Часть 3. Общага
30 марта 2022 г. в 22:54
От главного здания УПИ до общежитий было всего 15 минут ходьбы. Девушки успели нагуляться по городу, подивиться пенсионерам, игравшим в шахматы у городского пруда, покормить уток, выпить газировки из автомата на Бульваре Культуры, сходить в кино на «Зловещих мертвецов 2», случайно заехать на Уралмаш, испугаться на остановке пьяного синелицего мужика и двух его молчаливых товарищей с проваленными ртами и вернуться обратно.
– Какие-то они обшарпанные. Ремонта, наверное, никогда не было. И вообще, странно, что всё это не единый архитектурный ансамбль. Такой красивый институт, а студенты живут...
– Институт – типичная советская архитектура «тридцатых». От классической традиции постепенное отступление к архаике и модернизму. А общаги, скорее всего, в последний момент ставили. Тоже характерная черта времени.
– Да нет, во все времена так.
– Может быть. Интересно, они изначально жёлтые были? Достоевщина какая-то. Жёлтый цвет угнетает нервные процессы, между прочим, поэтому психиатрические лечебницы в жёлтый красят часто.
– Мама к Вадику в это общежитие приезжала, когда он от депрессии страдал?
– Вроде, больше он ни в каких общагах никогда не жил. Ну что, пойдём? Вдруг Шура уже там сидит?
Аня сделала несколько шагов назад.
– Уже? Прямо сейчас? Может, ещё кружочек сделаем? Я пить хочу, там магазин был недалеко «Соки. Воды», давай зайдём?
– «Соки. Воды»? Ань, ты чего? Опоздаем и вообще не попадём! У ребят попьёшь.
– Нет, я прямо очень хочу! Ладно, давай просто постоим минутку. Расскажи мне пока, кто такой Юра, от сестры которого мы знаем про ансамбль?
– Никто, нет никакого Юры. В ближнем кругу Вадима, во всяком случае, судя по воспоминаниям. Но где-нибудь Юра точно был. Как ещё сына называть в начале «шестидесятых»?
Аня не слушала. Теребила галстук, бледнела, краснела и снова бледнела.
– Только до панической атаки себя не доведи, пожалуйста. Ну что ты? Не бойся, мы вместе идём. Я тебя ни на секунду не оставлю. Нет, если захочешь, я оставлю, конечно, мало ли, что там... Ты переживаешь из-за Вадика? Да он сам ещё пацан, ты же видела фотографии, записи? Из-под пушистого чубчика, не открывая рта, рассказывает про синтез звука… И вот такенное кольцо в ухе! А девчонки падают и сами в штабеля, да?
Нонна изобразила взмах чубом с последующим укладыванием в штабеля, девушки рассмеялись.
– Нет, кольцо у него было только на одной записи, а так у него серёжка такая маленькая, хорошенькая.
– Вот сейчас и посмотрим.
Нонна постучала по фанере условным стуком. Ответа не последовало. Подождав минуту, постучала снова, посильнее. Фанера оттопырилась снизу с каким-то кашляющим звуком и встала на место. Потом оттопырилась сверху и чуть не выпала на девушек. Над ней показался Шура с улыбкой, как у бабули, которая говорила из телевизора: «Тут и сказке» и закрывала деревянные ставни, на которых было написано «Конец». На фанере было нацарапано другое слово, но по значению, в каком-то смысле, оно же. На несколько секунд звуки по ту сторону прекратились. В конце концов, Шуре удалось спихнуть лист в сторону.
– Привет, девчонки! Вы извините, тут это… Какой-то умник заколотил фанерку в откос. Залезайте.
Всё время, пока Шура возился с входом, Нонна проклинала момент, когда сказала «да» юбке-карандашу.
– Шура, а ты не мог бы спуститься и меня подсадить? Слегка. Пожалуйста.
– Да, сейчас всё устрою, не беспокойся!
Шура ловко выпрыгнул из окна и всерьез приготовился подсаживать.
– Ой, что ты, что ты! Спину надорвёшь! Руки в замок, ага, и вот так.
