***
Джой Морелло вошла в небольшую гостиную и, опустившись на диван, устало откинулась на подушки, потирая лицо. Перебирая старые вещи в доме своей юности, пропитанные прошлым, она складывала в большой ящик все то, что было дорого ее сердцу, утомившись за этим занятием. Взяв в руки выцветший фотоальбом, решив оставить его себе, Джоя пересматривала старые фотографии. На самом деле ей не хотелось возвращаться в Бирмингем. Джой была вынуждена, чтобы позаботиться о могиле матери и забрать остатки вещей, прежде чем один из ее двоюродных братьев перепланирует здание в очередной игорный клуб. Поднявшись на ноги и отряхнув платье, Джоя наклонилась, чтобы подобрать книжки маленького сына, который на данный момент был без ума от машинок, выстраивая огромную коллекцию на каминной полке. Мысли о ребенке заставили ее взглянуть на часы и нахмуриться. Почти три, а она велела вернуться в половине второго, потому как планировала, что они рано пообедают, а затем уедут обратно в Лондон. Они пробыли в Бирмингеме всего два дня, но Лео с его общительным характером и смесью сицилийской крови хватило, чтобы подружиться с местными мальчишками, которые и вызвали его сегодня утром, разбудив добрую половину улицы. В отличие от нее самой, Лео легко заводил друзей. К тому же, в Бирмингеме, должно быть, еще остались люди, которые помнили ее. Конечно, ее отец всегда держался особняком. Ему было безусловно не просто взять на себя ответственность за маленькую девочку, все еще потрясенному подробностями смерти ее матери, и на фоне этого склонного к мятежу, замкнутости и пьянству. Отец Джой, Алонзо Морелло, в течение двадцати трех лет находился в организованной преступной группировке Клана Чангретта, из-за чего ее мать — Грета Валента, была убита собственным братом, честь которого она осквернила внебрачным ребенком фактического врага. Друзья и враги — основная жила, по которой протекала жизнь итальянской мафии, процветающей не только в Америке, но и за ее пределами, например, в той же самой Англии. Джоя хорошо помнила тот день, когда она переехала в дом преступного семейства Валенте с его привычным патриархальным укладом, который был ей знаком. Холодное знакомство с многочисленными мужчинами семейства, позволяющими себе называть ее убийцей, злом и маленькой Сатаной, потому что ее рождение ознаменовало смерть Греты и войну двух кланов: Валенте и Морелло. Вот они, те самые горестные воспоминания, что каждый раз били ее, как железными балками по сердцу. Десять лет назад В канун Рождества Алонзо Морелло, рядовой сицилийской мафии, вернулся домой зажженным. Он был полностью сбит с толку джином и большим количеством кокаина, который вызывал у него паранойю. От него пахло дешевыми духами и женщинами. Джой знала, что сегодня ее отец был в ужасном настроении — об этом ей говорило то, как тяжело грохнула входная дверь. Ее мачеха, Франческа, сказала, что это как-то связано с Кланом, дела в котором в последнее время шли плохо. Предательства сменяли расправы, и наоборот. Джой понимала, что в этот раз ее отец увяз по-крупному: Алонзо предал Клан, став информатором властей. Винсент Чангретта дважды наведывался к ним, но Алонзо решал все свои проблемы. Тем не менее неприязнь между главой Клана и его Капо нарастала, оттягиваясь, как тетива рогатки. Алонзо прошел в комнату дочери и вытащил ее из постели. В три часа ночи Джой оказалась на полу гостиной, живо отползая по нему от нависающей над ней угрозы, смотря в глаза отцу и собственному страху. Алонзо двигался за ней, чтобы нанести первый удар, все это время привычно обвиняя ее во всех своих проблемах. — Блядское отродье! Найди мне хоть одно сходство между нами! Франческа, его жена, вошла в комнату, поправляя полы халата, и попыталась оттащить мужа от Джой, но той ночью все вышло из-под контроля, и девочке ничего не оставалось, кроме как смотреть, как отец убивает ее мачеху. — Оставь ее в покое, Алонзо! — она закричала. Его голова вскинулась, и он бросился к ней. — Ты знаешь правила. Не говори со мной, пока я не заговорю с тобой первым. Я буду наказывать эту суку так, как посчитаю нужным. Кто-то же придумал, что