Sunshine baby

Гейские боги сыпали благодатью по полной, Чонгук ликовал и засовывал палки-каркасы в то, что должно было в будущем стать двухместной палаткой, Сонми неподалеку со стайкой подружек разворачивала полевую кухню, пока чирлидерши снова занимались настройками фильтров на телефонах, позабыв о том, что нужно позаботиться о команде. Спортсмены же, как привороженные кружили вокруг, с горящими глазами наблюдая за тем, как из сумок девчонок появлялись туески с домашними гарнирами, рисом и мясом для барбекю. Вскоре Сонми взяла в оборот тех, кого запахи еды приманили ближе всех – столы сами себя не расставят, дрова сами себя не насобирают. Хосок вился ближе всех, ежесекундно занятый чем угодно, лишь бы не разговорами с одним определенным Пак Чимином, который единственный выбивался из общей идиллии. Пак Чимин страдал, смотрел на сверкающего Чонгука и страдал еще больше. И он хотел, чтобы Хосок страдал вместе с ним, например, от недостатка кислорода в легких, после того как он своими руками его придушит, либо от головокружения, после того как он опять же своими руками вытрясет из него душу. Чертов предатель с одноместной палаткой. Ну и что, что капитан? Чимин, между прочим, имел дело как минимум с тремя людьми, которые готовы были в любую секунду начать обнимать/тискать член/рожать детей от Чон Чонгука. Нужное подчеркнуть. И не важно, что всеми этими людьми был он сам. Хосок слился со скоростью света в обнимку со своей гребаной палаткой, не оставив Чимину вообще никакого выбора. Именно поэтому он свалил всю работу по организации спального места на Чонгука, а сам пошел развеивать свое раздражение путем вежливого раздавания ценных и не очень указаний всем, кто под руку попадался. В конце-концов, он приехал сюда как член студсовета. Студенты слушают маленького, миленького (по мнению Чонгука) Чимина прилежно – репутация у блондина такая, что он мог бы организовать секту имени самого себя и последователей был бы вагон и еще маленькая тележка. Чонгук смотрит на все это слегка недовольно. Вот вроде все то этот парень умеет – подскажет, как правильно разложить складные стулья, покажет какой стороной воткнуть насос в надувной матрас, чтобы воздух шел внутрь, а не наоборот, научит, как определять направление ветра, предварительно помусолив свой палец промеж куриных желудочков, - мастер на все руки едрить его. Но в таком случае, почему помощи удостаиваются все подряд кроме него – Чон Чонгука? Ведь именно он прямо сейчас самостоятельно сношался с этими проклятыми надувным матрасом и от руки помощи бы не отказался, пусть и от такой крошечной – чиминьей. Надуть его идеальным образом Чон считал делом стратегической важности, ведь ночью его будет проминать ладное, нежное тельце его Солнышки, именно поэтому важно было правильно рассчитать мягкость, упругость и толщину. Чон пыжился и поминутно прикладывался к матрасу щекой, стараясь учесть все, чтобы настроить матрас на крохотное, но выпуклое тельце. На что он точно не рассчитывал, так это на то, что предварительно его детище промнет длинное тело с костлявыми конечностями. - А вот это ты зря, шшш, - Чон не стал ходить вокруг да около, поэтому зажал съемный наконечник трубки от насоса между зубов и перешел к шипящим угрозам. - Мне некогда, - Хосок отмахнулся от товарища и заперебирал коленками по матрасу, создав дополнительное давление, запустив череду почти что фатальных событий, итогом которого стал злополучный наконечник, почти застрявший у Чонгука в горле. Хосок сочувственно, но достаточно холодно похлопал подавившегося бедолагу по спине, - слушай, Чимини злится на меня за то, что произошло, но ты должен объясниться с ним. И пока Чонгук в своей голове пытался соединить жопу с пальцем, недоумевая от того почему он должен оправдываться за чужие ошибки, на горизонте между кустов замаячил Чимин, который несся к месту теперь уже своей стоянки на всех парах. Хосок задницей почувствовал, как