Подснежник

      — У вас день рождения? — взволнованно спросил Вова, обхватив замерзшими пальчиками горячую чашку с чаем, пока глядел на кексы, что поставили перед ним. Невероятно красивый по мнению омеги десерт, каких он не видел и не ел уже очень давно.       — Что? — удивленно обернулся альфа, который, поставив на стол чашки и угощение, потянулся в шкафчик за сахарницей. Поймав взгляд парнишки, посмотрел на кексы: вполне себе обычные, разве что чуть дороже, но здесь все было процентов на десять-пятнадцать дороже из-за трудностей с доставкой.       — Нет. Прикупил по случаю нашего знакомства, но, когда вернулся, тебя уже и след простыл, — выкрутился мужчина, поставив сахарницу рядом и опустившись на стул напротив, придвинул свою кружку к себе. На самом деле кексы он купил сегодня утром, когда ходил за почтой, но потом его вызвали по работе и он так к ним и не притронулся, позавтракав в местном кафе.       Омега виновато опустил голову, а Леша ощутил неприятный укол, за столь неверную фразу. На минуту повисло молчание, которое прервал вой кита. Вова сжался, стремительно краснея. Это был его желудок, он напомнил ему о том, что глупый омега выбрал библиотеку, а не столовую.       — Не с того мы начали, да? — мягко улыбнулся альфа. Он поднялся, оставив свою чашку, и Вова испуганно встрепенулся, уставившись на мужчину. Леша достал хлеб, поставил сковородку на плиту и вытащил из холодильника колбасу, сыр и несколько овощей.       — Я не голоден! — пискнул Вова.       — Конечно, а я не палеонтолог, а прима балета, — покивал Леша, не отвлекаясь от приготовления перекуса.       Вскоре перед омегой поставили плоскую тарелку с двумя большими горячими бутербродами, которые альфа разрезал напополам, чтобы было удобно есть. К тому моменту омега уже тревожно выпил полкружки пустого чая, поэтому Леша добавил ему кипятка и немного заварки, а после взял маленькую ложечку и произнес:       — Сколько сахара?       Вова молча пялился то на еду, то на мужчину.       — Две? — предложил он, открыв хрустальную крышечку сахарницы.       Ответа не поступало, но прочитать эмоции омеги было невозможно. Он как будто отключился от мира.       — Три? — продолжал альфа, нисколько не смутившись молчания. И вскоре Вова кивнул. Положив нужное количество сахара, альфа размешал и облизнув ложку, положил ее в раковину, после вернувшись на свой стул.       Проследив за данным событием, а для омеги это было событие, он таки опустил голову и, взяв бутерброд, потянул его в рот. Этот жест с ложкой Леша сделал специально. Он показал ему, что не испытывает чувства отвращения. Старшему было все ясно как день: крошку-омегу по какой-то причине сильно недолюбливают в семье и любой жест заботы воспринимается с опаской, а помощь моментально отталкивается, как нечто инородное. Об этом можно было догадаться и по одежде: ее свежести, помятости и забавности выбора. Но многим подросткам свойственна неопрятность, хотя бы по той причине, что оба родителя могут работать сутками, а его ничему не научили, вот что нашел в то и оделся. И лучше бы было так, но Леша уже минут пять молча сжимал кружку, разглядывая смачные синяки, что показались, как только рукав свитера обнажил тонкое запястье мальчишки. Это не похоже на случайность, другой ребенок не смог бы сжать его ручонку с такой силой. Здесь был задействован взрослый: родитель или учитель. Кто именно — выяснить легко. Нужно только спросить. Если хватанул учитель, то он скажет, может, даже причину назовет: разбил окно, например, или напихал жвачки в школьный журнал. Если же это дело рук родителя или обоих, то в ход пойдут глупые отговорки. Только родители, как самые профессиональные садисты, бьют по тем частям тела, что в последствии будут скрыты под одеждой и не попадут на глаза иных родственников, соседей или учителей. Они же учат не рассказывать, «не выносить ссор из избы». И если это так, то под одеждой будут еще отметины родительской «любви».       Съев одну половинку бутерброда, а было безумно вкусно, он ощутил на себе взгляд. Поэтому больше к еде не потянулся, опасливо замер, как зверек, которому послышалось приближение хищника.       — Не понравилось? — как можно более непринужденно спросил альфа. Он вспоминал все семинары по психологии, мысленно радуясь, что в университете тянулся к обширным знаниям. Потому как такую реакцию омеги вполне можно принять за обычное стеснение. Но он не стесняется, он насторожился. И теперь любое предложение с «не» будет восприниматься колко, будет восприниматься как упрек.       Вова поднял на него свои большие глаза, синева в которых задрожала, и стремительно отрицательно повертел головой, поспешив снабдить язык тела речью:       — Это очень вкусно! Честно!       Улыбнувшись максимально беззаботно и спокойно, альфа кивнул и, сделав глоток своего порядком остывшего чая, произнес:       — Тогда возьми еще. Будет здорово, если ты доешь, потому что когда они полежат, то уже не такие вкусные.       Кивнув, но при этом не меняя настороженности, Вова потянулся за второй половинкой. Омега никак не мог понять, как что-то вроде поджаренного хлеба, спустя время, может быть невкусным? Целых два куска! Особенно, когда между ними не просто майонез, а что-то мясное, с хрустящими овощами и сыром. Но этому взрослому альфе явно виднее, поэтому он молча ел, поглядывая на кексы.       — Вов, — осторожно и тихо позвал Леша. Омега не задумываясь поднял голову и посмотрел на старшего. Тот потянул руку и стер большим пальцем соус с его подбородка, после чего произнес:       — Чай остывает. Ты про него совсем забыл.       И правда ведь забыл! Только вот почему-то Вове резко стало не до чая. У альфы были такие красивые глаза, а он только заметил. И дело не столь в довольно необычном серо-голубом цвете, а в том, как они смотрели на него. А смотрели они очень красиво.       Взявшись за кружку, он придвинул ее к себе и, не отрывая от стола, накренил, сделав глоток. И тут же зажмурившись, сжал губы и глотнул. Это был самый вкусный чай в мире.       Тихо выдохнув, Леша отвел взгляд в сторону, понимая, что еще чуть-чуть и он прожжет в Вове дыру. Это все было не его дело. Не его дело, что кто-то из родителей колотит маленького омегу. Не его дело, что он грязный и зашуганный, как брошенный щенок на улице. Не его дело, что станет с мальчишкой, как только он уедет отсюда, а это случится скоро, ведь здесь он всего на месяц, из-за проекта по работе. Просто не его дело и воображать спасателем себя не нужно. Мало ли сколько таких брошенных щенков на улице? И будет только хуже, если пацаненок прикормится и в один из дней ему здесь просто больше не откроют. До этого он ведь как-то жил? Как-то справлялся? Вновь взглянув на детеныша за трапезой, альфа опустил глаза на тонкие запястья с уродливыми фиолетово-зелеными «украшениями» и понял, что не справлялся.       Вова вновь скукожился под чужим взглядом: весь подобрался, даже ноги чуть согнул и пальчики на ногах поджал. Еда была вкусной, а от альфы не тянуло ни раздражением, ни пассивной агрессией. Поэтому омега никак не мог понять мотивов Леши. Тот бред, что додумал учитель биологии, явно никак к этому альфе не относился. Вова уже не раз терпел сальные нападки и взрослых, и сверстников, поэтому прекрасно ощущал все эти альфьи волны воздействия на его сущность. Только вот Леша ничего подобного не творил. Сидел спокойно рядом, пил свой чай, разве что иногда пристально разглядывал его. И подумав об этом взгляде, омега опустил свои глаза, решив оглядеть себя, ведь на что-то альфа постоянно смотрит. Разумеется, первым делом попались синяки, что кокетливо выглядывали из-за рукавов кофты.       В миг осознав, он дернулся, не задумываясь одной рукой потянулся к другой и снес стакан, что стоял с краю. Содержимое обильно выплеснулось ему на правую ногу, залив бедро и даже попав на голень. Кружка с коротким звоном лишилась ручки, а омега пискнул сначала от обжигающей боли, а затем уже от страха. Привычно быстро притянув к себе ноги и почти зажав между ними голову, он закрыл затылок руками и замер. Тело отлично помнило, как больно получать по рукам и голове за битую посуду. Он однажды выронил свою собственную кружку, так с тех пор пьет с отколотой, без ручки.       — Черт! Ты в порядке?! — альфа подскочил, кажется, еще до того, как кружка оказалась на полу. Но омега, как ракушка, захлопнулся так быстро, что парень даже не сразу осознал, в чем причина такой позы.       — Сильно обжегся? Покажи, — произнес Леша, оказавшись рядом. Он протянул руку и коснулся ладошки, что продолжала закрывать уязвимый затылок. Вздрогнув, омега сжался плотнее и забормотал:       — Извините-извините-извините…       — Да что с тобой…? — куда тише произнес альфа, опустившись на корточки, чтобы оказаться примерно на одном уровне с Вовой.       — Эй, малыш, — совсем тихо позвал Леша, боясь прикасаться. — Чего ты так испугался? Это не единственная кружка в доме. Хочешь, возьми мою? У меня такой же чай, ну, посмотри? — альфа поднялся и, обойдя стол, придвинул к нему свою кружку. Медленно и крайне настороженно «ракушка» приоткрылась. Вова поднял голову и посмотрел сначала на альфу, а затем на кружку, что тот придвинул к нему.       — Только мой без сахара, но это ведь совсем не проблема, да? — он открыл сахарницу, добавил пару ложек в свой бывший стакан и размешал. Вернувшись на свое место, он с облегчением увидел, как омега опустил ноги и принял прежнее положение.       Леша не показал виду, но внутри его словно переживали и выплюнули. Ему приходилось видеть таких как Вова. Очень давно, в юности, у него была одноклассница, которая на попытку приобнять за плечо, моментально приседала, уворачиваясь от руки. Еще она дергалась как от удара током, если рядом хлопала дверь и по звуку шагов могла определить настроение учителей. Он никогда не видел на ней явных следов насилия, но особенно и не приглядывался, потому как она была омегой и дружила по большей части с омегами, явно специально сторонясь альф. Вова вел себя похожим образом, разве что его испуг переходил в стадию замереть и терпеть, а не пытаться увернуться или предугадать момент удара. Поэтому альфа посчитал важным озвучить свои намерения:       — Я не представляю для тебя никакой опасности. Ты мой гость, мой маленький друг.       Последняя фраза вдруг заставила бледные щеки омеги порозоветь. Вова потянулся к стакану и сделал пару глотков. Этот чай оказался еще вкуснее. Ногу немного жгло, но это была такая мелочь.       Они некоторое время молчали. Вова доедал свой обед, а Леша старался не смотреть на него в упор. Когда с едой было покончено, старший произнес:       — Не пойми меня неправильно, но я бы все-таки хотел взглянуть на твою ногу. К тому же там чай с сахаром, наверняка тебе скоро станет некомфортно. Да и куда ты в мокром по морозу?       Слова альфы звучали логично и без капли подтекста, плюс, все же испытывая вину за разбитую кружку, Вова согласно кивнул и пошел следом за старшим. В зале находилось два больших окна, завешенных пыльным тюлем до пола, какой-то цветок с длинными узкими листьями в кадке на полу, а рядом тумба и на ней старый радиоприемник. Напротив, у стены, темно-коричневый диван с промятым сиденьем, а за ним красный узорчатый ковер на стене. Квартира совсем не выглядела обжитой, будто только недавно сняли в аренду или купили с остатками скраба прежних хозяев. Дальше был дверной проем в спальню. Путь преграждала шторка из бус, которая затрещала, стоило Леше отодвинуть ее в сторону, пропуская омегу вперед.       — Ванная напротив кухни, ополосни ногу, — сказал Леша, направившись к шкафу.       Эту комнату Вова помнил, здесь он проснулся в тот день, когда прибился к подъезду, не найдя дороги в метели. Альфа вытащил из шкафа пару брюк, ремень, а еще его прежние вещи и рюкзак. При виде своей курточки с зашитыми карманами, Вова ощутил самую настоящую печаль. Ему действительно придется отдать свой доспех, свою защиту от мира с запахом моря, чтобы вернуть себе это коричневое нечто с рукавами до запястий, длинной чуть ниже пояса и совсем не высоким воротом. Но, как бы сильно он не хотел куртку Леши себе, Вова прекрасно понимал, что отец не оставит ее в покое, если постоянно будет видеть в ней. А по его мнению, лучше уж она еще долго верой и правдой будет служить альфе защитой от холодов, чем совсем немного погреет его самого. Зато своему грязно-красному рюкзаку он был неимоверно рад. Внутри недостающие книжки и он сможет полноценно готовится к урокам, а не смотреть в стену по вечерам или перечитывать другие учебники.       