Теория принятия

Железная дорога тянется кривой линией на сотни километров вперёд, и тяжелый поезд стучит по рельсам, отбивая колёсами знакомый ритм. Ехать немногим больше двенадцати часов, но они тянутся нарочито долго и выматывают Полину уже на половине пройденного времени. Периодами на станциях появляется связь и она быстро отвечает в Вотсапе на сообщения мамы, которая пишет, что в доме без неё стало непривычно тихо и пусто, а в Телеграме на сообщения Лизы, которая просто шлёт самые грустные стикеры из своего арсенала. Вся эта атмосфера только ещё сильнее угнетает, и Полина чувствует, будто бы уехала и правда не в другой город, а как минимум на другую планету. Как будто она не вернётся в родной Ярославль, но это, конечно, полный бред, и она трясёт головой, чтобы избавиться от навязчивых грустных мыслей. Пару часов назад на станции Дерябино в вагон зашла пожилая женщина и примостилась на противоположной полке. Она почти сразу представилась — Тамара Никандровна, разложила свои немногочисленные вещи и начала расспрашивать Полину, почему она такая молоденькая, а уже куда-то едет одна. Рассказала про всех своих внуков, потравила байки о своей жизни, угостила пирогом с яблоками и спустя примерно час откланялась, сказав, что хочет немного поразгадывать кроссворды, а там и «даст бог — уснёт». Полина улыбнулась и вежливо кивнула, женщина поправила свои очки и стала с интересом вписывать слова в маленькие квадратики, правда, уже через минут пятнадцать тихо засопела с раскрытым журналом в руках. И после этого время снова будто остановилось, Полина уткнулась в стекло, рассматривая ряды деревьев, мелькающих за окном и отщипывая румяные кусочки от яблочного пирога. Забота от случайной попутчицы немного притупила тоску по дому, но в душе всё равно было неспокойно и грустно. В какой-то момент Полина начала дремать, и сквозь сон почувствовала, как её теребят по плечу тонкие старческие руки. — Полечка, приехали, Ленинград. — Тамара Никандровна стоит рядом с ней и тепло улыбается, — Вставай, моя хорошая, а то здесь сейчас все начнут толпиться, продыху не дадут, пойдём. Полина оглядывается вокруг — за окном уже стемнело, часы на телефоне показывают 23:13. Она быстро скидывает вещи в рюкзак, оглядывает место на предмет чего-нибудь забытого и, накинув куртку, спешит к выходу. Тамара Никандровна стоит возле лестницы, поворачиваясь к ней то одним боком, то вторым, никак не находя нужный угол для спуска, ещё и в довесок держа в руках небольшой саквояж. — Давайте я спущусь и вам помогу. — Полина немного отодвигает её в сторону и сделала пару шагов по лестнице, протягивая руку пожилой леди. — Да ты же моя птичка... — тихо щебечет она, — Спасибо тебе, моя хорошая, спасибо. Они спускаются с поезда и Полина растеряно оглядывается по сторонам, вдруг понимая, что не получила никаких указаний, что ей делать по прибытию на вокзал. — Что такое, Полиночка? Тебе куда нужно? — обеспокоенно спрашивает женщина. — В школу «Аврора», Лиговский проспект, дом 74. — Полина читает адрес на бумажке, что осталась от буклета. — А, ну пойдём, пойдём, тебе же всё равно сначала нужно отсюда выйти. Они движутся в сторону выхода с путей сообщения, и в итоге оказываются в просторном холе Петербургского вокзала. Красивые резные колонны нависают с высоких потолков, пол расстилается разноцветной мозаикой под ногами и Полина отмечает в голове, что здесь красивее, чем в главном ярославском музее. — Моя хорошая, ты точно доберёшься куда тебе нужно? — в голосе Тамары Никандровны сквозит щемящая теплота и забота, — Я-то к сыну приехала, забрать меня должен, мы можем тебя если что подвезти. Полина неловко кивает, уже даже думая согласиться на такое заманчивое предложение, как вдруг замечает высокого мужчину, стоящего возле выхода. Она бы не обратила на него никакого внимания, если бы не табличка в его руках, на которой, внезапно, находятся её фамилия имя и отчество. — Ой, а меня кажется уже ждут. — растерянно бормочет она, кивая в сторону мужчины с табличкой, — Спасибо вам, Тамара Никандровна, я была очень рада с вами познакомиться. — Ой ну слава богу, а то я бы переживала как ты до своей школы этой доберёшься. — она