останешься ли ты в Аду?

      Носок ступни цепляется за обувь на пятке второй ноги, стягивая измученные за несколько лет кроссовки и отталкивая их в сторону остального сборища ботинок. Желания, как и сил, не хватало даже согнуться ради поднятия упавших на доски скрипучего пола, сцепки ключей. Воздух плавно выходит из лёгких характерным тяжёлым выдохом с его губ, вынуждая поникшие высохшие глаза, инерцией прикрыться слоем увлажнённых век. — Не день, а дерьмо. Не жизнь, а выживание.       Бубнёж раздавался под слегка покрасневшим от холода, носом юноши, что казался скорее одной оболочкой тела без особых жизнерадостных признаков. Лим, без особых возможных мыслей, собирался сделать несколько широких шагов в направлении спальни, но вынуждает придержать свои желания, когда в ноздрях появляется не самый приятный аромат, от которого только и тянулись пальцы зажать собственный нос. Во рту появляется не менее горький привкус, от чего шершавый язык плотнее прижимается к нёбу и верхняя губа кривится одной стороной в знак отвращения. — Воняет хуже меня…—комментирует зеленоглазый и вынужденно принюхивается к запаху, с накатывающим раздражением от ухудшения и без того выматывающего дня, заместо казалось бы прихода туда, где можно было как-никак расслабиться. Осознание того, что именно предвещали эти едкие пары, приходит лишь когда Чхан замечает своё движение не только к запаху, но и ко входу на кухню. Напряжение скачет от успокоение и до повышенности при различных предположениях, но они лишь разбиваются в пух и прах, как изумрудным глазам открывается картина, под названием одного слова «пиз…»… —…дец.       Так и не понятно, от кого пролетают три злосчастных буквы или же от двоих людей одновременно.       Молодой человек может только наблюдать изучающими распахнутыми глазами зелёного отлива, за розововласой макушкой, что замерла каменной статуей посреди неизвестного нечто, ранее напоминавшего место для готовки и приёма пищи. Густой дым мазолил и размывал взор, но не так сильно как могло было быть, потому на все открытые виды предоставлялась возможность разглядеть их в мельчайших деталях. Белоснежная пыль муки в перемешку с пряной корицей, расползалась не только по столу, но и за его всевозможными пределами, где местами из-за разных влажных пятен воды или сиропа, превращалось в склизкую тёмную кашу. На холодильнике, кажется, блестел не сам металл, а скатывался сгусток полу-прозрачного белка одного яйца, чей желток уже покоился под ногами девушки в остатках бежевой и белой скорлупы. Серый пар продолжал выбираться из раскрытой нараспашку духовки, градус которой был повышен и идентично прибавлял жаркой духоты во всём помещении. Женские ладони были в ткани светло-салатовых прихватках-лягушках, что были еле видны сквозь черную как смоль массу, покрывающую их и в целом все руки по самые логти. Алая радужка вокруг сжатых зрачков, не менее удивлённо буравит внезапно пришедшего в не нарушаемой тишине их молчания, пока ноги словно приклеили жидким сопливым тестом к полу, над которым около часу назад стояла и проклинала всей кулинарной руганью, Кёуль. — Хоть слово вякни — глотку перережу, —дечонка сжимает рукоять замеченного маленького ножа для картофеля, сводя тонкие брови ближе к переносице в хмуром виде, как от юноши доносится странный звук, приглушённый припавшей ко рту ладонью. Младшая Хан с немым вопросом пялится на зеленоглазого, что опустил лохматую голову куда-то вниз, под непонятные звуки то-ли привычного смеха, то-ли прерывистого нытья. Колени подгибаются и парень опускается на корточки, зарываясь головой в скрещенные руки, да сдерживаясь при шатании не повалится всем телом на пол в приступе. — Ты что делаешь, эй? — Ржу сквозь горькие слёзы.       Теперь розовая отчётливо может слышать откровенную икоту от не сдержанного гогота, когда макушка брюнета поднимает на неё свой вид косой улыбки во всю линию зубов и сщуренные малахитовые камни уставших, но озорных глаз. — Я тут для тебя корячилась, придурок! В задницу ваши булки синнабоны-хуебоны, —с горем пополам стягивает с рук кухонные прихватки в засохшей как смоль массе и отбрасывает их прямиком в физиономию Чхана, что лишь ещё больше заставило его закашлять сквозь смех, от всего произошедшего за последние несколько мгновений. И не может при самой сильной нужде, отрицать то, как откровенно сейчас изучает каждый минимальный изгиб этой широкой улыбки, каждую возрастную морщинку на не самых здоровых синяках под блестящей в свете лампы, радужкой глаз. И видит, может видеть, чувствовать, как этот же зелёный отлив осматривает пятна муки на её девичьем лице. — Не ворчи как старуха. У тебя и так морщины от вечно недовольного лица, —бубнит Лим сквозь не сползающую улыбку, вновь пропуская через себя икоту проклятую, от чего дыхание приходится задержать и голову резко вниз опустить, позволяя крови перелить к черепной коробке с давлением. Девица с выгнутой вопросительно бровью следит за тем, как тот в коленях выпрямляется и встаёт, однако голову так и не поднимает, а от дыхания не слышно ни единого отголоска. «Помереть собрался?» — проносит в мыслях фразу и задаётся вопросом, почему вслух этого не произнесла. — Слышь, чукча! У тебя мозги голову перевесили или что? —всё же возмущается Кёуль слишком громко, от чего чует, как юноша явно скорчил физиономию свою, прежде чем выставить оттопыренный указательный палец перед ней, в знак молчания минутного.       Только розововласая скрестить руки на груди собирается и обтряхнуть себя от излишней муки просыпанной, как и этого сделать не успевает, подскакивая так же резко, как и зеленоглазый меняет положение, запрокидывая голову назад рывком, с выдохом шумным и кажется отчаянным гортанным стоном. У него голова кругом начинает идти, а перед глазами будто уже плясала мечта эпилепсика во всей красе укуренной, когда рот хватал жадно воздух, заполняя опустошённые лёгкие вновь по самые гланды. — Ебучая икота, перейди на Федота, — на выдохе проговаривает брюнет, опуская взгляд нефритовой радужки на встормошенную до сих пор младшую Хан и судя по беглой оценке её внешнего настроя, то при ещё одной оплошности — в него уже залетела бы не только мягкая прихватка, и не только в морду. — Что опять? — Тебе воды сложно выпить, гений? — фыркает красноглазая напыщенно, однако достаточно скоро вспоминает о состоянии кухни в данный момент и затыкается постыдно, обливая щёки лёгкой пунцой, даже не глядя на место проишествия без надобности. Чует, как это вызывает у парня смешок лёгкий и клянётся сама себе, что когда-то пнёт его на лоботомию, задав медикам цель искоренить ту часть мозга, которая отвечает за всю его клоунаду с легкомысленностью на пару. — Мне не помогает всё это. Максимум поссать схожу после стакана воды или водки. Там смотря что под руку перепадёт. Он разводит руки в стороны и на секунду мимолётную затупляется, прежде чем потянуться длинными пальцами к макушке розовой, захватывая уголок чего-то травянистого среди её запутанных прядей. Выуживая лавровый лист из копны женских волос, Чхан удерживает «мусор» между пальцев и глядит на девушку вопросительно, ожидая хоть какой-то реакции. — А это как тут оказалось, если ты мне булочки стряпала? Ну, пыталась точнее, —не долго держит этот несчастный лист и по непонятной тяге, умещает его обратно на Кёуль, но теперь на верхушке корневого роста нежно-розовых волос, заключая некую схожесть с листом спелой вишни, идентично алой для девичьих очей. Мог бы сказать банальщину про вишенку на торте с совсем иным контекстом, коей для юноши, как для предпочтителя вишни или же черешни, был бы непонятен самой девице, а потому решает в приоритете промолчать. — Ничерта я не тебе их делала. Ты не пуп земли, чтобы ещё и вертеться вокруг тебя, —куда спокойнее даёт ответ розовая, интенсивно игнорируя действия с лавровым листом, однако убирать его не спешит. — Не ври. Верчусь тут только я вокруг тебя. Причем только потому что ты меня за руки держишь и раскручиваешь сама, с целью забросить меня в ближайший мусорный бак. — Козёл. — Сама-то коза, поломала рога, —. у него от чего-то по грудной клетке теплота разливается, переходящая в жар, когда уголки клубничных женских губ слабо приподнимаются в полу-улыбке, а тонкие брови до забавы хмурятся привычно, что сам он преодолевает желание подушечками больших пальцев расправить их в нейтральное положение, следя за реакцией ответной.       