*** Год спустя ***
— Где он?! — Шин пулей ворвался в неизвестный ему ночной клуб в Бруклине, по внутренней обстановке больше похожий на дешевый наркопритон. В вестибюле его уже ждал Джон, взгляд которого не обещал Шину ничего хорошего. Пёс кивает куда-то в сторону и Ямамото без промедления кидается в мерцающую светодиодными лампами удушающую темноту, пропитанную потом, сексом и наркотическими веществами. Они проверяют каждую кабинку длинного коридора в конце огромного зала, пока не находят расслабленно откинувшегося на диванных подушках Юске. Застывший в дверном проёме Шин вздрагивает и бледнеет от увиденного, а Джон шумно втягивает носом спертый воздух. Рядом с Юске в полной отключке на диване валяются ещё двое парней, оба больше похожи на наркоманов, чем на достойных представителей общества, но не они привлекают внимание застывших в дверях мужчин. Юске сидит запрокинув голову, его внешний вид желает лучшего: растрёпанные светлые волосы с отросшими черными корнями, засаленная футболка и джинсы, судя по пятнам на них, далеко не первой свежести. Его руки расслаблены, неподвижно лежат плетьми на диванных подушках по бокам от бедер. Тёмные точки запёкшейся крови на коже локтевого сгиба, резиновый джут рядом и пустой шприц на стеклянном столике напротив. — Это… — Шин открывает было рот, чтобы продолжить, и тут же задыхается от накатившего на него шока. Он стоит как вкопанный и не может поверить собственным глазам. Казалось бы, самые страшные их опасения обрели форму и ожили. Шин никак не мог перестать думать об этом с тех самых пор, как впервые заметил под носом Юске остатки белого порошка. Помнится, тогда он устроил Ямаде настоящую взбучку, а тот ему в ответ лишь «Я так не могу… Ничто не помогает, я постоянно думаю о нём… Постоянно, понимаешь? Я так не могу!». А потом были долгие разговоры с извинениями и обещаниями, что это в последний раз, что больше никаких наркотиков. Но Юске снова и снова срывался. Мешал алкогольный дурман с кокаиновым кайфом, экспериментировал с таблетками и в конце-концов совсем забил на работу, перестав появляться в клубе Шина. — Джон, я не смогу… — шепотом говорит Шин, становясь боком, чтобы пропустить в комнату Джона, и отводя взгляд: — Давай ты… И Такаяма молча проходит в комнату. Распихивает вытянутые ноги неизвестных ему парней, протискивается между столиком и диваном к Юске, хватает его рукой за предплечье… Облегченно вздыхает первый раз, когда обнаруживает, что рука мужчины теплая. Потом поднимает пальцы к сонной артерии на горле и щупает пульс. И когда ему удаётся распознать размеренный слабый ритм, Джон делает второй тяжёлый вздох. — Живой, — говорит он стоящему позади Шину. — Но глубоко под кайфом. Ямамото лишь на мгновение закрывает глаза, мысленно благодарит всех существующих богов, а потом снова смотрит на Джона и уверенным голосом командует: — Забираем его в машину. *** — О чём ты, мать твою, думаешь?! Нужно отдать должное Шину, он дождался пока Юске придёт в сознание и только потом отвесил ему очень тяжёлую пощечину. Щека покраснела и её болезненно дергало, губа от удара треснула и из уголка губ тонкой струйкой потекла кровь. Юске как-то невесело улыбнулся и поднял на друга потухший, ничего не выражающий взгляд: — В том-то и дело, что когда я под кайфом, то не думаю ни о чём, — его голос был хриплым и безжизненным. Джон, наблюдающий за всей этой перепалкой, стоял неподалёку, скрестив руки на груди и прислонившись спиной к стене. Где-то в недрах дома, в одной из комнат, молча ждали их с Шином возвращения Алекс и Джексон, которые по понятным причинам в этом диалоге не участвовали. — Парень, так не пойдёт, — негромко, но строго говорит Джон и Юске переводит свой взгляд на него. — Почему вы просто не можете оставить меня в