Магсправочник: хохотушки — монстроподобные шишки; обитают в ямах, чем питаются — неизвестно, почему нападают на людей — неизвестно, защита от них — рассмеяться.
— Кто-то влип, — демонстративно присев на кочку, Дэрин садистски заулыбалась. Йон зыркнул на нее так, что птицы в округе, почувствовав опасность, в унисон гаркнули и поулетали прочь. “Дра-дра!” — хохотушки только крепче вцепились в мантию и штаны, зелеными лапками впериваясь в ткань и ловко перепрыгивая через лезвие тесака. Йон предпринял еще несколько попыток соскоблить их с себя, но в итоге понурился и свёл брови, глядя на Дэрин. — А говорил, что слушал, когда я о монстрах Чайника распиналась, — та укоризненно закачала головой. — Я слушал, — Йон попытался оправдаться, но тут стая мутировавших шишек разом пооткрывала пустые глазёнки и быстрее зашевелила лапками, взбираясь вверх по одежде. У юноши желудок вжался в позвоночник, а рефлексы подсказали отставить в сторону и гордость, и образ невиновного. — Помоги! — открыто занервничал он. Играясь с колосками пырея, Дэрин лениво протянула: — Отвязаться от хохотушек можно, только еще громче, чем они, захохотав. — Ха, — не смея закрывать глаз, не выпуская из рук тесак, пускай тот и был сейчас бесполезен, Йон героически выдавил из себя пару смешков. Не подействовало, хохотушки лишь дважды проморгались и продолжили взбираться вверх. Дэрин протёрла ладонью лицо, страдальчески вздохнув. Подобрав под себя коленки и разминая затекшие плечи, она посоветовала: — Громче, — и полезла в сумку за самокурками*. “Смешки” состояли не из табака, которым промышлял Йцарсэ, а из разноцветных побегов цоонны*. Дым они давали тоже разноцветный, каждый раз разный. Дэрин прикурила от огонька, возникшего в ладони и выдохнула облачко голубого дыма.Магсправочник: самокурка — сам скрутил — сам скурил цоонна — аналог табака, который добывается во Фраме, в отличие от него почти безвреден, при раскуривании слегка щекочет небо или нос
— Ха-ха-ха! — ёрзая и подпрыгивая, Йон наконец смог выдавить из себя достаточно громкий хохот, так что хохотушки вмиг замерли, попятились и с визгом нырнули обратно в яму, в коей обитали. “Смешки для насмешки” были созданы Дэрин, чтобы раскуривать их каждый раз, когда твой друг допускает промашку. Этакое дружеское подначивание. В идеале бы еще пускать их дым прямо в лицо, но за такое не долго получить сдачи. Дэрин еще раз зажгла в ладони огонёк и вгляделась в его язычки. И вот, пускай ты всем магам маг, познал и письменность драконов, и Содержаний чары, все равно по лесу бродишь, крепко вцепившись в масляную лампу. Ибо устроить пожар на Чайнике не входит в твои планы, в отличие от планов растительности, что норовит расцарапать тебе и руки, и лицо. Йон, поджав губы, обогнул голубое облачко, но смиренно промолчал. Их дорога до минного поля из хохотушек пролегала едва заметной тропкой из мятых следов в высоченной траве, огибала непроходимые заросли, а некоторые из них и вовсе делала проходимыми. С момента их входа в барьерье* прошло около двух часов. Позади был путь длиною в две версты, впереди — вечно восходящая в небесную серость неизвестность. Если денек обещался пасмурным внебарьерье*, то в границах Чащи он вообще казался ночью.Магсправочник: барьерье — так принято называть площадь, охваченную барьером внебарьерье — а так называют всё, что снаружи
Дэрин докурила смешку с довольной лыбой, встала, отряхнулась и кинула смятый фильтр в сторону. — Нам пора, — она продолжила рассекать разросшуюся траву, но теперь уже минуя “мины” — ямы-обиталища хохотушек, в которые чуть наступишь — так сразу падешь жертвой. Йон же с места не сдвинулся, и, не расслышав позади себя его шагов, Дэрин оглянулась. — В чем дело? — ее голос потревожил симфонию лесных звуков, вошел в диссонанс с щебетанием диких птиц. — Ты хоть знаешь, куда идти? — Йон ритмично подбрасывал нож одной рукой и смотрел исключительно под ноги. — Я знаю, куда ходить не стоит, — Дэрин продолжила продвижение вглубь, сминая расползающийся по земле папоротник. Йон цокнул и тут же поспешил за ней. Густая растительность не позволяла разглядеть округу более, чем на десяток шагов, а терять из виду спутника — непростительная ошибка, если вы в объятиях леса. Дэрин стремительно рассекала кустарники: — Знаю, ты считаешь бредовой идеей ступать в неотесанные джунгли, когда наши предшественники любезно проложили нам Путь прямо до чайниковских пещер. Йон согласно промычал, погрузившись в наблюдение за окружающим миром. Мимо его ушей не должен был проскочить ни один подозрительный шорох. — Но я считаю полной дуростью пытать счастье там, где его не допытались сотни до нас, — вдруг Дэрин приметила вдали, рядом с треснувшим надвое