В целом впечатление от Гуро у меня сложилось хорошее. Он понятливый, соответственно, неглупый, ни разу не заикнулся о моём внешнем виде, соответственно, вежливый и такта ему не занимать, к тому же, уходя из моего сарая, сказал:
– Я ещё не встречал девушек, подобных вам. Вы должны гордиться своим талантом, Елена Леопольдовна. Однажды вы спасёте им чью-то жизнь.
Мила мне лесть, но, положим, это правда. Во всяком случае, я хочу так думать.
Весь вчерашний день я толком не видела ни Гуро, ни Гоголя. Я не оставляю надежды поговорить с Николаем Васильевичем, у него можно узнать чего-нибудь интересного про ход дела, да и просто он показался мне хорошим. Я таких простых людей с лёгким характером чувствую сразу, меня начинает к ним тянуть. Поэтому хорошо бы мне увидеть его сегодня.
Время близилось к полудню, а я проспала до одиннадцати. И сейчас, поочерёдно ставя ноги на стул, чистила свои сапоги.
Такой у меня ритуал каждое утро. Я не выйду из дома, пока не увижу в сапогах своё отражение. Иначе я чувствую, что выгляжу плохо. Я потянулась к банке с дёгтем, чтобы зачерпнуть ещё, но увидела только жалкие чёрные следы на дне и стенках. Ладно, и так уже закончила, а за дёгтем надо Фёдора в город послать.
В дверь несколько раз громко стукнули. Лёгок на помине.
– Да!
Но это был не Фёдор, а Дана. Сунула голову в проём и тут же вошла.
– Здравствуйте, Елена Леопольдовна, я…
– И тебе, Дана, не хворать. Садись, разденься только, у меня тепло здесь.
Она села на край моей кровати, но кожух не сняла. Видно, ненадолго пожаловала. Ещё и вид такой испуганный, мне даже не по себе стало.
– Я на минуту. Вы, кажись, третьего дня с господином дознавателем познакомились, а люди на селе уже говорят, будто…
– Что говорят? – я убрала ногу со стула, а Дана живо вскочила и заговорила взволнованно:
– Будто вы его не с третьего дня знаете, а… с самого Петербурга… давно уже. Вы с ним у вашего дома говорили так… ну, люди говорят, что прямо… ласково, как с милым человеком говорят. Будто он вас забрать в Петербург собирается и что вы его… – она вздохнула и отвела взгляд. – Стыдно про такое говорить.
– Нет уж, выкладывай, – я подошла к Дане и слабо тряхнула за плечи. – В глаза мне смотри. Говори, чтó я его, что?
Дана чуть ли не слезу пустила от моего напора. Взгляд всё же подняла. Я своими глазами его удержала, как говорят, глянула в душу.
– Ну? Отвечай мне.
– Полюбовница…
Она снова стыдливо опустила глаза и громко зашептала:
– Елена Леопольдовна, это ведь неправда? Ради Христа скажите, что это неправда! Вы ведь никуда от нас не уедете?
Пока Дана готовилась расплакаться со стыда, я рассмеялась. Ну, соседки добрые! Какую же наглость надо иметь, чтобы такие слухи распускать!
– Ой, Дана… Люди врут чёрт знает что, а ты и рада поверить. Ну, Бог им судья, со скуки выдумали. Пускай болтают, но ты-то пойми, что ерунда это. Никуда я отсюда не денусь, здесь теперь мой дом, – отвечать ей я старалась весело, но какая злоба меня распирала! Как могли порядочные люди такое говорить! И ведь, верно, по всему селу уж это разошлось. Неправда, конечно, но болтливые крестьянки, скорей, своим кумушкам поверят, чем той, о ком этот бред рассказывали.
– Слава Богу, – она расслабила напряжённые плечи под моими руками. – Вы только чего худого не подумайте, я этих слухов не распускала.
– Да знаю я, что ты в жизни ничего плохого обо мне не скажешь. А ты, кстати, Гоголя не видела сегодня?