дочь дигбетской шлюхи — моя дочь. — Девочка так похожа на тебя, но ты не хочешь этого видеть! — процедила Франческа, впервые позволив себе такой тон, указав в сторону Джой, что сидела на полу и кусала губу. Алонзо делал также, когда нервничал. Он обхватил руками горло Франчески. — Я вижу, что пришло время поменять тебя на более молодую, которая будет держать свой гребаный язык за зубами и рожать мне сыновей, — закричал он. Джой ожидала, что это будет очередная бытовая ссора, мысленно моля Господа о помощи. — Иди к себе, Джой! — Франческа начала сопротивляться мертвой хватке на шее, — Быстро! Алонзо вздрогнул от этого вопля и вытащил складной нож, нанося женщине первый удар. Джой только вскрикнула, сомкнув веки, вжавшись в спинку дивана, слушая, как кровь, ударяя всплесками, покидает тело мачехи, потому что Алонзо усиленно продолжал начатое. Он наносил удар за ударом, наполняя комнату запахом железа, а Джой, в полном оцепенении, следила, как лезвие глубоко проникает в податливые ткани и покидает их с неприятным треском. На застывшем лице ее мачехи отражалась улыбка — Франческа, наконец-то, отмучилась. Джой не помнила, как ей удалось добраться до своей комнаты, ворваться в нее и закрыть дверь на щеколду, а еще подпереть углом платяного шкафа. Она села в дальний угол и, сложив локти на коленях, разрыдалась, со всхлипом глотая воздух. Джой была в шоке от того, что произошло. Только когда солнечный свет стал ползти по полу ее спальни, переливаясь бликами птичьей трели, внизу что-то лязгнуло. Джой онемела. Звук в коридоре потянул ее взгляд к двери, которая через секунду медленно приоткрылась, со скрипом сдвигая шкафчик, что возмущенно закачался. Первое, что привлекло испуганный взгляд Джой, поднятый пистолет, молниеносно скользнувший сначала к пустой постели, а затем по ее стану в руке мужчины, которого она уже знала. Лука Чангретта, старший сын Винсента Чангретты, молодой младший босс что, вытянув три пальца левой руки, дал знак стоящим позади него людям. Прожив в Бирмингеме большую часть жизни, Джой помнила, как мельком видела этого мужчину во время своих школьных каникул, когда он неизменно приезжал в город, чтобы обсудить последние дела и повидаться с родителями. Они сталкивались тут и там, на Фазели-стрит, в церкви, за ужином и в гостиной — Лука часто подмигивал ей, а Джой только робко улыбалась в ответ. Лука Чангретта всегда был гордым человеком, имел репутацию блестящего человека чести с грязным языком и таким же мыслями, который встретившись с глазами с Джой привычно подмигнул ей и поднес указательный палец к губам, делая два беззвучных шага в броске. Что-то блеснуло на свету в руке Джой и она разомкнула губы, чтобы закричать. Лука зажал ей рот рукой, перехватывая ее занесенное запястье, вытаскивая из влажной ладони канцелярский ножик, протягивая его стоящему рядом мужчине. Джой бегала глазами, вдыхая запах черной кожи с перчатки. — Ш-ш-ш… Ни звука. С тобой ничего не случится, Джоя, даю слово. Джой замерла и внимательно посмотрела на Младшего босса ее отца, дрожащей спиной чувствуя согревающее тепло его тела. — Где он? Джой указала движением глазных яблок на бетонную плиту слева от себя, за которой находилась обособленная гостиная. — Франческа? Джой отрицательно покачала головой, смаргивая на перчатку крупные слезы. Лука освободил ее, поднимаясь на ноги вместе с Джой, передавая ее Маттео, своему двоюродному брату. Джой абсолютно ничего не понимала. Почему они были здесь? Маттео повел Джой к выходу, когда ее отец появился в арке гостиной. Лука бросился на пол, и кривая очередь пуль из «Томпсона» прошила стену позади него. Маттео оттолкнул Джой, делая четыре быстрых выстрела из пистолета. Другой мужчина подхватил ее за руку и, стащив вниз по лестнице, вывел из дома, затолкав на заднее сиденье автомобиля. Джой осталась одна, поежившись от прохлады кожаного сиденья в своем ночном платье, босиком, восстанавливая глубокое дыхание, задыхаясь в слезах. Обхватив себя руками, она начала раскачиваться взад-вперед, напевая про себя рождественскую песню, которую исполняла в церковном хоре на праздничную мессу. На ней собралась