облегченно вздыхает и протягивает ей морщинистую ладонь, — Ну, даст бог, свидимся ещё, удачи тебе, моя хорошая! Полина пожимает в ответ ладонь и расплывается в искренней улыбке: — И вам всего хорошего, надеюсь, ещё увидимся! До свидания! Она направляется к мужчине, вдруг почувствовав, как ноги становятся противно ватными по мере приближения. — Добрый вечер, вы, наверное, за мной, я приехала в пансионат «Аврора». — несмело бубнит она, и мужчина в строгом пиджаке опускает на неё взгляд с высоты своего роста. Его темные волосы ёжиком торчат на несколько миллиметров, лицо массивное, с крупными чертами, пальцы широкие и крепкие, отец про таких говорил — можно орехи грецкие руками лопать, а об голову ломать кирпичи. — Полина Александровна? — разносится эхом басовитый голос. Она кивает, и он складывает табличку в глубокий карман пиджака: — Пройдемте со мной. Он берёт из рук Полины чемодан и разворачивается к выходу, она следует за ним по пятам, разглядывая его начищенные кожаные туфли. Стрелки на брюках выглажены лучше, чем у начальника Полининого отца, и статная походка тяжёлая, поставленная, будто солдатский марш. Подойдя к двери, он резким движением распахивает её, но, вместо того, чтобы пройти, отходит в сторону и жестом приглашает Полину: — Пожалуйста, выходите. В этот момент она теряется настолько, что чуть не влетает лбом в дверной косяк, но вовремя приходит в себя, благодарит дрожащим голосом и выходит на свежий воздух. Прямо у входа припаркована темная блестящая машина, и если бы мужчина в пиджаке сразу не подошёл к ней, Полина бы точно прошла мимо, даже на секунду не подумав, что такой автомобиль здесь по её душу. Мужчина тем временем открывает заднюю дверь и опять же кивает на сидение, Полина кивает ему в ответ и залезает в кожаный салон. Внутри машины пахнет сандалом и амброй, Полина знала эти ароматы из-за того, что Маша Сизаль вечно обливалась своими духами Зелински, оповещая всех вокруг, что это запах амбры и чёрного перца, и остальные обычно устало кивали, доставая из закромов таблетки от головной боли. Мужчина тем временем складывает чемодан Полины в багажник и занимает водительское сидение. — Всё в порядке? — спрашивает он, оборачиваясь назад, — Воды, кофе, чай? Полина лишь мотает головой, думая только о том, где этот странный амбал спрятал в машине кофе. — Хорошо. — твёрдо отвечает он, — Меня зовут Роберт, если что-то понадобится, пожалуйста, скажите. — Хорошо. — далеко не так твёрдо отвечает Полина, и водитель легко дергает за тёмный рычаг. Машина двигается с места и скользит по вокзальной парковке к шлагбауму, чтобы уже через пару минут оказаться на широких питерских улицах. Полина припадает к окну, рассматривая архитектуру домов, подсвеченных вечерним светом фонарей, памятники, что видела раньше только на картинках, и мосты, которых за несколько минут на глаза попалось четыре штуки. Машина шуршит шинами по питерским улочкам, то и дело сворачивая на светофорах, и наконец съезжает с дороги и тормозит у высоких кованных ворот. Чёрные узоры литого металла контрастно выделяются даже на темном ночном небе и Полина невольно засматривается, когда они разъезжаются в разные стороны. Они проезжают по огромной территории пансионата и в итоге останавливаются перед парадным входом. Полина уже поворачивается, чтобы выйти из машины, как Роберт выскакивает со своего места и открывает заднюю дверь, выпуская её из машины. Она в пятый раз за вечер кивает ему, бормоча неловкое «спасибо», и он услужливо кивает ей в ответ. — Видимо он обычно возит тех, кто к этому привык... — подмечает Полина в голове, пока поднимается по лестнице, ведущей к резным деревянным дверям. Мужчина за её спиной достаёт из багажника чемодан, поднимается следом и опережает её в итоге на две ступеньки, оказываясь первым возле двери и открывая её перед Полиной. Они заходят в просторный холл, с конца которого на них тут же оборачивается молодая высокая женщина. Полина с первых секунд заглядывается на неё, понимая, что она не похожа ни на одну учительницу из её школы — пепельные волосы аккуратно заколоты в завиток, строгая юбка идеального кроя всего на четверть оголяет длинные стройные