Ночной поцелуй

Уже более нескольких секунд прошло с последнего удара. С последнего биения сердца. Стояла непоколебимая тишина: все замерли. Они устремили свой взор на кровать, где неподвижно лежал бывший человек. Его веки были плотно закрыты, челюсти сжаты, а тело мертвецом покоилось на белой простыни. Последние мгновения человеческой жизни прошли. Больше не будет вкуса пищи, безмятежных снов, тёплых лучиков солнца, противной, но невероятно живой боли. Это всё в прошлом. Впереди абсолютно другой мир: бессмертие, кровь и сила. Оставалось лишь открыть глаза и увидеть всё это. Но парень медлил, находясь на грани двух миров. Он ничего не чувствовал. Вся боль, что несколько дней сжигала его, испарилась. Это было удивительно. Но вот он решился, и его веки затрепыхались. Началась новая жизнь. Всё было иным: вкус воздуха, картинка перед глазами, звуки далёкой жизни, ощущение в себе невероятной мощи. Он резко вскочил и уставился немигающим взглядом на четверых в этой комнате. Карлайл в обнимку с Эсми стояли ближе всех к нему. На лицах обоих была скрытая радость. Женщина заботливо ему улыбнулась, а её муж ждал, пока новообращённый привыкнет ко всему вокруг. Он был готов к агрессии и сопротивлению с его стороны, к несогласию в правилами. Однако сейчас он сомневался с тем, что ему хватит сил удержать этого парня. Ряд мышцей, торчащих из-под рубашки, широкая спина, накаченные руки только усиливали это сомнение. Теперь в случае чего надежда была лишь на Эдварда и его дар. Его «сын» сидел в кресле и прислушивался к мыслям других. Идея обратить парня, которого Розали нашла в лесу, его абсолютно не устраивала. Разве можно ещё кого-то обречь на это порочное бессмертие? К тому же он не понимал, как сестра, так яро осуждавшая Карлайла за это решение, может начать его умолять снова совершить грех. В тот момент ярость к ней бушевала в нём как некогда. Сама же девушка стояла дальше всех от кровати, прижавшись к окну. Весь предыдущий день она пробыла рядом с парнем, прижимаясь своей холодной рукой к его пылающему телу. В ней теплилась небольшая надежда, что ледяное прикосновение чуть ослабит огонь внутри. Когда же он умолял о смерти, Роуз заверяла его, что боль вскоре уйдёт и больше ничего не будет. Она помнила своё обращение, и как чужой голос заставлял сосредоточиться на нём, что слегка отвлекало от боли. И она говорила с ним. Однако сейчас ей было страшно услышать слова ненависти к себе от новообращённого. Что если он начнёт её проклинать, как проклинала она Карлайла? Как она сможет жить с этим грузом на совести вечно? Эти вопросы ещё бы долго были в её голове, пока, наконец, отец не заговорил: — Эмметт, — парень дёрнулся на своё имя, ожидая услышать большее. — Меня зовут Карлайл. Я обратил тебя. Отныне ты вампир. Если помнишь, то я тебе немного рассказывал об этом, — он увидел кивок и продолжил. — Сейчас твоё горло пылает. Ты испытываешь жажду. Я помогу тебе с ней справится, однако сначала познакомлю с моей семьёй. Если ты пожелаешь, то станешь её частью. Розали наблюдала за этой сценой и молча поражалась умению Карлайла так спокойно доносить истину, успокаивать своим голосом и тембром. Ей бы это никогда не удалось. А так невероятно сильный вампир стоял и терпеливо слушал. Она вспомнила себя в этот миг. Кажется, тогда ей было невероятно любопытно, а всё вокруг казалось прекрасным сном. — Итак, меня зовут Карлайл. А это моя супруга Эсми. — Добро пожаловать в семью, Эмметт. Парень перевёл взгляд на светящуюся от счастья женщину и тоже улыбнулся ей. Он хотел что-то ответить, но как только услышал свой голос, то смутился. Он был таким звучным и складным. Бархат так и стелился на нём. Эдвард неожиданно засмеялся, чем ещё больше заставил нахмуриться новообращённого. — А это Эдвард, мой сын! — неловко вставил Карлайл. Телепат ничего не ответил, лишь кивнул и продолжил улыбаться чьим-то мыслям в этой комнате. Все уже привыкли к таким странностям, но новообращённому это было впервой. Тогда отец прокашлялся, чтобы скрыть неловкость и решил закончить приветствие. — И