— Авада Кедавра!
Только тогда, когда зелёный луч смертоносного проклятья врезается в образ Смерти, Гарри вдруг осознает, как и куда он вляпался.
Вот дерьмо.
В аудитории стояла такая оглушающая тишина несколько секунд. А потом профессор Вилкост где-то рядом задыхается не то от яростного возмущения, не то от чего-то другого, более неприятного и скользко-тревожащего. Сзади те студенты, которые ранее никак не ощущались в порыве момента, отшатываются назад: Гарри чувствует колыхание воздуха. Всё происходит за какие-то ничтожно короткие моменты.
Поттер палочку-крестраж сжимает в руке крепче, а та только яростно дрожит в его руке, жжёт руку, но волшебство проводит настолько хорошо, что Непростительное вырвалось такой силы, что парочка окон с другой стороны аудитории трескается.
А образ Смерти даже не вздрагивает от попавшего в него проклятья. Боггарт просто стоит, слегка наклонив голову.
Словно это какая-то нелепая шутка, Смерть начинает смеяться. А потом — резко выпрямляет плечи и сильнее возвышается над Поттером. Смех её звучит сотней смехов одновременно, если не больше. Детский, женский, мужской смешки — всё перемешано. Разная интонация, разный подтекст.
Смерть становится всё выше и выше, а свет в аудитории начинает мигать, как будто произошло солнечное затмение; за окнами вовсе не было солнца, скрытого тяжелыми весенними тучами, готовыми разразиться грозой в любой момент.
И видны только
глаза образа — красные, сверкающие леденящим душу тапетумом.
Преподавательница по ЗоТИ что-то там на фоне кричит, машет рукой, а потом и волшебной палочкой, ставит магические барьеры, но Поттер от шока её не слышит.
Он смотрит на боггарта, а боггарт — искажается: лицо Смерти словно мерцает или плывёт как круги на воде.
Всё происходит слишком быстро. Образ магического существа меняется — дементор, такой огромный, каких в магическом мире не бывает. Затем воющий оборотень с огромной пастью, с которой капает слюна. Потом полыхающий жадным огнем дом Уизли, до того странный и знакомо-горький, что в горле пересыхает. И, наконец, огромная Арка Смерти, от которой исходит жуткий холод, в проходе которой очерчиваются какие-то неясные дымчатые лица.
Потом Поттера дёргают за плечо, вцепляются в скулу, боггарта быстро магией запихивают в шкаф, а Гарри нос к носу встречается с тощим лицом профессора Вилкост.
— Что у вас вообще в голове, Берк?!
Поттер слегка сглатывает, промаргивается и отстраняется назад, подальше от болючей хватки на лице.
Преподавательница отпускает его, и Гарри чудится, что она даже немного похожа на Снейпа с её таким пренебрежительным жестом рукой.
— В мой кабинет. Живо. До окончания занятия сидеть будете там.
Поттер тяжело дышит. У него испарина на лбу. Ощущение внутри неприятно-липкое. Не то злость на женщину перед ним, не то разочарование в самом себе.
Вот дерьмо.
Гарри оборачивается и уже проходит к двери — Селвин успел быстро засунуть ему в руку трость. Но Поттер поспешно вспоминает про свои вещи и идёт к ним, не глядя на лица других студентов. Это не стыд, нет, на них вообще плевать — они ведь просто чужие ему люди, которых он сейчас часто видит, каждый чёртов день; скорее, просто смущение.
Он коротко смотрит на руки Белладоны, протягивающей ему сумку, которую она уже за него собрала. Поттер не глядит ей в глаза.
Выйдя из аудитории, Поттер смотрит на арки и пейзаж маленького садика за ними. Облака мерно плывут по небу. В глазах немного рябит.
Гарри стоит в таком оцепенении пару мгновений. Потом желчь прокатывается по пищеводу, и он едва успевает подойти к траве. Поттер кашляет, морщится. Машинально убирает рвоту магией, а потом бредёт по коридорам к нужному кабинету. По пути ему встречается парочка призраков:
— Эй, малец, чего нос повесил? Выгнали с урока, да!