яростно колышется ветер где-то позади, поэтому обернулся и не успел соскочить с матраса, чтобы дать деру, как вечерний воздух сотрясся от восторженно-гневного: - Чонгук, не дай ему уйти! А Чонгук что. Он человек простой – две руки, две ноги, а внутри клятва верности на три тысячи четыреста шестьдесят два пункта. Чимин выбил ее своим крохотными пальцами прямо на чонгуковом измученном, влюбленном сердце, хоть сам и не подозревал об этом. Поэтому доля секунды и вот Чон Хосок уже беспомощно барахтается, пригвожденный к матрасу двумя руками, похожими на кандалы. Чимин мчится счастливый и, по мере приближения, старается не смотреть на то, как бугрятся под чужой смуглой кожей мышцы, как короткие рукава светлой футболки врезаются в плоть, выставляя на обозрение очертания…татуировок? О, ядрены пассатижи. Чимин не может вспомнить, было ли это безобразие отчеканено на чонгуковой коже в тот вечер, когда…кхм…не то чтобы тогда Чимин был в своем уме, но не может же быть, чтобы ни один из этих тупиц, что сидят внутри него не заметил этих греховных рисунков. - Чимини? – голос Хосока раздался снизу, что было немного странно. В последний раз Чимин ощущал себя бегущим в пространстве, а не лежащим на своем друге. Звенящая тишина и некие подозрения заставили блондина поднять глаза, а не опустить вниз. Что-то внутри подсказывало, что главная его проблема находится именно выше. Подозрения его не обманули. Чимини всегда был умненьким мальчиком. - Нравится? Там у меня еще есть, - Чонгук коротко кивнул себе за спину, намекая на то, что еще больше этой нарисованной бесовщины скрыто под тканью футболки. - Черт, - Чимин не думал, что быть пойманным на разглядывании чужих рук было так стыдно. Судя по всему, он так задумался, когда бежал, что даже не заметил, как по приземлении почти уткнулся Чонгуку в плечо. Где-то внутри него гаденько хихикнула одна из его петушьих личностей, - черт, Хоби-хен, это все твоя вина! От разочарования и стыда Чимин решил с двойной силой обрушиться на мерзкого предателя в одноместной палатке. Оседлав хосоковы бедра, он начал угрожающе трясти перед его носом своим указательным пальцем. - Ты прямо сейчас отдашь мне свою палатку! - Я не могу, она только для членов команды! - Тогда отдай ее Чонгуку! - А у него харя треснет от такой роскоши! - Эй! – чонгуково возмущение заглохло, после возмущенного «тщ!» с двух сторон. - И что же мне делать? – Чимин позволил себе заскулить и оттопырить губу, не боясь выглядеть капризным, ведь в этих зарослях кустарника их никто заметить не мог – Чонгук специально выбрал место для привала вдалеке от всех. А значит репутации его ничто не угрожало. - Все будет хорошо, я клянусь, что не буду к тебе приставать! – Чонгук мог вообще что угодно пообещать, лишь бы это позволило Чимину чувствовать себя комфортнее. - Ты-то, может, и не будешь, но про них я такого сказать не могу! – Чимин яростно потыкал себя пальцем в грудь и залился краской, тут же поспешив спрятать лицо в ладонях из-за новой волны стыда. Так утомительно было постоянно беспокоиться о том, чтобы бессознательно не натворить глупостей. Чимин устало выдохнул. А Чонгук же не без удовольствия успел заметить, что мягкие щеки Солнышка стали похожи на румяные рисовые пирожки. - Ох, Чимини, - Хосок, избавившийся от кандалов, притянул застыдившегося друга в свои объятия, а затем забормотал едва слышно, - не думай, что я делаю это из-за того, что хочу твоего позора. Подумай об этом как об опыте, Чонгук ведь помог тебе несколько раз. Кто знает, может тебе потом снова понадобится его помощь? Не лучше ли воспользоваться шансом и понаблюдать, как твои личности будут вести себя рядом с ним, мм? Чимин убрал руки от лица и посмотрел на друга с сомнением. С одной стороны в его словах была доля разума, но с другой – Чимин пока не мог решить на что Чонгук был больше похож – на спасение или на причину всего происходящего. - Складно стелешь, хен, складно. Но если