Взяв штаны и выслушав указания о том, что любое найденное полотенце в ванной станет его и не нужно стесняться, Вова отправился по указанному направлению. И честно, до того, как он закрыл за собой дверь, его не посещали мысли о том, что внутри будет ванна, а не душевая кабинка. Теперь же, встав истуканом перед длинной белой глубокой громадиной, он не мог пошевелиться. Как-то нужно было смыть липкий слой, но как? Простояв неизвестно сколько времени, его охватила тревога, что Леша может разозлиться, он ведь здесь уже долго. Поэтому, на волне иного страха, он выкрутил вентили крана и вновь замер, глядя как стремительно вода наполняет ванну. И чем дольше он смотрел, тем глубже она ему казалась. Тогда в море он тоже видел дно, но стоило ему оказаться в воде, как это дно показалось ему иллюзией, картинкой, которая сейчас рассеется, а под ней развернется бездна. Из которой к нему потянется…       — У тебя все хорошо? — прозвучал взволнованный приглушенный голос Леши из-за двери.       Вова вздрогнул, словно вынырнул из кошмарного сна. Завертелся, включил воду в раковине, стянул штаны до колен, принялся мочить руку и теперь покрасневшее бедро.       — Тебе помощь не нужна? — обеспеченно спросил альфа, не получив ответ на первый вопрос.       — Н…! — слово застряло в горле, потому как попытка развернуться привела к тому, что, запутавшись в штанах, которые съехали на щиколотки, он завалился прямо в ванну. Бультыхнувшись топориком, а именно — головой вниз, омега забил руками так яростно и так панически, что ответа на вопрос не потребовалось.       Вой мертвых китов и голоса доисторических акул окружили Вову. Из тьмы к нему потянулись гигантские шестипалые руки, на пальцах которых открылось множество глаз, и все как один уставились на него.       По зажмуренным векам ударил тусклый желтый свет, кожу резко обдало холодом, а затем мягким телом. Бортик ванны возвышался перед ним как крепостная стена, а сбитое дыхание перебивало грохочущее в ушах сердце. Горло саднило, из носа полилась вода. Холодный кафель, облизнувший обнаженные бедра, исчез, сменившись все тем же теплом.       — Не в обиду сказано, но тебе точно требуется инструктор по плаванию… — альфа, сидя на кафеле, прижимал к себе мокрого подрагивающего Вову, который бормотал о каких-то мертвых китах и доисторических акулах, сидя боком на его ногах. Леша нес полную ерунду, просто пытаясь вернуть своим голосом омегу в мир людей. Он сам испугался, потому что впервые увидел человека, тонущего в ванне.       Последнее дело, конечно, но они сидели уже минут двадцать, а Вова все не приходил в себя, то глядел вниз, то жмурился, сжимая ткань его футболки на груди. Только поэтому Леша пошел на крайние меры и надавил своей сущностью на его: развернул спиной к себе, одной рукой обхватил вокруг талии, а второй поперек груди и крепко придавив к своей груди, прижался носом к его шее. Надеясь, что хватит и этого, он слегка поводил кончиком носа по влажной коже, стараясь не вдыхать слишком глубоко, так как сейчас у Вовы был очень концентрированный феромон.       Вынырнув из шокового состояния, омега замер и проморгался, пытаясь понять, что происходит. Он со спущенными штанами сидит на альфе, а тот, легко миновав слабую защиту, прижал его сущность — словно добрался до самой его сути, и беззастенчиво жмякает ее. Для Вовы это была самая настоящая эйфория, он едва дышал, но уже совсем по другой причине. Омега о таком раньше только в книжках читал и слышал от других влюбленных омег, что если довериться альфе на сто процентов, впустить его не в тело, а в душу, то забыть это ощущение уже не выйдет. У него буквально щекотало в груди и теплело в животе, а конечности сделались совсем ватными, как, впрочем, и все тело — воздушным.       