Dusk ...and his embrace

Как только охранники выпроводили, как им было приказано, рыжую бестию за двери клуба, девчонка не оглядываясь направилась к стоявшему неподалёку автомобилю. Она открыла заднюю дверцу и плюхнулась на сиденье. Она испытывала двоякие чувства. Либертиной её назвал отец, и с малолетства воспитывал по своим правилам. Он и рассказал ей про вампиров — или «нечеловеческую мерзость», как сам их называл. Истории про вампиров, которые на самом деле хитрее и опаснее книжных выдумок, она знала наизусть уже в пять лет. В десять отец спросил её о доверии: верит ли она ему, готова ли слушаться, выполнять то, что он ей прикажет? Либертина по-детски восторженно приняла всё это за интересную игру. Отец заставил её поклясться держать всё в тайне. Он научил её обращаться с оружием. Особенно — тренировал её наносить лишь один точный удар кинжалом в грудь. «Ничего другое тебе не понадобится», — говорил он. В тринадцать Либертине наскучило то, что она считала всего лишь игрой. Её интересовали уже другие вещи: ей, как и всем подросткам, хотелось делать что-то своё. Тогда отец снова задал дочери один вопрос: «Ты мне веришь»? А потом привел её в свой кабинет. Они сели оба рядом за стол и отец включил на компьютере видео. Он заставил её смотреть какой-то жутко реалистичный фильм ужасов. Только звука на записи не было. Она смотрела, как огромный, словно медведь, светловолосый мужик издевается над беззащитным парнем, кромсая его ножом, а потом убивает его. А после этого ужасного зрелища она увидела смертельную схватку: против «медведя», надевшего зачем-то странный скафандр из фольги, шёл напролом высокий худощавый тип; он даже не заслонялся от выстрелов, бивших ему в грудь. Пули погружались в его тело, но не останавливали его. И тогда, отшвырнув револьвер в сторону, «медведь» бросился на худого с мощью локомотива. Он сжимал врага своими лапами, душил каменной хваткой его за горло… Внезапно тонкое свечение облепило тело худого. Он ударил ребром ладони по шее противника, рассекая с лёгкостью скафандр, будто его ладонь превратилась в острое лезвие. «Медведь» от неожиданности ослабил хватку. Худой молниеносно ударил его раз, другой, третий. Хлынувшая из тела кровь заливала ему руки. «Медведь» зашатался, и рухнул. Либертина поняла, что мужчина мёртв. Худой присел рядом, придерживая ему голову, наблюдая, как его враг мучительно умирает. Потом худой бросил взгляд на камеру, которая всё записывала: в глаза этого мужчины было страшно смотреть. Либертина подумала, что это страшнее, чем заглянуть в глаза смерти и падать в бездну. Они светились изнутри, обещая сжечь всякого, кто встанет у него на пути. У девушки пересохло во рту, затряслись и похолодели руки и ноги, и она едва не потеряла сознание. Отец остановил запись и заставил дочь отвернуться от монитора. Он спокойно смотрел ей в глаза. «Это всё правда, — сказал он. — На этом видео мой отец и твой дед. Офицер Уорсли был убит нечеловеческой тварью. И каждый мужчина из нашей семьи занимался истреблением мерзости — добровольно. Я готовил тебя заранее, чтобы ты смогла понять, насколько это важно. Но всю правду ты узнала только сейчас. Офицер Уорсли — твой предок; у всех нас одна кровь, и каждый член нашей семьи всем сердцем ненавидит этих тварей. А значит, ты должна на генетическом уровне также ненавидеть нечисть. И твоя кровь — совершенное оружие. Тысячелетия настойка, способная убить вампира. Против них нет абсолютного оружия. Они регенерируют, даже будучи уже трупом. Пуля и нож их не берут, как и яд. Только ртуть может ненадолго отравить, лишить вампира сил; от неё он может выпасть в кому, и его держат взаперти от нормальных людей. Но истребить тварь навсегда ещё ни у кого ни разу не получалось. Ты помнишь, я с малолетства взращивал в тебе отвращение к этим тварям? Я рассказывал тебе про них истории из жизни, и ни одна не была вымыслом. Ты изначально должна была безжалостно их ненавидеть. И твоя кровь, в которой слилась ненависть всех поколений Уорсли, теперь станет истинным оружием от нелюдей». Либертина слушала отца, впав в оцепенение. Ей не хотелось больше ни жить, ни знать, ни слушать то, о чём он ей говорит. Когда тот понял её состояние, он успокаивающе погладил девочку по голове. «Если ты слаба для борьбы, по