Всё меняется, и мы меняемся вместе со всем

— Южная лаборатория ВГМ сейчас перенасыщена подопытными жителями Вилледора, — говорил главнокомандующий, указывая на соответствующее место на карте. Айтор хмуро посмотрел вниз, следя за чужим пальцем. — Если мы сейчас ничего не предпримем, то этот город окажется в большой опасности, так как люди превратятся в монстров. — Айтор поймал на себе взгляд начальника. — Мы обязаны предотвратить это.       Айтор с согласием кивнул головой, не догадываясь о методе, который сейчас будет предложен. — Надо взорвать лабораторию, — вздохнул главный командир, сжимая ладони в кулаки. Айтор вскинул ввысь брови, осознавая, насколько это ужасная идея. — Нет, Айтор, даже не думай не соглашаться со мной. Я знаю, что это отчаянное решение, но иначе — нельзя. — Мы — Миротворцы, — грозно говорил Айтор, показав руками на себя и своих подчиненных. — Мы здесь для того, чтобы защищать людей! Наше призвание — спасать их, а не предавать все огню и пороху! — Это приказ! — ударив рукой по столу, заявил главнокомандующий. — Ты не должен перечить мне, так что сделай, что я сказал!       Айтор не посмел даже недовольно фыркнуть: ему необходимо соблюдать дисциплину, чтобы оставаться на своем месте лейтенанта. И он обязан выполнять любые приказы, как раб.       Рыбий Глаз вмиг украсился свечками и УФ-светом, когда все узнали о прибытии Фрэнка. Заметив радость жителей, Фрэнк захотел устроить им еще больший праздник и объявил о вечернем торжестве. — Сегодня люди должны перестать бояться того, что происходит, — говорил он Лоан, что внимательно его слушала. — Нам всем пора отвлечься от ужасов и кошмаров, которые хранят улицы.       Эйден был очень и очень недоволен таким решением: ему хотелось действовать. Его тело горело от разбушевавшихся нервов, и он не знал, как успокоить самого себя. Находясь в своей комнате, пропитанной одиночеством, он крепко держался за края кровати, чтобы удержаться на месте и не рвануть к Главной лаборатории ВГМ. Ему не хватало терпения. Зато хватало сил.       Парня раздражали люди. Он не понимает их, ненавидит за то, о чем они думают. «Простым людям страшно», — утверждал Фрэнк. И что? Лучше перестать бояться и сдохнуть от монстров, которые ни за что не прекратят бродить где-то под окнами? Или они думают, что все будет прекрасно, раз вернулся Фрэнк? Бред…       Эйден поднимает голову и закрывает глаза, крепко сжимая ладонями свою постель. Он считает. Раз. Два. Три… Он хочет дойти до пятидесяти, и, если беспокойство не отпустит его, он точно совершит побег — иначе это никак назвать нельзя.       Двадцать шесть… Двадцать семь…       Эйден резко поднимается и ощущает, как приятно дрожат ноги от предчувствия скорого бега.       Тридцать девять…       Пилигрим сжимает в руке ключ от «Сердца» до боли, до крови и смотрит, как темно-алая жидкость стекает с его ладони вниз по запястью.       Сорок пять…       Эйден надевает перчатки и верхнюю одежду, закидывает на спину рюкзак. Выдыхает.       Пятьдесят.       Он готов идти.       Колдуэлл быстро подошел к двери, дернул за ручку, отворяя ее, и раздраженно захлопнул ее, когда увидел приближающегося к его комнате Хакона. Почему всегда так не везет? — Псих, — грубо и без усмешки бросает при встрече Хакон, заходя в комнату своего приятеля. — Куда ты собрался? Спускайся ко всем, тебя все ждут. — Как же ты не понимаешь?! — голос Эйдена сорвался, и все звуки из его горла доносились с хрипотцой. Юноша приблизился к ночному бегуну, взяв его за плечи. — Мы должны бежать на территории ВГМ, чтобы остановить компанию, а не веселиться и забывать об апокалипсисе! — Успокойся, — нахмурился кареглазый, внимательно осмотрев чужое лицо. — Ты не в себе сейчас. — Эйден выдохнул, отойдя к стене. — Почувствуй себя, малыш. Ты должен признать, что сходишь с ума. — Да-да, конечно, — покивал головой Колдуэлл, закрыв глаза. — Да, я сошел с ума, а не вы. Пытаться спасти мир — это безумие, безусловно… — Я не об этом, — мягко произнес Хакон, поняв, что все зашло слишком далеко. — Ты взял на себя очень многое, поэтому думаешь, что должен сделать все сейчас или никогда. Но это не так. Для начала тебе нужно отыскать гармонию с самим собой, иначе потеряешь контроль.       Да, этот человек прав: Эйден теряет контроль над собой. Но как тут держаться, когда в мире происходит уничтожение человечества? — Я знаю, что ты боишься, — продолжил Хакон, подойдя поближе, — но боишься не за себя, а за всех остальных. Я знаю, что ты не хочешь становиться всеобщим героем, но желаешь людям только добра: желаешь спасти их. Конечно, ты способен на это, у тебя есть силы на это. Но, к сожалению, ты можешь не справиться, если не остановишься сейчас. Ты понимаешь меня?       Хакон думает, что Эйден одержим, и это раздражало бы еще больше, если пилигрим не был бы так разочарован. Он разочарован в себе, разочарован в людях, в Хаконе, в этом мире. Зачем за них всех бороться, если они об этом даже не хотят думать? — Ответь хотя бы что-нибудь, чтобы я понял, что ты меня слышал, — усмехнулся Хакон, едва толкнув парня в плечо. Тот покачнулся и поднял голову. — Убей меня, — совершенно без шуток, без улыбки и задора, отчаянно вздохнул Эйден, больше не понимая значимости своей жизни. — Пожалуйста.       Хакон поджал губы: смотреть на такого — разбитого, сломленного — юношу было тяжело. Хотелось как-то помочь, поддержать, побежать с ним вместе в здания чертовой ВГМ. Но это будет необдуманно, безрассудно, неправильно. Нужно делать то, что поможет не только миру, но и им самим. — Ты обязан расслабиться, Эйден, — сказал твердо Хакон, будто бы наставлял. — Пойдем со мной вниз. Мы побудем с остальными всего пару часиков и уйдем.       Эйден медленно стянул верхнюю одежду, перчатки, скинул рюкзак, спрятал «Сердце» во внутренний карман кофты и вздохнул. — Делайте со мной, что хотите, — прошептал он, и прежнее желание бежать сменилось меланхолией.       Хакон бережно обхватил его локоть ладонью и повел к выходу, точно зная, что они оба нуждаются в отдыхе.