Это было приятно не только младшему. По ощущениям, Леша словно запустил пальцы в пухлое пушистое пузико мурчащего кота — именно так ощущалась сущность этого омеги. И как бы хорошо не было, заигрываться с таким нельзя. Чуть отстранив Вову, альфа подождал, пока тот отойдет от воздействия.       Встрепенувшись, омега потянулся за своими штанами, краснея со скоростью света, потому как одна рука все еще лежала на его талии.       — Не надо, — Леша остановил его руку. — Сможешь встать?       Вова кивнул и, поднявшись, быстро отвернулся, опустив голову вниз, чтобы не увидеть полную ванну. Увидел вместо нее, как альфа присел перед ним и помог окончательно избавиться от штанов. Затем, поднимая ноги по одной, стянул его носки, тактично не обратив внимания на дырки на пятках. После чего поднял голову, мазнув взглядом по коленям и бедрам. На них синяки, частично зажившие, местами явно свежие. И теперь было сложно понять, это все чьих-то рук дело или неуклюжий омега боролся с жизнью с переменным успехом?       — Кофту тоже? — шепотом догадался Вова, потому как та была мокрая. Она сильно потяжелела и пока они сидели на полу, намочила одежду альфы.       — И футболку, мокрый же насквозь, — кивнул Леша и поднялся. Он собирался отвернуться, боясь оставить омегу наедине с самим собой в близи такой опасности как глубокая ванна, но этого не потребовалось. Вова кивнул и стянул свитер вместе с футболкой. После того, как его пощупали внутри, он словно горел и ему отчаянно хотелось подчиняться старшему. Альфа тоже это понял и, понимая, что Вову скоро попустит, он оглядел худенькое тельце, цепляясь глазами за пятна синяков на ребрах и плечах. И если ребра выглядели терпимо, то вот плечи и бока, переходящие в спину, зияли явно свежими следами от ударов чем-то продолговатым, скорее всего, ремнем.       — Это родители? — Леша протянул руку и рискнул прикоснуться к обнаженной коже. Да, ему не показалось, омега горел. Кожа горячая, будто лихорадка. Вопреки податливости от воздействия, Вова не говорил, лишь потупил взгляд. Правда ответа и не требовалось. Осторожно проведя по плечу вверх, к шее, он без нажима обхватил его под подбородком и поднял лицо.       — В семье есть альфы кроме отца? Брат? Сестра?       — Нет.       — Мама или папа?       — Мама.       — Омега?       — Угу.       Картинка складывалась сама по себе. И либо матери тоже доставалось, либо она этим ребенком прикрывается. Леша отпустил, убрав мокрые волосы назад, открыв лоб. На коже, под челкой, все это время скрывался небольшой кривой шрам. Видимо, когда-то синяками дело не закончилось.       — С ванной у нас проблемы, да? — уточнил альфа, понимая, что мальчишка специально стоит к ней спиной. Получив утвердительный кивок, он вытащил из шкафчика полотенце, завернул в него омегу и открыл дверь. Вова, держа полотенце, бочком вышел из ванной и поспешил в комнату.       Забравшись на постель, он вновь с горечью посмотрел на свою куртку, а затем глянул на рюкзак. И теперь ему уже ничего из этого не было приятно видеть. На куртке нет капюшона, как он сейчас пойдет по морозу с мокрой головой? Он затянул полотенце с плеч на голову и принялся краем тереть волосы. Чувствуя, как мокрые пряди пропитываются запахом моря, которым пропахлось полотенце, он едва ли не плакал. Ему так сильно нравился этот запах, но, если он заболеет и явится домой, пропахнув чужим альфой, отец к нему даже не подойдет. Запрет в комнате. Или выкинет в подъезд, пока не выветрится. А он уже много раз сидел под дверью, там невыносимо холодно, особенно ночью.       Решение пришло почти сразу, как только альфа зашел к нему в комнату. Вова перестал тереть голову и, завернувшись обратно в полотенце, убрал растрепанные пряди с лица. Леша подал ему вещи, все те же штаны, ремень и рубашку. Омега начал с рубашки и утонул в ней. Альфа усмехнулся по-доброму и пошел к шкафу за носками. Надев штаны, он заправил ремень и затянул на последнюю дырочку, но даже так они чуть болтались на талии. Белые носки стали почти что гольфами.       — Могу я остаться до завтра? — спросил Вова, глядя на свои руки, которыми он взволнованно поправлял заправленную рубашку. Это и было его решение. От отца все равно достанется, теперь он точно учует чужого альфу, а так хоть был шанс оттянуть время.       — Оставайся, — Леша присел на край, глядя на хмурящегося омегу.       — Тогда я хотел бы заняться уроками. Можно? — он поднял голову и посмотрел на рюкзак, что стоял у кровати. Это беспокоило его, потому что он привык, что днем его основное развлечение — уроки. Даже несмотря на то, что в школе объявлен недельный карантин.       — Конечно, — альфа поднял рюкзак и подал сидящему у изголовья омеге.       Настроение у гостя явно стало лучше, потому как тот со знанием дела начал доставать содержимое. Среди учебников девятого класса Леша увидел математику за седьмой.       — Ты же в девятом?       — А? — Вова посмотрел на старшего, а затем проследил за его взглядом. — У нас упрощенная программа. Все же собираются потом в морское училище, а там уже чему надо научат.       — И ты тоже? — удивился альфа, никак не представляя хрупкого омегу на борту рыбацкого судна. Да и какое ему море, он чуть в ванной не утонул.       — Я? — куда больше удивился Вова, словно его о таком никогда не спрашивали. — Не знаю. Раньше мама говорила, что я пойду на кулинарные курсы… А когда сюда переехали, то отец говорил только о том, что после школы отдаст меня в соседнюю семью, альфе-однокласснику.       Спокойствие, с которым Вова говорил о своей судьбе, заставили альфу возненавидеть всю его семью и соседей в заочном формате.       — Мне показалось, что тебе интересна биология. Может, стоит поступить в институт на биолога? Или что-то смежное? Вроде биоинженерии или биохимии?       Это было впервые, когда Леша увидел улыбку Вовы. Тот улыбнулся одними губами и покачал головой, словно альфа маленький глупый ребенок, который сказал какую-то забавную ерунду.       — Какая разница, что мне интересно? Я же омега.       — И если отец скажет выйти замуж, то ты сделаешь это? — пошел альфа ва-банк, внимательно наблюдая за реакцией мальчишки.       Вова прекратил копошиться и, потерев нос, чуть пожал плечами, произнеся крайней неуверенно:       — Отец говорил, что просто отправит меня в семью, не замуж… Там ведь из альф только старший и его сын, мой троюродный брат. Наверное, я там тоже буду делать работу по дому. Там и у себя дома, потому что мамы нет, это делать некому.       — А где мама?       — Она сбежала, когда мы еще в столице жили.       — Так ты переехал сюда только с отцом? — наконец свел все линии воедино Леша, понимая, откуда ноги растут.       — Угу, — отозвался Вова, подтягивая к себе ту самую математику за седьмой класс. Затем взял папку: старенькая пластиковая папка на кнопке, в которой он хранил тетради, чтобы у тех не изменялись уголки и странички.       Как бы сильно Леша не уговаривал себя не вмешиваться в чужую жизнь, он все же спросил, дабы собрать окончательную картинку:       — Скажи… Отец пьет?       Напрягшись, омега сжал вынутую из папки тетрадь и, нахмурившись, кивнул. Ему не нравилась эта тема, потому как перед их отъездом с ним беседовал психолог из прошлой школы. За день до этого мама сбежала, оставив записку, а Вова был совсем глупым и не знал, что слезы очень сильно раздражают отца. А что еще ему было делать? Как только он осознал, что мама не вернется, то начал плакать и не мог успокоиться, пока старший не начал избивать его. Расшиб ему лоб об кафель на кухне, протащил через всю квартиру, зашвырнул как тряпичную куклу в угол комнаты и запер. Конечно, когда после этого, спустя три дня, отец протрезвел и бросился в комнату сына, изнеможденный и едва дышавший омега принял его помощь. Тогда альфа крутился вокруг него целый день, отпаивал какими-то лекарствами, отмыл лицо от засохшей крови, наклеил на лоб заживляющий пластырь и ласково называл: «мой сыночек». Из школы стали звонить, семья была на хорошем счету, и их ребенок не мог просто так не появляться в школе, никто и не догадывался, как обстоят дела на самом деле. Ведь учился он хорошо, выглядел опрятно, да и родители всегда появлялись на собраниях. Разумеется, даже спустя неделю, расшибленный лоб не затянулся, а три дня без еды и воды сильно внешне сказались на омеге, поэтому, когда