— Каков хулиган!
— Ой, брось, все мальчишки чудят в таком возрасте. Иногда даже и девчонки.
Гарри не реагирует, просто смотрит в пол. Он толкает рукой дверь и садится в кабинете Вилкост на место посетителя. Везде серые и белые тона, много ткани и парочка портретов на стенах.
Поттер бросает сумку на пол и упирается локтями в колени, обхватив голову. Горло жжёт. Он пытается восстановить дыхание, а мысли тем временем поднимаются в его голове, как огромная волна.
И зачем он это только сделал? Так странно. В конце концов, это был всего лишь боггарт. А даже если бы это и не было боггартом, вряд ли Смерть можно убить Авадой Кедаврой. Или вообще убить.
Не то чтобы Поттер чурался таких проклятий. Он применял Империус и Круциатус. Империус — когда он, Рон и Гермиона искали крестражи, Круциатус — когда Беллатриса Лестрейндж убила Сириуса. Он до сих пор помнит ощущение от использования этих проклятий. Такое липкое, немного вязкое — не ощущение вины, нет, то было другое.
Поттер вздохнул. Отнял руки от головы. Заметил графин с водой на столе. Жадно отпил, слегка сняв раздражение пищевода.
Возможно, дело было в беспомощности. То, чего Гарри никогда не хотел признавать, вдруг настигло его в этом времени. Когда становишься старше, прежние страхи трансформируются в нечто иное, что ты не можешь контролировать. Поттер ненавидел быть беспомощным, когда кто-то из его близких страдал или когда он сам был в безвольном положении и о нём то ходили нелепые слухи, то все смотрели на него с каким-то помешанным обожанием — мол, вот он, наш Избранный!
Поттер рукой проводит по лицу, сняв очки, и вздыхает, откинувшись на спинку стула. Очередные проблемы, которые он сам себе устроил из-за своей несдержанности. Всегда так было, и всегда он вляпывался в те вещи, из которых потом было ой как трудно выползти.
Пора взрослеть.
Дверь распахивается, портреты ворчат на стенах. Гарри надевает очки и оборачивается.
Вилкост стоит в дверном проёме, плотно сжав губы. Она скрещивает руки на груди, магией манит дверь за собой закрыться. Тяжелым шагом идёт к её креслу. Её тёмная накидка, переливающаяся синевой, скользит за ней, плотно обхватывая её плечи и талию. Грузно садится на место и смотрит на Поттера тяжёлым резким взглядом.
— Не потрудитесь объяснить произошедшее, мистер Берк?
Гарри слегка нахохливается. Никогда он этой женщине особо не симпатизировал, хотя она тоже его не особо любила. А, может, это и он всё начал. Но объяснительные с ней — та еще участь, которую Гарри вот прямо ой как жаждет ощутить прямо сейчас.
— Это боггарт. Не человек. Магическое существо, близкое к призракам. Претензий ко мне нет, если вы хотите поговорить о букве закона, — Поттер сразу решает защититься, одной рукой нервно сжав подлокотник стула.
Женщина неприятно улыбается, показывая её зубы. Слегка острые, с желтоватым оттенком.
— Всё верно. Но что мне мешает записать в ваше личное дело то, что вы психически нестабильны?
Поттер отворачивается, на скулах ходят желваки. Часы в кабинете неприятно-липко тикают.
— Вы напугали ваших сокурсников, проявили девиантное поведение. И это не в первый раз, и речь не только о моих занятиях, Берк, — Вилкост вздыхает и делает рукой неопределённый жест. — И всё из-за какой-то маленькой девочки в виде боггарта, образ которой принял боггарт после того как вы не отразили его первую атаку с первой иллюзией.
Гарри уже вскидывается для ответной реплики, как немного охлаждается от слов преподавательницы.
— Маленькой девочки? — спрашивает он растерянно.
Вилкост фыркает и встаёт с места. Она идёт к шкафам и роется в них.