Раньше понимать не понимал взаимоотношения тех же Данби с Тэхуном, где оба могли либо с потрохами довериться друг другу и пожертвовать многим, либо перегрызть друг другу глотки до протяжных мучений партнёра. Однако глядя на младшую Хан, зеленоглазый пасть затыкает без возмущений, попутно вспоминая как сами стали не лучше. хотя были ли они когда-то лучше своего максимума? — Ты тетрадь рецептов смотрела? — спрашивает невзначай Лим, засучивая рукава своего свитшота цвета тёмного хаки, готовясь к мучительной уборке ядерного взрыва из преисподни, предполагая с чего и как можно было начать. Он может и не похож на чистоплотного таракана, но всё же предпочитал держать место своего проживания в возможной опрятности, имея и задатки какого-никакого перфекционизма, что распространялся в том числе за пределы его зоны дома. по рефлексам мог начать собирать сброд упаковок от бич пакетов в пристанище смейства Хан, протягивая мычанием заевшую в голове, до мурашек странную мелодию «Theres Something Happening — Jack Staubers Micropop», да выслушивая ворчание розововласой над ухом, дабы юноша не трогал несчастного паука Гошу в верхнем углу комнаты. — Какую тетрадь? — В нижнем ящике возле плиты, лежит тетрадь с рецептами, —брюнет нагинается и подцепляя пальцами ручку от ящика, которая в том числе была испачкана в белоснежной мучной пыли и выуживая первую вещицу на открытой теперь поверхности, трясёт старенькой тетрадкой в серой потрёпанной обложке. Кёуль, с глазами наполненными чистым непониманием, только и видит, как парень отчаянное лицо обнажает, опуская руку с тетрадью обвисать покачиванием. — Тяжёлый случай. Ладно, ты пока полистай в поисках чего-то более адекватного и на что ещё остались продукты. Если они остались вообще…—с хлопком приземляя сборище рецептов на столе перед девушкой, дополнительно в ладоши хлопнул нехило, что аж в её ушах звоном отдало неприятным, вынуждая поморщиться как кошка британская, гордо и нелепо.       Она взор опускает к обложке блёклой и тыльной стороной кисти смахивает слой пыли, задаваясь немым вопросом о последнем использовании этого бумажного хранения информации, однако всух ничего не произносит, молча подхватывая тетрадь в свои ладони с интересом неким. Пожелтевшие от долгого пролетающего времени страницы в полу-стёртую клетку, уже теряли свою плотность с весом, а потому пролистывать их приходилось с ещё большей аккуратностью, дабы ничего не порвать или даже стереть выцвевшие чернила, что выводили приятный глазу винтажный почерк. Хотя иногда завитки букв сбивали Хан с толку, вынуждая читать слова не верно и не осознавать этого, пока не дочитает предложение до конца, заподозрив что-то не верное с досадой. Девица явно понимала, что данная писанина ни в какие ворота не принадлежит зеленоглазке, а вот мелкие рисунки десертов в мультяшной слилистике или короткие дополнительные слова одного из продуктов, выведенные печатными буквами — вполне могли являться творением его изворотливых рук. Рук, которые сейчас гремели посудой и всем чем только можно на заднем плане, в последствии внеплановой уборки. — Ты там долго копаться будешь? — слышится вопрос от мужчины, а розововласая в ответе стопорится на мгновение, роняя из памяти всё, что только что пролистала за последний десяток минут, вдоль до простых названий. — Да без разницы мне. Не хочу я больше этим заниматься. Уже хватило, —вздыхает куда безразличнее, прикрывая тетрадь рецептов и отодвигая ту в сторону, как ладонь убрать с неё не позволяют, перекрывая путь навесом чужой руки, от которой мокрота прохладных капель сточной воды, стекала на сухую женскую кожу под собой. — Из оптимальных вариантов можно попробовать либо шарлотку, либо оладушки. яблоки остались и клубничный топинг вроде как тоже должен быть. корицу ты ещё не всю угробила. Девушка нескольких секунд хватило на думки с выбором к удивлению, на фоне прошлого долгого раздумия, когда шарлотка была убрана на задний план из-за переизбытка яблок в последнее время ее рациона, когда брат старший яблоками закупаться начинал, а брюнет, будучи незванным гостем, вечно на них посягался. Красноглазая есетесвенно в нужный момент за углом поджидала, врываясь на кухню и засталяя Лима чуть ли нож в руках не подкинуть с неожиданности её появления, да выуживая из его рук шкуру от яблок, отправляя ту в рот без излишних расходов продукта. — Оладьи давай, все равно легче готовить, —пожимает плечами, прежде чем её ладонь наконец высвобождают, оставляя после себя след влажный в том числе и на обложке серой тетради. — Понято, принято. Поднимай свою задницу и за дело по новой, —растягивает он каждое слово под музыкальную распевку, в конце присвиснув с выражения возмущения на девичьем личике в ответ, потому как думала что в новой авантюре участвовать не будет из-за своего плачевного опыта под названием «бытовой инвалид», кое и продемонстрировать уже успела. Вот только юношу это не волнует совршенно, когда он лёгким полётом оказывается за спиной мирно сидячей и умещает свои ледяные от мытья посуды ладони, прямиком под подмышки её, от чего та руки в плечах по инерции напрягает и разводит слегка в стороны. Не без применения силы, он её тело относительно лёгкое поднимает, не позволяя теперь банально касаться ногами устойчивой земли, а стул со столом теперь оказываются куда дальше от её поля зрения, заменяя их теперь на кухонную гарнитуру. Она даже брыкаться не пытается помимо возмущения на лице, дождавшись момента осязания твердой поверхности под ногами вновь, когда парень наконец опускает её и напряжения в руках юольше имеется. Не отрицает того, как ей осточертела выработанная ещё с того дня на стадионе привычка Чхана, хватать её под подмышки как животное уличное и нести куда душа пожелает, но со временем по неволе свыкать с этим начинала, сравнивая это подсознательно с более худшими вариантами его идей. — Бери любую тару. Главное не маленькую. — Не как твой член, да? —язвит в привычной манере, замечая как зеленоглазый из-за двери открытого холодильника свою макушку с собранным конским хвостом высунул, вздёргивая бровь в ответ. — А ты уже проверяла? —на саркастичный ответ могла бы продолжить перепалку, доводя ту до точки крайней, однако не в этот раз, как потресканные губы молодого человека расползаются в усмешке и сам он подмигивает в добавок, а на щеках девчонка вновь ощущает приливной жар, столь подло со стороны собственного организма. Отворачивается со стыдом настолько резко, что будь в стороне открытая дверца ящика, то давно разбила бы себе лоб в кровь хлыстающую. — Будто школьница, отвратительно, — бурчит в укор самой себе, пока копается со злостью в нижнем ящике с посудой глубокой, в кой-то веки находя что-то подходящее, однако выпрямиться в спине не успевает, когда ощущает на пятой точке хлёсткий удар с опаляющим жаром после, что только скорее вынуждает нахохлиться и с презрением обернуться на виновника. Только вместо пересечения с изумрудной радужкой вдали, моментально чувствует припавшме чужие уста к собственным губам, а на те же горящие ягодицы издевательски скатывается мужская ладонь, что сжимает упругую плоть