23. Что-то старое, что-то новое
16 апреля 2022 г. в 09:55
К вечеру подгребли Ерема и девочки. В холодильнике прибавилось банок с бульоном и коробочек с пюре и котлетами. Либа готовила вкусно, но очень много.
— Ничего, съедите! Вам тут не меньше недели лежать.
Ерема хмуро вздыхал, и упрекать его было сложно. Мало того, что сорвали половину спектаклей, так еще и затейливо: два артиста в больничке, один — у ментов. Слава теперь о театре пойдет — зашибись.
— Петьку, конечно, дядя отмазывать взялся. Ко мне приезжал за характеристикой. Но там отпечатков полно, на двери гаража, в машине, на шарике этом.
— На каком шарике? — не понял Иван.
— Он тебя моим шариком долбанул! — возмущенно ответил Светик. — Счастливым! Я его в машине возил, от аварий, а потом он пропал.
Иван припомнил прозрачный стеклянный шарик, размером почти с бильярдный. Валялся у Светика в бардачке, тяжелый такой. Противно заныл висок.
— А ты-то откуда знаешь?
— Ну, я немного раньше очнулся. Когда ты меня… волосы мне убирал. Успел послушать злодейскую речь, думал даже на диктофон записать, но побоялся шевелиться. А шарик он мне в руку потом вложил, перед тем, как машину включить.
Девчонки попрощались и убежали. У Либы выход во втором действии, а Ира просто не стала мешать: им с Еремой было, что обсудить.
— Значит так, звезды, — Ерема достал из кармана блокнот, потрепал страницы и снова спрятал, — вчера заменили «Горе» «Недорослем», конечно; а вообще вас слишком много в театре. Точнее, мало спектаклей, где вас нет. Этак вся труппа сговорится вас прикончить. Так что я принял решение: по максимуму ввожу вторые составы. Стажеров полно, основных тоже много, найдется, кому играть.
— Вот так, Ваня, и катятся в бездну забвения, — выдал Светик.
— Ты вообще молчи! В бездну! Ты вот едва в другую, прости господи, не скатился. Колька Якушев, кстати, все твои роли знает. И не один он там такой.
— Ушлая молодежь.
— Не все же вам удивлять.
Иван сидел и молился: только бы не Рогожина. Бог с ним, с Молчалиным, и Арбенина не так жаль.
— Лазаря не отдам, — отчеканил Светик.
— Я тут пока режиссер, если ты забыл! — тут же взбеленился Ерема. — Кого назначу, тот и будет играть! Не отдаст он!
Ерема еще попыхтел, поиграл в гляделки со Светиком и обиженно пробурчал:
— Не наглей, Свет. Вон, Ваня молчит, молодец какой… Да останется тебе Лазарь! Хватит пялить тут на меня обиженные свои! Я не дамочка, не растаю!
Тему лучше было сменить, и Иван спросил:
— Я вот все понять не могу, чего это Петьку врубило? Ну, гадил себе по-тихому, но чтобы вот так, с оружием… Это ж повод нужен. Не ожидал от него.
— Да был повод, — вздохнул Ерема. — Нина меня уговаривала его заменить. Чувствовала, что с ним что-то не так, а что — не понятно, ну и просила вторые составы в «Сон» и «Сокровища», и конкретно тебя, Свет. А он за кулисой стоял и услышал. А Ваню не знаю за что. Ладно, пора мне, пойду. Отдыхайте тут.
Ночью не спалось. Иван отоспался днем и опять голова болела, а Светик шуршал матрасом, вертелся, вздыхал.
— Ну чего ты никак не уймешься?
— Вот думаю, если бы я оглядывался получше, может быть, ты тут и не лежал?
— Это как?
— Я ныл Либке, ну и достал немного, и она рявкнула, чтобы надо не ебать ей мозги, а пойти предложиться Ване. Ваня добрый и не откажет, хотя я от него сбежал.
— И что?
— Как обычно, Петька проходил мимо. Как он умудрялся оказываться везде? А вдруг, если бы я не орал где не надо, он бы увез только меня?