– Кого?
Чёрт, она же с ним не знакома.
– То есть, помощника дознавателя, – я помотала головой, прогоняя возникшую спросонья рассеянность. – Черноволосый такой, бледный, с усами.
Дана нахмурилась, припоминая.
– А, как же, видала только что. Они с господином дознавателем шли куда-то, кажись, с поля.
Не могли они далеко уйти. Пойду разыщу Гоголя, попытаюсь с ним диалог завязать. Я очень хочу узнать, кто он такой, откуда вообще взялся, ведь Гуро собирался приехать один.
***
Дана ушла помогать матери, а я направилась на поиски Николая Васильевича. Главный вопрос – где он может быть? Так. Поле справа от меня, значит, шли оттуда. Я завернула за угол, пошла прямо, здороваясь с крестьянами, попутно глядя по сторонам. Дальше был шинок и постоялый двор, где слышалась какая-то возня. Прищурившись, я увидела, как метнулась чёрная фигура куда-то вниз, а ещё одна так вообще взмыла ввысь. Нет, не показалось. Туда. И как можно быстрее.
Будучи близко, я услышала страшный грохот и узрела картину: соломенная крыша сарая проломлена, Ганна – хозяйка постоялого двора – с огромной силой пытается задушить Гоголя, прижав его к столу, а за её спиной как ни в чём не бывало стоит,
конечно, Бинх и целится в неё из револьвера.
Выстрел. Ганна, у которой вместо лица теперь зияла дыра, повалилась на землю, и только сейчас я заметила, что у неё не было правой руки.
Все застыли в своих позах ещё секунд на пять: Бинх – с револьвером в вытянутой руке, Гоголь – полулёжа на столе, я – стоя невдалеке, зажав ладонями раскрывшийся от удивления рот.
И только когда из сарая с проломленной крышей выковылял Гуро, держась за ушибленную руку, все уставились на него.
– Какой пассаж, господа, – сказал он, улыбаясь, будто совсем не он, как бы это странно не звучало, несколько секунд назад влетел в крышу сарая, что я видела сама, хоть и не слишком отчётливо.
– Яков Петрович! – я бросилась к нему, попутно спотыкаясь и со всей силы налетая боком на стену, и только сейчас, кажется, все заметили меня. – Вы как, живы вообще? Что с рукой?
– Ну что же вы так, Елена Леопольдовна, – сказал Гуро, выпрямляясь. – Рука – ничего. Ушиб.
– Вы лучше Гоголем займитесь, – Бинх посчитал своим долгом вмешаться в наш, видимо, слишком любезный разговор. – Он со страху еле живой.
Я вспомнила про Гоголя, предпринимающего попытки встать, и про своё желание встретить его сегодня, чтобы поговорить. Он, бедный, чуть на тот свет не отправился, а я тут с Гуро раскланиваюсь. Даже стыдно немного стало.
– Николай Васильевич, – я помогла ему подняться, но лицо у него было такое, будто он отсутствует в реальности. – С вами всё нормально?
– Да-да, – отвечал он дрожащим голосом, отряхиваясь. – Я… в порядке.
– Точно? Идти-то можете?
– Да, конечно.
Вопреки моим предположениям, Николай Васильевич пошёл очень даже уверено.
***
Вот все наверняка знают это противное чувство, когда ты уже готов сделать что-то, что собирался сделать давно, но в последний момент всё портит кто-то или что-то.
Вот так и случилось сегодня. Я только собиралась найти какой-нибудь предлог, чтобы по-человечески познакомиться с Гоголем, как Гуро тут же потащил его с собой для каких-то дел.
Обидно, чёрт возьми. Я ни с чем вернулась домой и до следующего дня так его и не видела.
А на утро выяснилось, что ночью загорелась хата покойной Ганны, и в этом пожаре Гуро погиб. Вот так повернули события. Это ж надо было всё самое интересное проспать!
Я, услышав это от Фёдора и послав его в город за дёгтем, побежала искать Гоголя. Может, подробности удастся узнать.