идентично мягким губам, разрывая не поспевающее внимание Кёуль на двое. У неё мычание срывается из гортани, как его ежесекундно славливают настойчивые губы парня без следа, не упуская наглой возможности протиснуть горячий язык в её приоткрытую полость рта, производя контраст между прохладой металлического прокола на сердцевине изворотливого языка. — В отличии от школьниц, ты мне больше симпатизируешь. И не будь такой занудой, словно нам под 45 лет в обед, —убить без совести его готова за то, насколько просто ему даются эти слова, а сама не перестаёт за короткий срок поражаться тому, как удосужилась войти в отношения с этим поганцем по сей день. Язык не поворачивался сказать даже банального «мой парень», хотелось сразу либо изобразить поддельный приступ тошноты, либо провалиться сквозь землю, лишь бы не видеть довольство второго от этого. — С каких пор вообще школьники так активно свою половую жизнь ведут? Серьёзно, я как мимо пятиклассников не пройду, так слышу обсуждения из миллиона бывших и у кого там достоиство побольше. Кто-то уже и беременеет. Я в своё время в их возрасте крапиву палкой пиздил, а не вот это вот всё… что за поколение пошло, мрак. Искусно тему переводит, когда и рука покидает место своей работы без задержки, ныне подхватывая только новый пакет муки и пару яиц, перенося необходимые продукты на чистый стол. — Звучишь как ещё больший старпёр. Тебя может родили сразу старым? Одной седины не хватает, —фыркает розовая, со звоном поставив металлическую тару вслед за ингредиентами, пока красные глаза с укором неизвестным упивались в нефритовые очки. Однако ответа от Лима не следует, заменяя оборванный диалог на сплошную тишину вокруг, когда разум начинает теряться в ненужном сейчас русле, унося его в поганые воспоминания, которые вечно притуплять старался до поры до времени, следуя принципу «живи настоящим», но принуждение так просто не действовало на мозговые извилины, как бы сам того не желал.       У него не прошлое, а сплошной сборник различных историй, которые обычно кончались далеко не хиханьки да хаханьки. Воспоминания были словно пожеванной плёнкой из кассеты. Каждый раз когда в голове промелькают мысли о прошлом, то у него по позвоночнику лихо спускается табун мурашек. Его передёргивает, отчего со стороны может показаться, что дерганье было непроизвольным, хотя оно по сути и являлось таким. Школьные годы были как одной из прочных его клеток, откуда не смог нормально вылететь и жить дальше. Он пытался напрочь о школе все: людей, атмосферу, место.       Лим устал. От своих мыслей, от своих чувств, от своего состояния, от самого себя. Каждый раз, вытягивая себя из депрессивного периода, парень охотно надеялся, что это состояние когда-нибудь всё же отпустит и больше не вернётся. Зря так думал, потому что парня затягивало с новой силой в это состояние. Каждый раз выходя из него, Чхан всей душою обещает себе больше не поддаваться внешним факторам. До тех пор, пока в школе не появился новенький. Он взвалился как снег в мае, а его каменное выражение лица на бледной коже вынудило темноволосого поднять зелёный взор на него. Бритая голова, низкий голос и цепочка на шее — слабость для такого парня как Лим. Глаза оттенка горького шоколада застали Чхана врасплох и он готов был поспорить, что он слишком долго рассматривает парня. Поистине интересная внешность, а бледная кожа, усыпанная местами белыми пятнами привлекло его.       Они редко беседовали, их разговоры можно было пересчитать по пальцам, но в их общении, которое никак нельзя было назвать дружбой, всё ещё присутствовало что-то комфортное. Его тоже не приняли одноклассники сначала, возможно по этой причине и подсел к нему впереди и начал сам разговор: «Здаров, как настроение?» «Темновато, мрачновато…»—пожал плечами юноша. «В час пик-горы трупов, да?»—ненароком улыбнулся, чтобы хоть как-то разгладить обстановку. «Ну типо»—в ответ слегка улыбнулся новенький и отложил карандаш. С математикой, кажется, у него всё очень плохо, потому что он несколько раз зачеркнул страницу с вычислениями. Лим не осуждал его за это, сам временами такой же. Математические науки вообще для него как небо и земля, если уж на то пошло, но всегда нес откровенный бред с умным видом у доски. Возможно, харизма это была или высокий уровень тревоги — уж не понятно было. «Не хочешь пройтись, энергетик хочу просто пиздец? А одному грустно»—предложил зеленоглазка. «Я не очень хотел, но если ты мне купишь энергетик, то я подумаю» «Какой ты продажный. Ладно, куплю»—захохотал почему-то так искренее, от всей душонки, что тот согласился.       Они общались довольно неплохо, а когда он всё чаще и чаще проводил с ним время, то стал понимать, что волнение и потные ладошки при виде ухмылки на лице новенького вызывает у него ноющую болт в штанах. Это было невыносимое ощущение, которое нужно было куда-то деть. Чхан не знал, что делать, не знал как толком объяснить это. Однако ему стало неловко, когда, в конце концов в жизни этого бритоголового появились другие друзья. Лим думал, что они станут ближе. Теперь это место заняли другие. Темноволосый делает вид, что ему всё равно, но его бесят взгляды этих парней, даже девушек. Хочется подойти к ним и послать куда подальше. Но нельзя же так. Когда они пересекаются в буфете, на языке вертятся слова, которые Лим естественно не высказывает. Страшно. Очень. Ему действительно очень сильно хочется сказать, чтобы он больше не общался с этим выскочкой, чтобы больше вообще ни с кем, кроме него, не говорил. Вот здесь его рассудок приостанавливается, потому что понимает, что это глупая ревность и чувство собственничества. Токсичные слова будто обжигают язык, но парень всё равно просто уходит. «Как же так? Я снова проебался. Раз за разом»—проклинает самого себя. Он сам виноват в том, что упустил возможность и не поговорил с новеньким. Пацан ведь действительно хороший. Или стоило его отпустить, ведь это индивидуальный выбор? Одна мысль хуже другой, серьёзно. Как-то раз, зимой, Чхан решил не стричь волосы. У него иногда пробивает желание их отрастить, а потом в один момент «постричься по карэ», как это бывает временами у девушек после расставания. Вот и у него примерно такое же ощущение поганое внутри, но работает с волосами в обратную сторону.       Снежинки оседали на пушистые ресницы молодого ученика. Он топтался у школы в ожидании, пока придёт новенький. С божьей помощью уговорил с ним встретиться у школы, чтобы нормально побеседовать. «Чего на морозе топчешься? Зашёл бы в гардеробную, а то пристынешь»—внезапно появляется эта «шпала двухметровая» и нависает над ним. Чхан проклинает снова себя, потому что к горлу подступила тошнота и волнение. Это высокий баскетболист сведёт его с ума. Они коротко пожимают друг другу руки в знак приветствия, и Лим скользнул вперед в школу, ощущая затылком хриплый смех товарища.       Зеленоглазка тяжело приваливается к стене гардеробной. В зеркале отражался его зимний видок: красные щеки и нос, снег упал на его ресницы и тут же растаял в теплом помещении, а шмыгание носа — подтверждение того, что он всё же не до конца вылечился. «Как матч вчерашний прошёл?»