это девушка, моя дочь, Розали, — он показал рукой на хрупкую фигурку у окна. Все взоры вмиг обратились к ней. Она была смущена и встретилась взглядом с ярко-красными радужками глаз. Эмметт словно бы только сейчас заметил её. Он был поражён увидеть ангела, спасшего его. Вся неловкость, что он испытывал от нового себя, испарилась, когда он посмотрел на неё. Розали задержала дыхание от смущения. Она смотрела на него, на его заметно возросшее тело, на могучую спину, на лицо без уже привычных ямочек от улыбки, на красные глаза, что с восторгом изучали её. — Добро пожаловать, — её голос, что и так был похож на перезвон колокольчиков, излучал невероятную мягкость. Карлайл смотрел на эту сцену, не желая прерывать момента. Однако после слов Роуз, ему нужно было что-то сказать. — Сейчас, Эмметт, мы сходим на охоту и тебе всё расскажу. Их зрительный контакт прервался, и парень нехотя кивнул. Затем он ушёл вместе с Карлайлом и Эдвардом. А Розали и Эсми остались дома. Девушка заперлась у себя в комнате. Если бы она всё ещё была человеком, то немедля бы залилась румянцем от пережитого волнения. Одному Богу известно, как много эмоций она пережила за последние несколько минут. Когда их взгляды встретились, то красавица не увидела ожидаемой ненависти, а, наоборот, как её показалось, там было восхищение. Да, она была прекрасна, однако Роуз уже много раз повидала восхищение от мужчин её телом, лицом. Здесь же было что-то иное. Наверное, он её узнал: узнал ту девицу, что спас от разбушевавшейся толпы на одном из проспектов Рочестера. Или может он даже помнит, что она нашла его в лесу. Весь оставшийся день девушка провела за книгами, стараясь хоть как-то отвлечься от неугомонных мыслей. А ближе к ночи вернулись остальные. В тот момент Розали играла на рояле, позволяя Эсми насладиться чудесной музыкой, льющейся из-под её рук. Парни вошли смеющимися. И, наверное, она бы на них даже не отвлеклась, если бы не любопытство узнать как там Эмметт. Он смеялся больше всех, и милые ямочки снова были на его лице. Роуз стало забавно от такого контраста. Однако, на её удивление, он не выглядел обречённым от бессмертия, скорее счастливым. Девушка решила обдумать это у себя, и бесшумно ушла на второй этаж. Её комната была дальше всех по коридору. Большая, светлая, с милым балкончиком. Эсме с любовью обставляла её, и Розали не могла не оценить это. Она подошла к зеркалу, посмотрел на своё отражение: на шёлковое красное платье в белый горошек, на низкий пучок волос, на изысканные белые туфельки — и привычно получила удовольствие от собственной идеальности. Роуз включила граммофон с классической музыкой, села за мятный диван у окна и постаралась абстрагироваться от звуков снизу, прислушавшись к лёгкой мелодии Вивальди. Она так струилась и текла, что невольно накатывало невероятное спокойствие. В первые месяцы обращения от огня в глотке её спасала именно классическая музыка. Вот и сейчас было примерно также. Однако неожиданный стук в дверь отвлёк её. — Да? Роуз выпрямилась в спине и приготовилась к встрече. Эмметт открыл дверь и неловко вошёл внутрь. Он оглядел её, бросил взгляд на граммофон и довольно громко закрыл дверь. — Ну, здравствуй, — могло показаться, что это издёвка, однако его голос был скорее радостным, а на лице замерла доброжелательная улыбка. — Здравствуй, — девушка напряглась и слегка закусила губу. Эмметт прошёл дальше и сел на одно из кресел напротив собеседницы. Кресло слегка заскрипело, но выдержало его. — Это так странно — слышать каждый взмах бабочки, видеть тонкие линии паутины, каждое пёрышко летящей птицы, — он усмехнулся, вспоминая охоту. — Да, теперь твоя жизнь будет наполнена такими странностями. Но, спешу заверить, ты скоро к ним привыкнешь и… — она засмеялась, подумав о себе и своих первых мгновений вампиризма. — … уже человеческая жизнь станет казаться полной нелепостью. Эмметт прислушался к её смеху, такому ласковому и ангельскому. Именно ангельскому. И сама она казалась ему сейчас чем-то божественным. Он очень хорошо её помнил и также хорошо