Свердловск-87

Разбитый трамвай прохромал мимо заводов и вывез девушек на Площадь 1905 года. Камни мокрой после дождя брусчатки подставляли гладкие бока весеннему солнцу, как будто смеясь. На двухэтажном доме рядом с остановкой красовалась огромная, размером с сам дом, надпись «Миру – мир!». – Я думала, Свердловск – мрачный город, а тут даже камни весёлые! – По-моему, только камни. А что? У них лица приветливее, чем у людей в трамвае. – Люди едут по своим заботам, а тут мы, две бездельницы, посмотри, какие красивые, довольные! Наряды Аня подобрала на славу. Она в белом джинсовом костюме, рубашке психоделической расцветки и ковбойском галстуке выглядела, как героиня американского фильма, пусть даже с лёгким флёром цыганского шика. Нонну, как она и предполагала, решено было одевать в стиле «Твин Пикс». Правда, его создатели ещё не знали о том, что через пару лет снимут величайший сериал всех времен и народов, да и свердловчане не думали, что деловой образ может быть театральным одновременно. Отобрать у Нонны кепку-гаврош Аня не смогла, аргумент «как у Друбич в «Ассе» оказался непробиваемым. Компромисс был достигнут, когда нашлась юбка-карандаш из такой же ткани. Нонна была не очень довольна, зато Аня любовалась своей Галатеей. – В следующий раз подбери мне, пожалуйста, что-то более андрогинное. – Блузы с рукавами-буффами – это андрогинно! Кепка твоя тоже. – Да, но юбка? Плащ этот ещё… Нет, плащ очень красивый! Но всё это как-то слишком. Нонна в очередной раз перекинула цвета кофе с молоком плащ с одного локтя на другой. – Послушай, слишком – не бывает! Правда, тебе это все очень идёт! – Идёт, но я не умею это носить. Я на каблуках ходить не умею. А если я упаду и убьюсь? База, база и ещё раз база – вот мой стиль. И кроссы. Ну не смотри ты так на меня… С моей работой по-другому никак. Бывает, конечно, настроение «Рената Литвинова», но для особых случаев. – Сейчас, по-твоему, не особый случай? – Особый, но я буду всё время дёргаться, всё это так непривычно… Аня достала из сумки алый шарф и накинула его на шею Нонны. – В этом и прелесть. Когда человек сам смущается, красота не пугает. К принцессам же страшно подойти! – Я смущаюсь и ещё выше голову задираю, чтобы никто не узнал. А принцесса у нас ты. Честно, если бы я увидела такую куклу в магазине, я бы любые деньги отдала, чтобы поставить у себя дома и любоваться. Может, нафиг этих Самойловых? Давай оторвёмся вдвоем! Да это шутка, не пугайся. Аня нервно сглотнула. – Ань, у меня от этих серёжек уши не отвалятся? И, кстати, твою башню из волос ветром не сдует? – Не сдует! Не зря же я лака столько набрала. А завтра мы и тебе прическу сделаем! Какой же красивый шарф… У тебя же помада к нему есть, того же оттенка. Накрасься! Пожалуйста-пожалуйста! – Никаких причесок, я лучше посплю подольше. А помада… Мне кажется, я буду выглядеть, как валютная проститутка, которая заблудилась и попала в Свердловск по какой-то трагической случайности. – Ну и зря. Где бы была твоя Рената Литвинова без красных губ? М? Нонна задумалась полезла в сумку, как думала Аня, за помадой. Но достала оттуда заранее распечатанную карту. – Смотри, мы с тобой сейчас на Площади 1905 года, так? Кстати, надо уже отсюда уходить, а то мы подозрительно долго стоим. Пойдём с тобой прямо… Прямо-прямо… Вот туда! – Нонна указала рукой в неизвестном направлении точно также, как памятник Ленину за её спиной, Аня про себя отметила полное соответствие позы и даже выражения лица. – И по проспекту Ленина! И выйдем на Площадь Кирова. Как раз за ней здание УПИ. И мы, получается, посмотрим практически весь центр! – Верной дорогой пойдем, товарищ! А губы ты всё-такие накрась. *** Город впечатлял количеством пустого пространства: деревья сгруппировались в парки, редкие прохожие – в группки, фонарные столбы растопырили чугунные ветки, как кактусы в пустыне. Несмотря на то, что здания вдоль