—начинает издалека Лим, не глядя на того и вовсе. «Продули. Это сволочи оказались сильными»—огорченно заявляет одноклассник, —«Да плевать, меня не волнует победа». «Я уверен, что в следующий раз ты им покажешь кто здесь хозяин площадки. Иначе никак быть не может. Иногда полезно проигрывать, это вроде как мотивирует стараться»—зеленоглазка отвратительно поддерживал людей, а потому временами применял шаблонные фразы, думая, что от этого ему будет поистине легче находить контакт с людьми. Это оказалось ерундой, наркозом для совести, —«Молодец, что э-э-э…не вешаешь нос» «А, ну…спасибо? Рад слышать»—сухо ответил он, —«Слушай, Чхан, ты извини если я кажусь отстранённым или тем, кто от тебя отвернулся. Я не хотел отдаляться от тебя, я бы хотел одной большой компанией проводить время. Но они не хотят с тобой контактировать. Что ты им сделал? Называют тебя фриком и…» «И…?» «Они говорят, что ты по парням. Я решил всё же сам как-то это уточнить, правда это или нет»       Черт. Чхан влип, потому что всё пошло совсем не по плану. Это должно было быть нормальным разговором. Сейчас начнётся. Он бы хотел с ним поговорить, например о том, как хочет выбираться из зависимости к людям, слить всю последующую информацию в его душу. Брюнет надеется на резкую смену пути в жизни, на светлое будущее с НИМ, сквозь ужасную зиму. Юноша хотел бы думать, что его имя не пустой звук в памяти новенького. «Бонг-джу, это правда»—на выдохе болезнено выдавливает из себя, —«Я хочу, чтобы ты знал, что ты стал для меня неотъемлемой частью жизни, в каком-то смысле мой паразит, с которым приходится мириться. Но мне нравится это. Мне нравится твой голос, твои разговоры о музыке. Мне спокойно с тобой и я ощущаю себя чуточку лучше. Но из-за того, что мы хорошо общались, я привязался и стал испытывать к тебе чувства. Ты мне нравишься»       Он стал его одержимостью, «идеальным» образом отношений, хотя где-то на подкорке понимал, что Чхан сам по себе не самый хороший человек. Но запомил новенького, первую любовь, какой бы она ни была. Бритоголовый молчит, не выражая никаких эмоций толком, и это не может не забеспокоить черновласого. У него плохое предчувствие. И снова не зря. Потому что из-за угла служебного туалета вышли его дружки, которые были выше и сильнее Чхана в два раза. «Мы так и знали, что ты запал на нашего новенького. Дрочишь на него по ночам, да, Лим? Кусок паршивого говна, грёбанный гей, который подставит свою задницу для другого члена»—выплеснул едковато один из задир, которого тот больше всего недолюбливал. Сведя брови к переносице, Лим метнул взор свой растерянный на новичка и заметил слегка сочувственный взгляд, а после и приоткрытый его рот, который брезгливо выдавил «это мерзко, я не из этих, Чхан».       Это полный пиздец.       Он ведь догадывался, что такой исход мог быть. Знал ведь где-то отдалённо. Потолок навис над ним тяжелым камнем. Словно все эти годы впитывало в себя боль и страдания, а сейчас вот-вот обвалится вниз, не удержав в себе весь груз страданий.       Ну а потом начался самый откровенный кошмар, который он никогда не забудет в жизни: его и без того бедовая голова оказывается над унитазом. До него доносятся едкие насмешки, которые разъедали его кожи и оставляли рубцы из боязни о своих чувствах. Если бы у него тогда спросили, что было хуже «избиение или чувство ненависти и холода от мокрых волос», то он выбрал бы второй вариант. Потому что видеть краем глаза вымученное лицо новенького, которое исказилось до ненавистно-сочувствующего выражения. Зелёные глаза Лима встретились с глазами парня только тогда, когда он позволил себе повернуться. Чхану было непонятно, действительно ли он сожалеет о случившемся или просто играет. Когда один из хулиганов хватает его за темные, сальные волосы, зеленоглазый ощущает на затылке то, как огрубеашие пальцы держал болезненно его за корни локон. Зачем только повёлся на это, зачем вообще подошёл к нему и рассказал об этом? Глупая вера в людей не сулит о хорошем. Призрачная надежда на то, что у него мог быть хороший шанс на понимание улетучивается с каждой секундой. К горлу подступает притворная тошнота, но скорее не от туалетных миазмов, а от самого себя. Ему кажется, что желчь скоро разъест его желудок, образуя неживающие язвы, которые ещё долгое время будут кровоточить. Будет большим напоминанием о том, что нельзя верить людям. Нельзя подпускать их к своей душе столь хрупкой и мерцающей, потому что у людей есть северная привычка не ценить то, что имеется. Чхан мечтал временами быть бесчувственным гандоном, который не заботится о чужих чувствах, думал о том, что возможно ему было бы не так больно признавать свою ничтожность. Слова парней заседают не только в ушной раковине, но и в сером веществе головного мозга. Оседали на самом дне мыслительного органа, впитывая каждую нить нейрона своим ядом. Они говорили много всякого неприятного, но сейчас это обострилось настолько, словно вскрыли старую рану, откуда начала хлестать снова кровь, с новой силой. Хулиганы будто ждали своего часа, долго искали повод окунуть его в дерьмо во всех гребанных смыслах. Чхан услышал, как один из них сказал о том, что такого как он нужно было сжечь, что ему кто-то промыл мозг и его нужно лечить. Лим хочет плюнуть ему в лицо и с хохотом сказать, что нетрадиционная ориентация это вовсе не болезнь какая-то. Нельзя выпить таблетку и стать, по их мнению, нормальным. Хотя неизвестно, кто из них был вообще нормальный. Он почему-то подумал, что эти парни могли бы быть способны на то, что делали раньше люди, которые «пытались вылечить» таких людей, как брюнет. Юноша интересовался в статьях на эту тему и выяснил, что раньше пробовали убивать влечение с помощью электрошока, препаратов, которые вызывали тошноту, чувство стыда. Более мягкие способы включали гипноз, перенаправление мыслей и другие способы психотерапии. Лечение не работает. Более того, подавление влечения и страх наказания, наоборот, только могли привести к неадекватному сексуальному поведению и вызвать проблемы со здоровьем. Чхан хотел бы лишь того, чтобы его поняли. Но эти люди не были в состоянии, они одержимы тем, чтобы наказать такого, как он, ведь выглядит как бельмо в глазу. Выделялся всем своим естеством. Он понимал это сам, понимал, что выделяется, даже ничего при этом особо не делая. Оно само происходило.       Лиму было не больно, а обидно. Обида настолько заглушило его сознание, что он и не слышал толком все то, что говорили ему проказные мальчишки. Его колени упирались в кафельную выкладку уборной, а волосы прилипли к лицу, издавая кокофонией из ароматов. Ему хочется взять каждого из них и вбить лицом в кафель, чтобы слышать отчётливый хруст носовой перегородки. Чхан конечно не сделает этого сейчас, не в его стиле. Хотелось многое сказать о них, но рот будто нитками пришит. Единственное, чего сейчас хотел бы — это уйти домой, к бабушке завалиться на диван и смотреть молча её любимую передачу по телевизору, где один из загадочных корреспондентов рассказывает о различных убийствах. Никогда не понимал смысл этой передачи, но, кажется, самое детство смотрел только это.       Как только он вспомнил о бабушке, то точно понял, что она пристанет с расспросами. Будет его пытать и ведь домучает так, что придётся рассказать. Но, как ни крути, бабушка для него была тем человеком, с которым можно обо всём поговорить. В основном, конечно, о ценниках в магазине, но с каким это энтузиазмом передано — невероятно. Она всегда ему говорила о том, что большие компании — не для него. Но он тот тип людей, которые молчат в больших компаниях или рядом с людьми, которых не знает. Чхана можно увидеть настоящего, только если он близок с каким-то человеком. Лим не глупый, но временами ему всерьёз становится неинтересно вечно вести себя по-взрослому. Часто спотыкался о воздух, когда поднимался по лестницу, и когда люди ставят подножки. Вроде бы его очень сложно обидеть, но зато легко заставить почувствовать себя отвратительно. Ненавидит рассказывать людям о своих проблемах, они не обязаны о нём как-либо волноваться.       