что-то пойдет не так, то всю вину я сброшу на тебя, - ответил Чимин после минуты раздумья, - а теперь, Чонгуки, выпроводи этого палаточника вон. Когда божество Солнце раздает указания, жрец Чон не спрашивает дважды. И как только чиминья задница мягко скатилась на траву, капитан Палаточник был сброшен с матраса быстрым, точным движением рук. - Подкаблучник, - пропыхтел Хосок вставая и отряхивая одежду от налепившегося травяного мусора, - неделю будешь с тренировок на бровях выползать, - беззлобно добавил капитан и отчалил восвояси. *** Последним, но в прочем и единственным мероприятием первого вечера в лагере были посиделки у костра. После того, как палаточный лагерь был развернут и последние приготовления завершены, все собрались в небольшие кружочки возле нескольких очагов. Никто из приезжих не ставил своей целью поджигать половину леса, поэтому разжигать один большой костер для того чтобы пожарить мясо и зефир было неразумно, поэтому все сформировали группы по интересам для того чтобы приготовить походный ужин. Девчонки из фанклуба Чимина вместе со своими котелками разбрелись кто куда, потянув за собой ребят из команды и бесполезных куриц, то есть чирлидерш. И так уж совпали звезды, что котелок, у которого Чонгук ждал вкусных харчей, принадлежал Ли Сонми, которая в данный момент обхаживала оскорбленного Палаточного капитана, а это означало, что Чонгуку, как обидчику, достанется максимум обугленный хвост свиньи. Чимин, сидевший рядом, копошился со сладкой картошкой, которую как младенца, бережно кутал в небольшой кусочек фольги. Кончик его языка был усердно прижат между куриных желудочков, а брови сведены на переносице, что делало его лицо схожим с мордочкой щенка. - Этот кусочек фольги слишком маленький, - заботливо проворковал Чон, глядя на то, как пухлые, гладкие бока картошки то и дело выглядывали сквозь блестящую оболочку, - лучше возьми с запасом, так она не сгорит. Чимин глянул в ответ недоверчиво. По его мнению, Чонгук, с его бесовскими рисунками по всему телу, не был похож на мастера кулинарии. - Просто доверься мне, - и на гипножабу он тоже не был похож, но руки Чимина, будто под заклинанием сами потянулись к рулону фольги, - замотай ее упругую попку потуже. - Так, ну это уже ни в какие ворота, - Сонми хоть и порхала над капитаном-палаткой, но о своих корнях не забывала. Никто не смеет похабничать в присутствии ее кумира Чиминушки. Чонгук нутром почуял, что только что лишился и свиного хвоста. - Все в порядке, - пролепетал Чимин тихонько и прижал к груди закутанную в фольгу картошку. В костре треснула догорающая ветка, где-то в кустах вспорхнула ввысь ночная птичка. Хосок внимательно прищурился, стараясь разглядеть в Чимине что-то. Чимин не смотрел на него в ответ. - В этот раз ты соскочил, Чон, но имей ввиду, что я слежу за тобой, - Сонми потыкала в его сторону поварешкой и тут же пустила утварь в дело. Достала деревянные тарелки и щедро разлила всем по порции наваристого супа. Чонгук принял в руки свою тарелку и поразился, увидев внутри несколько жирненьких кусочков мяса. Чимин тоже получил свой супчик, но пока отложил его в сторону, решив сначала позаботиться о своем блестящем детище. Чон скосил глаза в его сторону и чуть не уронил свою тарелку, пока спешил одернуть руку блондина от пламени. - Какого черта, Чимин? – пока Чонгук приходил в себя, его мысли озвучил Хосок. - Я хотел кинуть картошку, – Чимин указал пальцем в центр, туда, где все еще горело пламя. - Прямо в огнище?! - Так не делается, - Чонгук каким-то образом контролировал эмоции лучше, чем Хосок, - нужно закопать ее в угли – подальше от открытого пламени. Так она пропечется равномерно. - Ладненько, - Чимин смущенно улыбнулся и почти невесомо коснулся пальцами ладони Чонгука. Этот жест не укрылся от взгляда Хосока. Картошка была успешно закопана и все, наконец, приступили к позднему ужину. За болтовней и смехом время пролетело незаметно. Хосок