— Кошмары бывают разные. Но я удивлена, что вас так испугал именно этот образ. Что ж, не мне судить. Страхи у всех разные. Или всё же мне судить? Вы пока что ещё только студент, пускай и очень талантливый.
Гарри фоном слышит её голос.
Образ маленькой девочки. Так она не видела, как боггарт превратился в образ Смерти — женщины с седыми волосами, клыками, жутким смехом и прочую жуть? Неужели
никто этого не видел?
Поттер судорожно соображает. Боггарт перенимает не только облик, но и способности. А Смерть все люди видят по-разному или не видят вообще. Белладона, например, когда они были на фестивале, вообще увидела в Смерти — темноволосую молодую девушку, но точно не тот облик, который видел сам Гарри.
Бумага с характерным звуком оказывается на столе перед Поттером. Он вздрагивает от хлопка. Магией раскрываются страницы. Его личное дело — «Хардвин Берк», выведено директорской рукой, страницы со всеми его оценками и характеристикой.
Вилкост садится обратно на своё место и смотрит на Поттера, который отводит от неё взгляд и нервно теребит пальцы в ожидании её слов.
— Моё терпение небезгранично, Берк. Какой раз по счету вы срываете мои занятия? Сколько раз вы попадали в весьма неопределённые ситуации? А ведь вы проучились в Хогвартсе меньше года. И при этом в вашей характеристике от преподавателей Ильверморни написано, что вы очень прилежный тихий мальчик. Как любопытно. Неужели вас так сильно изменило лишь одно событие в жизни, пусть и травматичное? Я глубоко сомневаюсь в этом.
Гарри замечает, как его нога отбивает нервный ритм. Он сглатывает и пытается взять себя в руки.
Преподавательница наклоняется ближе и смотрит на Поттера. Она, слегка шипя, говорит, сверкая разочарованными глазами:
— Возьми себя в руки, парень! Сейчас неспокойное время, у всех проблемы. Но ты понимаешь, что, если продолжишь так себя вести, то перечеркнешь себе всю жизнь? С плохой характеристикой, где сказано, что у тебя психологические и психические проблемы, девиантное поведение, тебя не возьмут ни в один университет или академию.
Поттер отворачивается и сжимает пальцами ткань своих брюк. А женские тонкие пальцы хватают его за воротник.
Преподавательница слегка тянет его на себя. В её глазах он видит отражение себя — юноши, слишком потерянного и слишком подавленного, чтобы лицом к лицу встретиться с проблемами, которые он сам же себе и создал.
— Смотри мне в глаза, Берк! — рявкает Вилкост, — ты же умный парень. Тебе оно нужно, скажи мне? Очнись! Не каждый человек отнесётся к тебе с пониманием. Мир жесток, и талантливых волшебников этот мир зачастую сжирает заживо. Вы горите слишком ярко и слишком быстро от этого же и сгораете. Хорошенько подумай и, наконец, перестань валять дурака. За следующее такое представление ты можешь дорого поплатиться. Я уважаю талант и развитие, но не потерплю неуравновешенности. Безумие никому не идёт на пользу. Волшебный мир слишком хорошо знает, по какой именно дорожке идут такие маги.
Гарри сглатывает, отодвигая свое лицо от рук женщины. Она резко отпускает его, и он сжимает челюсти и кулаки, тяжело дыша.
Вилкост морщится и поправляет рукава её накидки. Её острый взгляд рассекает воздух.
— Свободен, Берк. Имей в виду — это моё первое и последнее предупреждение для тебя, — она пальцем указывает на его личное дело, намекая, что пару строк в одной из граф могут лишить его слишком многого. — С этого момента я пристально за тобой наблюдаю.
Гарри резко встает, тянет сумку за собой и выходит из кабинета. Шаг его тяжелый даже с поддержкой в виде трости.
И почему именно те люди, которых он презирает, дают ему слишком ценные советы, чтобы к ним хотя бы не попытаться прислушаться?
* * *
Гарри курит в туалете. Магические сигареты он купил себе ещё на каникулах, осталась пара пачек.