покое? — Потому что ты наш брат, — последовал короткий ответ от Пса. — И я жалею об этом, — Юске смеётся как-то надломленно и голос его дрожит, когда он продолжает: — Я не хочу всего этого… Просто не лезьте в мою жизнь и дайте уйти. Он делает усилие, чтобы подняться с кровати, но Шин с силой толкает его ладонью в грудь и парень снова падает на жесткий матрас. Одно резкое движение Юске в сторону Ямамото и Шин направляет на него дуло пистолета. Рука названного брата не дрожит, а черный металл приятно холодит кожу лба, покрытого мелкой испариной. — Давай, стреляй… — Юске криво усмехается и крепко сжимает дуло пистолета рукой, плотнее приставляя его ко лбу. — Стреляй! — О, я выстрелю, — чуть ли не рычит ему в ответ Шин, — я клянусь, что вышибу всю дурь из твоей тупой башки, если ты не перестанешь вести себя, как последний уёбок. — Шин, — Джон окликает его, в голосе сквозит предупреждение. — Всё нормально, мы просто разговариваем, — отзывается Ямамото, а потом опускает руку с зажатым в ладони пистолетом, направляя дуло Юске в ногу, и давит пальцем на курок. Бах. — Блять! Сука! — Юске дёрнулся, подпрыгивая на месте, и тут же схватился обеими руками за простреленное бедро. Из раны хлынуло горячее и парень с силой надавил на отверстие, в попытках остановить кровь. Всё ещё сдавливая рану, Юске падает спиной на матрас и, сцепив крепко зубы, в сильнейшем приступе боли монотонно покачивается по застеленной стеганым пледом постели. — Это ранение даст тебе силы преодолеть боль от ломки. Обезболивающее под запретом, сам понимаешь, — известил Шин бросающего в его сторону проклятья Юске. — Если ты, брат, не возьмёшься за ум и не бросишь наркоту добровольно, следующая пуля попадёт тебе прямиком между глаз. Я понятно выразился? — Пошел ты! — Выплюнул Юске ему в ответ, пока Шин прятал пистолет за пояс, а в комнату уже ввалились двое испуганных мужчин в лице Алекса и Джексона. — Какого чёрта?! — Выдал округливший глаза от удивления Джексон, пока Шин кивнув Джону на последок, проходил мимо. — Не обращай внимания, просто воспитательный процесс, — ответил Джон вместо покинувшего комнату Шина. — Ну нихуя себе! — Протянул Джексон, встревоженно осматривая корчащегося на постели паренька. — Алекс, принесёшь аптечку? — обратился Джон к побледневшему возлюбленному, застывшему в дверях. — Я вызову врача, но пока он приедет, нужно будет наложить временную повязку, чтобы этот дебилушка не истёк кровью. — Я ожидал от этого мудака чего угодно, но ты… Не думал, что ты будешь с ним заодно! — выкрикнул ему в спину Юске. — Потом поблагодаришь, — коротко ответил ему Джон, подходя ближе и сильно надавливая пальцами на кровоточащую рану друга, специально так, чтобы было больно. — Блять! — Юске взвыл от боли: — Кретин хренов! — Чувствуешь? — хрипло говорит ему Джон, неотрывно смотря в глаза. — Это значит, что ты жив. Твоё тело испытывает боль, оно сопротивляется и хочет жить. Твой разум сейчас ослаб, ты измучил его душевными страданиями и наркотиками. Ты не понимаешь, что творишь со своей жизнью и своим телом. Через пару лет эта больная любовь останется в твоей памяти лишь блеклым воспоминанием, я обещаю, но до этого момента ты ещё должен дожить. Понимаешь меня? Юске не отвечал. Он смотрел на Джона почти не мигая, его глаза блестели от влаги, а бледные губы были плотно сжаты в тонкую, упрямую линию. И Джон снова надавил пальцами на открытую рану, заставляя парня задыхаться от боли, судорожно хватая ртом воздух. — Ты понимаешь меня? — повторил он свой вопрос, пристально всматриваясь сосредоточенным взглядом в лицо напротив. — Да… Да! Чёрт бы тебя побрал… — хрипит Юске в ответ, пока из его глаз текут неконтролируемые слёзы. Эту боль было невыносимо терпеть. — Я понимаю. — И? — Джон перестал нависать над ним и