крайней мере, ты ведь не откажешься сдавать кровь? В донорстве нет ничего страшного, это не больно. Пары капель твоей крови хватит, чтобы отправить в Ад любого вампира. Я займусь этим сам». Либертина кивнула, а потом встала на деревянные по ощущениям ноги и вышла из кабинета отца. Сейчас Либертина сидела в салоне машины, принадлежавшей организации, в которой служил её отец, и всю её трясло от восторга, ненависти и страха. Встретиться лицом к лицу с одной из этих тварей, выманить её, заставить манипуляцией проявить вампира свои способности…и не убить! Либертина стиснула со скрежетом зубы и глухо зарычала. Но приказ был только выманить тварь и проверить, как её, Либертины, кровь, воздействует на его организм. Она сжала кулачки. Вампир прочитал её мысли и сказал ей, что она ошиблась. Хотела убить человека, а не вампира. Либертина довольно улыбнулась. Она никогда не ошибалась. И хотя в их сообществе никогда не щадили тех, кто связался с вампирами по доброй воле, она бы не тронула Дэни. Она бы остановила удар. Она не была ещё готова убить подобного себе. Либертину больше всего злило другое: стоя рядом с вампиром, она похолодела. Не от страха, не от гипноза. Не из жалости даже — та в ней отсутствовала. Девушка могла убить Юрки, но внезапно оцепенела. И если бы не её отточенный годами удар, она бы не смогла вонзить кинжал в его сердце. Но Юрки сам насадился на лезвие, закрыв Дэни собой. А через несколько дней, вампир сам нашёл её.

***

«Наверное, я первый вампир, который сдался охотникам добровольно, но я делаю это ради договора. Оставьте в покое моего любовника. Я готов пойти на всё, как и ты, если дашь мне гарантию и Филт останется жив. У тебя в глазах написан лисий хищный азарт: поиграть со мной, позабавиться, помучить, прежде чем загрызть. Ты только слышала о подобных мне. Тебе ведь наверняка жутко интересно проверить, сколько раз я могу умереть, сколько раз ты сможешь сломать мне кости, выдержу ли я пытки или сойду с ума от боли? Ты исследуешь меня, как лабораторную мышь, а заодно, возможно, утолишь свою ненависть? Разрежешь меня — и поймёшь, что я ничем не отличаюсь от людей. Но я отдам свою жизнь только в обмен на жизнь другого человека...» Юрки пришёл к ней с этим предложением. Сейчас лицо и тело вампира были залиты кровью. От неё длинные волосы Линнанкиви засохли и стали жёсткими до самых кончиков. Сперва он демонстрировал охотнице на нечисть, как быстро он может регенерировать. Раны затягивались буквально вслед полосующему кожу лезвию. Это только распаляло интерес девушки. Потом вампир понял, что долго не выдержит. Он позволил резать себя; истекая кровью, он заживлял раны медленно. Юрки взглянул на Либертину. Её интерес был практически утолён. Мужчина сам предложил ей: — Продолжай делать со мной всё, что хочешь, если наш договор в силе. Либертина сжала губы. — Будет в силе, когда сдохнешь. Линнанкиви кивнул. — Нет ничего проще. Убей меня сама. Почувствуй, каково это — лишать жизни… — Ты не человек. Линнанкиви усмехнулся. — Ты так уверена? Может, я инопланетянин? И, кстати, разве другая форма жизни не имеет права существовать? Юрки вытянул шею и провёл подбородком по своему плечу, вытирая с губ запёкшуюся кровь. — Но раз я обещал, то не стану сопротивляться. Ты знаешь теперь, как нелегко убить подобных мне. Либертина поднесла к его губам бокал с ртутью. — Надо было заранее обговорить, как ты меня убьёшь, — пошутил Линнанкиви. — Ты выбрала этот способ, потому что он самый медленный и болезненный? Может, лучше отрежешь мне голову? Я замедлю процесс восстановления, позвонки и ткани не срастутся. Я буду восхитительно мёртв, как ты этого и хочешь, mon amour! — Открой рот и пей, самая мерзкая форма жизни, — приказала ему Либертина. — Тогда вливай эту дрянь в меня сама, рыжая. Хотя, я бы предпочёл отведать бокал твоей крови, — с насмешкой улыбнулся Линнанкиви. Либертина сжала ему на затылке волосы. На глазах Линнанкиви выступили слёзы; он едва не зашипел от боли. Его уже мутило от издевательств этой хищной лисицы; горло вампира саднило от криков — он позволил себе кричать, но не чувствовал себя побеждённым. Либертина задрала ему голову вверх и опрокинула содержимое бокала в послушно раскрытый рот, стукнув Линнанкиви стеклом по зубам. Серебряная