— Так бы я и дал.
Светик посопел в темноте, Иван даже задремывать начал.
— Вот правду дед сказал, что ты ангел. Хранитель.
— Не подлизывайся, — изобразил суровость Иван. — Спи давай.
Как бы завтра помыть голову? А то все перья повылезут, будет ангел облезлый. Хотя этому такой в самый раз. А вот медсестричкам Иван обещал селфи. Жаль, девчонки не додумались крема какого-нибудь принести, скоро в зеркало страшно будет смотреть.
Фотки получились нормальные. Иван себе не очень нравился, но девочек не смутили бледный вид и мутные глаза. Тем более — есть фильтры. Вышел почти даже и не покойник. В городе оценили, и на форум как-то попало, а оттуда разлетелось по сети.
Светик фотографироваться отказался, из палаты не вылезал, торчал в телефоне. Оживился, когда их навестила группа поддержки: от «иваночек» делегатом прислали Фросю, от «светочек» — Антона, ну и Адель, которая их привезла. Тут Светик включился и начал отыгрывать кумира, улыбаться и весело болтать. Девчонки приволокли цветы и апельсины, а Фрося передала рисунок от Ольги: Иван белыми крыльями закрывал от чего-то опасного ярко-рыжего Светика в темном. По краям клубились зловещие тени, жарко горел огненный меч в руке. Нарисовано было классно, но вот ассоциации и «раскладка» вызывали желание спорить.
— Очень красивый арт, передай Ольге спасибо. Мне очень нравится. Хотя, вообще-то…
Светик подлез со спины и отобрал лист.
— Красота какая! Класс! И даже не спорь, Вань. Художественное чутье!
И застрочил что-то в телефоне.
Когда все ушли, Светик устало присел на койку.
— Так, давай, фоткай шедевр и клади в инсту. И не спорь! — заявил он сурово. — А подлинник я себе заберу. Над кроватью повешу.
— Зачем тебе?
Светик тут же надулся и спрятал картинку за спину. Иван вздохнул и достал телефон. В инсту, так в инсту. Тем более, в интернете о них волновались. На том же форуме, вон, обсуждали, почему Светика нигде нет. Доходило до предположений, что ему изуродовали лицо, и теперь кроме Квазимодо играть ничего не светит. Но, поскольку гений пиара тут был не Иван, он и не лез с советами.
Светика выписали в пятницу, и Иван тем же вечером наблюдал его триумфальное возвращение в сеть — по частям. «SvetMiru_official» завесил пол-лица отросшей челкой и трагическим голосом сообщал, что он здоров, в порядке и замечательно себя чувствует, «с одной стороны». Что «с другой» — не сказал, начал включать идиотские маски. У Ивана зарябило в глазах и он закрыл инсту, все равно спустя полчаса увидел все скрины и прочел цитаты в тви и на форуме. Это не так напрягало больную голову, и еще повеселили комменты: слухов о «Квазимодо» прибавилось. Но к вечеру все равно стало скучно.
Все выходные пришлось торчать у окна: читать и музыку ему запрещали, а телефон не отобрали под честное слово, что будет только отвечать на звонки. Вечером он все-таки лазил в инсту. Светик там обнимался с Либой, коллегами, даже с Грановским. На роже прилеплена маска Призрака. Иван фыркал: чем бы дитя не тешилось, слушал «Обнимаю! Тебя! Да, вот, персонально и нежно — тебя! Все! Ушел!» — и выключал свет.
Из больницы его забрала тетка. Она с семейством была в отъезде, а приехав, развернула бурную деятельность. Ивану стоило труда отказаться от диванчика в ее двушке: «Зато будешь под присмотром, а детей мы в кухню пока положим». Пришлось намекнуть, что за ним есть кому присмотреть.
Вернулся Иван в вымытый начисто дом с полным холодильником, тетка снова отмахнулась от благодарностей, спросила, как с деньгами и велела звонить каждый день.