почти вся мафия, которая, несмотря на свои злые деяния, по-прежнему принадлежала к «белому» католицизму, тесно связанная с Иисусом и молитвами. Быть христианином — в их понятии оставаться человеком чести. Джой вздрогнула, когда кто-то открыл дверь, подтянув ноги к груди. Лука Чангретта просунул голову в автомобиль. Глаза Джой тут же скользнули к лицу Луки, на котором отражались темные следы крови. Он убрал пистолет и, заметив взгляд Джой, выхватил из кармана пиджака белоснежный носовой платок. Джой не могла отвести взгляда. На ее языке крутился только один вопрос — эта была кровь ее отца? Скользнув большим пальцем по носу и шмыгнув, Лука посмотрел на Джой. — Сколько тебе лет? Она пыталась выдавить слова, но дрожь мешала ей. — Пятнадцать, с-сеньор. Лука кивнул и прошелся по ее лицу сочувствующим взором, стягивая с плеч пальто, чтобы опустить его на содрогающуюся Джой. — Куда ее теперь? — спросил Маттео, приблизившись к машине, — Устроим пытки, а потом растворим ее тело в кислоте? Накажем ее за отца, так сказать. — Нет, — прорычала Лука, — Такого приказа не было! — он сцепил зубы, поворачиваясь к кузену корпусом, складывая пальцы и взмахивая ими, — Ты действительно думаешь, что наши люди будут уважать меня, если я прикончу какую-то девчонку?! Маттео вздохнул. — Если хочешь сделать карьеру, надо всегда соответствовать… — и столкнувшись с яростным взглядом Луки, тут же смолк. Лука запустил в рот зубочистку, втягивая холодный воздух. — Тогда, может, используем ее по прямому назначению. — Маттео указал кивком в какую-то сторону, заставив Джой насторожиться и прислушаться, — Она дочь шлюхи и предателя, а еще достаточно взрослая, чтобы раздвинуть ноги. Лука катнул во рту палочку, прижав ее к щеке. Маттео развел руками и Джой покраснела. — Что может быть лучше, чем пустить по кругу дочь твоего врага, Лука? Лука скривил губы, подавляя желание ударить Маттео, судя по тому, какой глубокий вдох он сделал: — Я гангстер, а не ёбаный педофил. — он раздраженно закрыл заднюю дверцу, усаживаясь впереди, — Поехали. Знаю, что с ней делать. Когда автомобиль пересек Стратфорд, маленькую деревушку в самой настоящей глуши, Лука впервые за всю поездку повернулся к Джой и заверил ее, что она в безопасности. Джой никогда не чувствовала себя в безопасности, интенсивно кивая, умоляя Господа, чтобы это хоть раз оказалось правдой. Через пять минут они остановились возле небольшого особняка, окруженного садом. Даже сейчас, в такой холод, здесь пахло лавандой. Лука посмотрел на ее босые ноги, а потом на замерзшую грязь под собственными ботинками. Немного подумав, он взял Джой на руки и понес в дом. Мужчины привезли ее к пожилой женщине по имени Агнесса. Та открыла дверь и, протерев сонное лицо, улыбнулась, пропуская их в дом. — Мальчики уже сделали свою дерьмовую работу и обернулись? Лука хмыкнул. — Как всегда вовремя. Принимай постоялицу. Джой опустили на пол в прихожей, который был устелен коврами, и ее ноги ощутили желаемое тепло. Агнесса заправила за ухо седой локон, измеряя Джой взглядом. — Ну, и что мне делать с еще одной? Лука пожал плечами. — Только сам хрен знает ответ на этот вопрос, а он блядски молчит. Агнесса фыркнула. — Винсент заполняет мой бордель до отказа: нашел работный дом для сирот, а он не резиновый, Лука, так и передай ему, идет? Лука обаятельно улыбнулся. — Отец найдет для нее каких-нибудь родственников. Дай ей пару дней. Агнесса подкатила свои темные глаза, ковыляя во вторую половину дома, закрывая за собой двустворчатую дверь. — Ладно, так и быть, смазливый ублюдок. Потрахаешься? Не уверена, что найду тебе чистую в половине пятого, но попробовать стоит. Лука рассмеялся, наливая себе джина и делая жадный глоток Проглотив напиток и шумно выдохнув, взгляд Луки на мгновение переместился на ноги Джой, но он тут же оторвал его. — Нет, спасибо. Джой сжалась, когда Агнесса протянула руки, чтобы стянуть с ее плеч пальто Луки. — Сейчас ты примешь горячую ванну, а затем можешь перекусить, милая. Джой молчала. Старуха разговаривала с ней так, словно Джой была не первой и не последней в ее положении и этом доме. Как позже