Нонна сняла туфли, оттолкнулась от Шуриных рук, как от ступеньки, и через секунду уже было внутри маленького технического помещения, судя по скошенному потолку, под лестницей. Шура тем временем уже подсадил Аню, залез обратно сам и даже, пока возвращал фанеру, успел подумать и прогнать от себя мысль о том, каким удачным решением было помогать девчонкам снизу.
– Ну что? Добро пожаловать! Нам на третий этаж. Вы особо не отсвечивайте, быстренько-быстренько, за мной.
– А мы к кому идём?
– Так к нам же! Пацаны предупреждены. Да вы не беспокойтесь, там уже народ, наверное, собирается.
Нонна успела шепнуть Ане: «Не бойся! Всё будет хорошо!». Аня не услышала. Может, Нонна говорила слишком тихо, а, может, Аня слишком громко думала: «Боже! Боже! Боже!».
– Вот мы и пришли. 308 блок, 2 комната, запомните. Пацаны! Я гостей завожу! Заходите, девчонки.
Аня сделала шаг за порог так, как шагают в небо парашютисты.
– Знакомьтесь, это Миша…
Привстал симпатичный темноволосый молодой человек. Лицо у него было хоть и худое, но детское и тем приятное.
– Нонна, Аня. Очень приятно!
– Это Григорий…
– Можно просто Гриша. А вы из Ленинграда, да? Шурка сказал. Нормально у вас там… Кстати, учился один у нас тут в Ленинграде, на химфаке… Вы не с химфака? Учился, короче, и обратно в Свердловск приехал! Скучно, говорит, в Ленинграде!
– Ты про этого что ли? Думаю, выгнали и всё. Признаться стыдно. Я, кстати, Игорь.
У молодого человека по имени Игорь была абсолютно блаженная улыбка и очень усталый вид. Нонна подумала, что, если бы не второе обстоятельство, она бы приняла его за религиозного фанатика. И моргал он подозрительно редко. Почему-то фанатиков она представляла именно так.
– Да на синеве подвис по-любому.
– Гриш, ну? Выражения выбирай, здесь же дамы! Рад знакомству, я Саша! Можно Алекс, можно даже Александр, только не Шура, Шура у нас вот! Потом ещё один Саша подойдёт, в общем, в Сашах дефицита не испытываем!
– Саш, сядь. А это Вадик.
– Вадим, очень приятно.
Вадик протянул руку для рукопожатия, чем добил и без того еле живую Аню, и сам не заметил.
– Да, и сейчас ещё ребята подойдут!
– А девчата ещё не подойдут?
– И девчата подойдут, они просто собираются долго. Ну, пока ждём, давайте тут это!
Шура поставил на стол две трехлитровые банки пива.
– Не понял. Это всё?
Гриша заиграл желваками и посмотрел на банки так, как будто перед ним стакан компота из сухофруктов.
– Сашка придет, «топоры» принесет.
– Да Сашку вашего только за смертью посылать. Вот девчонки, послушайте. Я пацанам сейчас рассказывал. Я, значит, горный инженер. Работаю тут у нас на предприятии, 2 года уже. Вы не подумайте, я по распределению уехал, меня сюда вызвали, не хватает специалистов. Короче, оклад у меня 130 рублей. 130! С премией 150. Я, как проклятый, пашу. Начальник говорит, незаменимый я специалист. А это что значит? А это значит, что не видать мне повышения. Похвалил, а на деле просто опустил со всеми моими квалификациями. А вот брат у меня, Пашка, на три года младше, тоже инженер. Пашка – голова! Ещё учится, а его уже в НИИ пригласили. Сказать, какие зарплаты там? Так это ж в Москве причём. В Москве у инженера в НИИ ставка 120 рублей, ё! Ну он в результате крутится, как может, перепро…ездит… Короче говоря, справедливо это? Мы – советские инженеры. Чем семью кормить?
– Гриш, у тебя нет семьи.
– Конечно, нет, чем мне её кормить-то? Молодец Пашка, правильно делает. Это я дурак.