Дым струится и поднимается вверх. Зелёные глаза прищурены, мысли одновременно в беспорядке и одновременно — медленно складываются в сложный прозрачный пазл.
Он расслабился. Забылся. Прошлое смешалось с его восприятием настоящего. Проблемы, одна за другой, формируются в огромный снежный ком, который уже начал его давить.
Нужно поступить в Академию при Отделе тайн. Сдать экзамены, получить нормальную характеристику, подзаработать денег, чтобы было что-то, на что можно было бы банально поесть. Денег с моральной компенсации от Министерства и наследства осталось не так уж и много. А ведь у него и одежды-то нормальной нет. Стыдно уже магией в сотый раз штопать носки, отданные ему сердобольными колдомедсестрами.
До сих пор висит вопрос с Волан-де-Мортом. Как много вариантов, а все так запутано. Кажется, Гарри пробирается сквозь тернии и рвёт себе кожу, а заодно с ней — душу.
Палочка-крестраж, которая даёт непонятные советы и странным образом создаёт ещё более странные вещи, так похожие на то, что он испытал в прошлом. Дамблдор с его понятным преподавательским интересом.
И Смерть. Цели которой кажутся с каждым днем все понятнее и понятнее.
И почему у Гарри никогда нет нормальной жизни — простой и тихой? Он хотел бы просто жить в каком-то милом домике у морского побережья, ходить по песку с друзьями и играть в плюй-камни. Разве это так много, чтобы желать?
Поттер опирается головой о стенку в туалете. Пепел отсыпается с сигареты, и он смотрит на медную красноту обугливающегося окурка.
Как сложно. Как он устал от этого всего.
Как там говорила эта вредная женщина? Взять себя в руки? Что ж, наверное, Поттер с этого и начнёт.
Окурок падает на пол. Поттер ботинком его прижимает, слыша, как он с тихим скрипом умирает.
* * *
Белладона бросается ему в объятия и прижимается к его груди, а потом даёт подзатыльник.
— Идиот, — фыркает ведьма. — Это же нужно было додуматься!
Гарри неловко улыбается и потирает затылок.
— Не подумал как-то. Ну, сам виноват.
Бельвина останавливает Шмидт от продолжения её заботливо-материнской тирады, прикоснувшись к её плечу, и просто вздыхает. А потом поддразнивает Гарри:
— Решил применить способ понадежнее и навсегда избавиться от страха, да? Сомнительно, но ладно. Умеешь же ты отличиться, Хардвин.
Гарри в ответ только закатывает глаза.
Селвин похлопывает его по плечу и говорит:
— Тебя отстранили от занятий на два дня, Берк. Эх, мне бы так, а то скоро контрольная по Зельеварению, а я вообще не готов. Мерлин мне помоги, а ведь ещё скоро квиддичный матч…
— Ой, ты только о квиддиче и думаешь, Теодор! Пойдёмте в Большой зал уже, а? Хардвин наверняка проголодался, — ворчит Шмидт, подхватывая Блэк под локоть и уходя вперёд.
Селвин идёт рядом с Гарри, подстраиваясь под его шаг с тростью. Потом он наклоняется и заговорнищески шепчет:
— Я тебе метлу мою могу дать. Погоняешь, расслабишься, пока мы на занятиях будем. Как идея?
Гарри ухмыляется. Он давно не летал на метле.
— Неплохая. Я от трости как раз завтра уже избавлюсь. Занесу её мадам Элайзе утром.
— Отлично! Ну, нос не вешай. А на Вилкост ты не обращай внимания. Эта ведьма любого до смерти доведёт, если ей что-то не нравится.
Гарри пожимает плечами.
Они проходят мимо некоторых кабинетов, и Поттер взглядом пересекается с чудовищем, который с его компанией тоже входит в Большой зал на обед.
Поттер поджимает губы. Волан-де-Морт странно на него смотрит, сверкая его пока что голубыми глазами. Гарри голову на бок наклоняет и все равно хмыкает, одними губами шевеля:
— Иди к Мерлину.