выяснилось, она была доброй и шутливой, но Джой не могла остаться с ней, жить в доме, где через стену располагается бордель. По долгу Клана ей нашли родственников, поэтому через несколько дней она вновь вернулась в Бирмингем к своей тете Флавии и дяде Оливьеро Валенте, который был солдатом содружественного Клана. Джой никогда не встречалась с ним в сознательной жизни, несмотря на то, что они приходились родными сестрой и братом ее матери. Все знали, что именно Оливьеро убил Грету, которая была вынуждена скрываться всю беременность, чтобы родить внебрачного ребенка, зная, что старший брат рано или поздно доберется до нее. Расплата за катастрофический позор была неминуема. Лука отвел Джой к ним через пару дней после похорон Франчески. Джой молчала, следя за ним, и Лука не пытался завязать разговор, вытаскивая ее полупустой чемодан. Он выглядел сердитым и напряженным. — Простите, — прошептала Джой, когда они остановились перед особняком на одной из улиц Дигбета, — Простите меня, ради Иисуса Христа и Девы Марии. — ее голос сорвался. Джой не знала чего ожидать от тех людей, что поджидают ее за порогом этого дома. Лука нахмурил свои прямые брови. — Простить? За что? — За то, что сделал мой отец. Честь и верность были самыми важными вещами в нашем мире, а он нарушил свою клятву и предал Вас. Лука протянул ей чемодан, заглядывая в глаза. — Это не твоя вина, тебе не за что извиняться. А пока удачи тебе, Джоя. — он коротко подмигнул ей и, надвинув шляпу, двинулся назад к автомобилю. Джой стояла на лужайке до тех пор, пока не увидела, как машина скрылась за углом в конце улицы, оборачиваясь на неодобрительное лицо дяди Оливьеро. Джой сдержала вскрик: его пустое лицо и мрачные голубые глаза сказали ей все о ее положении в этом доме. Дочь шлюхи и предателя. Стигма, которую нельзя свести.***
Балансируя между жизнью в полноценной семье и побегами, Джой три года жила на попечении семьи Валенте и всегда чувствовала себя лишней. Когда-то и жизнь с отцом была испытанием, которое все еще вызывало ночные кошмары, но дела улучшились когда в ее одинокий мирок вновь вошел Лука Чангретта — несколько лет назад возглавивший Клан Чангретта, на момент более тесной близости с которым Джой было восемнадцать, а ему — тридцать восемь. Во всей Англии было не секретом, что однажды он надеялся загрести под себя Лондон, чтобы каким-то непостижимым образом возместить семейные потери и укрепить колоссальную группировку в том виде, в каком она когда-то была. Состояние семьи Чангретта, на сколько Джой могла знать, когда-то было основано на угле и железных дорогах в Англии, подделке денег и документов на Сицилии, но теперь им пришлось жить на быстро сокращающийся доход, вроде содержания борделей и игорных клубов, поставкой наркотиков и бутлегерством на территории Великобритании, Италии и Америки. «Где сейчас Лука? Чем он дышит и промышляет…» После переезда в Лондон Джой получила только одно письмо от тети, в котором ей просто сообщалось, что Лука готовиться осуществить господством над несколькими крупными предприятиями в Нью-Йорке. Джой молниеносно ответила, сообщив семье Морелло о рождении сына, которого назвала Лео-ди-Лука, но дальнейшей переписки между ними не было. Факт того, что племянница безжалостного мафиози Оливьеро родила внебрачного ребенка был настолько далек от пределов строгого морального кодекса сицилийцев, что не было никаких сомнений в том, что когда-либо ей будет прощение или принятие, и, конечно же, никогда не будет радушного приема ни для Джой, ни для Лео в доме семейства Росси. Каким драматичным и страшным все это казалось ей шесть лет назад! Джой подавила слабый вздох. Кто бы мог подумать тогда, что теперь она станет двадцатипятилетней женщиной, которая будет воспитывать ребенка в одиночку, без поддержки его отца? Отсутствие отца у Лео вызывало множество вопросов и бесконечное поднятие бровей у соседей и знакомых в Клеркенвелле, и Джой порой хотелось исчезнуть, чтобы не слышать осуждения от одного поместья к другому. Почти шесть лет назад, когда она обнаружила, что беременна, ее охватил ужас. Это было последним, что ей было нужно в непростое