– Ничего ты не дурак. А если посадят Пашку? Оправданный риск?
– Сань, тише будь, да? Девушки, расскажите лучше, что у вас там в Ленинграде? Особенно по части культурной жизни и досуга молодёжи.
Гриша изобразил абсолютное внимание. В панике Аня уже схватила Нонну за руку, но Вадик предложил:
– Да подождите, давайте все придут, тогда про Ленинград поговорим?
В комнату ввалился парень с пшеничными волосами, убранными в хвост, окинул всех хитрым взглядом и, наигранно-обиженно выставив толстую губу, спросил:
– Я не понял? А кто пиво разрешил доставать без меня? А ну-ка!
– А вот и Саша! Саша, у нас гости.
– Нифига, гости! А я Людку позвал!
– Зачем, она ж нудеть начнёт?
– Как зачем? Должна ж быть хоть одна девчонка, чтоб глаз радовался! Я на ваши рожи смотреть не могу уже.
– Так Танька ж придет.
– Это которая?
– Тыторева.
– Ещё лучше! Вадик, ты не можешь ей как-то это… Обособленно любоваться?
Вадик потянулся было за сигаретами, но вспомнил, что ещё вчера скурил последнюю, и, потирая шею, уставился в пол. Игорь сочувственно на него посмотрел, как бы просто так достал пачку «Примы» и положил на одну из банок с пивом. В общак.
– Боишься, маршировать заставит?
– Игорёк, тебе шутки, а я не удивлюсь. Я ж даже не живу тут, мимо пройду и начинается: «Саша, а ты записался на праздник урожая? Ребятам нужно помочь с номерами, с тебя оформление сцены». Или: «Саша, а ты едешь на субботник? Теперь едешь! Залезай в самосвал, нам сначала надо в Верхнюю Пышму заехать, там наши грабли». Тьфу!
– Так она тут тоже не живёт, Саш. Может, в этом дело? Ладно, мы нальем ей с порога!
– Вадька, ты б занял чем-то девушку, а? Я тоже в прошлую субботу в Верхнюю Пышму за граблями катался в кузове.
Тихий Миша подал голос из угла комнаты:
– А я в Уфалей! Она что, специально грабли по всему Уралу разбрасывает?
Все, кроме Вадика и Игоря, рассмеялись.
– Над чем смеётесь, мальчики?
– Татьяна, привет! Да Гришка про зарплату свою рассказал.
– Понятно. А это что, пиво? И портвейн, отлично. А еды у вас нет? Одно горе с вами, сейчас консервы принесу. Так, а это кто?
– Это гости, из Ленинграда приехали.
– Привет! Я Нонна, это Аня. Очень приятно познакомиться, столько о тебе слышали!
– Хорошего, надеюсь? Красивая рубашка!
Аня потянулась к воротнику, как будто собиралась рубашку снять и отдать.
– Исключительно хорошее! Рубашка нравится? Можем такую же достать, у нас есть ещё!
– В подарок, мы не спекулянты. – Добавила Нонна.
– Спасибо, девочки. Мне не пойдут цвета такие, но красота… Красота! Вадик, слышишь? Мне пойдет?
– Конечно!
– Врёт. А ему бы вот пошло. Подарков таких шикарных не надо делать, что ж вы обязаны теперь, раз из Ленинграда. Я подумаю, может, куплю.
– Таня, давай мы поможем на стол собрать?
– Ну пойдёмте. Это я долги стрясу, в натуральном виде! У меня всё записано!
Пока Таня водила девушек по лабиринтам общаги и сверяла в блокноте номера комнат своих должников, Нонна тихонько объясняла Ане, кого они только что видели.
– Слушай матчасть. Парень в спортивной куртке, Гриша, это Григорий Николаевич Кадушин. Через 5 лет его брат, Павел Николаевич Кадушин, возьмет его в свой бизнес, и Гриша будет ставить в их машине «Позорную звезду» до тех пор, пока Паша не решит, что в этом что-то есть. А дальше ты знаешь.
– Ого!
– Далее. Блондинчик.