он вернулся в школу, его с первого урока отвели к психологу. Так делали со всеми омегами, если те вдруг начинали вести себя странно или кто-то замечал синяки и царапины. Это было связано с тем, что омеги в четырнадцать в полной мере обретали свой феромон, бушевали гормоны и они могли ненароком привлечь внимание какого-нибудь альфы. Была разработана специальная программа, а на биологии на это тратился целый урок, когда всем раздавали брошюры с основами становления второго пола. Только вот слабый феромон Вовы вообще никакой роли в его бедах не играл. Его лупили за слезы, за слабость, за незнание, за неумение и, разумеется, за то, что он омега. Прямо как мать. На беседе с психологом он рассказал о маме, потому как отец не приказывал молчать, а избиение логически никак не связывалось с тем фактом, что о маме надо молчать. Он просто этого не понимал, потому как в поведении отца для него не было ничего необычного. И поэтому Вова никак не связал то, что если копнуть глубже, то причиной ухода матери был не любовник, а отец.       По правилам школы, сначала психолог беседует с родителями. Одной беседы оказалось достаточно, чтобы старший забрал документы Вовы из школы. Тогда же омега впервые узнал, чем именно отец бил, когда на матери оставались такие продолговатые синяки, иногда с кровоподтеками на концах. Это был ремень с бляшкой. Не успел Вова и двух недель походить в новую школу, как в дверь постучали коллекторы. Мама напоследок все же отомстила своему мучителю, взяв кредит по его паспорту. Трехкомнатную квартиру продали, чтобы отдать только процент, а затем появился этот брат отца, который и продал квартиру своей умершей матери им за гроши на Севере.       Вова не хотел делиться этой историей, чем вызвал еще большее подозрение у альфы. Леша понимал, что в какой-то мере сам попал под влияние, потрогав сущность омеги, а потому ему крайне не нравилось, что младший покрывает обидчика. Сам же Вова нахохлился, как мокрый воробушек и явно готовился к защите, но старший не стал лезть. Он поднялся и, взяв из ящика кейс со своими документами, расположился на второй половине кровати. Так работать было не слишком удобно, но, потакая собственному желанию выведать причину синяков, он разложил фотографии и заметки, что вчера забрал с почты. Интернет здесь совсем не ловил, связь местами пропадала, поэтому полноценно общаться с коллегами выходило только по спутниковому кнопочному телефону и с помощью почты. Разумеется, омега тут же забыл про уроки и во все глаза глядел вперед, туда, где были разложены фотографии с раскопок. Там были кости, рядом с которыми лежали специальные линейки и судя по отметкам, это были очень большие кости.       Альфа как бы невзначай обернулся и вопросительно вскинул бровь.       — Можно…? — Вова протянул руку к ближайшей фотографии.       — Нет, — резко ответил старший, отодвинув снимок. — Это страшная тайна, — и, видя, как омега вновь сжался, опустив голову, поспешил озвучить свой коварный план: — Но я меняюсь.       — Меняетесь? — удивленно спросил Вова, растерянно посмотрев сначала на фото, а затем на альфу.       — Ты рассказываешь мне про свои синяки и шрамы, а я о всех находках, что здесь есть, — с готовностью ответил Леша, и, забравшись с ногами на постель, почти полностью развернулся к нему.       Засопев, омега нахмурил свои густые бровки, будто у него резко заболела голова. Он сжал в пальчиках длинные рукава рубашки и закусил губу, отрицательно покачав головой. Как же ему хотелось посмотреть поближе! А как сильно узнать о находках? Словами не передать! Но страх оказался больше. Отец рассказывал, что если его лишат родительских прав, то Вову отправят в детский дом. И так как мать от своих прав отказалась еще давно, дабы отцу выплачивалась какая-то сумма денег, омега понимал, что это правда. А старший, напиваясь, каждый раз орал, что Вова должен ему ноги целовать, ведь он альфа и не отказался от ребенка-омеги, сдабривая это рассказами о том, как омег в детдомах насилуют все: начиная от альф и бет детей, заканчивая персоналом и директором. Поэтому Вова стал еще более покорным с уходом матери. Покорным и зависимым от отца.       