выпрямился, убирая руки с кровоточащей раны, однако с места так и не сдвинулся. Это не помешало Алексу тут же взяться за накладывание временной повязки. Мужчина тяжело опустился на матрас рядом с раненым парнем и, недовольно поджав губы, принялся того забинтовывать, плотно перетягивая марлевой тканью бедро выше раны. Джон был уверен, что Алексу есть что ему сказать относительно всей этой сцены, но сделает он это позже, не при всех. — Чего ты от меня хочешь?! — устало выпалил Юске, утирая мокрый нос тыльной стороной ладони. — Ты знаешь. Последовала небольшая пауза, во время которой Юске обреченно закрыл глаза, а после согласно кивнул. — Я не хочу умирать, — признался он и вскинул голову, посмотрев Джону в глаза. — Хочешь жить? — Да. — Поедешь в клинику добровольно? — Да…*** Спустя четыре года ***
Итан Бледно-розовые, словно нарисованные акварельными красками, облака медленно тянулись по небу, царапая верхушки высоток. Хотелось поймать их руками и смять в ладони воздушную мякоть, что так сильно напоминала сахарную вату из детства. Интересно, какие облака на вкус? Сладкие, как клубника с мёдом? Или сочные и кислые, как первая вишня? — Сугияма, ты дрыхнешь там что ли? — получив весьма ощутимый пинок в плечо, Итан возмущённо ойкнул и тяжело вздохнул. — Как же, уснёшь на твоих костлявых коленках. — Че-е-его?! В жбан захотел? Это у меня костлявые коленки? У меня?! Итан, до этого любующийся утренним небом сквозь растопыренные пальцы, поднял ладони в примирительном жесте, а потом ловко поймал кружащийся в воздухе перламутровый цветок и протянул его под нос воинствующей обидчице, готовой в любой удобный момент спихнуть нахала со своих многострадальных колен на грешную землю. Каори Сано можно было назвать какой угодно, но только не костлявой. Шумно выдохнув, так что внушительная грудь плавно покачнулась, заставив Итана опасливо сглотнуть, Каори придирчиво осмотрела нежные лепестки, а после благосклонно приняла подношение. Чемпионка последних пары лет среди студентов по дзюдо, Каори была обладательницей не только внушительной груди, но и крепких кулаков, а также весьма крутого нрава, и с самого момента их знакомства ее излюбленным развлечением было подтягиваться и отжиматься на спор с Итаном. Стоит ли говорить, кто чаще в этом споре проигрывал? — Ты так же прекрасна и изящна, как этот цветок сакуры, — Итан сделал самое милое из всех возможных выражение лица и широко улыбнулся, чтобы через мгновение начать громко отплевываться, потому что следующий цветок спикировал прямиком в его открытый рот. — Не такая уж она и сладкая, фу, — бормоча себе под нос, Итан утер губы ладонью и, наконец, соизволил подняться с удобных и мягких коленок подруги (чтобы он там про их костлявость до этого ни заявлял). Каори сдула с носа очередной лепесток и мечтательно зажмурилась. — Поедим на обед рамэн? — У нас еще занятия не начались, а ты уже думаешь про обед? — В сытом теле — здоровый дух, — Каори назидательно взмахнула указательным пальцем и встала, бросая короткий взгляд на маленькие наручные часики. — Идем, Краб будет ругаться, если опоздаем на первую пару. Прозванный «крабом» за любовь пучить глаза и пятиться назад во время лекций профессор и так не жаловал студентов особой милостью, а любители приходить после сигнала к началу занятия вовсе сразу попадали в его черный список. — Что это вы тут обед без меня обсуждаете, предатели? Налетевший сзади, словно ветряной шквал, долговязый парень нравоучительно цокнул и обнял что Итана, что Каори длиннющими руками за шеи, со смехом втиснувшись между ними. — Отвянь, Кев, — раздраженно фыркнув, Каори первая высвободилась из импровизированного плена и демонстративно отошла в сторону, поправляя невидимую прядь, выбившуюся из идеального высокого хвоста. — Тебя