За это Гарри никто уж точно не впишет в личное дело, что у него девиантное поведение. Можно и немного подразнить это чёртово чудовище.
Юный Волан-де-Морт, похоже, неплохо читает по губам, а потому едва заметно дёргает уголками губ в некотором раздражении.
* * *
— Гарри, глазки открой. Гарри. — Нет, ну ты посмотри на него, он до сих пор дрыхнет. —
Гарри!
Поттер вздрагивает и глаза открывает. Темнота спальни кажется такой знакомой и незнакомой одновременно. Под пологом кровати тихо, кажется, не слышно даже дуновения ветра.
Поттер глаза трёт и, присев на постели, одной рукой приоткрывает полог.
Нет тепла. Нет красных знакомых алых занавесок. Нет приглушённого мягкого света. Голос Рона до сих пор звенит в голове. Гарри задергивает зелёный полог и резко ложится обратно на кровать.
Неожиданно подступившая влага к глазам и ком в горле — это всё, что у него остаётся от приятного сна.
Он ложится на бок и смотрит на свою ладонь. Без очков он видит плохо, так размыто — и всё же он делает это неосознанно.
«
Я не должен лгать.»
Странно, как приходит тоска. Будто волнами, снова и снова закутывая его в одеяло. Только не в тёплое и уютное, мягкое — в холодное и тяжёлое, тянущее куда-то вниз и не дающее даже вдохнуть.
Поттер жмурится и влагу стирает пальцами. Глубоко вдыхает.
Память всегда возвращает человека туда, где он был счастлив. Так устроен мозг. Мы сохраняем себе жизнь, выживаем, бродя по улицам нашей памяти в поисках наслаждения и радости, без которых мозг умирает, не имея цели получать то, что мозг хочет больше всего — удовольствия.
Постель кажется такой холодной. Белая, удобная, чистая. В детстве он никогда не придавал таким вещам особого значения. Холод бывает таким разным. Как и тоска, пронесённая сквозь года.
Гарри долго лежит на кровати, смотря куда-то в одну точку. Словно ожидая, что что-то изменится. Словно надеясь, что в этот же момент снова ощутит знакомые прикосновения, засевшие в его памяти, словно пылинки в укромном месте.
Но ничего не меняется.
Гарри резко одергивает полог, садится на кровати. Проводит руками по волосам, сжимает их, потягивая назад. Надевает очки, встаёт с постели. Роется в своей тумбе.
В комнате общежития тихо, все остальные спят или имеют хорошие чары Полога тишины на их кроватях.
Гарри на пол опускается рядом со своей кроватью. Отжимается — раз, другой. Тяжело, отдышка появляется, мышцы сводит. Давно он не занимался. Стискивает челюсти, делает отжимания снова и снова — до тех пор, пока вся боль из головы не перетечёт в мышцы и ослабленное тело.
Снова и снова.
Он уже и не помнит, кто ему говорил, но, кажется, когда тебе слишком плохо — отдай эту боль твоему телу, и всё пройдёт.
Только вот это мало помогает. Или Гарри просто недостаточно старается.
Гарри обессиленно падает на пол со стуком. Магический ночник, который он включил, слегка потрескивает волшебством в ночи, освещая место у его кровати мерным голубым светом.
«Прошлое — прошлому. Будущее — будущему».
Он приподнимается. Напрягает тело. Не выходит. Больно.
Он так страшно устал.
Он
устал.
«— Ну не плакать же?
— Можешь поплакать, если хочется».
Влага скапливается снова в глазах. Дышать тяжело. Гарри поворачивает голову на бок. В холодном свете под своей кроватью видит чемодан и сумку, в которой покоится Бузинная палочка, спрятанная в магическом тайнике.
«— Возьми себя в руки, парень!
— Тебе оно нужно, скажи мне? Очнись!»