Когда мальчишки ушли с туалета и оставили его одного, то парень закрыл уставшие глаза и хрипло вздохнул. Это было невыносимо. Он просто хотел поделиться своими чувствами, да даже если и не было взаимно, то остаться знакомыми на хорошей ноте. Чхан часто задавался вопросом, почему дети такие жестокие. — Так и будешь лежать на полу? —вынимает из многочисленных размышлений его невзрачный голос. Он приподнимает отяжелевшую голову, чтобы на автомате послать кого-то, пока не видит девушку с недовольным лицом. Она протягивает ему ладонь с неким пренебрежением и говорит: — Я слышала, как эти полупокеры обсуждали тебя. Хреновое чувство. Пошли им отомстим? — Ты кто вообще? —поморщился он и неохотно протянул ей руку. Девушка, на удивление, легко полняла своего собеседника. — Шизофрения твоя. Какая к чёрту разница кто я? —хмыкнула, — Давай им в сок слабительного подсыпем. Или того хуже — нажалуемся. — Не стоит, —отряхиваясь, пробормотал Лим и покосился на девушку, — Так кто ты? — Неважно. Не обязана говорить, —она поднимает голову и видит, как сработал датчик на потолке и оттуда полилась вода, считая их двоих как за источник будущего пожара. Вода стекала по ее волосам, оставляя разводы на куртке, превращая макияж в ужасную мазню на бледной коже. — Ты в мужском туалете, —отметил глухо он. — И что? —буркнула, — Так ты отблагодарить меня хочешь? —отмахнулась робко. А он бы с радостью отблагодарить её, но как только он собрался сказать что-то дельное, так её тень исчезла за углом раздевалки. Чхан пошёл за ней и больше не видел никогда. Кажется, после этого он мельком услышал сплетню, что та толпа парней была кем-то избита, а всякий раз, когда видел того самого новенького, то ловил беспокойный взор. А Лим и не понимал в чем дело, он к этому случаю и не имел никакого отношения, разве что стал жертвой.       С тех пор ему приходилось крайне трудно в жизни, но часто слышал в свою сторону «а кому сейчас легко?» и молча уходил от этих людей. Потому что не видел необходимости слушать это, желание глотать говно не было и не хотелось преобретать. Лим Чхан никогда не желал никому зла, он совершенно не такой человек, и на мир не обижается, но бывают такие моменты, когда хочется буквально каждого нахер послать. Юноша ссылает это на плохой день и начинает размышлять о том, что завтра будет лучше. Он так искренне верит в то, что когда-нибудь станет счастливым.       Может быть, со временем станет. Может быть, у него за спиной будет надёжные друзья, близкие люди. Но тогдашний Лим совершенно не подозревал, что когда пересечется в студии с Хео Данби, то его жизнь покатится в совершенно другую сторону. Сторону, наполненную страхом, ужасом, болью, непониманием, но при этом новым приключениям, выхода из зоны комфорта, переосмыслением жизни.       Нынешний Лим не жалеет. Ни за что. Он не жалеет, что встретился с Данби и она затянула его в свою убитую жизнь. Чхан счастлив этим моментам, и сердце начинает потихоньку привыкать ко всем этим людям и отпускать прошлое. Наверное, так и происходит лечение души, а может быть, всё было дело в голове.       Ощущает, как в углах глаз скапливается мокрота предательская, однако наружу не рвётся, оставаясь дискомфортом и расплывчатой пеленой на глазницах, смачивая красные следи лопнувших капилляров. До скрежета зубов терпеть не может ворошить прошлое излишний раз, в своей и без того поганой нынешней жизни, когда всеми силами иссякающими, цепляется за способы заработать такую простейшую вещь из грязных бумажек, как деньги. Лучше ведь испускать жалобный вой в особняке опрятном, нежели в стенах прогнившей древесины, что по швам скоро идти могла, впуская сквозняк в серое ляденящее помещение.       Изумрудные драгоценные камни глаз, опускаются к столу и паре керамических тарелок, одна из которых пустовала помимо остатков размазанного клубничного топинга, в то время как вторая почти не тронута была с несколькими ещё тёплыми оладьями. «Чёрт побери, да как ты это делаешь? У тебя руки то из нужного место, то будто из жопы. Фиг поймёшь когда и какой случай будет»—отдаётся звонкий женский голос в голове, с болезненной пульсацией от перенапряжения извилин, что звучал на кухне считаные минуты назад от уплетающей десерт младшей Хан, которая покинула дом ровно так же, как и его владельца. Простым дуновением, оставляя одиночество обволакивать мужское тело со всех сторон, порождая желание в колубок свернуться с поджатыми коленям и все мышцы сжать изнутри, словно в попытках исчезнуть самому без следа. Имел Лим дурную привычку с детства, зарываться под хлопковое одеяло с головой без единого проскока свежего воздуха, удушая себя даже в жаркое лето духотой жаркой, да утыкая покрасневший нос то от мороза, то от слёз непрошенных, в чашечки коленные и в попытках согреть его как всё остальное тело.       Юноша брови к переносице теснит и веки в дрожи прикрывает плотнейше, испуская с губ рванный выдох, однако так называемая идилия долго себя не держит, когда тишину обрывают резким шумом. Вскрик. Грохот. Все звенит в чувствительнах барабанных перепонках эхом мерзким, от чего уши дёргаются отрешённо от всей головы, а глаза медленно разлипаются со скоплением липкости за короткий срок их закрытия. — Только не псы или бомжи, блядский рот, —ругань цедит сквозь скрип зубов с непризнью не скрываемой, в то время как руки уже моментом умело обхватывают кожаную куртку с петель в прихожей, а следом и металлическую ручку двери, позволяя прохладному воздуху теперь без препядствий обдать бледное лицо молого человека прохладой уличной. Чхану всегда казалось что бабушкин район был куда спокойнее всей Кореи, куда более умиротворённым и приятным для такого мальчишки как он, а соседи либо доброжелательно относились ко всем своим, либо все дружно осуждали одну особу из новенького дома в их районе, которая кажется даже всех детей раздражала так же, как и они её. Клин клином, как поговаривали все вокруг. Он каждый раз хохотал в стороне, грея уши возле лавочки во дворе их, где сидела подруга бабушкина вместе с ней самой, иногда зазывая к ним в компанию дедушку, которому приходилось отрываться от дел с обустройкой собачьей будки и выслушивать саркастичные просьбы от жены сиаренькой из разряда «давай у неё от дома доски скоммуниздим к будке, а ей в обмен над дверью приделаем вывеску «осторожно, злая псина»?». А старик только присвистывал и у виска крутил, кивая внуку, пока тот улыбку растягивал довольную в ответ на шутки, а бабушка хлёско подзатыльник отвешивала мужу при помощи мухобойки, которою ей же подруга подала точно так же, как и пару карамельных конфет в руки Чхана. Вот только это отличалось от нынешнего одним разрывным словом «прошлое», от которого за сегоднящний день уже кажется голова окончально отвалиться готова была, а дедушкино вечное предложение «давай отрежем» на болючую часть тела, не казалось такой плохой идей сейчас. Однако на деле может разве что встряхнуть лохматой головой с выбившимися прядями смольных волос из хвоста, что назойливо лезли ко рту и в глаза, из-за слабого ветра по серой улице с жалким освещением в несколько фонарей, свет которых то тускнел, то моргал из-за отсутствия рук электриков в нужное время. Чувствует, как следующий шаг мешает сделать что-то мягкое и тяжелое, от чего взгляд приходится опустить к асфальту дорожному и зацепиться за тёмную макушку сальных волос, вместе с помятой одеждой цвета тёмной дубовой коры, что украшалась серыми следами грязи и… бордовыми мазками. — Мужик, у тебя всё в норме? Хули разлёгся? —доброжелательностью от голоса зеленоглазого не веет ни на каплю, уступая место высвобожденной наружу раздражительности, судя по всему и вызванной из-за не самой приятный незнакомой личности в ногах. Лим хотел было на корточки опуститься, склоняя голову в бок ради интереса или приличия обычного, но не успевает и колени согнуть, как лежачий стон протяжный и воющий издаёт, при этом всхлипывая да шмыгая носом жалобно до мурашек, пробежавших под лёгкой тканевой накидкой брюнета. Вонь перегара вбивается в ноздри, заодно