Он стоял около брички, на которой несколько дней назад приехал с Яковом Петровичем. Слуга его грузил вещи. Я подошла, поздоровавшись.
– Уезжаете? – невесело спросила я, готовясь услышать худшее.
– Да, придётся. Хоть и, признаться, не хочется. Мы слишком мало продвинулись.
– Скажите, как это случилось с Яковом Петровичем?
Гоголь помрачнел ещё больше, хотя, и так был сравним с тучей. Зря я, наверно, это спросила.
– Хата Ганны загорелась, и он сражался там со всадником. Бревно горящее… упало на него… Я всё видел. Чуть сам в огонь не бросился.
– Жаль, конечно, но, видно, судьба такая, – я отвернулась от Гоголя и улыбнулась сама себе. – А я, признаться, надеялась, что вы подольше останетесь. Знакомство у нас с вами вышло, прямо скажем, не ахти, поэтому я хотела поговорить с вами по-человечески, узнать вас получше. Вы мне при первой встрече показались хорошим, но зажатым.
– Я, Елена Леопольдовна, тоже считаю, что вы… хорошая, – неуверенно говорит, неужели только из вежливости? – Я был бы рад стать вам приятелем.
А нет, вроде не врёт.
– Ну, раз вам надо уезжать, давайте хоть попрощаемся по-человечески, – я протянула Гоголю руку. – Счастливо доехать.
– До свидания, – он грустно улыбнулся и пожал мне руку.
Я неспешно направилась к дому. К тому же, я заметила Бинха, подошедшего к бричке, а видеться с ним мне не очень хотелось.
Я, естественно, была расстроена. Неужели моим планам не суждено сбыться? Я то, дура, настроила их кучу, а теперь удивляюсь, отчего всё не так, как я хочу?
А ведь всё зачастую бывает именно так, как я хочу. Я, например, с детства хочу нравиться всем вокруг: молодым, старым, женщинам, детям… И ведь нравлюсь. Например, все будут смотреть на меня, если я этого пожелаю, словно я могу им это внушать. Какая-то сила идёт у меня изнутри. Отец покойный говорил, что это характер, от каких-то дальних, но сильных моих корней доставшийся.
– Елена Леопольдовна, постойте!
Гоголь вырвал меня из мыслей, окликая. Я машинально обернулась, будто ожидала, что он догонит меня. Надежды на что-то хорошее у меня не было, что же ему надо?
– Что, Николай Васильевич, забыли что-то? – всё ещё очень расстроенным голосом проговорила я.
Того, что он сказал, ожидать я была не в праве.
– Я остаюсь, – выпалил Гоголь, улыбаясь. – Настоящий убийца всё-таки не пойман, я буду замещать Якова Петровича и расследовать это дело.
– А господин Бинх что на это сказал?
Господь услышал меня? О, всё по-прежнему так, как мне нужно! Удача собралась было отворачиваться, ан нет!
– Ничего толком, но, кажется, согласился, – чтоб уговорить на что-то Бинха, следует очень постараться, стало быть, Николай Васильевич не настолько робкий, как я думала.
– Ну, значит, рано мы с вами попрощались, – глаза у меня, я уверена, светились от счастья, и я улыбалась во все тридцать два.
– Выходит, да, – Гоголь не выстоял против моего обаяния (другого эффекта я и не ожидала) и тоже улыбнулся.
– Вы, если что-то понадобится, если что-то новое по делу будет или просто станет не с кем поговорить, заходите, всегда рада. И выслушать, и помочь, – я, видимо, всё-таки смогу осуществить задуманное.
– Спасибо, зайду. То есть… Вы тоже заходите.
Мы разошлись, вновь пожав друг другу руки.
Теперь я шла домой в хорошем настроении, уверенная, что скучно мне уже не будет. Давно в моей жизни не было новых людей, а с ним я ещё и к расследованию стану приближена. Ай да Лена, двух зайцев одним махом!