помнил, что она должна была выйти замуж за Ройса Кинга, местного богача. — Ты теперь не человек. Как так вышло? Роуз понимала всю безобидность вопроса, но ей стало не по себе от того, что он так бестактно собирается нарушить её границы. Её бы мать давно осадила такого наглеца, указала бы на его место, унизила. Раньше бы девушка этому безоговорочно подчинилась и повторила за ней, но не теперь. Она лишь решила перевести тему от этого щепетильного и болезненного вопроса. — Знаешь, у меня такой же вопрос к тебе. Теннеси в 40 милях от места, где я тебя нашла. Как ты зашёл так далеко? — Хм, это довольно долгая история, — он улыбнулся как-то слишком расслаблено. — Я готова послушать, — девушка положила ноги на диван и облокотилась об декоративную подушку. — Ну, что ж.… Около недели назад мой друг Джонсон вернулся с плавания. Он был матросом на одном туристическом корабле. Помимо основной работы успел повидать всю Америку: Чарлстон, Майами, Хьюстон, Лос-Анджелес, Сан-Франциско, Сиэтл, — Эмметт на миг почти завистливо прикрыл глаза. Он, наверное, ещё не понял, что и сам сможет побывать в любом уголке света. — Да, он наслушался ругани в свою сторону, спал в трюмо вместе с сорока такими же бедняками, ел одну кашу, боролся с холодом. Однако каким счастливым он приехал, сколько сувениром притащил, сколько историй сможет рассказать своим детям, — парень улыбнулся, вероятно, вспомнив одну из них. — Так вот его приезд нужно было отпраздновать. Мы собрались в баре. Дешёвая выпивка сделала своё дело: и вот мы уже сидим за стол и спорим, кто из нас первый достигнет горы «Прыжок любовника». Слышала о такой? Розали, улыбаясь от такого простого дела для парня, как напиться, отрицательно покачала головой. Её забавляла эта свобода делать как хочу в жизни Эмметта, его простота и открытость. Он так невозмутимо относился ко всему вокруг. Её в миг охватила жалость к самой себе: когда она была человеком, то не могла также свободно распоряжаться своей жизнью. Её постоянно сдерживали правила, нормы приличия, дурацкий этикет, собственное положение. А ведь нужно было жить в своё удовольствие, наслаждаться каждым прожитым днём. Обидно, что осознание этого к вампирше пришло лишь после смерти. — Нет? Тогда потом расскажу. Так вот всё дошло до того, что мы утром, на следующий день, пошли в горы, каждый отдельно, — тут он осёкся, потому что услышал уже откровенный смех Роуз. — Я взял с собой своего пса Арчи, палатку, котелок и что-то из еды. Не сказал бы, что мне повезло с погодой: стояла лютая жара, и нести всё это на себе было невыносимым. Однако желание победить в споре сыграла свою роль. Я терпеливо поднимался в горы, шёл через лес. Однако на одном из привалов, утром, я понял, что с моим псом Арчи что-то не так. Он метался из стороны в сторону, громко лаял, тянул меня за одежду. Мне даже не хватило времени подумать, что могло случиться. Как вдруг из-за деревьев показалось большое животное. Это был гризли. Первым под раздачу попал Арчи, — новообращённый грустно сжал челюсти и заговорил уже более серьёзно. — А затем я. Животное бросало меня, рвало на куски, впивалось своими когтями внутрь. Я было пытался воспользоваться ружьём, но оно промазало. Тогда я понял, что это конец, понял, что спор проигран и что меня никогда не найдут, — он замолчал на несколько минут. — А после я почувствовал, что меня несут. Думал, что это я ухожу на небеса, а когда открыл глаза, то увидел ангела перед собой. Такого прекрасного. А вскоре она отнесла меня к Богу.