со слабыми металлическими ароматами, от чего зеленоглазый нос морщит по инерции, когда замечает что тело перевернуться пытается и увенчая свою попытку успехом, оказывается не столь взрослый парень припадает спиной к асфальту, пока полу-открытые глаза туманно смотрят только в небо чернеющее. — Какого лешего…—лицо лежащего хоть и были украшено не едиными побоями, а сам он был явно не в себе даже для простого ответа на вопрос, однако черты всё же сохранились и спустя прошедшие года сладкого отчуждения от этой знакомой физиономии в том числе. Нахождение узнаваемого хулигана со школьных годов, трезвоном только било по голове Чхана о том, что от прошлого никуда не сбежит при всем желании, а грубые руки омерзительным следом напоминания оставались на затылке. Вот только ныне те руки, окунающие когда-то темную макушку юноши в унитаз, хлёсто припечатывающиеся ударами в кружащуюся голову изо дня в день, теперь с виду не казались способными даже на простое поднятие собственного веса конечностей. Спустя мимолётные секунды, бывший одноклассник и вовсе утерял нити связи с реальностью, погружаясь в отключку с гущиной боли, от куда только она могла поступать. — Тэхун? —единственное, что срывается с уст брюнета, как нефритовые камни глаз с суженными зрачками до невозможности, упивают взор в пару силуэтов вдали, у одного из которых блестит рыжая копна волос под слабым светом фонаря, а блондинистые отголоски цвета у второго еле видны из-за его попадания под тень. Однако и этого ему хватает при учёте плохого зрения, дабы без особого труда узнать, какой блондин сидит с поднятой головой к нависающей тени тхэквондоиста. — И что по итогу? —спрашивает столь просто, удерживая собственный телефон ближе к уху, дабы слышать девичий голос по ту сторону связи в полной мере, пока подошва старых конверсов лениво шоркает по поверхности бетонного бордюра. кажется, у девушки возникли какие-то странности в плане здоровья и далеко не в простуде, а в стабильности органа половых губ. Безусловно это могло казаться дико, когда Хео спокойно лопотала о каких-то воспалениях в тех местах, предполагая варианты по их возникновению или лечению различными способами. Однако Сон спокойно выслушивал её возмущения, до абсурда доходящие моментами, не ведя и бровью, пока медленные шаги его длинных ног следовали по еле проглядной дороге сквозь слабый свет фонарей на ночной улице знакомого района. — Я конечно не гинеколог…—его прерывает женский голос с продолжением фразы «но по твоему это пизда, да?», на что рыжий кивает по непонятной причине, когда собеседница из телефона этого увидеть не могла, но знал почему-то, что та словно чует эти мелкие жесты. И не спроста, потому как-то было скорее ещё цветочками, прекрасно имея осведомление о возможностях этой жёлтоглазой дамы, которая не перестаёт заставлять каштана задавать самому себе вопрос, как вообще попал под её влияния притягательное. — Ага, во всех смыслах, —юноша хмыкает и продолжает уже говорить предложение о записи к нормальному гинекологу, хотя оба человека понимают замечательно и даже имеют опыт с такой вещью, как записи и очереди к медикам любой сферы. Тэхун мог бы заикнуться о её матери, но и сам знал, что Данби лучше себе член отрастит, чем воспользуется методами Лан, которая и сама не так глубоко углублялась в половую сферу в свои студенческие годы. По крайней мере отсушенные члены у трупов, можно было ликвидировать и без обширных знаний. По итогу их диалога Хео не находит ничего лучше, кроме как для начала подождать, а потом искать выход из полной ямы, как это обычно и происходило в её случае. Тэхун сейчас себя при всё желании ударил бы хлёстко ладонью по лицу, однако воздержался и выдохнул раздражённо, прежде чем уловить слухом последующие слова: — К слову, вместе с этим и менструация началась. Меня будто ебут во все щели хуже, чем вся моя жизнь. Хотя куда ещё хуже, —она растягивает каждое слово как мёд приторный на слуху, портя все мелодию только лексиконом и саободным стилем речи, не находя никакого смысла говорить излишней скованностью с ним. — К чему клонишь, ягоза? — Не отказалась бы, если на пороге появились прокладки и тампоны. Фирмы и капли как обычно, —так выкинула требования, будто это было чем-то рутинным и самому Сону не требовалась дополнительная информация, хотя кто сказал, что она ему в самом деле была нужна. — Ясно. Всё равно с чуханом за сигаретами пойдём, захвачу. Но не думай что даром. — Меня дома нет. Зато есть две бутылки пива и компания моей матери. вы найдёте что обсудить, зная вас.       «Или кого», возможно, Хео было бы легче, если бы Лан сама всё взвалила на Тэхуна и девчонке не пришлось бы объяснять, почему она сразу не сказала о многих последних вещах ему. И не будет отрицать того, что ей не было бы легче, если сейчас мать могла на кого-то опереться и возможно поплакаться при всём своём доверии к Сону, зная этого сорванца с пелёнок, пока сама дочь сиганула прочь из дома, думая первым делом о своих чувствах после произошедшего с отцом, а не о втором родителе. Старшая Хео не могла винить ту за это, никак. — И где ты шароёбишься опять? — Не опять, а снова. Потом расскажу. Клянусь.       Хоть и говорила Хео ровно без запинки или сбивчивости голоса, однако и без этого молодой человек чувствовал остататки неприятные, что у неё, что у себя. Имел бы возможность, то может и докопался бы куда глубже до истины, вот только сейчас по телефону, это было самой бесполезной затеей и легче взаправду казалось дойти до дома матушки после Чхана, чем что-то выпытывать в данный момент из ее дочери неугомонной. — Тебе клятвы доверять нельзя.       Он шумно выдыхает через нос и вбирает в него холодный воздух, от чего шмыгает непроизвольно, вслушиваясь в щёлканье зубов из трубки телефона, но сам в ответ на звук лишь цокает языком. Уши в полной мере закладывает вакуум с женским голосом, отстраняя каштана от реальности на короткий срок времени, прежде чем его вынужденно отрезвляет громкий звук харкания и следом плевка, как карие глаза без былого спокойствия поднимают взор в сторону гаражей. Небольшая толпа зевак и местных нарушителей тишины, бурно вели обсуждение непрйми чего, что даже слова было трудно разобрать с их кривой речи из-за пьяного угара в организме каждого, хотя банки алкоголя в их пуках говорили о том, что останавливаться на этом они не собираются. Неприязнь к сброду сочилась из всех щелей, когда карие глаза с недовольством следили за любыми их действиями, прежде чем пройти без следа мимо, оставляя это позади, для примитивности ночных районов. Хео давно сбросила звонок с прощальными словами, а потому юноша собирался убрать гаджет в карман, однако это действие прерывает чужая рука, что грубо обхватило мазольчатыми пальцами бледное запястье тхэквондоиста, от чего тот моментально руку дёргает на себя, вырывая конечность и обращая внимание на смельчака. Челюсть смыкается с хрустом, а верхняя губа косится от мерзости, после того как в обоняние ударяет вонь перегара моментально, мешаясь с запахом мужского пота и какой-то тухлятины продуктовой. — Закурить будет, чувак? —с кривой жёлтой улыбкой спрашивает один из парней, с натяжкой пытаясь показать дружелюбность ради своей выгоды, пока позади только и галдели без конца остальные из компашки, порождая чесотку в кулаках Тэхуна. — Не будет.       Огрызается рыжий, без какой либо приятной ноты, когда внизу раздаётся знакомая вибрация, рассыпающаясь осколками по всей руке от смартфона и заставляя владельца на автомате голову к нему метнуть, вот только уже не на что. Наглые умелые пальцы с другой стороны обхватили боковины техники, вовремя выуживая её из ослабщей хватки, когда вор делает несколько безопасных шагов назад, не позвляя себя атаковать. — Хей! Ребят, да в нас тут встреча со старыми друзьями намечается. Гляди, —давит ядковито тот, что выкрал имущество и протягивает телефон победно другому блондинистому парню, который казалось был повыше остальных на пару сантиметров, но с более худошавым телосложением.       