деревом, странный сгусток, повисший на лианах. — Сам посуди, по Пути ходило столько людей, но никто сокровищ не обнаружил. Более того, люди часто даже не возвращались. Все так свято верят, что заученный местными жителями курс на единственно доступный вход в пещеру — наследие предыдущих искателей. Пользуйся — не хочу! А я не хочу. Может, я изобретаю колесо, но если методы не работают, их нужно отбросить. На этот раз Йон промолчал. Следуя за Дэрин, он тоже приметил повисшее в лианах нечто и, черт возьми, силуэт его по мере приближения казался все более знакомым. Невольно замедлившись, путники замерли в пяти шагах от цели. Свет лампы безжалостно просверлил ребра и когти существа. Округлив глаза до размеров гадальных шаров, Дэрин потерла ладонью нижнюю половину лица. Напротив них развернулась во всю длину мертвая, запутавшаяся в лианах костяная птаха. Ее крылья, блестящие, словно ледяная гладь, впивались в чахнущую маниару, из трещин в коре которой струилась желтая жижа. Плоды дерева скукожились, покоричневели и навеки утихли. — А они больше, чем казалось издалека, — Дэрин перешагнула через валяющуюся в кустах массивную ветвь и принялась осматривать туловище зенреки, поставив лампу рядом. Недвижимая, замершая в пяди над травой, костяная птица лишь изредка покачивалась из стороны в сторону. Ее глазницы были пусты, полость меж ребрами пропускала чрез себя ветер и дрейфующие на нем паутинки. — От костей только внешний вид, — Дэрин записала в Магсправочнике: “мрамор? местами крошится”, — и нахмурилась. Каменный скелет, больше ничего. Ни сердца, ни мозга, ни семени, ни ядра. Как, черт возьми, эта махина приходила в движение? И главное, почему сейчас не приходит? Дэрин выпрямилась и вгляделась в потрескавшийся череп. Ростом монстр выходил примерно со взрослого человека. Йон тем временем таращился на желтую субстанцию, вытекающую из древесины. То был бёрн. Кислый и вместе с тем сладкий аромат щекотал нёбо. Юноша забрал лампу и оглядел еще несколько деревьев. Из темноты показались облысевшие, ссохшиеся стволы. Чем дальше он ступал, тем больше убеждался: они вошли на аномальную территорию. Аномальную даже для Чайника. Когда Дэрин нагнала его, на лице ее читалось редкое замешательство: — Каменные птицы летают без единого намека на волшебное или биологическое топливо. Бред, — она отобрала у Йона лампу. — А деревья и того прокляты. Еще больший бред, — её брови сошлись на переносице. И дело было вот в чем. Красный бёрн точно вода или кровь — неотъемлемая часть любого магического организма. В нем хранится жизнь, вся магическая энергия. Логично предположить, что столь необычное вещество риты умеют ныне и извлекать, и использовать: на его основе магхимики когда-то разработали целое учение о приготовлении зелий. Красный бёрн годится буквально для любой магхимической задумки, решишь ты намешать лекарственное снадобье или приворотное, однако тёмный бёрн — другое дело. Он в отличие от красного встречается только на территориях чертей — в Йцарсэ — и считается проклятым, искаженным из-за постоянного контакта с проклятиями*, а потому и зовется тёмным несмотря на свой золотой цвет. “Где черт ступит, там всё сгубит”, — гласит ритская поговорка. Стоит черту применить проклятие, так оно высосет всю жизнь из магических существ в округе, и те потеряют свою способность подколдовывать, лишатся магической энергии и со временем вымрут, подобно высохшим в этом лесу маниарам. — Либо Чайник когда-то принадлежал Йцарсэ, либо его посещал особенно энергичный чёрт. Иначе бёрн бы не потемнел. Бред-бред-бред! — Дэрин сильнее сжала ручку лампы. — Черти не смеют трогать Чайник уже несколько веков. То ли им так их царь приказал, то ли наш император. А помнишь сколько тут побывало экспедиций за время перемирия с Йцарсэ? — Шесть, — Йон напряг свою память. Точно, только после окончания Чертовой бойни* у ритов появилась возможность тратить деньги на освоение непригодных для проживания земель. Хотя, вспоминая чернозём при входе в Чащу, Йон бы не брался утверждать, что Чайник совсем не пригоден.Магсправочник: проклятье — энергия, с помощью которой черти меняют реальность в соответствии со своей волей; использование проклятий влияет на свойства красного бёрна, расположенного поблизости, и тот становится тёмным; имеет отличное от магии происхождение. Чёртова бойня — эпоха войн ритов с чертями, которая закончилась “ученым перемирием”: чертов царь решил превратить Йцарсэ в гос-во, долой эпоху неучей-уродцев