Во вторник продлил больничный и от нечего делать решил навестить коллег. Его встретили радостно и заботливо, поахали, заобнимали, нажелали здоровья и разбежались по репетициям. Мила осталась.
— Привет.
— Привет.
— Ты как? — Ей явно было не по себе. — Я хотела приехать в больницу…
— Все хорошо, не переживай.
— Ваня…
— Не знаешь, Ерема у себя?
— Ерема в Москве.
Оказалось, пока Иван куковал в больнице, умер Глебов, и Ерема улетел хоронить друга.
— Надо же. А я и не знал. А Светик тут?
— Светик улетел с ним.
В новостях показывали похороны знаменитого режиссера. Провожали всей театральной Москвой. Иван разглядел в толпе Марго, Ерему, Меньшова, многих других знакомых. Секундой мелькнул Фео, а рядом — знакомая нечесаная голова. Ну-ну.
Иван плюнул на больничный и устроил «иваночкам» экскурсию по театру, а потом смотались на озеро, погулять, благо было уже тепло.
Девчонки наснимали и выложили в сеть репортажи. Иван репостнул все, до чего дотянулся и снова заскучал.
Спустя неделю доктора, наконец, смилостивились и закрыли больничный, наказав не перетруждаться и не таскать тяжести. «Лазарь» стоял в афишах в конце сезона, так что Иван со спокойной душой пообещал. Не было никаких сил сидеть дома и даже шатание по улицам и теплая погода не спасали от скуки. Хотелось движения.
— Привет, Ваня!
— О, наконец-то! А мы уж думали, тебя комиссуют!
— Ага, по умственной инвалидности.
Коллеги не растеряли своего искрометного юмора, и Иван привычно отшучивался, ища глазами: Ерема совершенно точно уже вернулся из Москвы, так что где-то тут должен болтаться и Светик.
— А вот не дождетесь. Вечно буду с вами.
— Ага, один такой обещал тоже, — съязвила Вера. — И где он теперь?
— Кто? — не понял Иван.
— Светик уволился, — пояснила Ира. — Дорабатывает сезон — и в Москву.
— В Москву, значит.
Собственно, Иван не удивился. Вот как увидел в новостях рядом с Фео, так сразу понял, что недаром поперся их Свет-в-окошке в столицу. Не подвело чутье: без кузнеца отлично договорились. Интересно, он вообще собирался сказать? Хотя… Да какого хрена! Кто они? Друзья, что ли? Узнаешь и так… подумал было: «От Петьки», но спохватился: вот уж кого совсем не хотел вспоминать.
Предмет терзаний мирно сидел в гримерке и разулыбался навстречу, как будто год скучал и все глаза проглядел в окошко. Иван немедленно взбеленился.
— Ванечка!
— Ты когда комп свой наконец заберешь? Стоит, мешает. Или ты его мне решил подарить?
Светик прищурился и притушил улыбку.
— Могу и подарить.
— Ну конечно! Чего тащить с собой всякое старье в новую жизнь, да?
Иван сам себе был противен, но остановиться не мог. Веселое понимание в глазах Светика дико бесило, а отвернуться и уйти — ноги не шли. Тем более этот придурок совершенно не чувствовал за собой вины. И правильно: каждый сам за себя, да, Светичек? Главное, чтобы удобно, да?
— А, ты уже в курсе.
— Я в курсе. Что, очередную роль мечты обещали? Правильно! Любовь — отдельно, работа — отдельно. Приоритеты! А неприятное можно и потерпеть, главное же — карьера, пиар, что там еще у вас, звезд?
— Правильно, Вань.
Блин, он же с Милой так позорно не истерил, хотя там-то было из-за чего. А тут? Недаром Светик чуть не смеется. Чего он вообще завелся? Завидует? Обидно, что сам остается в глуши, а у этого новый старт? Да, но такой ценой?
— Как приятно видеть, что ты ко мне неравнодушен. Так мило переживаешь. Ревнуешь почти.