– Который на Корсака из «Гардемаринов» похож?
– Нет, другой. Кстати, правда, похож. А я не могла понять, кого же он мне напоминает! Ты только про «Гардемаринов» ничего не скажи, они не вышли ещё. Ладно, который на Корсака похож – это просто парень из стройотряда, однокурсник Вадика. Я про того, который с губами и «топорами».
– Лицо знакомое.
– Это Тау. Александр Таушканов.
– Он тоже здесь учился? Ничего себе! А где он, кстати, после того, как его из «Матрицы» уволили?
– В прокате. Туры уже не по годам, да и стабильность какая-никакая. Так, который Игорь, с усталым лицом, он, по-моему, сейчас в этом вузе работает. Во всяком случае, он был одним из тех, кто Вадика сюда приглашал лекции читать. И он, кстати, на «Ностальгических» делал свет. И потом ещё с 15-го до 18-го года несколько концертов по свету оформлял. Больше нам ни о ком ничего знать не нужно. Насчет Ленинградских историй не беспокойся, я поверну разговор к рок-клубу. На самом деле, они такие болтливые, что до нас очередь может и не дойти.
Удалось собрать какой-то паёк, и девушки вернулись в комнату.
– Тааак! – Таня сняла с шеи верёвочку с луковицами и положила на стол.
– Вот спасибо! Вот кормилица! – Тау язвительно фыркнул.
– Да, кормилица. Девчонки, ставьте!
Аня и Нонна из-за спины достали три банки рыбных консервов, буханку хлеба, кулёк с батончками и три сырка «Дружба».
Начался пир.
Завороженная Аня рассматривала ребят. Её удивляло, что людей с темными волосами в комнате было столько же, сколько с рыжими, а большинство присутствующих – блондины. Как будто иллюстратор русской сказки натурщиков собрал.
Усталый Игорь был похож на Иванушку, который пытался переосмыслить свой козлёночий опыт. Голубоглазый брюнет Миша – классический царевич, с лицом добрым, но каким-то не совсем осознанным. «Была Лягушка – стала Царевна, а что я папе скажу?» – вот с таким. Тау – идеальный Емеля. Курносый, губастый и взгляд лукавый. Саша, похожий на Корсака, тоже подошел бы на роль царевича. Умное узкое лицо и перо Жар-Птицы карман жжёт. Жаль только, что оба царевича, несмотря на возраст, уже обзавелись залысинами. Гриша был похож на богатыря, может, даже на Илью Муромца, который пока не встал с печи. Крепкий, а в голубых до белезны глазах – беспомощность. Таня напоминала княжну, причём не сказочную, а летописную. Сама себе хозяйка, всех вокруг построит и никогда не пропадёт. Поэтому с ней по всей Свердловской области и ездят: как такой откажешь? Люда, её подруга, была похожа на Игоря, как сестра. Такие же усталые глаза на правильном худом лице. Точно, Алёнушка и Иванушка! Вадик, черноволосый с хитро прищуренными глазами, среди всего этого русского-народного разнообразия выглядел одалиской, которую царевичи не смогли поделить и привезли княжне в дар. Флёр загадочности разрушало что-то наивно-деревенское, но Аня постаралась этого не заметить. В шумной компании он в основном молчал, полусидел-полулежал на кровати, оперевшись на локоть и закинув ногу на ногу. Здесь не до деревни, глаза разбегаются: куда смотреть? То ли на обтянутое джинсами бедро, то ли на загорелое на фоне белой майки круглое плечико, то ли на палец, то и дело оказывающийся между губ. Нонна в это время расспрашивала Таню, как они с Вадимом познакомились, но не было никакой возможности отвлечься от разглядывания и послушать. Из ребят у Вадика была самая густая шевелюра. Да и не все девчата могли похвастаться таким великолепием. Прически у них с Таней и Людой были одинаковые, но прямоволосая Люда конкуренции не выдерживала. Отдельные слова из разговора Нонны и Тани до Ани всё-таки долетали: «Новый год… я была ведущей, я пела, я танцевала, я… Румяный, смешной… Первая группа… Сложно…ссоры… я с ним… я ему…».