время, свалившееся на нее столь неожиданно и непрошенно. Покачав головой, Джой сморщилась, когда мельком увидела себя в отражении пыльного книжного шкафа у северной стены. Какой же молодой и наивной она была. Восемнадцать лет, и зеленее, чем трава на майском лугу. Что ж, она многое пережила и теперь, в свои двадцать пять, без ложной скромности и излишнего максимализма стала проницательной женщиной, познавшей жизнь на сладко-горьком опыте. Проведя тонкой рукой по лицу, Джоя не смогла распознать в своем отражении тот блеск в голубых глазах с романтической поволокой, который сопровождал ее когда-то, отливая только намеком на не испитую боль. Встряхнув волнистыми светло-медовыми локонами, которые некогда были значительно длиннее и испепеляюще контрастировали с ее темными загнутыми ресницами, Джой заставила себя улыбнуться отражению той томной улыбкой, затаившейся в уголках ее маленьких розовых губ. Ее волосы были очень мягкими и создавали резкую противоположность с прямыми черными, дополняемые каштановыми переливами, волосами Лео, что люди часто недоумевали, когда их представляли как мать и сына. Как и волосы, Лео унаследовал свой рост и форму скул от своего отца. В пять лет он выглядел как семилетний и быстро взрослел, слишком быстро, признавала Джой, подавляя слабое чувство тревоги, которое она всегда испытывала, сравнивая воспитание Лео со своим собственным. Отбросив эти мысли, Джой окинула взором платье, которое едва ли можно было считать приличным, тем не менее, отлично подчеркивающим ее стройную фигуру, что была у нее и до рождения ребенка. Джой поймала себя на том, что она больше походила на сестру для собственного сына, чем на его мать. Ее взгляд снова метнулся к часам. — Я убью этого маленького негодника! — прошипела она злобно, пронизанная тревогой. Отдернув грязную кисейную занавеску, Джой окинула взглядом улицу. Лео нигде не было видно. Она взяла ключи и выскочила из дома, где ей на встречу тут же попалась старушка. — Простите, Вы моего Лео не видели? — спросила Джой. Пожилая женщина посмотрела на нее с неприязнью и покачала головой. — Чума его забери. — фыркнула Джой, устремляясь вверх по улице. Через двадцать минут она вернулась в дом отца и попыталась сама разобраться в случившемся, прикидывая, куда мог направиться Лео, закусывая губу. Джой услышала скрежет автомобиля снаружи и, тут же выйдя на улицу, нахмурилась. Переулок, где стоял дом, был тупиковой дорогой, по которой разносился звук мотора, что становился все громче по мере приближения. Джой облизнулась, увидев как огромные сверкающие фары Maybach'а мчатся по щебню точно к ее дому, и взволнованно прикусила язык, увидев огромную трещину на лобовом стекле, отсутствие бокового зеркала справа, не считая вертикальной царапины на темно-вишневой краске. Повреждения явно были нанесены недавно и, судя по их масштабам, восстановление будет ужасно дорогим. Но тогда, возможно, для человека, который мог позволить себе купить такую дорогостоящую машину, стоимость ремонта, по ее мнению, вероятно, ничего не значила. Машина остановилась точно возле нее. Задняя дверь живо открылась, раньше, чем водитель успел заглушить двигатель, и Джой увидела, как Лео покинул ее быстрее, чем пуля из пистолета. — Мамочка! Она подхватила сына на руки, недоумевая, как ему удалось выпросить поездку в автомобиле, разрываясь между весельем по поводу его предприимчивости и материнским гневом. Сотни раз она объясняла ему, почему садиться в странные автомобили крайне небезопасно, особенно, в обществе мужчин…если те не были знакомыми. Первое, что поразило ее, когда водитель открыл дверь, это то, что он выглядел, как и полагается мафии; во-вторых, ее обычно разговорчивый сын был подозрительно тихим, обвив ее за шею. — Прибыли, — раздалось сухое и нарочитое, до жути и боли знакомое, волнующее и истомное, прежде чем громко хлопнула задняя дверца. Взгляд Джой автоматически проследил за высоким итальянцем в двубортном костюме в тонкую полоску и фетровой шляпе Borsalino, идущим точно к ней, и ее сердце сделало тройное сальто, прежде чем резко остановиться, вытолкнув из легких воздух. — Лука?!