Всю эту муть Светик произнес неожиданно жестко, а улыбаться не перестал и Иван словил диссонанс. Веселья в глазах больше не было, радости тоже, и, как на елку, на Ивана уже не смотрели. Стало как-то не по себе, рот сам захлопнулся, не давая послать подальше. Он ревнует? Что за херня?
— Я завидую.
— Не завидуй, Вань.
— И правда, чему тут? Фео не сахар. А что за роль?
— Басманов в «Опричнине».
— Это Федора?
— Фёдор.
Светик встал. Пока ругались, расслабленно валялся на стуле, а тут поднялся, подошел вплотную, уставился, как прокурор.
— Аккуратней там, — выдавил Иван.
А как еще сформулировать не по-дурацки?
— Ну, мне уже не двадцать. Разберемся по ходу. Ты, Вань, к Ерёме зайди он тебя искал.
Иван подождал, чтобы Светик точно скрылся из вида, вышел и тут же споткнулся, потому что из женской гримерки громко продекламировали:
Кто любит вслед чужой любви, тот жаден,
В нем завистью зажжен сердечный пыл;
Кто сам себе блаженство не сулил,
К чужому счастью остается хладен.
Но если ваш возлюбленный украден
Соперницей, — скрывать любовь нет сил;
Как кровь к лицу из потаенных жил,
Призыв к устам стремится, беспощаден.
— Что?
— А, это ты, Ванечка, — захлопотала Антоновна. — А я тут решила молодость вспомнить, классику повторить. От Альцгеймера, говорят, очень помогает.
— Ну что вы, Мария Антоновна, — возразил Иван, — какой Альцгеймер! Вы еще всем нам тексты подсказывать будете.
— Ох, не знаю, Ванечка, не знаю… Слух вот что-то стал подводить. Где-то ругались опять или послышалось мне?
— А вот слух и правда, проверьте, — Иван уже с трудом сдерживал смех. Вот же старая стерва. — Никто не ругался, совершенно точно.
— Ну, значит послышалось, — махнула рукой Антоновна и уплыла обратно в гримерку. — А к Ереме все же сходи.
— Да иду я, иду!
Ерема ждал: дверь стояла настежь, реж сидел за столом и задумчиво пялился в стену.
— Ваня? Дверь закрывай, проходи, садись.
— Здравствуйте.
Кабинет выглядел растрепанным. Половина фигни с полок куда-то пропала, дипломы в рамках стопкой стояли у стены. Ремонт, что ли, затеяли?
— Здравствуй, здравствуй. Как себя чувствуешь?
— Спасибо, прекрасно.
— Вот и хорошо…
Ерема нашарил блокнот и опять принялся над ним издеваться. Иван напрягся: блокнот — примета тревожная. Что-то придумал и выбирает, как сказать. Только бы не Рогожина, все остальное — фигня, переживем.
— Ко мне тут бегает мэр, — сообщил Ерема чуть виновато. — Хотя что я? Никаким боком. Денег через городской совет выдал на планшет сцены. Заказали, ждем. Утверждает, что Петька употреблял и поехал на этой почве. Так что они топят за лечение, в тюрьму может и не попасть. К тебе-то не лезут? А то вон к Светику тоже подкатывали с предложениями.
— И что предлагали?
— Я не спрашивал.
— Жаль.
Было интересно, что предлагали, и, главное, взял ли. Светик, вроде, не мстительный, психушка — и ладно, ему тут рядом с психом не жить, а деньги всегда не лишние.
— Нет, ко мне никто не обращался. Обидно даже.
— Ну, в больницу, может, не стали лезть, подожди. Я, собственно, не про это хотел поговорить. Видишь ли, в чем дело…
Иван уже думал, Ерема про Светика скажет, и заранее морщился: ну при чем здесь реж? Но новость была покруче.
— Я тут ездил на похороны…
— Соболезную.
— Спасибо. Так вот, Мишка Глебов мне свой театр завещал. Передал, так сказать, из рук в руки. Ну и в министерстве утвердили, так что перевожусь худруком в столицу. Видишь вот, собираю вещички.
Ерема обвел рукой кабинет. Иван проследил за жестом, переварил новость, кивнул.