шоссе были в основном дореволюционные, непохожие друг на друга, они напоминали товарняки, идущие одновременно с двух сторон. Никакой опасности от них нет, пока ты стоишь между путями, но пугает их упорядоченность и бесконечность. Девушки подошли к реке, закованной в каменную жилу, перешли Плотинку – символ победы человека над стихией. Рядом с ней на здании, больше похожем на ювелирную работу мастера по малахиту в масштабе 1 к 1000, чем на реальный дом, торчали гигантские буквы: «СЛАВА РАБОЧЕМУ КЛАССУ». Наверное, когда-то это была усадьба, а теперь какая-то администрация. Буквы расположились аккурат над каменным кружевом, как альков, обрамлявшем окна. Это тоже было символом победы, но какой-то бестолковой. Ветер, пахнущий гудроном, тиной и совсем немного весной, играл с шарфом Нонны, мимо прогремел очередной трамвай, когда девушки увидели, что направляются в объятия огромного здания, раскинувшего серые руки. – По-моему, это и есть УПИ. – Я представить не могла, что он такой большой! Точно, УПИ! Вон Киров приветливо машет нам с памятника… Слушай, давай свернём? Побродим немного по окрестностям, куда нам спешить? От этого гиганта веет студенческим страданием. Пойдем вон туда, направо! Там хоть деревья какие-то… За деревьями справа стояло несколько одинаковых корпусов цвета пепла, как главный. – Огромное здание мне нравилось больше, оно такое величественное! А эти… как его дети, на которых природа отдохнула. Наверное, это всё кампус. Ладно, давай присядем здесь и подумаем, куда двигаться дальше. Лавочка стояла напротив входа в один из корпусов. Мимо неё спешили студенты, многие из них оборачивались и улыбались. – Мне кажется, мы очень правильно сидим. – Почему? – Ты хоть одну девушку видела? Вот и я нет. Значит, это корпуса совсем технических факультетов, был бы какой-нибудь химфак, хоть одна бы прошла. Один из них наверняка радиотехнический… Аня, посмотри быстро на парня слева! В серой куртке, с портфелем, видишь? Не вертись, не так явно, пожалуйста! Потихоньку смотри. – Светленький такой? – Да, он там уже один. По-моему, это Саша Кузнецов! Вспоминай быстро, когда братья о нём говорили, они его как называли: Саша или Шура? – Ох-ох-ох, я, честно говоря, даже не очень помню, кто… Аня не успела закончить мысль, как Нонна уже подбежала к молодому человеку. – Шура, ой, извините, пожалуйста, здравствуйте! Шура обернулся, оглядел девушку с ног до головы, пригладил волосы на затылке, расправил плечи, одернул куртку, но сурового выражения лица не изменил. – Да… Здравствуйте. А Вы откуда меня… Вы, простите, кто? – Я? Ах, я… Про Вас нам рассказал Юра! – Какой Юра? Из стройотряда что ли? – Да-да! Точнее, его сестра… двоюродная! Гостила в Ленинграде, так познакомились. Ой, я Вас задерживаю, наверное, извините. Коротко изложу. – Да не задерживаете Вы меня... Шура снова поправил волосы, хотя они и не думали оттопыриваться. – Мы с подругой… Аня, ты чего? Подходи! Так вот, мы с подругой приехали из Ленинграда. Тут родственники у неё, вопросы с документами надо было решить. Я помогаю. Так вот, пока документы делаются, нам совершенно нечем заняться. – Нонна попыталась изобразить кокетливый смех, вышло не очень убедительно, и она уже честно улыбнулась нелепости своей попытки. Это на Шуру произвело хорошее впечатление. – Волнуюсь, простите. Неудобно как-то, задерживаем Вас. Так вот, мы вспомнили, как Юрина сестра рассказывала, что есть в Свердловске замечательные ребята из стройотряда, занимаются музыкой, сами сочиняют, выступают. На «Знаменке» побеждали! Шура довольно заулыбался, несколько раз переступил с ноги на ногу. – Да ладно, чего там на «Знаменке»… У нас у одних электрогитара была вообще. Чехословацкая! – Да-да-да, и гитааары у Вас… Аня подключилась к разговору, пока Шура таял. – Нам рассказывали, у вас тут в общежитии что-то типа квартирников проходит? Улыбка исчезла с Шуриного лица. – Каких-таких