***

— Подайте мне воды! — Эй, подойди сюда! — Может, споем что-то?       Эйден заливает в себя алкоголь, и звуки вокруг потихоньку перестают быть для него чем-то важным. Седьмая кружка, восьмая…       Откуда люди вообще нашли столько алкоголя? Впрочем, это уже не важно. Если они принесли это все сюда, значит, пилигрим может это выпить. И пусть ему хоть кто-то что-то попробует сказать — он всем найдет, что ответить.       Разум уже затуманен, а на сердце неспокойно. Какая-то совершенно необъяснимая тревога разъедает его изнутри, и он пытается уничтожить ее спиртом. Не получается.       Пульс участился, в висках что-то забилось, в ушах — звон. Эйден бросает на стол свою кружку и жмурится, ощущая наконец, как ему плохо и хорошо одновременно. Все мышцы расслабились, никакой боли от возможного обращения в зараженного нет. Однако эмоции все еще дают о себе знать, и Колдуэлл хватается за голову в попытке подумать о чем-то, что может его так волновать.       Его семья — самое важное, единственное, главное, что у него когда-либо было. А теперь он, предатель, не с ними и не задумывается о том, как они, что с ними сейчас происходит. Все даже наоборот — он рвется к ВГМ для того, чтобы раскрыть их, обвинить во всех проблемах человечества, в своих проблемах.       Эйден поднимается с места, чтобы уйти в свою комнату и устроить моральное наказание самому себе, но его на полпути останавливает Хакон, взявший его за плечо. — Эй? — еле слышно доносится до ушей пилигрима, и он даже не видит, какое у его приятеля выражение лица. — Хм, все ясно, малыш, не знал, что ты пьяница. Давай я помогу тебе дойти.       Эйден не понял, как он очутился у себя в кровати, но ему было отчасти хорошо. Теперь он смотрел на Хакона, что сел с ним рядом, и почти не чувствовал беспокойства. Только если немного… — Держи, — протянул руку с бутылкой воды Хакон, уловив взгляд Колдуэлла.       Тот, казалось, пришел в себя после пары глотков и посмотрел на ночного бегуна с большей осознанностью всего происходящего. — Зря я повел тебя туда все-таки, — вздохнул Хакон, опуская голову. — Я не думал, что ты просто напьешься… — Замолчи, — нахмурился Эйден, — пожалуйста. У меня болит голова. — Ложись спать. — Я не хочу. — А чего хочешь?       Эйден пожал плечами, уставившись на командира, который слабо, хитро улыбнулся. — А хочешь знать, чего хочу я? — спросил старший, и его карие глаза словно загорелись странным, непонятным желанием.       Колдуэлл бесконтрольно кивнул головой, расслабленно моргнув, и от слова совсем ничего не предпринял, когда Хакон поцеловал его в губы…