— Поздравляю. А здесь кто останется?
— Нина. Пора уже. Столько лет она тут — справится. Вторым режиссером кого-нибудь молодого возьмет.
— Понятно. Поздравляю.
— Да ты уже поздравлял. Еще не все.
Иван сосредоточился. Новости, конечно, знатные. И вряд ли в театре об этом знают, иначе трубили бы уже на всех углах. За что ему такое предпочтение? Сейчас возьмет и уволит перед уходом, вот это будет поворот.
— Ты знаешь, у любого режиссера есть любимчик.
— Наверное.
— У меня тоже есть. И любимый спектакль. Так что Света я забираю с собой.
— А он разве не к Фео?
Иван прикусил язык, но поздно. Ерема усмехнулся и покачал головой.
— У Алешки чутье акулье. Я еще не знал ничего, а он уже подсуетился, предложил. Но приоритет в любом случае у меня. Нечего было выбрасывать. Так что за Света не беспокойся.
— Да я и не…
— Либку тоже беру, — перебил Ерема. — И тебя. Если хочешь, конечно. Пойдешь ко мне в штат?
У Ивана пропал дар речи. Может быть, ему слух проверить с Антоновной? Или не послышалось?
— В Москву?
— «В Москву! В Москву!» — подтвердил Ерема.
— Прямо в штат?
— Можно контрактом.
— Да я же… да как… Я же сбежал!
Ерема потер лоб и принялся засовывать бедный блокнот в карман.
— Знаешь, сколько я вас, таких, перевидел? Сбежал. Результат понравился? — Иван помотал головой. — Значит, не повторишь. Ну, а если повторишь, я, старый дурак, переживу. Бывает.
— Я никогда… Степан Николаич, я…
— Иди, заявление пиши. Но пока не болтай, я завтра сам объявлю.
Из кабинета Иван вышел, шатаясь; добрел до гримерки, пришел в себя и схватился за голову. Что он Светику наболтал? Гребаная истеричка. Детский сад двухметровый. А эта сволочь даже рот не открыла — сказать. Не соизволил он. Гордо выслушал, гордо ушел. Блин, как же бесит это зеленое ч... мачо! Надо его найти.
А вот — хрена. Иван прошерстил весь театр, даже на колосники влез. Нигде его нет. Вроде — только что был, вот-вот, прямо сейчас здесь стоял, а теперь — нету. Ищи ветра в поле. Так и не поймал.
Дома все валилось из рук. Можно было, конечно, позвонить, Иван малодушно набирал номер и скидывал: правду-матку резал в лицо, и Светику пришлось слушать. По справедливости теперь его очередь извиняться и обтекать. Иван как раз решил, что завтра точно-точно поговорит, как в дверь позвонили. Стряхнул дежавю, открыл; так и есть, в подъезде стоял Светик.
— Привет.
— Проходи.
Светик перешагнул порог, задумчиво потоптался и все-таки стал раздеваться.
— Я за компом.
— Передумал дарить?
— Ага. Лучше продам. В Москве деньги нужны, квартиру снимать, одеваться, то-сё.
— На то-сё ты себе заработаешь.
Светик вскинул глаза.
— Я серьезно, — заторопился Иван, — без подъеба. Сразу на два театра — зарплата должна быть нормальная. Московская же.
Он сам не понял, чего испугался. Наверное, того самого ледяного тона, который Светик так редко включал, и от которого драло морозом по коже, или того, что спокойный, усталый взгляд превратится в колкий и равнодушный.
— Так и цены московские. Машину тоже продам, — сообщил Светик и вытащил из рюкзака огромную клетчатую сумку. — Хочешь последний бой? Я тебя нагну.
— Утрешься! — вскипел Иван. — Давай! Надеру тебе задницу!
— Ну, хоть так, — рассмеялся Светик. — Мечтай, Ваня, мечтай. Сверху все равно я.
Где-то в полпервого заказали пиццу, в полчетвертого завалились спать. Иван проснулся первым: во сне зарылся носом в волосы Светика и чихнул.
