в последнее время стало совсем плохо. Старушка согласилась, вытерла слёзы, напоила Чую чаем, за которым они ещё немного поговорили, и отпустила рыжика домой, поблагодарив его за то, что он всё рассказал ей.
– Прости... – шёпотом проговорил Чуя, когда за его спиной закрылась входная дверь.
Этим же вечером телефон рыжика буквально разрывался от звонков и бесконечных гневных сообщений. Осаму был в ярости. Он чувствовал себя преданным, ведь кто его сдал? Лучший друг, которому он был верен долгие годы. Друг, которому он рассказывал то, о чём не знали даже родители. Тот, кому он смог открыться и, пускай случайно, но рассказать о своей проблеме.
Единственный человек, которому он смог довериться после трагедии, оказался таким же, как и все те «друзья», отвернувшиеся от него, когда он перестал быть тем весёлым и открытым мальчиком, который мог защищать друзей от обидчиков как кулаками, так и словами, теперь мог спокойно расплакаться из-за ничего.
Последний раз слёзы Дазая видели, когда ему было лет восемь, но теперь он плакал, как маленькая девочка, потерявшая свою куклу.
Никому не нужен был «нытик» в компании, ведь общаться как раньше Осаму не мог, а по учёбе всё и вовсе было печально. Осаму не мог, да и не хотел думать об учёбе.
Никаких преимуществ нет, недостатков хоть отбавляй, а уж когда кто-то из одноклассников увидел руки Дазая, пока тот переодевался на физкультуру...
Никому из учителей об этом, к счастью, не рассказали, но слухи быстро расползлись по всему классу. Тогда же ему и впервые дали прозвище:
– Неполноценный человек!
Неполноценный... Кто из одноклассников придумал это первым - неизвестно, но все быстро подхватили и вместо имени начали называть Осаму именно так.
Это было обидно, но больнее всего было осознавать, что в какой-то степени они правы. Он ведь действительно теперь неполноценный. У него, по сути, больше нет родителей. В любой момент его могут забрать в приют, а вдобавок, он осознанно причиняет себе вред своими же руками. Как же противно.
Накахара не отвечал на звонки с сообщениями, но прослушал несколько голосовых.
– Блять Чуя, ты же обещал! Ты обещал, что никто не узнает об этом! Дал чёртово обещание! Ты...ты предатель Чуя! Ненавижу, ненавижу, ненавижу тебя!
Голосовых было много, а их время колебалось от нескольких секунд до нескольких минут непрерывных проклятий и оскорблений вперемешку с матами. Примерно на третьем или четвёртом голосовом (точно Чуя не считал) к крикам добавились всхлипы.
Чуя не видел Осаму, но отчётливо понимал и представлял, в каком тот сейчас состоянии. Помимо голоса парня, были отчётливо слышно ещё и частые стуки в дверь.
Чуе стало тошно, когда он представил красное и мокрое от слёз лицо Дазая с его блестящими от этих же слёз глазами. Наверняка, когда подросток вернулся домой, его бабушка решили поговорить с ним, а всё это было реакцией на услышанное.
Осознание того, что его секрет, который он так тщательно скрывал, раскрыли, было сравнимо с острым ножом, которым его пырнул тот, от кого он меньше всего ждал. К нему снова вернулся тот страх. Страх того, что его оставит единственный близкий человек. Так что его реакция вполне оправдана. Осаму закрылся в комнате, не желая выслушивать нотации из серии:
– И как ты только решился на это?!
– Ты же понимаешь, что это ненормально!
– Ты что, не понимаешь, что творишь?
– Это каким же идиотом нужно быть, чтобы резаться?
Дазай отчётливо представлял, что с ним будет дальше. Бабушка, в лучшем случае – отведёт его к какому-нибудь врачу, а тот положит его в психушку на пожизненное пребывание.
Ну а в худшем – бабушка просто откажется от него и в очередной визит органов опеки выставит его за дверь вместе с вещами. Звучит слишком нереально и утрированно?
Возможно, но Осаму думал именно так, ведь был напуган до побеления.
Мальчик не нашёл выхода, лучше, чем просто закрыться в комнате и перед «переездом» высказать этому рыжему предателю всё, что он думает! Он кричал, обвинял, рыдал.
Чуя же вроде совсем недавно говорил, что давно не видел его настоящих эмоций? Теперь доволен?! Пожалуйста, слушай, предатель, наслаждайся! Хоть захлебнись в этих эмоциях!
Осаму продолжал этот виртуальный диалог в одну сторону на протяжении двух с половиной часов, пока у него просто не закончились силы.
Телефон разрядился, голос давно сорвался, горло пересохло, а глаза болели так, что хотелось вырвать их из глазниц, а потом хорошенько долбануться о ближайшую стену, тем самым раскрошив череп на множество мельчайших кусочков.
Чтобы кровь с мозговой жидкостью окрасили эти персиковые обои в алый цвет, чтобы вырванные глазные яблоки были раздавлены в собственных ладонях, чтобы он наконец просто закрыл глаза и не открыл их, навсегда уйти и больше не доставлять никому проблем.
И он заснул, прямо облокотившись о стену за собой.
Накахара не нашёл в себе сил прослушать каждое голосовое и уж тем более ответить хотя бы на одно. Несмотря на юный возраст Чуя прекрасно понимал, что сейчас своими словами он может только навредить Дазаю. Поэтому он просто вышел из сети.
Он хотел. Очень хотел бы помочь ему сам, но Чуя понимал, что он здесь абсолютно бессилен. А мысли о том, что Осаму действительно может что-то с собой сделать... От них становилось страшно. Чуя прекрасно знает, что он хочет жить. Он жизнерадостный ребёнок, которого просто подкосили такие ужасные обстоятельства.
Чуя не собирался и не хотел терять друга, но и помочь ему уже не мог. Собственно, только поэтому он и решился, хоть и рискуя потерять Осаму, но помочь ему не потерять хотя бы себя самого.
Учитывая довольно открытый характер и дружелюбность Дазая, он спокойно сможет найти себе ещё кучу друзей, с которыми ему будет так же, а может, даже и лучше, чем с Чуей.
Сам же рыжеволосый не мог похвастаться подобными качествами.
Он довольно замкнутый и тихий, а когда нервничает, может стать довольно грубым, но закрыть рот там, где следует, увы, может не всегда. Кроме того, Накахара никогда не считал себя интересным и умеющем поддерживать общение именно в компании.
Тет-а-тет – Чуя выложит вам и всё, что надо, и всё, что не надо, а вот в компании... Нет. К тому же, Чуя никогда не верил в дружбу между тремя людьми и более. В любом случае кто-то будет перетягивать на себя одеяло, и это окажется не он.
Такое уже бывало, причём не раз и не два. Собственно, из-за этого он и перестал заводить новых друзей. Какой смысл привязываться к людям, если все они рано или поздно либо уйдут от тебя, либо, что намного больнее, найдут замену.
Наверное, каждый хотя бы раз в жизни сталкивался с такой ситуацией, когда замечаешь, что дружба между вами постепенно начинает угасать.
Вы не ссорились, никто никого не подставляет, вроде всё, как обычно, но всё равно вы понимаете, что что-то не так.
Сначала вам кажется, что вам кажется, и вы просто накручиваете себя и беспокоиться не о чем. Но постепенно, вроде бы совсем незаметно ваши отношения, которые буквально пару месяцев назад были сравнимы с братскими или сестринскими, теперь превратились в это:
Примечания:
Не стесняйтесь писать своё мнение об этой работе.