травил байки про команду и в каждой второй истории главным лицом был Чонгук, который позорился, лажал или просто выглядел лопухом. И Чон не мог даже злиться на капитана, потому что Чимин почти заваливался к нему на плечо от сильного хохота, который сотрясал все его маленькое тело. Улыбка на его лице цвела так, как ни один цветок не мог - все они, как жалкие копирки меркли, жались в тени от своей серости. В темноте этой ночи был только один цвет и свет, который слепил и растекался по воздуху звоном хрустальных колокольчиков. Чимин просто хихикал, а Чонгук ощущал, как по его коже мелким бисером рассыпается благодать. Было почти нестерпимо сидеть так близко и не иметь возможности коснуться. Кончики его пальцев сиротливо покалывали, зудели от нетерпения, от жгущего желания ощутить хрустальные переливы физически. Хотелось коснуться сияющей улыбки, ощутить мягкость сладких губ, хоть на мгновение, на долю секунды стать единым с этой мелодией совершенства. Чонгук не уверен, что смог бы выдержать это касание, не рассыпавшись тут же от восторга и благодарности. Иногда подобные чувства пугали, ведь походили на одержимость, но Чон ни секунды в своей жизни не жалел о том, как сладко его сердце разрывалось от щемящей боли при мысли о том, что объект его обожания ему не принадлежит. Одна только улыбка и Чонгук мог поклясться, что оно того стоило – каждая капля огня и нестерпимой жажды. Спустя полчаса, когда ужин был доеден, а костры потушены, все стали разбредаться по своим палаткам. Чимин помог Сонми с посудой, попрощался и пошел искать свое убежище на ближайшие выходные. Чонгук к этому времени уже умчался в нужном направлении, желая все подготовить к прибытию своего Солнышки. Палатка была не слишком просторная – особого места для маневров не было, но худенький Чимин, завернутый в свою овресайз худи, с легкостью поместился на свободной стороне матраса. На улице было не так холодно, а палатка давала дополнительное тепло, поэтому не было особых причин, чтобы кутаться в одежду, но Чимин тщательно упаковал свои ступни в носочки, а ляжки в штанишки. Чон же, напротив, лег спать в тонкой майке. Некоторое время они лежали в тишине, - Чонгук сложив руки за голову, лежал на спине, а Чимин в коконе из одеяла блымал глазами сбоку. - И давно у тебя это? – блондин сверкнул глазами в сторону правого чонгукова плеча, где даже в темноте можно было различить очертания целой россыпи татуировок. - Я смотрю, тебя сильно зацепило, да? – Чонгук не мог не распушить перья, гордый тем, что его краш на него клюнул. - Ага, - глухо отозвался Чимин и едва заметно притиснулся ближе, но это движение не ускользнуло от Чонгука, поэтому блондин поспешил оправдаться, - я только посмотрю поближе, повернись и покажи мне полностью. - Ладно, - с сомнением протянул Чонгук, сбитый с толку таким пристальным вниманием. Он перекатился на бок, явив чужому взору мазки орнамента на плече, уходящие на лопатки в виде длинных перьев. Тонкая лямка майки скрывала лишь крохотную часть рисунка, но этого было достаточно, чтобы Чимин недовольно сморщил нос и коснулся кончиками пальцев мешающей ткани, потянув ее вниз, оголяя смуглое плечо. От контакта кожи с кожей Чонгук дернулся, но Чимин сладко заворковал, убаюкивая тревогу: - Ну чего ты, я просто хочу хорошенько все рассмотреть. Чонгук снова покорно повиновался. - Это так горячо, - пальчики заплясали по коже, обводя контуры рисунков, не пропуская ни одного изгиба чернил. - так чертовски горячо, Чонгуки. Если внутри Чонгука и шевельнулось что-то необъяснимое, рожденное одним лишь касанием, то он не обратил на это внимания. Или просто проигнорировал. - Это только начало, постепенно я забью целый рукав, - гордо возвестил Чонгук и покрылся мурашками от слабого скулежа, что донесся из-за спины. И будто этого было недостаточно, он продолжил, - еще хочу на бедре набить. Дыхание Чимина стало нервным, мелкие волоски на загривке Чонгука подымались