***

      За окном какие-то страшные, ужасающие звуки, и Мия почувствовала тревогу. Она еле двигалась, ей было трудно подняться с постели, и она никак не могла посмотреть на улицу, чтобы узнать, что там происходит. И вместо этого ей пришлось лишь прислушиваться.       Люди в коридоре убегали, и за приоткрытой дверью виднелись их быстро исчезающие силуэты. Все врачи ВГМ покидали лабораторию, словно пытались спастись. Спастись от чего? Неужели они абсолютно потеряли контроль над кем-то из зараженных? Или случилось что-то еще более опасное?       С улицы послышались незнакомые, суровые голоса, и один из них доносил так: «Мы — Миротворцы! Наша цель — не причинить вам вред, а избавить Вилледор от ваших преступлений!». Мия сумела повернуть голову в сторону окна, и звуки стали отчетливее. Девушка почувствовала страх.       Из-за взбушевавшегося адреналина она забыла о слабости своего тела и слезла с постели, тут же упав на колени. Она понимала, что Миротворцы прибыли сюда, чтобы уничтожить это здание раз и навсегда, и, что бы они не задумали, Мия должна отсюда убраться, иначе — ее настигнет смерть.       Боязнь умереть всегда была главной фобией Мии, и она, превозмогая боль и немоготу, с трудом поднялась на дрожащие ноги и поплелась прочь.       Силы покидали ее с каждым шагом, но по мере приближения к выходу Мия все сильнее стремилась к концу своих мучений — к спасению. Добравшись до лестницы, ведущей на первый этаж, Колдуэлл со стоном спустилась на одну ступень и глухо закричала, ощутив ужасающие страдания от того, что мышца ноги будто бы растянулась, связки словно разорвались. В голове все мгновенно зашумело, а перед глазами забегали маленькие черные точки. Но Мия не собиралась останавливаться. Она должна идти дальше.       Шаг за шагом, стон за стоном — девушка все приближалась к залу первого этажа, не оглядываясь, но потом, когда сзади послышалось рычанье, Мия зажмурилась, сдерживая вырывающиеся наружу слезы. Своими криками она привлекла внимание обратившихся, что остались здесь без присмотра, и теперь они решили присматривать за единственной выжившей.       Мия с большим трудом увернулась от первого зомби, что лениво замахнулся на нее. Сил почти не осталось, но до выхода — всего ничего, и Колдуэлл обязана дойти, обязана попросить о помощи. Она сможет. Точно сможет…       Солдат вышел из лаборатории, неуверенно посмотрев на Айтора. — Все готово, товарищ лейтенант, — сказал он, глубоко вздохнув. — Бомба установлена. Никто из обратившихся меня не заметил. — Молодец, — кивнул в знак благодарности лейтенант, крепко сжимая оружие и смотря на лабораторию.       Все это кажется ему бесчеловечным, но таков приказ.       Мия свалилась с ног, почти дойдя до выхода. У нее больше не осталось сил, она попросту не может двигаться дальше. Слезы текут с ее лица, тело не подчиняется ей, а каждая конечность ноет так, будто ее разрезают на части. Девушка, стараясь ползти дальше, обернулась назад и дыхание ее сорвалось при виде мертвецов, медленно и устрашающе приближающихся к ней. Она — их единственная возможность полакомиться живой плотью. — Ну уж нет… Идите к черту, — прошипела Мия злобно и храбро и поднялась на ноги. Она тряслась как при ознобе.       Долгожданная дверь уже перед ней, осталось лишь отворить ее. Колдуэлл кладет ладони на ручку и дергает. Дверь не поддается. Девушка пытается снова, нервно ударив по ней. Дверь закрыта. Ее заблокировали.       Мие не выбраться отсюда.       Ее тут же укусили, до смерти болезненно вцепившись зубами в шею, и Мия закричала, чувствуя боль в груди от собственного крика.       Айтор взволнованно посмотрел на дверь, нахмурившись. — Там женщина, — тихо произнес он. — Там остался живой человек. — Мы уже не успеем спасти ее, товарищ лейтенант.       Айтор сжал ладонь в кулак, принимая эту истину.       Мия чувствовала прилив силы, вновь обращаясь в монстра. Она по-звериному прокричала, почти разрывая глотку своим криком, и оттолкнула противника, что выдрал часть ее горла вместе с плотью и куском мяса. Девушка разрыдалась от страданий, хватаясь за шею и дрожа от ужаса: из горла хлыстала кровь. Она плачет, она кричит, но все еще надеется выжить, для чего ей нужно всего лишь отворить дверь. — Открывайся же ты, сука! — отчаянно произнесла в мыслях Мия и стукнула по двери обеими руками.       Та поддалась, и Мия увидела светлую улицу. Но лишь на одно мгновение.       Прогремел взрыв.