— А сколько в итоге научных трудов вышло в свет? — Дэрин заметила неподалёку елань и двинулась в её сторону, еще больше в гору. — Одиннадцать. — И ни в одном из них исследователи и слова не писали о тёмном, рать его, бёрне. Его не было при них. А этот проклятый участок леса все не кончается. Будто стая чертил недавно сыграла здесь в войнушку. — Трупов нет, невозможно, — Йон вздохнул, выпутывая ноги из колючих и цепких зарослей дикого крыжовника. — Но мы можем вернуться в Чири и поспрашивать. — Трупов нет, — повторила за ним Дэрин и прибавила шагу. Кожаные сапоги Йона отлично справлялись с дорожными невзгодами, а заправленные в них плотные штаны не давали всяким сомнительным растениям оставить на коже ни малейшей ссадины. Дэрин же грешила низкой обувью и открытыми лодыжками, а потому и собирала ими все укусы тянущейся к путникам крапивы. Однако кожа там, как и на руках, давно огрубела, а потому ожоги были ей сродни легким покалываниям. Они пробирались сквозь колючие кусты диких ягод. Спустя четверть часа дряхлые, безжизненные маниары вновь сменились на ароматные и сочные. Плоды их, красные и вот-вот готовые лопнуть, мерзко зачавкали единственными отверстиями. Они свисали с лиан, так что приходилось петлять меж их размашистыми клочьями. В местах, где грубые движения путников надламывали ветви, сочился привычный красный бёрн — свидетельство жизни. Дэрин шла впереди, не отнимая руки от гримуара на поясе.. Йон шёл следом, наблюдая за тем, как невидимый купол, накрывавший их, точно нос скорой лодки, разрезал море насекомых, и те рассыпались по округе, минуя путников. Вот бы можно было точно также отвадить от себя медведей и кабанов. Послышался свист. Затем шолох, второй. Йон поднял голову и заметил на молоденьком дубе птицу с зеленым хохолком. Дребезжание кузнечика, шуршание травы под ногами и волнение листвы. Лес будто приумножил количество звуков. Будто каждая травиночка начала перешептываться с соседкой. Увлеченные монологи Дэрин отошли на второй план и доносились до Йона приглушенным бормотанием, будто он с головой погрузился под воду: — И все же, почему в зенреке не было ни крови, ни бёрна, пускай хоть тёмного… Они достигли елани и солнечный свет мигом вылизал их с ног до головы, одаряя легким теплом. Поле посреди леса оказалось и не полем вовсе — клочком земли, где неведомая сила выкорчевала с корнем все деревья, повалила и протоптала, насмехаясь. Тишь. Тишь, которой так не хватало во влажном лесу. Жужжаниие осы чуть правее. Скрип старого потрескавшегося ствола. — Есть ли какое-нибудь дикое животное, способное на такое? Медведь? — Дэрин неловко откашлялась. Неловко именно в той степени, на которую способен человек, по воле случая разминувшийся с превосходящим по силе хищником. — А то настолько сильных монстров на Чайнике что-то не припомню. Еще раз оглядев искусственно образовавшуюся елань, девушка приметила, что часть деревьев была убита явно не так уж давно: листва на обезображенных ветках высохла не до конца, но и живой уже не казалась. Разведя в стороны лапы развалившегося клёна, Йон вдруг сел на корточки. — Разве что чёрт, — пробурчал он. — Чёрт, — Дэрин сощурилась. — Смотри. Меж островками травяного покрова виднелись кошачьи следы. Формируя причудливый рисунок в виде кольца, они устремлялись к вершине, уходили к пику Чайника. — Три лапы, — Йон пальцем очертил группу повторяющихся вмятин. — Трехногие кошки, — заключила Дэрин, — о них еще мара на ярмарке трындел, — и тяжело нахмурилась, заставляя шестеренки мозга с невероятной скоростью раскручиваться в разных направлениях. — Мара говорил, трехногие неживые. Зенрека без сердца и бёрна. Труды Груша Ринногса, том второй: “около девяти утра кошки были замечены на подходе к Нижней пещере”. Не переносят свет. Дэрин щелкнула пальцами: — Я поняла, — и вдруг ощутила, как ворот сдавил шею и к горлу подступил болезненный кашель. Её за шкирку смело назад, так что она еле ухватилась за торчащий из ближайшего дерева сук и по инерции провернулась на все триста шестьдесят. Лампу отнесло прочь, и огонёк, сжирающий ее фитиль, потух. Йон принял на себя клацающий удар желтозубой пасти. Раздался лязг металла. Кошка, размером с крупную псину, зарычала и отскочила. Дэрин положила руку на гримуар, нащупала магхранящий камень и представила пушистых котят. Маленьких, смешных, нелепых. Для воссоздания нужной эмоции мысленно пролепетала: “Милашки”, — и начерченные в воздухе знаки воссияли зелёной яшмой. Кошка оттолкнулась от ствола последней перед еланью осины и атаковала вновь, но была обездвижена Оковами*. Издав беспомощный скулёж, она забила вздыбленным хвостом.Магсправочник: Оковы — заклинание, способное сковать существо как на земле, так и в воздухе; схожи с тенётами; средний предел - 2, мой предел — 2