Но по-настоящему от созерцания отвлёк только подсевший Тау.
– Девчонки, я не понял? Я для кого портвейн притащил? Вы почему ещё не пьяные, а?
Нонна увидела, что Аня пока не в силах поддерживать диалог, и взяла удар на себя.
– А я, Саша, не люблю быть пьяной.
– Это как это? Я, когда пьяный, я добрый, хороший, хоть в Пышму меня вези, да, Тань?
– А утром?
– Вот не надо мне тут про утро. Если люди хорошие, обязательно чего найдется, чтоб подлечиться, и я снова добрый, хороший. И опять в Пышму, да, Тань?! – Саша рассмеялся.
– Нет, в незнакомой компании ещё и ночевать – сомнительное удовольствие. Проснёшься – все в повалку. Кто это? Что это? Вчера ближайшими друзьями казались. Сегодня – полная деперсонализация и дереализация!
– Чего?
– «Это не я, это не со мной». Чтобы ты не сделал, а всё равно стыд какой-то тошнотворный. И рожи вокруг смурные и мятые – тошнит. Приветливые – ещё больше тошнит. Окно откроешь, проветрить, тут же сквозняк, со стола объедки сдует, собирать надо. И сквозняк это не простой.
– А какой?
– Это ветер отчужденности.
– Да, я смотрю, ты девушка серьезная. Пойдем что ли перекурим?
В коридоре Нонна рассказала Тау о привезённых пластинках, а когда увидела, как хищно заблестели его глаза, попросила уже подтолкнуть ребят к исполнению песен.
– Да они просто ещё слишком трезвые, всё будет. Я у них вообще тут первый рокер, честно! Мы когда познакомились, они все прямые проборчики носили и тараканьи усишки. Если б я Вадьке не сказал веник из-под носа убрать, Танька в его сторону бы так и не смотрела. А вообще ребята ровные. Ну так… Ничего. У нас скоро выступление в рок-клубе будет! В малом зале, правда, для своих, но всё равно!
– Ничего себе! Так почему они всё зарплаты обсуждают, если тут такие дела?
– Да видишь, можно сбрить усишки с человека, но нельзя… Короче, ты поняла. Сейчас мы всё перевернём. Гриша, правда, задушил уже. Я про рок-клуб напомню, Вадька с Шурой по-любому подхватят, им эти НИИ и цеха до звезды все, они так, из уважения заткнулись. Для Игоря мы вообще боги, нифига, с гитарами! Так что он притихнет и уставится, что твоя Аня. Ну и мы большинством их задавим. Потом ты про ваш рок-клуб расскажешь, а там и песни! План готов, всё, давай.
***
– Вадька, а что мы для рок-клуба программу собрали-то? Давай там новую песню твою сыграем? Девчонки, у нас Вадька песню написал новую, закачаешься! «Пантера» называется. Ему даже вон, видите, кошку фарфоровую подарили в честь такого события!
– Это пантера, а не кошка. Да ладно, Саш… Я ещё не придумал, как там ритм-секцию устроить.
Вадик смущенно улыбнулся, обнажив чуть вывернутый квадратный клычок.
– А сыграй сейчас, Вадька!
– Да, Вадик, сыграй!
Вадик, улыбаясь уже во весь рот, потянулся к гитаре. Посмотрела на свою ладонь, откашлялся и объявил:
– Песня называется «Пантера»! Это про женскую силу, которая, как известно…
Нонна шепнула Ане на ухо: «Pussy power», это услышал Тау и засиял, как начищенный самовар.
– … которая, как известно, в коварстве! И в мягкости, да. Кхм.
Под классическую гитару «Пантера» звучала очень непривычно. Но Аня наблюдала, как Вадик качает головой, взмахивает рукой, то бьет по всем струнам сразу, то играет только на басовых, и понимала, что он додумывает её прямо сейчас. Поэтому и глаза закрыл, чтобы ничто не отвлекало. Он мысленно на сцене перед сраженной толпой, или в студии один на один с инструментом, но точно не в пропахшей луком тесной комнате студенческого общежития.