Поняв, что придется клин клином вышибать, альфа резко подался вперед и завалил омегу на подушки, придавив сверху собой. Сдавленно пискнув, Вова распластался под старшим, не успев закрыться руками и ногами. Учебники с рюкзаком оказались на полу. Не теряя времени, Леша вновь легко захватил сущность младшего и, прижавшись лицом к изгибу тонкой шеи, жарко выдохнул. Конечно, так было нельзя, и хоть Вова вслух ничего против не говорил, действия Леши все же имели разрушительный характер. Они рушили его остатки детского восприятия мира, очень по-взрослому проникая внутрь.       Обхватив его под мышками, чуть сжал руки на плечах и, вклинившись коленом между ног, буквально принялся втираться в тельце под собой. Пару поступательных движений и омежка, наконец, застонал. Задушено визгливо и стыдливо, но застонал, чувствуя, как альфа обволакивает его особой, закрывая от всего мира. Крошечная сущность Вовы крошилась под напором сильного альфы, но это было неимоверно хорошо. Это было буквально на сто уровней выше всех его страхов перед отцом, потому что прямо сейчас тот старый страшный альфа дома казался Вове бешеным псом, которого можно палкой отогнать. Он совсем не был тем всеобъемлющим и ужасающим миром, который, как омеге казалось, окружал его все это время. Страх был лишь рядом с этим человеком, но никак не вокруг. Именно это показал ему Леша, смешав их феромон и ласково поглаживая маленького омегу.       Такой способ решения проблемы нравился и самому Леше. Потому что крендельки и печеньки стали пахнуть слаще — омега возбуждался. Чуть сбавив давление, альфа приподнялся и заглянул в лицо Вовы. Младший шумно дышал, весь раскраснелся и прижал к себе руки, приняв крайне беззащитную позу.       — Расскажешь? — голос слегка сел, потому зазвучал с хрипотцой, от чего омега вздрогнул, разглядывая нависшего над собой мужчину. Альфа улыбнулся и нырнул ему под подбородок, вновь потершись о шею. Вова послушно дал доступ к горлу, зажмурившись от теплых приятных ощущений, от которых низ живота горел.       — Я…я… — вдруг прерывисто и взволнованно начал омега, в ответ на что, альфа чуть отстранился и лег рядом, на бок. Тут же потянувшись к мальчишке, положил свою ладонь поверх его и мягко сжал, произнеся:       — Тш-ш-ш, не спеши, у нас вся ночь впереди.       Повернув голову, Вова доверительно кивнул и, потянувшись к альфе, сам лег на бок и придвинулся максимально близко, с облегчением ощутив руку у себя на спине. Мягкие поглаживания по спине и чужая шея под носом, кожа которой так приятно пахла морем, — убаюкивали. Спокойное дыхание касалось волос, а за окном разбушевалась метель. Альфа уже не касался сущности, но фантомные ласки продолжали греть омегу внутри. Так спокойно и умиротворенно ему еще никогда в жизни не было, словно и не существовало сурового отца, сбежавшей матери, смеющихся над ним одноклассников, ледяной бури и темного моря, а только он и этот альфа.       Спустя несколько минут, а Леша был крайне терпеливым слушателем, Вова все же заговорил. Сначала совсем тихо, бормотал что-то о прошлой школе, столице и матери-омеге, от которой пахло пирожными. Потом замолчал и, шумно выдохнув, начал говорить о том, как остался один на один с отцом, о переезде и суровом Севере. Альфа был уверен, что мальчишка снова жмурится, потому как расслабленное тело вновь напряглось, а пальчики сжались на ткани его рубашки на груди. Удары он называл «воспитанием», а синяки «наказанием». Вова явно пришел к полному смирению с ситуацией, потому как действительно считал, что виновен и получает за дело. Только вот в его речи порой не было логики, ведь даже с учетом ошибок прошлого дня, он совершал новые. И совсем не понимал, что отец просто искал причину и каждый раз находил. Причину накричать, причину поднять руку, причину выместить зло на том, кто так похож на бросившую его омегу.       — Ты не виноват, — тихо произнес Леша, уткнувшись носом в его влажные волосы. Продолжая поглаживать, альфа чуть сжал объятия, от чего Вова слегка изогнулся и вновь стиснул пальчики на его рубашке.