Дэрин хотела было перевести дух, как Йон скомандовал: — В поле! — и в пяди от его бедра сомкнулась еще одна пасть. Частыми прыжками к ним подкрались новые монстры. Отступая дальше от деревьев Йон держал в поле зрения троих. Очередная атака — и гибкое тело меж ребер полоснул тесак. Обхватив двумя руками рукоять, Йон сбросил с наземь тушу, а следующим движением, продолжая замах, отбился еще от одной кошки. Шипастый хвост полоснул предплечье ведущей руки, траектория удара изменилась. Дэрин сохраняла дистанцию. Встав за расстоянии, которого бы хватило на создание малого барьера, она успокоила удивление, взорвавшееся в сердце и сбившее дыхание, и снова настроилась на нужное чувство. Умиление, любование. Магхранящий камень, греющий пальцы. Еще один монстр забился в невидимых Оковах. Остался последний. — Прошу, тяжелый груз не сносен, облегчи мне его, — Дэрин заулыбалась ярче тех, кто раз в году ликует первому дождю. Последняя кошка подпрыгнула, когтями целясь Йону в лицо, но вдруг в полете замедлилась, завыла, бешено тарабаня лапами, и ее голова слетела с туловища, ударилась о поваленный ствол и откатилась в сторону. Йон встряхнул тесак по привычке, несмотря на то, что на нем не было ни крови, ни бёрна и прислушался. Два мертвых тела, два застрявших в воздухе, а поблизости… Никого. Если не считать чихнувшей Дэрин. — Надо и Невесомость научиться колдовать без слов, — досадливо подытожила она и размяла лицо. Яркие эмоции утомляли. Пойманные в Оковы кошки бились всеми конечностями, пытались выпрыгнуть и скулили. Йон подошел к одной из них. — Я достану? — спросил, прицеливаясь ножом к едва заметной шее. — Оковы не клетка, а сетка. Не достанешь с одной стороны, попробуй с другой, — Дэрин пожала плечами и вспомнила о потерянной в схватке лампе. Она огляделась. Та сиротливо валялась у границы елани, там, откуда они пришли. — Только одну кошку оставь. Нужна еще. Йон сделал, как велели: одному монстру рассек горло, второго оставил нетронутым. Лишь отошел подальше, чтобы его уж точно не задело метавшимся из стороны в сторону хвостом и наконец оглядел свою рану. Три полосы порезов, оставленных кошкой, уже успели пропитать одежду кровью, но казались неглубокими. — Давай сюда, — Дэрин сбегала за лампой, которая перестала быть полезной в свету дневного неба, и достала обеззараживающую мазь, бутылёк с водой и бинты. Сумку, способную вместить в себя предметы, в тысячи раз превосходящие ее внешний объем, пришлось однажды отжать у отца. “Не своровать, а одолжить”, — как любит выражаться Дэрин. В их семье эта вещица появилась еще десятки поколений назад, когда прапрапра-неизвестно-сколько-прабабушка привезла ее из экспедиции. Эта женщина была единственной искательницей приключений в их роду, не считая новоиспеченную Дэрин. А из общего у них теперь были не только темно-каштановые волосы, но и звание позора семьи. Но ничего, подобно своей предшественнице, Дэрин планирует умереть в схватке с зубоскалым змием, а не от скуки на заседании суда. В нос ударил сильный аромат шалфея, и Йон напрягся всем телом, когда по руке прошлись раскаты жгущей боли. Предварительно промыв чужие раны, Дэрин нанесла мазь. Закончив с перевязкой, упрекнула: — Горе-вояка, — и убрала бутылёк, вонючий горечью горшочек и бинты обратно в сумку. Со стороны Низа в небе виднелся огромный драконий череп — свидетельство кончины древней расы. Его надломанные клыки свисали, грозясь целиком обвалиться на Чащу, глазницы зрели в сторону столицы, а в ноздрях шевелились острокрылые зенреки. Издали череп казался не таким зловещим, но вблизи… Он проглатывал тенью лес, теснил облака. Подобный пейзаж угнетал, напоминал о муравьиной ничтожности ритов по сравнению с теми, кто был свыше. Трехногая кошка притихла, смирившись со своим положением и ее конечности обмякли, хвост перестал истошно хлестать воздух. — А ты, — Дэрин подошла к ней и вгляделась во вздыбленную шерстку, — приведешь нас к пещере. — С чего бы? — Йон убедился, что перевязь не мешает сгибать руку в локте. — В дневное время они спят внутри горы. Оно в меньшинстве, ранено, имеет пути отступления. Йон заметил: — Она не ранена. Дэрин кивнула: — И это предстоит исправить. Ветер засвистел в висках и в горле запершило. Неспеша достав из ножен тесак, Йон подошел к учуявшей опасность кошке и уточнил: — Думаешь найти вторую пещеру? Проводник говорил, там случился обвал, — глядя на разрастающуюся по траве ромашку, он несколько раз перехватил рукоять. Дэрин села на слегка покачивающиеся остатки сухой осины и подобрала ноги, чудом удерживая равновесие. — Где-то же они прячутся, — она развела руками и приподняла брови, когда заметила, как напряглись чужие плечи. — То есть ты не уверена, — Йон теперь вглядывался в кошачью морду. — Не вини меня в жестокости. Ты пять минут назад прикончил уже трех. Йон занес лезвие пред сплетением воедино одной из трех лап с