– Браво, Вадик! Браво!
Вадик поклонился головой, пролепетал что-то вроде: «Ну да, вот так вот как-то. Потихоньку. Она, конечно, роковая такая, не для такого… Ну она в разработке пока». А вот Таня выглядела, как звезда, готовая раздавать автографы. Сомнений в том, что «пантера» в песне – она, не могло возникнуть. Хотя Тане больше пришлась бы по душе «львица» или «тигрица», в общем, какая-то рыжая кошка. Но Вадик объяснял, что у «тигрицы» «р» в середине, поэтому так хорошо, как крик «пантера», это звучать не будет.
– Вадька, доделывай её быстрее и в рок-клубе сыграем!
– Погодите-ка… – Шура задумался – а кто играть будет, если мы сейчас в программу её берём? На басу кто будет? Я что ли? Вадим?! Мне это слишком уже!
– Шур, да ты ж не видел партию! Я облегчу, если что, ну сыграешь пару раз? Да хочешь – хоть не записывай, сами запишем, а ты там просто…
– А Глебсона мы на это выступление не берём, Вадик? – Тау насторожился.
– Не знаю я. У него как раз экзамены в школе будут. Мама его не отпустит. Или ещё лучше, скажет: «Вадик, под твою ответственность!». Ему 16 лет, он не знает, где его голова завтра окажется, мне это зачем?
– Вадик, погоди. Мы же с ним это обсуждали. Я ему про азот рассказал, он счастья чуть ляжки не ошпарил и себе, и мне.
Игорь пояснил:
– Саша у нас химик-любитель, хочет дым сценический из жидкого азота сделать.
– Вадик, он там уже рисунки по свету придумывает! Попробуй сам ему скажи, что он с вами не будет выступать в этот раз. Пусть тебе звонит со своими «а давай сделаем взрыв, а потом фонари такие пш-пш-пш»?
– Вот именно, Саш. Взрыв и пш-пш-пш! Если бы он уроки учил, его бы мама отпускала.
– Вадик, да ты чего. Это ж Глебсон! Глеб донт нид ноу эдьюкейшн! Ту-ру-ру-ру ту-ту ту-ру-ру-ру!
Тау встал, тряхнул головой и изобразил игру на басу.
– Дазнт, не донт.
– Хэй! Вадька! Лив ГлебсОн элон!
– Саш, да как ты не понимаешь? Ты думаешь, я не хочу его взять? Думаешь мне нравится смотреть, как он с пятничных репетиций вещички собирает и уезжает домой с вот этим своим лицом, а потом звонит и требует, чтоб я ему посекундно пересказал, что там было, пока он в школе торчал? Ну маленький он ещё! Пока в школе ну никак! Мама и так ругается, что он сюда мотается.
– А если не отпрашивать его у мамы на концерт? Просто пусть приезжает и всё?
– Нет, так тем более нельзя. А если она узнает? Она сначала ему голову открутит, а потом мне…
– Вот не надо опять про головы. Сколько лет я это слышу, и пока все с головами. Вадик, мне Шурик Козлов рассказывал, что Глебсон с тобой чуть ли не с детсада и в пир, и в мир, и в добрые люди. Родила мама конвоира. А он хоть раз тебя сдал?
– Нет… Да он сам, знаешь, тоже не особо паинька!
– Вадик-Вадик.
– Понял я, хватит. Вот зачем ты ему про азот рассказал? Ладно, ну на «Весну УПИ» он точно приедет. А там посмотрим, как у него в школе дела пойдут.
– Точно-точно на «Весне» будет? Даже если руссичку до дурдома доведёт? Она уже на грани!
– Да, он с матерью договорился уже. Это ж в университете, это можно. А за руссичку ему Шурик ещё спасибо скажет, она у него всю кровь выпила в своё время.
– Ну смотри, если нагреем пацана… Там и так за его подушку уже лоси в лесу дерутся.
– Не нагреем.
Концерт продолжился.
– Следующая песня также собственного сочинения!