… Так я собственно и оказался перед тобой. Выражение сожаления о собственной участи уже не читалось на его лице, зато Розали была в шоке от услышанного признания. Он считает её ангелом. Разве возможно это? Ему вообще жаль, что он теперь вампир? Она надеялась, что он закончит сарказмом, наподобие «всё решили без меня». Но этого не случилось. — Неужели, тебе не ужасно от себя. Тебе Карлайл точно всё рассказал? У тебя не будет никогда семьи, детей, домашнего очага. Всю жизнь ты будешь мучиться от жажды и осознание, что ты монстр, — девушка удивленно посмотрела на него. Парень засмеялся так громко, что Роуз показалось, будто сам дом затрясся, и штукатурка посыпалась со стен. — Тогда я бы лежал в животе у большого мишки. А так сила, скорость и бессмертие мне даровано. Не худшая доля, не думаешь? — Ты не понимаешь. Это не дар, а проклятие, — она встала и подошла к окну, жалея, что не может также легко воспринять своё обращение. — Неужели ты не ненавидишь меня за это. Ответь мне честно, прошу. Он тоже встал. Его лицо сразу стало серьёзным. — Ты стала для меня ангелом. Как я могу тебя ненавидеть? — Эмметт заботливо на неё посмотрел. Она выглядела такой забитой в этот момент. Эта девочка перед ним уже не напоминала мисс Розали, какой он её помнил. Не было и намёка на тщеславие в её лице. Она напоминала тонкую берёзу, которой достаточно дуновения ветра и она сломается. Её хотелось утешить. Он сделал шаг. Роуз непонимающе посмотрела. Затем ещё один, и граммофон затих, а тонкая пластинка вылетела из него. Вивальди закончился. — Чёрт, — он наклонился, поднял пластинку, посмотрел на неё и на устройство, не понимая, что делать дальше. Затем одно неловкое движение, и она треснула. Парень занервничал и виновато посмотрел на хозяйку. Роуз же едва сдерживала смех. Её было так контрастно видеть парня, что так неловко чувствовал себя в её маленькой комнатушке, стараясь всё исправить. Он был большим, но таким неуклюжим у неё. — Оставь здесь. — Извини. Я не хотел ничего ломать, — он виновато отвёл руки за спину. — Правда. Всё в порядке. Давай лучше ещё поговорим, — она села за уже знакомый диван, а Эмметт, всё ещё виновато опускавший глаза — за второе кресло. Без привычной музыки сидеть так было более чем неловко. Доносились голоса снизу, и они оба знали, что их было слышно точно также. — Знаешь, а я ведь тогда снова побывал в Рочестере, — неожиданно выдал парень и продолжил. — Я пришёл к твоему дому, постучал в дверь. Мне сначала не открыли. А затем вышел твой отец. Он взял меня за грудки, когда я спросил о тебе. Мне хотелось лишь передать привет. Я не собирался мешать твоему счастью. Однако он видимо это не понял… Девушка не дослушала дальше, а резко оборвала его: — Как он? Как мама? — Я не видел её. А отец был таким же, каким я его запомнил. Только от упоминания твоего имени он был готов наброситься на меня. Оба замолчали, каждый подумал о своём. Роуз снова вспомнила дом, тепло материнских рук, любовь маленьких братьев, счастливые лица её семьи. Да, там многое было фальшью. Однако любить ведь эти воспоминания она от этого меньше не станет. Как же сейчас её были дороги эти моменты. Она так старалась не забыть и мгновения от них, но всё же чувствовала, что эти картинки тускнеют, становятся менее прорисованными. Ей было это безмерно жаль. Последнее, что по-настоящему ценное у неё осталось, забирает время. Только вот почему оно не забирает воспоминания о той ночи, когда пять ублюдков убили её? Почему она помнит их прикосновения, свою боль, запах алкоголя, собственные крики так явно, словно это было вчера? Почему время не поступает милосердно и не забирает их? — Знаешь, чего тебе будет не хватать в вечной жизни? — он не ответил. — Сна. Когда человек спит, то все мысли уходят из головы. Он находится в полном покое, его ничто не тревожит. Он отдыхает. А бессмертие забирает это, — грустно подвела девушка. — Да, наверное, ты права в этом. — Мы не ценили этого раньше, когда были людьми. Мы вообще многое не ценили. Я так сильно всегда задирала нос от того, что богата и красива, от снующих вокруг слуг и от любви всей семьи ко мне. От того, что мне всегда доставалось всё самое лучшее, — она безжизненно пересеклась взглядом с Эмметтом. — Многое было ложью, а я была ужасна. Парень наклонился вперёд, и кресло протяжно заскрипело под ним, но на это уже никто не обратил внимание. Он сочувственно посмотрел на неё и утешающе коснулся её руки под её пристальный взгляд. — Ты не ужасна, Розали. И никогда не была такой. Она устало выпутала свою руку и посмотрела в окно, показывая, что разговор окончен. — Светает.