коротким шерстяным туловищем. Засвистела сталь, кошка завыла и снова взбесилась. — Между самозащитой и мучительством есть разница. Дэрин тем временем прописала в воздухе заклинание отмены, досадливо втянув носом запах мази. Жаль, поставить на монстра маячок не представлялось возможным: для этого был необходим физический контакт с объектом слежения, а протянув к кошке руку, девушка рисковала получить по ней хвостом. Чуйка почему-то подсказывала ей, что лучше поберечь бинты до поры до времени. Рухнув наземь и выгнувшись дугой, насколько позволяло неестественное строение тела, кошка попятилась. Ее хождение представляло собой прыжки разной частоты и дистанции, в том числе в момент атаки, три ноги иначе просто не могли функционировать, сохраняя достаточное количество опор. Йон поддерживал у нее ощущение угрозы, шел вперед, выпрямившись во весь рост, и держа тесак перед собой. Наконец, не пряча оскал, кошка бросилась наутёк.***
Заплатки неба на полотнище лесной кроны мелькали чередой брызг, что окропляют берега во время сильнейшего шторма. В этой части Чащи было намного светлее, чем в той, что встретилась путникам до елани: деревья поредели, склон становился все отвеснее. Лампа за ненадобностью была убрана в сумку. Дэрин недооценила скорость, с которой чайниковский монстр умеет отступать. Лапа его стремительно билась о сухую землю, одним прыжком он оставлял позади себя по три шага. Деревья мелькали на периферии, а вместе с ними и тревожные миражи незнакомых фигур. Несколько раз оглянувшись, Дэрин убедилась, что то была лишь игра воображения. А если и нет, большинство существ Чайника она знала как облупленных: волноваться стоило только о сары, но те предпочитали появляться, охотясь лишь на крупные отряды. Вероятно, из-за шума, а может, из-за количества выделяемого толпой тепла, но правило есть правило. Йон прервал размышления Дэрин, крикнув: — Я видел след! — на что та фыркнула, не желая отвлекаться: голубое тельце всё глубже ныряло в лесную глушь, ежесекундно грозясь пропасть из виду. — Человека! — воскликнул Йон, потянувшись к оружию, и тут вдруг стало не до шуток. Дэрин перепрыгнула через овражек, болезненно приземляясь на согнутые ноги, и вытерла тыльной стороной большого пальца с виска пот. Человек? Здесь? Такой же хитрый умник, что ли. Или воришка, желающий присвоить их находки? Когда земля начала под ногами скользить, а упираться приходилось все больше и больше на мыски, кошка вдруг замедлилась, крутанулась и нырнула в углубление меж сваленных грудой глыб. — Пришли, — Дэрин с восторгом победительницы обвела взором отвесный склон, прячущий за грудой булыжников углубление, шириной и высотой не менее чем в человеческий рост. По краям еще виднелись остатки каменных блоков, обрамляющих когда-то функционирующий вход в Чайник*. Она не стала сразу же приближаться к щели, в которой скрылась кошка: шанс нарваться на других особей был слишком велик.Магсправочник: интересный факт: на Чайнике — на горе в Чайнике — внутри горы
Йон остановился спиной к ней, все выглядывая в Чаще посторонних. Под ногами у него что-то зашуршало. Зеленоватым свечением окрасился воздух, формируя надпись из нескольких символов, рука продолжила движение вправо и конечным взмахом завершила заклинание. Ничего не произошло. Дэрин вышла из полусонного транса: — Они спят, копаем, — и зарылась в сумке. Йон тем временем поднял с земли нечто, напоминающее… Фильтр? Нет, в отличие от скрученной бумажной обёртки, оно было как будто бы из пуха. С одной стороны виднелся подпаленный табак, с другой — влажное пятно, а еще… На нем красовалась надпись “снармаи”. Смяв находку в пальцах, Йон удивился тому, что она была упругой. Потом приметил в стороне еще одну такую же. Подошел, взял, увидел третью. Следуя за непонятным следом, он дошел до кучи грубо срезанных и сваленных вместе веток. Дэрин тем временем с характерным звоном вывалила наружу две лопаты и вскарабкалась по булыжникам до углубления, в котором скрылась трехногая кошка. Отбросив в сторону подол мантии, она воткнула железное полотно в сухую породу. Йон ногой поддел торчащие во все стороны сучья обнаруженной кучи и из под них выкатилось еще больше непонятных упругих цилиндриков. Кусты рядом были смяты, будто между ними часто хаживала чья-то неаккуратная поступь. Еще с нескольких сторон отсюда вились кривые тропинки, выложенные такими же кусочками упругого мягкого материала. Жертвоприношения здесь какие проводились, что ли? — А ты не знаешь ритуала, для которого нужны мусорные кучи и отходящие от них тропинки из кусков ткани? Пуха? Да что это… — Йон снова пригляделся к беленькой наполняющей цилиндра. — Разве что генеральная уборка, — Дэрин натужно промычала. Она всем