Вадик и Саша «Корсак» спели «Листопад». Таня смотрела на Вадика так завороженно, что любые вопросы о том, как «смешной и румяный» мальчишка, который к ней прилип, её всё-таки завоевал, отпали. После каждой песни она тихо рассказывала девушкам истории создания.
– «Листопад» Вадик написал, когда читал наш сборник стихов. Автор текста неизвестен, а музыка Вадика! Это на «Знаменке» хит! Какая там «Белая ночь», куда там «Форуму»! Все «Листопад» просят!
Историю следующей песни Вадик рассказал сам.
– А эта композиция была написана специально для выступления УПИ на КВН в прошлом году. Как раз КВН возродили, как вы все знаете, нужно было собрать хорошую команду, отстаивать честь института. Я идти туда не хотел, у нас с ребятами поважнее были дела…
– Знаем мы ваши дела! – ухмыльнулась Таня
– Тань, не надо так о нашем философском объединении! Так вот. И меня вызвал ректор, объяснил ситуацию, мол, все творческие силы должны быть брошены на решение этой задачи. Тогда я ему предложил подойти к вопросу по-настоящему творчески и выступать не с переделками эстрадных песен, а с материалом полностью собственного сочинения! Никто так до меня не делал! Мы, инженеры, вообще, всё сами делать предпочитаем. Даже пульт в зале у нас свой был. Ну ладно. Вот первая песня, которая была написана для КВН. Она называется «Здравствуй-здравствуй КВН!».
Пока Вадик пел, Нонна пыталась вспомнить, что эта песня ей напоминает. Как будто она её уже слышала, но вместо «КВН» была «целина» или что-то вроде того. Аккуратно спросила об этом у Шуры.
– Ничего себе, как наши песни стройотрядовские разошлись! Слышишь, Вадик! Про целинку-то и в Ленинграде поют! Да, была, в общем, стройотрядовская песня, Вадик с Саней её придумывали, музыка Вадькина вроде. Ну вот Вадик из неё взял свою музыку, местных наших умельцев попросил сочинить текст про КВН, так и получилось.
– Подожди, так он же сказал, что она собственного сочинения?
– Ну так чьего ж? Не Дербенёва же с Зацепиным!
– Ладно, я выйду, хорошо?
– Нонна, ты куда? Я с тобой.
Тау перелез через готовящихся к следующей песне ребят.
– Да, не в чести у нас поэты, что поделать. Весь рок-клуб, считай, два брата обслуживают, Женька да Илья. Его, кстати, с Ленинграда вышибли. «Чайфы» только на самообеспечении. Вадька вот пишет. Глебсон пишет! Надо Вадьке сказать, чтоб позвал брата в воскресенье. Он странный чуть-чуть, а так вообще ровный пацан.
– Это с ним вы азот обсуждали?
– Да там вообще. Он уже костюм себе сценический собирает, клипсы у мамки тырит, чуб чешет. Чего ты так улыбаешься?
– Клипсы зачем?
– Это чего ещё! Его мать застала, когда он булавкой ухо колол! Ну и клипсу разрешила. Она вот такая, огроменная, хоть на штору вешай. А он счастлив, как слон. По Асбесту, бляха, в клипсе мамкиной. Я тебе говорю, там прямо кадр! Я уже не дождусь, когда он школу свою закончит, вот это жизнь начнётся! Ещё Шурика Козлова надо пригласить, должен быть хоть один серьезный человек, да? Он в меде учится, из Асбеста тоже, они в школе в одной все были. И все сочиняют, прикинь? Так, а чего за записи у тебя там?
– Да так. Из не вышедшего пока что «Пикника» несколько песен…
– «Пикника»? Новые! Ого! Пацаны его по телеку услышали, вот это «Я почти итальянец», вообще с ума сошли! В группе КОМПЬЮТЕР играет, понимаешь, да?
– Да, они активно и секвенсоры, и компьютеры используют…
– Секвенсоры?!