сколько ни корми — не в коня корм, жрешь за десятерых, а выглядишь, как дрыщ. И правда, всегда улыбающийся Кевин был тощ, высок и лучше всего ему подходило определение «худой, как жердь». — Но я ведь тебе нравлюсь таким, да? — отпустив Итана, Кевин приблизился к Каори, любовно складывая руки на груди, и заглянул прямо в черные очи своей зазнобы. Но зазноба взаимностью отвечать не спешила и только пригрозила кулаком, отчего Кевин поспешил ретироваться к Итану. С ним как-то безопаснее. — Итак, что вы решили? Рамэн? А может лучше курочку? Мы давно не ели жареной курочки. — Рамэн с жареной курочкой? — Итан усмехнулся, смирившись с тем, что Кевин невозмутимо подхватил его под руку и теперь тащил, как на буксире, своим полутораметровым шагом в сторону нужного им корпуса. — Сегодня пятница, завтра выходные, так и быть, угощу вас. — И пивом? — Кевин до мозга костей был прагматиком, поэтому о самом главном заботился в первую очередь. — И пивом тоже. Идущая рядом Каори не сдержала усмешки и утвердительно кивнула, соглашаясь с очередной внеплановой тусовкой, а Итан искоса взглянул на нее и улыбнулся каким-то своим мыслям. Эти двое стали для него настоящими друзьями за последние четыре года. Они были вместе с самого поступления, познакомившись еще на вступительных экзаменах. Тогда Кевин, приехавший в Японию по программе студенческого обмена из Штатов, случайно облил Каори минералкой, разнервничавшись перед очередным тестом, а сердитая красотка, волею судьбы ставшая участницей мини-конкурса «мокрых маек» едва не вытрясла всю душу из простодушного американца, и Итану, сидевшему ближе всех, пришлось разнимать буйную парочку. Кстати, тот факт, что Кевин был тоже из Америки, сыграл немаловажную роль в зарождении новой дружбы, потому что Итан, все еще не так хорошо говоривший на японском, да и чувствовавший себя среди японцев не совсем комфортно, в общении с дружелюбным и непосредственным Кевином испытывал небывалую легкость. Ну а Каори… Каори просто невозмутимо вещала вслух, что без нее эти два бестолковых янки пропадут. И что забыла фигуристая красотка, спортсменка и просто умница на факультете программистов, где на одну особь женского пола приходилось десять мужского, было для Итана до сих пор загадкой. К слову, сам Итан чувствовал себя там, как рыба в воде: наконец, он изучал то, что действительно было ему интересно. Это вам не скучная экономика и не менее нудные финансы. Когда-то он был вынужден смириться с уготовленным ему статусом бизнес-воротилы, но теперь, когда прошлая жизнь, установки и планы канули в лету, превратившись только в неприятные воспоминания, он мог делать то, что ему нравилось. Да и чем плоха профессия разработчика компьютерных игр? Рэй с матерью не противились его выбору, они вообще странным образом соглашались практически со всем, чего Итан желал или требовал. Боялись усугубить и так расшатанное психологическое состояние? Возможно. Решение переехать в Японию было взвешенным, несмотря на то, как быстро его приняли. Как Рэй и обещал, никто больше не узнал истинные причины и обстоятельства убийства Аарона Томпсона, и его сын не стал исключением. Итану с лихвой хватило той правды, которую ему позволили увидеть, а большего и не требовалось, чтобы спустя месяц истерик и пограничного с депрессией состояния он категорически отказался иметь что-либо общее с отцом. По просьбе Итана, Рэй (хотя он и сам был готов предложить подобное) распродал все активы компании Томсона, разрушив построенную на костях и крови бизнес-империю. Часть денег он передал в благотворительный фонд, а часть положил на сберегательный счет Итана, несмотря на то, что тот просил избавиться от абсолютно всего, что связывало бы его с Аароном. «Когда-нибудь эти деньги тебе пригодятся, а сейчас просто