весом наваливалась на черенок, втаптывала полотно в землю двумя ногами и, пяхтя, отбрасывала ее в сторону. Вскоре лопата заскребла по известняку, норка, в которую раньше поместились бы лишь дети возрастом лет эдак до пяти, причем голодающие, разрослась достаточно, чтобы внутри нее можно было спокойно углядеть несколько кошачьих особей. Те завалились кучей, пережав друг другу лапы, а их реального количества все еще было не сосчитать, сколько внутрь ни свети. Вдруг сбоку промелькнула тень. Дэрин оглянулась: кроме покачивающихся на ветру шиповничьих лап, рядом не шевелилось ничего. Она смахнула с руки наколдованный свет и возмутилась: — Ты поможешь или нет? Йон в смятении вернулся. Небо тем временем прояснилось, обрамляя полуденное солнце радужными кристаллами-лучами. Вдруг раненное плечо прожгло вспышкой режущей боли, так что юноша невольно покачнулся. Дэрин отвлеклась от раскопок, сначала глядя на него с беспокойством, а потом глядя за него с еще большим беспокойством. На лице ее отразилось не то удивление, не то брезгливость. Крепче сжав черенок лопаты и отняв руку от ноющего плеча, Йон сообразил: — Там монстр? Дэрин надула щеки и склонила голову: — Если считать монстром существо, имеющее тело, то нет, но если считать монстром… Йон чертыхнулся и с разворота зарядил лопатой черному сгустку позади него. И только потом вспыхнул румянцем, сообразив, что бестелесному созданию этот удар как колобку* виселица. Отступив назад, он уперся в сидящую на корточках Дэрин, так что та завалилась на бок и кубарем скатилась со склона.Магсправочник: колобок — это персонаж ритских страшилок, представляющий собой шарообразный кусок теста, который приходит в кошмарах жадным на продукты поварам; по поверьям, если ему спеть, он потеряет бдительность, а дальше уже работа за ножом и вилкой
— Да твою ж! — завыла она, запутавшись в мантии и еле ухватившись за выбивающийся из земли корень. Лопата ее съехала прямо в разрытую яму. — Я тебя! Паникёр недоделанный! — Прости. Тень перед ними, пропустив чрез себя железный наконечник, заволновалась, слиплась в плоский лист, разлилась водным всплеском и вновь собралась в человеческий силуэт. — Ты! — Йон, вопреки всем доводам логики, снова наставил на существо лопату.***
Мешки со звонким бряньканьем ударились о землю и Ваахельм заложил руки за голову, дожидаясь, пока его заказчик дожует. Запах пережаренной курицы тонул в обилии душистых ароматов, привезенных из Фрама, глаза невольно искали их источник и находили: на соседней лавке мерцали и слепили взор разноцветные пузырьки. — Двадцать кофе*, как и просил, — Ваахельм пнул один из мешков и склонил голову на бок.Магсправочник: кофе — бодрящий напиток, поставляют черти, стандартной кружки хватит на день; есть поверье, что один чертила-торгаш придумал перерабатывать кофейные зерна и продавать их ритам, чтобы те “пристрастились и подохли бугагагага” , но что-то пошло не так; из-за того, что напиток подавался в одинаковых порциях, в "кофе" стали измерять вес
— Фас, фодожди, — Гелия с усилием сглотнул и закашлялся. Тарабаня себя по груди, он потянулся к фляге. — Пху-у-ух, а чего ты так долго? Четверо суток минуло, любезный. Я уж было подумал, не сработались, — он сидел на коробке, полной нераспроданных ножей, подобрав под себя обе ноги. Все товары в лавке еще перед обедом были накрыты тканью да перетянуты джутовой веревкой, так что теперь четверть часа можно было не волноваться о воришках. — Так сам сходи в драконье логово, сразись с сары и прибери все кости, — Ваахельм фыркнул, отвернувшись. — Плату, — он требовательно вытянул ладонь. Гелия вытер пальцы о ткань, свисающую с прилавка и отсчитал девять тысяч пакетов. — Не хитри. Гелия отсчитал десять тысяч. — Двенадцать. — Десять. Ваахельм сжал зубы и оттянул вниз нижнюю губу. — С хвоя*ли? Вдалеке, там где торговая площадь сужалась до обычной дороги, усеяной вывесками гильдий, показался дозорный отряд: голубые стёганки нараспашку, шаг вразвалочку, но взгляд меткий. Ваахельм невзначай встал так, чтобы разрастающиеся по городу шатры скрыли его от глаз стражи. — Я ждал тебя позавчера. Опоздал с выездом во Фрам. Убытки тоже надо уплачивать, — предъявил Гелия и подбросил обглоданную кость в воздух. Со звонким гарканьем ее поймала алокрылая жар-птица*. Вгрызаясь в хрящ, она когтями вцепилась в деревянный каркас лавки, и та покачнулась.Магсправочник: хвой — поразительное растение, всё знает, и все на него ходят жар-птица — птица со светящимися перьями, способностью к регенерации и мощным клювом; за жизнь признают лишь одного хозяина; их перья высоко ценятся, но охотиться на них непросто: разноцветным свечением вводят существ в транс на несколько минут, и сразу атакуют.