квартирников? Нет. Так, песни иногда поем под гитару вечерами. Своей компанией. Ну и иногда гостей приглашаем, как без гостей? Никаких там этих билетов, денег, ничего. Просто песни поем хорошие, из репертуара «Синей Птицы», свои, отрядные. Всё у нас по правилам внутреннего распорядка, короче говоря. Организацией всяких этих домашних концертов другие люди занимаются, они там ваших всяких к нам в рок-клуб возят. А мы сами по себе. – Шура, мы неправильно выразились. Ох, чуть не забыла, мы же записи привезли! Кстати, кассеты наших групп, нового Гребенщикова, концерт «Пикника»! У них несколько премьер было недавно, из готовящегося альбома, на концерте записали. Закачаешься! А ваши до нас трудно доходят, «Наутилус» – невозможно достать. «Урфин Джюс», последний который, – тоже самое! – Да и не надо его доставать, честно говоря. Не получился альбом. – Поменялись бы как-нибудь… Иностранное у нас тоже есть. Russian Roulette, только вышел, новый у Accept. – Вы чего, хотите Accept на Бутусова поменять что ли? – Ну да. Accept у нас продаётся, а Бутусов не продаётся. – Это пока не продаётся. Слово снова взяла Аня: – Шура, мы просто очень хотели на такой вечер песен под гитару попасть. Нонна отпустила из мыслей XXI век и подхватила: – Да-да, мы так много слышали про ваш ансамбль. Вокалист у вас там, Вадик Самойлов, говорят, настоящий самородок! – Вадька? Сосед мой! Да, Вадька может. У нас там Саша ещё поёт, Иванов. Слышали, наверное? Тоже хороший. Ну Саша поет и поет, а Вадьку с его песней в КВН пропустили и по телевизору еще показали! Вадька говорит, видел, как Масляков лично! Лично смеялся! И в жюри их отметили, вот так вот! – Ну так что, Шура? – А что? Да приходите, конечно! Мне все только спасибо скажут, каких девчонок красивых привел. Из Ленинграда! Чернил сможете достать? – Чего? – Да, чего это я. Весна ж. Пиво надо. Достану. Забыл совсем, а зовут вас как? – Я Нонна, это Аня! – А, ну да. Аня, говорили ж. Очень приятно! Меня вы уже знаете. Смотрите, Аня и Нонна. Сегодня в семь подходите к первому корпусу общаги, но не со двора, а с торца. Знаете ж, где общаги? Тут, на Малышева? Я б вас сейчас довел, показал, только мне в учебку надо. Можете подождать или сами вечером найдете? – Найдем-найдем, не беспокойтесь, Шура! Шура снова поправил волосы. – Ну, если что, я побыстрее постарался бы, довёл бы вас. И давай на «ты» уже. Вы там в Ленинграде… У нас тут по-простому, я прямо как-то весь, когда так «не беспокойтесь, Шура». Как в девятнадцатом веке! Короче, к семи… Нет, давайте-ка лучше к восьми. Пока то-сё, а в восемь я уже точно дома буду, ребята соберутся, Вадька проснётся. Вот хлыздик, гуляли вчера вдвоем, а сегодня: «Шур, в институт утром пойдешь? Захвати мой реферат». Ладно, короче. Подходите к общаге, первый этаж, четвертое окно от угла. Вы его узнаете, оно забито фанерой. Подходите и стучите вот так. Шура постучал по сумке короткий незатейливый мотивчик. – Повторите! Да, вот. Я буду там сидеть, фанеру уберу и вас впущу. У нас с гостями все строго сейчас. В одни руки только одного гостя можно, приходится выкручиваться. – Конечно, ничего страшного. Хорошо, не по пожарной лестнице! – По пожарной лестнице обратно пойдете. Да шучу я! Хотя кто его знает. – А у вас что, сессия сейчас, это ничего, мы точно не помешаем? Вы же сами планировали сегодня это, не для нас? – Планировали-планировали, для вас! Да какая сессия, апрель! До экзаменов ещё гулять и гулять! Всю ночь вчера песни орали! Только кто-то дрыхнет теперь, а мне бегать надо тут. Эх. И сегодня всю ночь проорем! Так что я пойду тогда, до вечера, девчонки! Шура, как будто даже подпрыгивая, побежал в корпус и ещё раз помахал рукой, пока открывал дверь. – Какие мы везучие, это ж надо! Так же не бывает! – Видишь, бывает! Интересно, что такое «хлыздик»? Что-то типа лентяй? Ладно, пойдем столовую какую-нибудь найдем, есть хочется ужасно.