дыбом в тех местах, где их опаляло его жаркое дыхание. Чимин ерзал и шуршал тканью своей излишне теплой пижамы, Чонгук, даже подумал, что блондину, наконец, стало жарко. И если Чимина можно оправдать слоями одежды, то откуда на его коже взялась эта обжигающая лавина, после того как прикосновение Чимина стало более ощутимым – маленькая ладошка полностью легла на плечо и скользнула вниз - до самого запястья, а потом как бы случайно упала на чужое бедро. - Здесь? Ты хочешь ее здесь? – голос Чимина лился, словно тягучий мед, вся искристость и чистота постепенно сходили на нет, превращая каждое слово в тягучую патоку. Чонгук ощущал, как голова стала идти кругом, - или здесь, а может… Чимин беззастенчиво шарил по чужому бедру и Чонгук терялся в ощущениях, которые раздирали его изнутри. Искорка понимания потихоньку пробивалась в сознании, но потом снова тонула, погребенная под очередным жарким выдохом в затылок. Чертовски знакомо горели внутренности, чертовски обжигающе лизало пламя, вырывающееся из паха, чертовски…уверенно спальные штаны ползли вниз. - Какого черта ты делаешь, Чим… - Чим? - короткий смешок сзади и Чонгук готов был сию секунду провалиться до самого ядра земли, - Погоди…Пичи? - Да, блять, да, - и блондин, будто спущенный с цепи зверь с размаху впечатался своим телом в Чонгука, решив, что раз уж его раскрыли, то нечего дальше тянуть кота за причиндалы. Нечего ждать и стесняться. Теплая, летняя ночь очень располагала, - а теперь, когда мы поздоровались, иди ко мне. Чон и пикнуть не успел, как вжался щекой в пол, оказавшись буквально смятым чужим маленьким, но таким крепким и настойчивым телом. В голове всплыли слова Хосока про то, что зараза Пичи может быть убедительным, когда захочет. Юркая рука мгновенно миновала кромку его штанов, белья и как по компасу нашла и схватилась за головку его члена. Пальчики, будто маленькие змеи обвились вокруг ствола, попутно размазывая смазку, которая как по команде образовалась на кончике ствола. Факт того, как быстро Чонгук тек, стоило умелым рукам взяться за дело, мог показаться почти комичным. Чон бы даже сам написал на эту тему пару-тройку шутеек, если бы пальцы так сильно не поджимались от удовольствия. Вряд ли он смог бы держать ими ручку. - Блять, нет, нет, нет…мы не можем, - Чонгук сплющил глаза, изо всех сил пытаясь развеять туман, который заволакивал его жалкое сознание. Он не мог так поступить с Чимином снова, он должен быть крепче, сильнее, он ведь мужчина, он… - Ну, ты, возможно, не можешь, а я очень даже да, - проворковал Пичи на ухо своей жертве, перекидывая через него ногу, так что их конечности оказались в итоге сплетены. Блондин наращивал темп, крутя ладонью и запястьем, мурча от усердия и шепча в смуглую кожу слова восхищения. Он бормотал, как будто в трансе, водил носом по разрисованной коже, толкался бедрами, пытаясь потереться о чонгуков зад, видимо гонясь за собственным наслаждением. И все это в купе было слишком…Слишком ошеломляюще для одного Чонгука со слабым, влюбленным сердцем. Пичи будто привораживал, покорял себе своей страстью и ненасытностью, отчаянным желанием искупать свою жертву во всех грехах, которые только существовали. И что останется от Чонгука после, да и хочет ли он оставаться вообще? Возможно, лучше было бы прямо сейчас рассыпаться прахом от своей слабости, невозможности противостоять тому, чего у него даже не было. То, что происходило - было неправильно, но так чертовски жарко и сладко. Время ли сейчас думать о чем-то кроме этого дрожащего тела, что трепетало сверху, дурманило жаром и плавностью движений, заклинало трением кожи о кожу, навсегда подчиняло себе без шанса на побег. Чонгук сгорал, совсем не ощущая того, как плавится кожа, спирает дыхание, а из груди рвутся задушенные стоны. Пичи все бормотал и бормотал, тыкался пухлыми, сладкими губами в кожу плеча, лопаток, а потом издал надрывный стон и окончательно спустил себя с цепи. В