Полуденное солнце залюбовалось площадью, после ночного ливня высушив каждую пядь города. Облака рассеялись окончательно, и Ваахельм, покачиваясь с пятки на носок, свернул еще за одну завесу, вставая в ее тень. — Вынужден пригрозить сменой торгового партнера, — он пожал плечами. — Мне то что? Кому сбагрить барахло найду. А вот найти, кто стащит тебе с Чайника плоть монстра… Многое теряешь, факты. Факты-факты! Если кусаешь руку, которая тебя кормит, хоть делай это нежно, ё-моё, — Ваахельм схватился за одну из опор и начал наматывать вокруг нее круги, повиснув. Гелия отмахнулся от его слов, как от летящего в лицо сора. — Как жаль, а я надеялся на плодотворное сотрудничество. Только представь: лавочник, что щедро платит, так еще и не сдает властям. Безумная палитра красных, желтых и зеленых пятен флаконов, гобеленов и свечей вдруг перестала мелькать в глазах Ваахельма беспорядочными вспышками. Он остановился, все также держась за деревянный каркас. — Смелое заявление. — А трусливым чек не писан. Жар-птица участливо присвистнула, привлекая внимание народа. — Да не ты! — Гелия пригрозил ей кулаком. — А когда товар откроешь? — к прилавку незаметно подкралась девушка в смятом колпаке и длиннорукавной рубахе. Она перевесилась через стол, и под тканью задребезжали тесно сваленные засапожники. — Только ножики продаешь, али есть металлические дудки? — балалайка на ее плече заскрипела старыми струнами. — Была! Но пару минут, дорогая, — Гелия сложил ладони вместе и склонился. Бард энергично закивала, и ее косички несколько раз подпрыгнули вослед. — Нехорошо заставлять клиентов ждать, — Ваахельм обнял угловатую опору и приложился к ней щекой. — Так договоримся на десятке, — Гелия встал и пару раз подпрыгнул, разминаясь. Кристаллики, вплетенные в цепочку его очков отбросили разноцветные блики на полки. — Ну давай, не хмурься, день-то какой приятный! Сейчас бы уж пил медовухи, так нет: за ерунду сражаешься, — он принялся отвязывать веревку от расстеленной по товарам ткани. Бард в нетерпении переминулась с ноги на ногу. Вот и кончился перекус: к лавке вновь начал подступать заинтересованный люд. Ваахельм откашлялся: — Гелия Ли- — Тихо! — в два прыжка Гелия оказался от него в полшаге, и его грозная гримаса стальным куполом нависла над прищуром красных глаз. Риты в таких ситуациях любили хватать недругов за грудки, но эльф изощрился: почему-то достал пакет, будто пытаясь угрожать деньгами... — Ну, в самом деле, чего ты такой злой-то? Сразу под дых бьешь, будто мы враги. Ай, а знаешь-то все откуда? Не скажешь, да? Не скажешь… — Эй, торговче, по чём резаки? — донеслось от подошедшего мужчины. — Стоять, я первая! — бард сложила руки на груди, задрав подбородок. — Секунду! — Гелия взмолился, закусил щёку и снова пробуравил взглядом чужое довольное лицо. — Ну что с тобой поделаешь… Первый раз прощу, да разойдемся с миром, — излом бровей болезненно смягчился. Одной рукой он извлек из пакета двенадцать монет. Ваахельм победно оскалился. Он принял плату и запетлял по теням изукрашенных шатров прочь. — Илё ниан роото дэеву тон, — пробурчал Гелия ему вслед и, обращаясь к покупателям, вновь заулыбался во все зубы. — Благодарю за ожидание! Сейчас найду вам дудку, — он нырнул в громадный ящик. Бард оттянула нижнее веко и показала мужчине, стоявшему рядом, язык. Поступь Ваахельма мягко поплыла по земле, а черная ткань одежд заколыхалась на редком ветру. Присвистывая и размахивая пакетом, юноша оглянулся на главную дорогу: не вышли ль на нее дозорные? Хвала Драку, нет. Впереди показались пропускные врата, где с некоторыми перерывами в город ступали новые кони, тянущие повозки. Дорога там раздваивалась, подобно языку змеюки, огибала детинец с двух сторон и выходила к Старому мосту. На