забудь о них», — отрезал тогда Рэй, не желая развивать очередной бесполезный спор. Чтобы пережить произошедшее, справиться с тем, что обожаемый отец, бывший примером во всем, оказался насильником, извращенцем и просто моральным уродом, а парень, которого так сильно полюбил, был соучастником его убийства, Итану потребовался год встреч с психотерапевтом и полтора года приема антидепрессантов. Самостоятельно выбраться из затягивающей пропасти депрессии, разочарования, обиды и боли его юный организм, к сожалению, не смог, а молча наблюдать за страданиями сына ни мать, ни Рэй не вынесли, и на первый сеанс терапии его затащили чуть ли не силком. И это помогло. Хоть Итан и не любил ни говорить, ни вспоминать о том, что было в его прошлой жизни в Америке, но зато его перестало выворачивать наизнанку каждый раз, стоило в сознании промелькнуть мыслям об отце или Юске. Да и мысли эти посещали его все реже, и реже, пока не исчезли вовсе. У Итана была новая жизнь, и она ему нравилась. Настоящие, преданные друзья, которые были с ним рядом и любили его не за то, что родился с золотой ложкой во рту, а за то, что он — это он. Избалованный, эгоистичный, местами капризный, местами упрямый, как горный баран, импульсивный, часто слишком эмоциональный, но искренний и открытый. В Итане как не было той змеиной хитрости, что являлась раньше визитной карточкой Аарона, так и не стало ее сейчас, а дружба с Каори и Кевином, жизнь с Рэем и матерью в настоящей, любящей семье, пусть и без особняка, спортивной тачки и внушительного счета в банке, научили его отзывчивости, доброте и сочувствию. И Итан начинал вновь чувствовать себя, если не счастливым, то хотя бы умиротворенным. *** — Слушайте, — Кевин проглотил огромный кусок жареной курочки и вытер капающий с губ соус прямо пальцами, чем заставил Каори брезгливо поморщиться, а Итана протянуть ему салфетку. — Мои предки зовут на летние каникулы к себе, у нас вилла на побережье в окрестностях Сан-Франциско, ну вы знаете. Конечно, знают: про эту «виллу», а на самом деле небольшой пляжный домик с удобствами на улице Итан и Каори слышали уже в который раз, и сколько бы Кевин не приглашал их на отдых к родителям, постоянно находились причины для отказов. Но в этом году, судя по решительно заблестевшим на веснушчатом лице глазам, друг был готов стоять до конца. — Сейчас только начало семестра, а ты уже о каникулах заговорил? — Каори отхлебнула пива, ловко слизала языком пенку и скептически выгнула бровь. — А я заранее, буду донимать вас, пока не согласитесь, — очередной кусок курицы исчез в темноте прожорливого рта. — Надо было тогда говорить перед самыми каникулами, ставить перед фактом, чтобы отмазку не успели придумать, — иронично заметил Итан, салютуя другу запотевшим бокалом, и незаметно даже для самого себя нахмурился. Он ни при каких обстоятельствах не хотел возвращаться в Америку, и, пожалуй, это было единственной причиной не ехать с Кевином, но он уже столько раз отказывался… Тем более Сан-Франциско это не Нью-Йорк, это вообще другое побережье… — А если вы себе планы хотели понастроить, а тут я — ехайте на нашу фазенду, милости просим! Каори хохотнула и поперхнулась пивом, пустив фонтан брызг прямо из носа, и Итан с Кевином одновременно поспешили похлопать ее по спине. — Знаешь, давай поговорим об этом через пару месяцев, а то Краб сегодня так лютовал, боюсь, у нас не каникулы будут, а отработка его зачетов, — откашлявшись, Каори промокнула лицо салфеткой, и с улыбкой взглянула на друзей. — Давайте что ли за легкую учебу выпьем. — И за праздник ханами. — Завтра идем на пикник! — У тебя будет похмелье, дурень, ты уже четыре банки выжрал, какой тебе пикник! — Такой. С тобой и Итаном. Самый лучший пикник в мире. Эй, принесите нам еще курочки!