ноги, тёмно-синяя шелковая блуза красиво открывает ключицы, но всё ещё остаётся сдержанной и не выделяется из её общего образа. Женщина делает несколько шагов в их сторону и стук её каблуков по мраморной плитке вторит глухим эхом от высоких потолков. — Роберт, наконец-то вы приехали, Евдокия уже заждалась. — она говорит негромко, но голос такой поставленный и звучный, что уши невольно впитывают каждую букву, — Полина Александровна, рады приветствовать вас в нашем учебном заведении, меня зовут Изольда Викторовна, я заместитель декана по воспитательной работе и по совместительству ваш негласный проводник в нашу обитель знаний. Она переводит прямой взгляд на Полину и та мгновенно теряется от внезапного пристального взгляда зелёных глаз: — Очень приятно! Полина. — зачем-то добавляет она своё имя, и ей хочется с размаху стукнуть себя по лбу от осознания собственной глупости, но женщина на против вдруг искренне, но сдержанно смеётся, и Полина замечает, что она не такая молодая, какой кажется на первый взгляд — в уголках глаз собирается мелкая сетка морщинок, но она всё равно выглядит потрясающе, сколько бы лет ей там ни было: — Ты, наверное, волнуешься? — понимающе кивает она, — Не переживай, у всех первые дни самые волнительные. Сейчас тебе нужно отдохнуть, Евдокия! — кричит она вдруг в соседний холл, и Полина даже вздрагивает вместе с высокими стенами вокруг. Из арки появляется женщина, одетая в белую рубашку, тёмную юбку и хлопковый резной фартук, повязанный на талии. Её волосы аккуратно собраны под косынкой тёмно-синего цвета, а в руках еле слышно звенит небольшая связка ключей. Она останавливается в нескольких метрах и приветственно кивает всем присутствующим в комнате. — Евдокия, проводи, пожалуйста, новую ученицу в её комнату, и ознакомь с расписанием первого дня. Роберт, отнеси чемодан наверх, и заполни карточку прибытия у Надежды Аристарховны, далее можешь быть свободен. — раздав указания и получив в ответ утвердительные кивки, Елена Викторовна разворачивается на высоких каблуках и скрывается в соседней комнате под аркой. Как только дверь закрывается, Полина готова даже поспорить, что помимо своего облегчённого выдоха слышит ещё два. Роберт берет в руки чемодан и Евдокия указывает в сторону арки: — Полина Александровна, пройдемте, пожалуйста. Они идут по нескончаемым коридорам, заворачивая то влево, то вправо, и в голове Полины мечется только одна мысль — она потеряется здесь в самый первый день и никогда больше отсюда не выберется. Коридоры повторяют друг-друга точь в точь, заплетаясь лабиринтом, но наконец они выходят в большой холл и подходят к большой витиеватой лестнице, поднимаются сначала на второй, а затем и на третий этаж. — Спальни учеников располагаются на третьем этаже. — поясняет женщина, что семенит по ступенькам впереди их троих, — На втором этаже этого корпуса гостиные и зона отдыха, внизу — административный центр. Полина кивает на каждую фразу, понимая, что от волнения толком ничего не запомнила. — Весь учебный процесс происходит в других корпусах, но это вам завтра расскажет куратор, я просто ещё не уведомлена, кого за вами закрепили. — Я думала, что Изольда Викторовна будет моим куратором. — бездумно бормочет Полина, и Евдокия даже резко останавливается, обернувшись на неё. Полина тоже прекращает идти, чтобы не врезаться в женщину, и Роберт по инерции тормозит рядом. — Упаси вас господь, Полина Александровна, — она шепчет и округляет глаза, будто бы Полина сказала какое-то древнее проклятье, — Изольда Викторовна — третий человек в «Авроре», мы конечно очень ценим ваше присутствие здесь, но на моей памяти она курировала только одного человека, и он сейчас сидит в администрации президента. — Понятно. — кивает Полина и они следуют дальше по коридору, выходя в небольшой хол, расходящийся на два крыла. — Слева — спальни мальчиков, справа — спальни девочек, понятно? — Понятно. — в точности повторяет Полина свои слова, сказанные меньше минуты назад. Поворачивая направо, спустя несколько пролетов они останавливаясь перед деревянной дверью с табличкой 42. — Отныне это ваша комната. — Евдокия протягивает ей ключ и небольшой свиток бумаги, — Я вам всё