На тёмном экране ярко горела белая надпись звонящего контакта под именем «Чмоня🧪», а круг аватарки высвечивал легко узнаваемое лицо даже спустя года, хоть и широкая улыбка на устах зеленоглазого здесь — была будто чем-то инородным или редким в памяти. Белокурый бровь выгибает, задерживая внимание на бледном лице со смартфона и параллельно замечая собственное отстранённое отражение поверх, прежде чем нажать алую кнопку сброса исходящего вызова. — Нет необходимости. Зачем он нам? — отвечает Бонг-Джу бесстрастно, прокручивая в голове мотки воспоминаний, связанных с бывшим одноклассником, навечно ставшего мишенью после того злополучного случая с концами, даже по сей день имея необъяснимую удачу натыкаться на их компанию. Однако на свои слова не слышит ничьего голоса после, порождая в груди подозрения склизкие, как блондинистая макушка поднимается и собирается устремить свой взгляд на товарищей, но заместо этого встречается в дюймах от грязной рельефной подошвы чуждой обуви. Мощный удар, точно под прицелом врезается в носовую перегородку молодого человека, вынуждая назад отшатнуться секундно и лишь равновесие оставить при себе, против падения унизительного до чёртиков. Он за нос хватается, из которого кровь выступать начинала моментально, а глаза фокусируются на собственных ногах внизу и тут же к собственным кроссовкам отлетает знакомое тело одного из своих друзей. Кашель того с каплями алой биологической жидкости, марает чистую обувь блондина, от чего тот бы возмущение хоть какое-то выдал, будь ситуация иной. Телефон больше не звонит не только из-за сброса звонка, а из-за разбитого экрана при падении из рук, однако парню до этого дела не было. Не его устройство — не его проблемы.       До поры до времени.       Потому как на смартфон опускается чья-то нога, вдавливая осколки ещё сильнее и кажется доламывая технику окончательно, если раньше и был шанс о починке. Он наконец голову поднимает, хоть и с лёгким трудом из-за головокружения от одного удара. Одного грёбанного удара? Это всё казалось какой-то тупой шуткой приятелей, если бы они же сейчас не валялись и сами где не попади, не имея даже банальной возможности встать. Алкоголь с том числе делал своё. Говорила мать меньше злоупотреблять этим с друзьям, говорила о плохом примере, а тот всё мимо ушей с каждым годом всё больше пропускал. Последнее, что чувствует, так это подножку нелепую и детскую, которой в полной мере хватает для глухого падания на задницу с шипением протяжным, прежде чем тень очерневшая окутывает силуэтом нависающим. — Да это чёрный пацан геюга и пидор отбитый! Каким был в школе, таким и остался! У него от звания мужика один член в штанах. Ты его видел вообще? А себя и нас?! Мы хотя бы НОРМАЛЬНЫЕ, —слышит последним хриплый крик одного из друзей, за что того без промедлений затыкают очередным размашистым ударом и Сон сквозь зубы цедит следующие слова желчью. — Мне до пизды о его предпочтениях и до пизды кто вы.       Бонг-Джу не соглашается. Не хочет соглашаться со словами рыжего и хочет как минимум сохранить собственную безопасность, без раздумий выкидывая слова о том, что Тэхун ничерта не знает о Лиме и какой тот кусок дерьма, когда сам он по его скудному мнению — знал его. Знал каким он был странным, но временами и правда приятным собеседником. Однако знал ли он что-то, помимо его чувств и отношения к нему? Знал ли он что-то именно о нём самом?       Становится слишком поздно, когда на ногу в районе лодыжки зажимают, а чужая ступня вдавливает плоть с костями в каменную дорогу, мешая шорох с хрустом костей и вскриком мужским, что тут же схватился за собственную ногу в бесполезных попытках высвободиться. Нога и без того была повреждена на последней тренировке по волейболу и врач сказал не беспокоить её как минимум около недели и всё станет нормально. Может и стало бы, но не теперь, когда мокрая пелена застилает глаза то ли от боли неописуемой, то ли от обиды. Обиды. Было ли так же обидно Чхану или это было чем-то совершенно иным?       В конечном счёте над ухом раздаются слова сквозь зубы с пониженным тоном из гортани, о вопросе есть ли у него монета по 500 вон, вызывая нескончаемый табун мурашек по затылку, заодно с животным страхом за свою жизнь впервые столь ярко. У Лима мозг не так хорошо работает, как должен был сейчас, а потом вместо быстрого рывка к парням, он лишь шаги медленные делает, растягивая собственные действия до крайности невозможной. Шагает так беззвучно и глухо, что никто внимания не обращает на него и это позволяет спокойно разглядеть картину ближе.       Это не было унижением, это не было бумерангом жизни или что-то в этом роде, во что брюнет не верил-то особо по серьёзу. Это было простое, в каком-то ключе заслуженное, истечение обстоятельств для них.       Когда замечает, как каштан его ногу освобождает, от чего вопреки всем ожиданиям блондина, агония становится только больнее, а не легче, то тот может лишь схватиться за лодыжку крепкой хваткой и головой совсем припасть в колени свои с единождым всхлипом. Картина казалось жалкой, а порождающее удовлетворение под рёбрами от этого, будто было неправильным, однако долгого времени на раздумия не предоставляют, когда барабанные перепонки разрывает инородный вопль. Казалось слишком поздно замечает одного из одноклассников, что настойчиво собрался атаковать зеленоглазого голыми руками так по наивному, хоть и к счастью или сожалению имел приемлимое телослодение, но слишком был измотан физически. И всё же секунды текли моментально, не смея отсрочивать неизбежного столкновения. Быстрее отрезвляет прохлада металла, касающаясь тальной стороны ладони и вынуждающая поднять изумрудные камни глаз к тхэквондоисту, что рывком протягивал брюнету погнутую желузную трубу с обнажённым оскалом на лице, без каких либо комментариев. А они и не нужны, как длинные пальцы цепко хватают подручное оружие и моментального замаха хватает точно на миг, прежде чем раздаётся звонкий хруст массивного удара, прямиком в мужскую голову нападающего. Падение тела становится беззвучным по сравнению с остальным ранещним шумом, а в ушах продолжает звенеть только хруст и хруст, от чего хотелка хрустнуть собственными суставами пальцев в разминке, по чистой случайности увеличилась. — Хорош.       Смешок каштана притупляет теперь и хруст, едко заседая в черепной коробке остатком, пока руки медленно обвисли вниз, удерживая ржавую трубу на последних кончиках пальцев, не позволяя выскользнуть с концами из потных ладоней. Тёмная чёлка прилипала ко влажному лбу, да в глаза лезла, перекрывая слегка обзор на изуродованную физиономию лежачего, без скорой возможности очнуться из пучины страданий физических, но это мало интересует сейчас. Как и знакомый белокурый в стороне. Чхан чувствует всем своим проклятым нутром, прикованный взор к нему не отрывно, с нотами какого-то сожаления и ненависти одновременно, которые мешались в кашу у бывшего новенького, по отношению что к брюнету, что к его дружку рыжему. Карьера волейбола потерпела крах по одному щелчу пальца или сустава ноги и возможно он имел право на понимание, однако никак не на оправдание или сочувствие в нефритовых очах, полных небывалой прохлады, характероной дуновению весеннего ветра вокруг. — Долго в облаках летать будешь? Пошли, до магазина надо, —только звук зажигалки отрезвляет Лима, вынуждая оторвать прилипший взгляд от бывшего одноклассника и почувствовав опаляющее тепло на кончике носа, заметил зазжённое плямя в паре сантиметров от собственного лица. Юноша пересекается почти сразу с карими глазами, которые на вид не особо-то выражали ни агрессию, ни забаву, ни отвращение ныне, лишь изучая досканально каждую черту бледного лица. Выключая зажигалку и всовывая ту в карман, следом за сломанными остатками телефона, тхэквондоист мимо проскакивает с поднявшимся воздухом, расстягивая походку в медленную и плавную, на пути прочь, в ожидании когда второй за ним подоспеет, зная что так и будет.       