– Так, ладно. «Итальянец» – это из альбома «Иероглиф», он в том году вышел. У меня есть кассета. А здесь совсем новые песни. Только там вперемешку, БГ, «Пикник», «Странные игры». Разберётесь.
– Срочно нужно это всё показать ребятам!
***
Про вечер песни все забыли и накинулись на привезенные записи. Вадик положил к себе поближе кассеты «Пикника», а сам разглядывал пластинку Queen A Kind of Magic.
– Настоящая?
– Самая настоящая!
– По чём?
– Вадик! У нас до стипендии нет денег, и не смотри на меня так, я не буду опять у родителей просить! – Таня возмущённо вскинула брови.
– Саш, займёшь?
– Вадик, иди нафиг! Ты мне за джинсы ещё не отдал!
Вадик, совершенно раздавленный, всё ещё не мог отпустить пластинку.
– Да ладно, Вадик, какие деньги! Давайте меняться!
– Давайте, только у меня тут кассеты одни. А пластинки все в Асбесте. У нас там такое есть! У Глебсона с будущего альбома Pink Floyd синглы записаны! На костях, ну всё равно. А?
– Хорошо, только они в Асбесте, а мы здесь.
– Так я ему позвоню, он завтра же всё привезёт. А, завтра ж он учится... Послезавтра он всё привезёт!
– Ага, так он тебе и повез свой Pink Floyd! – брови Тани так и не опустились.
– А если мы сами в Асбест съездим, отдадим ему пластинку, возьмём вашу и перепишем себе?
– Охота вам мотаться? Он привезёт.
– Ничего, мы съездим.
Вадик обиделся за недоверие, но вид сделал демонстративно-равнодушный.
– Если хотите, поезжайте. Может, ещё чего выберете. Я вам адрес сейчас запишу.
– Ты только предупреди, а то мы уже сами вашей матери боимся.
***
Все потихоньку разошлись, Тау напился и уснул. Вадик с Шурой пошли провожать девушек до остановки. Таня, зажав губами папиросу, пристально наблюдала за ними из окна.
– Ну что, девчонки? В воскресенье приедете к нам?
Вадик снова улыбнулся одной половинкой рта, но на этот раз не смущенно, а озорно.
– Шурка, дай прикурить…
– Чуб не спали только.
Вадик с опаской поправил пушистый чуб, и как бы заодно с нескрываемым удовольствием погладил отросшие почти до плеч локоны.
– О, вот и трамвай! Может, с вами всё-таки поехать? Темно уже.
– Вас же потом в общежитие не пустят. Не беспокойся, Вадик. До встречи!
***
Спустя шесть остановок молчание нарушила Аня.
– Какой голос у него всё-таки. Когда говорит, такой тихий, ласковый. Как будто баюкает. А как он «Там, где клён шумит» пел? Я думала, в обморок упаду. И глаза какие! Тёмно-ореховые.
– Карие это называется.
– И губка. Точно «капризная», верно это Глеб подметил. А ты почему такая грустная?
– Я не грустная, всё нормально.
– Если не хочешь об этом говорить, то давай не будем. Мне кажется, лучше всё же поговорить, я догадываюсь, в чем проблема, но если тебе некомфортно, то…
– Мне тяжело, но я стараюсь. Всё, что я знаю про Вадима в целом, мешает мне даже попытаться узнать вот того Вадима, который «Там, где клён шумит». Я думала, что я буду «выше этого», но я не выше.
Нонна уперлась лбом в стекло.
– Прости. Для меня один всё вокруг ядом залил, мёртвая земля, ничего нет, куда бы он не пришёл. А другой в цветущем саду, но сам иной раз яд хлещет. Я не знаю, как мы поедем завтра в Асбест. Ты обиделась?
– Нет, конечно. На что мне обижаться?
– Хотя бы на яды.
– Нет, я не обижаюсь. Тебе сейчас тяжелее, чем мне. Хочешь, мы вернёмся?
– Я справлюсь, не думай об этом даже. Кстати, я оценила, что они с Шурой пошли нас провожать!
– Слушай, а мы не можем машину времени, как телепорт использовать? Меня ночные катания немного пугают…