скажу здесь, так как другие ученики уже спят и мы не можем их разбудить. Комнату вы всегда закрываете на ключ изнутри, либо снаружи, у каждого ученика свой ключ, если потеряете, находите меня, либо Надежду Аристарховну — завхоза, вы с ней завтра познакомьтесь, но лучше конечно не теряйте. — она хмурится, стараясь вспомнить информацию и ничего не упустить, — У вас в руках расписание завтрашнего дня, по воскресеньям у нас выходной, но всегда присутствует внеурочная деятельность, у вас по понятным причинам завтра будет много дел, с утра следуете распорядку, описанному в этом листе, а после обеда вас найдёт ваш куратор и даст все дальнейшие указания. Ваш комплект формы лежит у изголовья, не забудьте убрать, когда будете готовы ко сну. Душевая находится дальше по коридору, последняя дверь в этом крыле. Полина Александровна, вам всё понятно? — Понятно. — в третий раз повторяет она, — Спасибо вам большое. Евдокия услужливо кивает: — Роберт зайдёт с вами, чтобы поставить чемодан, постарайтесь не шуметь и не будить других учениц. Доброй ночи, Полина Александровна. — Доброй ночи, Евдокия. — почти шепчет Полина, открывая дверь старым железным ключом. Он еле слышно проскрипывает в замочной скважине, и в итоге с щелчком открывается, впуская её внутрь небольшой комнаты. Роберт заносит чемодан и оставляет его возле одной из четырёх кроватей, одними губами шепчет что-то вроде «доброй ночи» и выходит из комнаты, прикрыв за собой дверь. Полина наконец остаётся одна и оглядывает своё новое место жительства. От высокого окна струится мягкий свет и даже в полумраке можно разглядеть, что комната довольно уютная. Возле каждой кровати стоят небольшие тумбочки с лампами, слева от окна большой шкаф с четырьмя вертикальными и горизонтальными отсеками, а вот письменного стола нет, видимо учебная зона расположена отдельно. Кровати большие, с широкими спинками и тёмно-синими небольшими балдахинами, на трёх уже спят другие девочки, поэтому она на цыпочках движется к своему чемодану, чтобы достать пижаму. Молния как на зло противно проскрипывает на поворотах, и она жмурится, замирая на месте и оборачиваясь в сторону спящих соседок. В воздухе всё ещё висит звенящая тишина и она быстро достаёт первую попавшуюся одежду для сна и косметичку с моющими принадлежностями, закрывает чемодан, возвращая его на пол. На кровати помимо комплекта формы лежит сложённое темно-синее полотенце с вышивкой в виде буквы «А», она хватает его в руки и бесшумно выскользает из комнаты, двигаясь вглубь по тёмному коридору. Душевая комната оказывается совершенно не такой, как Полина ее себе представляла при взгляде на словосочетание «общая душевая» в буклете школы. Ей казалось, что будет что-то вроде душевой в летнем лагере «Борисовка», куда она ездила в восьмом классе, а тут была вполне себе королевская душевая, разделённая ровными рядами стенок с закрывающимися кабинками. Никаких омовений бок о бок ещё с десятками девчонок, полное уединение, и от этого становилось значительно легче. Полина быстро принимает душ, переодевается в пижаму, умывается и чистит зубы. Только в этот момент понимает, что не взяла из комнаты фен, да и вряд ли решилась бы жужжать им в первом часу ночи, а из зеркала на неё тем временем жалобно смотрят мокрые светлые пряди, обещающие завтра с утра после подушки выглядеть не самым лучшим образом. Но выбора особо у неё и нет, поэтому она собирает свою одежду и косметичку и двигает обратно в комнату. Снова проскрипев ключом, Полина шмыгает внутрь, вспомнив слова Евдокии и заперев комнату изнутри. Наконец, оказавшись рядом с кроватью, она понимает, как сильно этот день её вымотал, и принимается расправлять тяжелое покрывало. С кровати слетает листочек с расписанием, о котором она уже успела забыть, и подняв его она чуть не стонет вслух, прочитав первую строчку: Воскресенье 6:45 Подъём Издевательство. Вздохнув, она залезает под одеяло, пишет маме и Соне, что всё в порядке и на всякий случай ставит будильник, хоть и конечно на сто процентов уверена, что подъем ей пропустить не дадут. Как только голова касается подушки, веки становятся свинцовыми и плотно закрываются, погружая её в долгожданный сон.