очередном повороте Ваахельм учуял аромат свежей выпечки. Блаженно прикрыв глаза, он засеменил к Сытному району, тому, что стелился вдоль Нижней развилки. — Дароф, — вдруг из сломанной телеги, оставленой близ крепости, показался Тора, жующий облепиховую булочку. Ваахельм отшатнулся и поник: — Ну нет, только не снова. — Хофешь? — рогатый протянул ему сверток с ватрушкой. Мимо них пронеслись, точно внуки молний, два синих плаща*, подняв с земли пыль, каменную крошку и волоски сена. Спрятав свой перекус под красную накидку, Тора покачал головой. Ваахельм же пролез под телегой вглубь закоулка и поворотил нос от предложенного угощения.Магсправочник: синие плащи — имперская структура, разыскивающая и карающая неугодных, настоящее название “Орден Синей Воли”; синими плащами зовутся ввиду ношения соответствующей формы; придурки
— Эй, она не пострадала, в обертке же. — Мне не нужны твои подачки. Досадно, но пахла ватрушка вкусно. Желудок — предатель — издал не то вой, не то скулёж, похожий на гудение старой помятой трубы. Ваахельм выпрямился и отбросил волосы за плечи, делая вид, что ничего не произошло. Украдкой поглядывая на спину и бедра неприятеля, он принялся выжидать. Тора жевал блаженно, влюбленно, плавно покачивал хвостом из стороны в сторону и изредка причавкивал. Постучав пальцами по борту и несколько раз в нетерпении вздохнув, Ваахельм сдался: — Ну что у тебя за задание? Давай уже к делу. Тора. Айщ. Тора! — ответом ему были размеренные укусы творога и хитрый взгляд исподлобья. — Я жалею, что отказался от ватрушки, доволен? Да харэ издеваться, — Ваахельм возвел очи горе и захныкал. — Как же вы меня достали. Я просто хочу получать заслуженные деньги и заниматься всякой хвойнёй. Без вас, нахалов-торгашей да… — договаривать он не стал. Тора хихикнул, вытирая с лица крошки. Он отряхнул руки и свесил ноги с телеги, так что та вздыбилась на неровных колёсах. — Уведи двух недотёп от заваленной пещеры и я отстал от тебя на ближайшие полгода. К Кубырю уведи, бе-е-ережно. Оу, — у него за спиной теперь уже в другом направлении рассекли толпу те же самые синие плащи. Глядя на Ваахельма, который снова нырнул под деревянный корпус, Тора поинтересовался: — Они это за тобой? — Да кто ж знает, — буркнул тот. — Тебе не кажется, что людям в моем положении за срочные поручения положена плата? Я тут своим благополучием рискую, если не заметил. — Не придуривайся, ты далеко не бедняк. — Даже если так. Знаешь, чего я желаю, и водишь за нос. — Да. — Правильный ответ: “Мне очень стыдно, каюсь”. — Но мне не стыдно, — Тора пожал плечами. Ваахельм щелкнул пальцами, и тьма за ним сгустилась, придушив закоулок: — Я понял. Боишься, что с Душистиной я пошатну твоё величие. Сам силу черпаешь с неё, угадал? — тени брызнули на стены, обгладывая камень детинца и сколы старинных домах. Воздух вдруг потяжелел, отравленный горечью, а горящая улыбка Ваахельма инородным пятном приковала к себе взгляд. Выход к площади светился солнечным окошком, где ничего не страшилась городская жизнь. Она бурлила, шипела, торговалась насмерть, когда совсем рядом, в тени два человека сражались против правд друг друга. Тора спрыгнул на землю, заложив руки в карманы и его следы рассеяли черноту золотистыми искрами. — Поверь, будь это так, я бы их уничтожил. Ваахельм точно остекленел. Бледная кожа пошла мурашками. “Уничтожил”. Тьма вернулась к его ногам, волнуясь кипящей лужей. — Тебя подозрительно занимают эти два самоубийцы, — очередная атака. Или отступление? Сколь путанны понятия, когда соперник выше аж на пять голов. Тора удивился: — Ты про вчерашних чудиков? Ревнуешь? Ваахельм воззрился на нежные, пушистые облака, расслабив плечи, и измученно пролепетал: — К Кубырю, так к Кубырю. И полгода свободы. По рукам.