этот раз было жарче, Чонгук не был уверен, что выберется из этой палатки живым, особенно после того, как ощутил влагу, что скользила по правому плечу. Пичи мог в данный момент плакать от удовольствия, но всхлипов было не слышно, а значит оставался единственный вариант развития событий, от которого у Чонгука перед глазами заплясали звезды. В груди разлилось непонятное, тупое раздражение от того, что его шея не была физически способна повернуться так далеко назад. Но, если бы Чон приложил достаточно усилий, чтобы развернуться, то картина, которую он бы увидел перед тем, как его глаза навеки закрылись после хруста свернутой шеи, была бы поистине греховной. Мелкий засранец облизывал каждый изгиб татуировок Чонгука, не оставляя без внимания ни один завиток. Его влажный, блестящий язык вываливался изо рта почти бессознательно, глаза под трепещущими веками блаженно подкатывались вверх и увлажнялись скопившейся в уголках влагой. Губы распухли и покраснели от того, как сильно он терся ими прежде о чонгукову кожу, в уголках блестела слюна, что помогала языку скользить так горячо и плавно. Чон не видел, но знал, что милое личико сейчас похоже на маску, разрисованную похотью, не хватало лишь сочной, красной помады, размазанной по губам, щекам и коже – маленькая деталь, ради которой Чонгук загремел бы прямиком в ад, но ни на секунду не пожалел бы об увиденном. И чего еще желать после такого? Спасения? Или наказания за то, что не сумел сопротивляться? Снова. Пичи внезапно замер, будто дав Чонгуку секунду на передых, и искорка сознания снова забрезжила в голове парня. Он должен был собрать остатки мужской гордости и спросить. Узнать, как давно он проебался. - Как ты…когда…- теплая рука сдавила его член у основания, будто предупреждая, - ах…приступа…не было…мхм… - Ах, наивный Чонгуки, - Пичи непривычно нежно чмокнул его в плечо и продолжил воркующим тоном, - думаешь Чимини всегда так реагирует? Дрожит? Боится?- звенящая пауза и, - Сопротивляется? Чонгук ощутил, как внутри него что-то оборвалось. Все эти приступы - это… - Иногда он пытается, это правда, но ему очень больно. Бороться там, в темноте и одиночестве, слишком сложно, а он очень устал и, честно говоря, в последний раз уже готов был сдаться. Если бы не ты, то он погиб бы на дне своего замшелого колодца. Колодец? Одиночество? Погиб? Что? Что он блять несет?! - Он испытывает так много боли, что иногда даже не осознает, как теряет управление. Бедный Чимини, иногда мне его жаль, но… - Когда….с каких пор ты..? – рыкнул Чонгук, ощущая как возбуждение сходит, оставляя место лишь слепящей ярости. - «А теперь, Чонгуки, выпроводи этого палаточника вон», - процитировал сам себя Пичи, придав голосу тон точь-в-точь как у настоящего Чимина. - Блять, я должен был догадаться, - Чонгук сам поразился со своей бестолковости. Как он мог не заметить? Чимин никогда не называл его миленькими именами. - Не кори себя, Гуки, у тебя еще мало опыта в этом. Вот Хосоки хен стреляный воробей, он почуял, что… - и не успел Пичи закончить фразу, как молния палатки яростно расстегнулась, явив миру перекошенное от злости лицо вышеупомянутого. - Все верно! Почуял! Мелкий извращенец, так и знал что это ты! Высунь руки из чужих штанов! – Хосок за шкирку выволок друга из палатки, - Чон, на выход! Чонгук, не задавал лишних вопросов. Все еще раздираемый сотней вопросов и клокотавшей внутри яростью он покинул палатку, даже не потрудившись надеть обувь. - Уверен, что не хочешь закончить начатое? – весело хохотнул Пичи, скосив взгляд на не до конца опавшую в штанах Чонгука палатку. - Заткнись, негодник, - Хосок все еще так удачно держал друга за воротник, поэтому встряхнул его для пущего эффекта. Пичи недовольно зашипел, потому что и сам был заведен. - Чон, теперь ты спишь в моей палатке! - Блядство! – яростно прорычал Чонгук и злобно зашлепал босыми ногами туда, куда был послан. - И не смей там дрочить! - Четырежды блядство!