Снова стискивает челюсти. Больно. Недавно зажившая нога отзывается жалостливым воем в нервах. Приподнимает тело. Опускает. Снова и снова. До тех пор, пока кости не затрещат. До тех пор, пока кровь в голове не перестанет шуметь, а он не окажется в том домике у моря с белыми ставнями.
Снова и снова. До тех пор, пока все проблемы не раздавят его, а он их сам не проглотит, как голодный дементор. До тех пор, пока странная палочка-крестраж не сломается и не истлеет в пожарище времени.
Снова и снова.
До
никогда.
* * *
В душе прохладно. Вода стекает по телу. То горячо, то холодно.
Гарри прижимается лбом к кафелю.
Тело страшно болит после жуткой тренировки. Но он почему-то улыбается.
Больно и хорошо.
Хорошо и больно.
Когда он выходит из ванной, его встречает взгляд глубоких ярких голубых глаз. Чудовище плечом опирается о стену и говорит:
— У тебя что, ночью случился приступ атлетизма?
— А ты не спишь и следишь за мной по ночам? Как заботливо.
Волан-де-Морт в ответ приподнимает одну бровь и наклоняет голову на бок.
— Ты кричал во сне.
— Пологом Тишины воспользоваться не судьба?
Гарри голову полотенцем промакивает. Недавно покрашенные хной волосы отпечатывают рыжеватый оттенок на махровой ткани. Поттер никогда заклинаниями не любил сушить голову. Удобно, но после такого способа сушки волосы у него стоят дыбом весь день.
Чудовище меняет положение и сильнее прижимается к стене.
— Красишь волосы?
Гарри вздыхает и слегка смеётся. От упражнений у него какая-то странная лёгкая эйфория. А в голове — приятно пусто.
— Всегда красил, Реддл. Тебя это смущает? Какая жалость, но ради тебя я не планирую себя менять.
Гарри проходит ближе к своей постели, роется в комодах и собирает сумку. Немного воды капает ему на одежду с волос; он переоделся сразу в ванной.
— Как много сарказма, Хардвин. Нет силы воли нормально поговорить?
Поттер вздыхает и оборачивается, копируя позу чудовища, тоже склоняя голову на бок.
— Что тебе нужно от меня, Реддл? У меня нет сейчас желания говорить по душам.
Чудовище показывает трость за спиной, которую он всё это время держал. Поттер этого даже и не заметил. Потом он подходит ближе и резко, почти больно прижимает трость к груди Гарри. Лёгкое прикосновение холодной руки жжёт кожу даже через ткань.
— Следи за своими вещами и поддерживай чистоту в общежитии. Трость ко мне под кровать откатилась от твоих сегодняшних атлетических потуг.
Волан-де-Морт кривит лицо в странной эмоции, а потом идёт к выходу из комнаты, где были лишь они вдвоем. Он оборачивается и оброняет слова:
— Не знал, что случай с фестралом оставил у тебя такую травму, что боггарт перед тобой даже принял его образ. Я бы на твоём месте не судорожно отжимался по ночам, а обратился к целителю разума, — а потом колко добавляет, прежде чем уйти из комнаты: — Но ты же не хочешь говорить по душам, Хардвин. Какая жалость!
Звук мягко закрывающейся двери. Гарри смотрит на свои слегка дрожащие руки. В ушах немного шумит от поднявшегося давления. Кто бы говорил о целителе разума. Монстр с покарёженной душой?
Гарри свободной рукой стирает со лба воду. Немного рыжеватая от хны. Сердце быстро бьётся в груди — раздражённо, зло и разочарованно. Трость немного покатывает пальцами. Туда-сюда. Дерево тёплое.
Ещё одно неприятное открытие.
Выходит, он был прав. Никто тогда не видел Смерть в боггарте. Каждый — своё.
Кроме самого Гарри.
Поттер сжимает дрожащую ладонь в кулак. А потом — хватает сумку, перекидывает через плечо и вылетает из общежития, лишь слегка опираясь о трость. Нужно отдать мадам Элайзе то, что ему больше не нужно.
Гарри и сам встанет на ноги. Впрочем, как и всегда.