— Будь здоров, — пробубнил Светик и натянул на голову одеяло. Спина осталась незащищенной, и Иван, наверное с недосыпа, опять залип. Потрогал родинки, провел пальцем по позвоночным косточкам. Светик покрылся мурашками и дернул плечом.
— Вань, давай без жертв, ладно? Все в порядке.
— Чего? — не понял Иван.
— Тебе это не интересно, а мне не надо. Расслабься, отпусти и забудь.
— А как же «за тех, кого приручили»? — ляпнул Иван.
— Хрень полная! Нефиг было приручаться. При чем тут ты?
— А если интересно?
— Еще лучше, — вздохнул Светик. — Не надо делать из меня полигон для открытия новых горизонтов, Вань. Давай будем вставать.
Иван придержал его за плечо.
— Я все придумал. В Москву поедем поездами, самолет — нахуй. Там снимаем вдвоем. Ну, или втроем, если Либке некуда будет.
— Пусти, — напряженно попросил Светик.
Иван разжал руки и валялся, пока в ванной шумела вода. Потом Светик прошел в кухню и, судя по звукам, начал ее громить. Пришлось подниматься.
— Кофе — вот.
Светик молча взял банку и отвернулся к плите.
— А где сережка? — Иван вспомнил, что в больнице ее уже не было. — Потерял?
— Петенька вытащил. Хотел мое счастье. Хрен ему, сволочи. Ухо чуть не порвал, хорошо, там крепление почти отвалилось. Следователь обещал, что потом вернут.
— Это же ты тогда потерял?
— Я.
— А чего не сказал сразу?
Ивану чужого счастья не надо, он бы отдал.
— Подумал, тебе немножко счастья не повредит. Ты такой хмурый ходил, вот-вот начнешь старушек мочить.
Иван помнил, как муторно было в начале сезона на душе и в работе. «Отовсюду Раскольников пер», как высказались коллеги. А Светик, значит, хотел поддержать.
— Насчет Москвы…
— Хватит. Заткнись и сядь! — приказал Светик. — И перестань бредить.
— Почему это бредить? — возразил Иван, падая на табуретку.
— Ты сам себя слышишь? Распланировал он семейную жизнь! Охренеть вообще!
— Так пробовали уже. Мне понравилось.
— А мне — нет! — сквозь зубы прорычал Светик.
— Жаль. Ты меня, как сожитель, вполне устраиваешь. Аккуратный, тихий, посуду согласен мыть.
Светик дернул рукой и опрокинул кофе на плиту.
— Блядь! А трахать мы будем Либу?
— Скорее она — нас, — засмеялся Иван.
Светик заржал следом.
— Вань, — отсмеявшись, вздохнул он. — Ты же как слышишь про Фео, тебя корежит. А мне с ним работать. Ты ведь не думаешь, что я буду терпеть твои взбрыки и в синяках ходить? А еще есть Марго.
— Балерины, фанатки, коллеги. Что ж с тобой делать.
— Вот и не надо начинать. Можно просто дружить.
— А потом ты себе мужика заведешь? — вырвалось у Ивана.
Он даже сам обалдел настолько, что сполз обратно на табуретку и испуганно захлопнул рот.
— Вполне возможно, — кивнул Светик, но, приглядевшись, тоже уселся. — Оппа. Вань, ты чего? Серьезно? Ты, конечно, хороший актер, но тогда непонятно — зачем?
Иван махнул рукой и ушел в комнату. Светик еще повозился в кухне и только потом пришел следом.
— Вань?
— Забирай свой комп и вали. Не надо, значит — не надо. Что-то я от тебя устал.
— То ли еще будет, — пообещал Светик и включил комп. — Го играть! Вчерашний уровень не прошли, до вечерней репы как раз успеем.
— Я вчера извиниться хотел, — вспомнил Иван.
— Задержи эту мысль. Надеру тебе зад, тогда и поговорим.
Он оскалился азартной, острой ухмылкой, и Иван подумал: как же его угораздило? Странная болотная хтонь.
Наверное заколдовал.