змейка скользнула через край бокала и исчезла в горле Линнанкиви. Вампир сглотнул и его передёрнуло. Либертина смотрела на него в упор, жадно улавливая любые изменения. — Не будет предсмертных судорог, да и кричать я больше не стану, — предупредил её Линнанкиви. Он молча скривился от боли и сжал распятые руки в кулаки. Юрки закрыл глаза. Он не должен был больше сопротивляться. Как в тот день, когда Филт уехал из его дома... Линнанкиви любил Дэниела, но не ставил себе цель быть с ним рядом. Юрки был счастлив даже дурацкому перепихону с ним на скорую руку. А потом, едва Филт вышел за дверь, он выпил залпом ртуть. Больше ему ничего не оставалось. Вампир устал от скуки и одиночества. Юрки почувствовал в желудке боль. Испарина выступила на его лбу. Мужчине хотелось сжаться в комок. Он дёрнулся, и услышал язвительный голос Либертины: — Хочешь пощады, тварь? Линнанкиви отрицательно мотнул головой. Он собрался с силами и отключил свою волю к жизни. «Я буду восхитительно мёртв, для тебя, Дэни». Но в тот миг, когда Юрки уже падал в темноту, он услышал вопль. Вампир встрепенулся и прислушался. Крик звучал внутри него. Он слышал голос Дэниела. Юрки увидел перед собой сцену и толпу фанатов, рёв музыки. Он словно бы присутствовал там. Линнанкиви искал взглядом Филта. Тот был напуган, он чувствовал его. И внезапно сам обмер от ужаса: лезвие серпа, приставленное к горлу Дэни, было не бутафорским. Оно было бритвенно-острым. — Чёрт! — выругался Юрки. Кто-то подменил реквизит на настоящий, острый серп! И тот должен был с минуты на минуту рассечь Филту горло прямо на концерте... Гремела финальная музыка. Филта никто не слышал. Дэни пытался освободиться, но его для правдоподобия, крепко держали за руки актёры, к тому же, поставив певца в невыгодную позицию — на колени — перед жертвоприношением. Линнанкиви взглянул на Либертину. Девушка явно нервничала. Он кивнул ей головой. — Прости, рыжая, но я должен разорвать наши отношения. Юрки напрягся. Ртуть выплеснулась из его рта. Либертина отскочила в сторону от опасного вещества. Юрки дёрнул руки, освобождая их от оков. Он обнял себя за плечи: для такого перемещения в пространстве он истратит все свои силы и рухнет замертво прямо в пункте назначения. Он не спасёт того, кто ему дороже всего. Линнанкиви мысленно взмолился: — Могу я успеть? Вокруг него заклубился туман, втягивая его внутрь. Через мгновение Юрки рухнул перед обомлевшим Филтом на сцену. Его оглушили музыка и свет. Линнанкиви наугад протянул руку, хватаясь за серп, с силой вырывая его из рук удивлённого театрального жреца. Дэни свалился рядом с Юрки. Линнанкиви почувствовал сжавшую его плечо руку певца и схватился за неё. Снова за спиной возникло ощущение затягивания в воронку. Вампир совершил рывок из последних сил, мысленно представляя свой дом. Филт и Юрки лежали рядом возле дивана в холле: оба они были не только живы, но ещё и отчего-то ржали, словно бы выкурили забористый косяк. Линнанкиви притянул Дэни к груди и обнял его за спину. — Кровь не бутафорская, — выдал неожиданно Филт. — С чего ты взял? — Она воняет. Дэни отстранился. — На мне нет ни царапины, — попытался отшутиться Юрки. — Я в душ, раз воняю. Разговор продолжать не хотелось. — Принеси мне… Достань из шкатулки на столе синие таблеточки. Сил моих нет, как я сегодня устал. И какого дурака я свалял… Филт принёс шкатулку и открыл. — Да здесь целый клад! Даже у меня в мои лучшие героиновые годы такого волшебного ларчика не было. Филт закинул две синие таблетки Юрки в рот. Сам достал пакетик и помахал в воздухе. — Сейчас мы взбодримся, и ты расскажешь мне, кто пытается нас убить. И, главное, зачем. Дэниел мрачно, почти зло посмотрел в глаза Юрки. — Не советую изворачиваться, mon amour. По гороскопу я Лев, и признаю только силу и правду. Если нас действительно пытались убить, я хочу знать, с кем имею дело. Линнанкиви сонно моргнул и привалился головой к дивану. Филт посмотрел на пакетик и бросил его назад в шкатулку. Он прилёг рядом с Юрки, стянув с дивана плед, укрыв партнёра и себя. Кровь пахла солью и медью. Юрки сонно щурил глаза, поглядывая на Филта, и Дэни в ответ смотрел на него, ясно давая понять, что больше никуда уходить он не собирается, пока веки Юрки не дрогнули, и он не обмяк, крепко заснув.