Думать о сбросе звонка ранее, уже и смысла не было, всё стало куда более понятно, хоть и вопросов оставалось не мало, но заикаться зеленоглазый о них не стал, отпуская их одновременно с тяжёлым металлом в руках. — Постой.       Не намеренно с какой-то нотой мольбы выдавливает хрипотой из себя, за всё молчание во время происходящего, обнажая собственную уязвимость в секунду сменчивую, прежде чем в пол оборота развернуться на пятках и отбрасывая надоедливые волосы назад, последовать широкими шагами вдогонку за силуэтом природнившимся. Пальцы с силой в треморе подступившем ухватываются за предплечье в джинсковой ткане джинсовки, вжимая чёрные ногтевые пластины без возможности отпустить того. Он щекой бледной прижимается к шершавой джинсовой ткани на плече каштана, да так плотно, что алая чужая кровь, пропитавшая джинсовку, медлительно ползёт по коже лица Лима, марая чистейшую ранее скулу с линией подбородка. Сам пропитывается коротким мгновением не хуже, где-то под черепной коробкой оставляя произошедшее под навесом памяти на долгие года, когда на душе вновь и вновь разгорается частица той надежды в людях, коей не хватало раньше как кислорода. Люди то ещё дерьмо, отрицать будет пожалуй самой бесполезной затеей, однако некие факторы всё же порождают отличия между личностями, благодаря которым почему-то такой фактор как человечность — отсутствовал у многих, с виду приятных особ. Вот только у импульсивного, агрессивного и чёрствого хулигана, с рыжими взъерошенными волосами от дуновения ветра, который по сей день мог сниться не первой единице в мрачных кошмарах встреч — этой вещи было предостаточно.       Был ли Сон подсознательно рациональным и слишком кропотливо скрывал свою собственную душонку, когда на деле голодал даже от простейших прикосновений, имея жадную причку тактильности и брюнет непризнанный вундеркинд из детских загадок, раз замечал это настолько открыто? Или же Чхан сам был в числе тех, перед кем тхэквондоист не имел желания уже что-либо скрывать, зная замечательно натуру близкого товарища, а замеченные складки морщин на уголках губ, только напоминают Тэхуну о их происхождении, из-за больно частой растянутой улыбке или усмешке на устах зеленоглазого.       Может, они и к лучшему.       Может, он снова спустит стёб про его старость.       Может, мечты быть кем-то большим для кого-то, ныне не столь пустозвонны для Лим Чхана. — Ты ж никак ремонт у себя сделать нормальный не можешь, —не столь подходяще начинает рыжий, сменяя тему с одной на другую, перед тем как продолжить. — Проще говоря, папа подгонит некоторые материалы и инструменты, хотя молотков и подобной у белиберды у тебя самого вдоволь. В общем пол сделаешь себе нормальный, пока ни я, ни кто ещё не провалился в него как в ад, —заключет наконец говорить, почесывая затылок, когда замечает притупленный взгляд зеленоглазого в никуда, словно заевшего на многвение от этих слов. Однако долго это не длится, как звонкий искренний хохот брюнета заполняет ночную тишину целиком, раздаваясь местами эхом от домов по линии пустующей дороги. Сон бровь вопросительно выгибает и с нескрываемым недоумением уставляется на друга, который костяшкой пальца утирает выступающую слезинку в углу глаза от смеха ярого, пока смешки продолжают слетать с губ. — Шутка про то, что ты мне сам полы сделаешь — больше не шутка? —подпихивая логтём бок тхэквондоиста, издёвкой заявляет Чхан, от чего тот фыркает напыщенно и что-то ещё бубнит про идиотизм его и что это единоразовая акция, а у юноши от этого только шире улыбка расползается до жути глупая и простая. — Спасибо, правда.

***

      Дахён не афиширует сильно, но откровенно замечает за Су то, что он едва ли на взводе. Стоит только потянуть за ниточки, как начнёт рваться по швам в сомнениях и неуверенности, которое скрывает за маской сарказма и равнодушия. Среди них самый чёрствый сухарь это одногрупник Данби. Всю дорогу, пока они обсуждали предположения всяческие, Керри то и дело, что кидался фактами и суровой реальностью, нежели Хео, которая с довольным лицом смотрела вперед. С экипировкой нужно будет решить самому Паку, ибо брать в участке — себе дороже, там всё на счету. Желания писать отчёты и чтоб потом всё это вычли из зарплаты нет никакого. Поэтому он привёз всех троих к себе и достал с самых запыленных закромов старые, отцовские экипировки. Где только не был отец, даже армейская форма идеально лежала в шкафу. Данби уж не стала все разглядывать, накинула на себя то, что не было ей на три размера больше, и поняла, что выглядит во всём этом одеянии как в мешке. Из гардероба Су она выцыганила старые джоггеры, флисовую куртку в оттенке размаханного хаки и бронежилет. На самом деле, одеяние для неё это непривычное очень сильно, а когда её глаза упали на удивленного Данте, то спросила его: — Что? — Можешь отвернуться ради приличия? —прищурился юноша. — Боишься, что засмею твои белые труханы с сердечками? Не ссы, я давно о них знаю, —отмахнулась так, словно от назойливой мухи, и даже бровью не повела, когда староста шумно закашлял и покрылся временно пунцовым оттенком на лице, — Мамка подарила? — Иди к чёрту, —ворчливо прогундел юноша, отворачиваясь от нее, — С тобой невозможно вести конструктивный диалог, просто отвернись. Я не привык к тому, что нужно переодеваться с девушкой тут же. Прояви уважение. — Ты всё ещё считаешь меня девушкой? Ужас, —театрально охает и отворачивается от своего одногрупника, — Я тебя мужиком-то не считаю, так что можешь не бояться, что я тебя прижму к стене или что-то типо того. У тебя интимные отношения с кофе в вагончике и документами Су. Не мешаю вашим отношениям.       Даниэл старается не огрызаться с ней. Не потому что ему нечего было сказать на этот счёт, а просто не видел в этом толк какой-то. В каком-то смысле, её слова имели вес. Ему часто приходится работать с документами Су, чтобы ему было чуточку легче, да и сам набирается опытом. Одежда Пака ему была чутка великовато, но жаловаться особо не планировал, потому что здесь главное безопасность и удобство. — Данте, —отозвалась Хео. — Ну чего? — Спасибо тебе большое, что ты со мной в участке. Да и за многое другое спасибо, чтобы я без тебя делала только. Этот дурдом я не пережила бы, —говорит. — Мне без разницы, где практику проходить, —отвечает не раздумывая, — Но должен признать, с тобой здесь быть чуточку веселее, чем с теми же одногрупниками, которые как слепые котята — ничего не понимают и делать не хотят. Ты конечно тоже халтуришь, но хотя бы на деле хреначишь. — Каждый раз удивляюсь, что ты ругаться умеешь, —она честно подмечает это и пытается вспомнить все моменты, когда только Данте ругался. Это было не так часто, но если и редко, то метко. Данби давилась смешками всякий раз, когда слышала от него мат. Он напоминал ей иногда нежного аристократа, который после этого садится на корточки и допивает острую жидкость с лапши быстрого приготовления. — Язвишь? —поворачивается к ней, закрепляя на своей талии поясную сумку. Парень даже взгляда на неё не понимает, а говорит куда-то в пространство. Разводит руки в стороны и крутится вокруг своей оси, да внимательно оглядывает себя в зеркале, пока не раздался в комнате визг и последующий громкий шлепок. Данте подскочил, схватился ладонью за горящую от боли ягодицу и зарычал: — Да ты совсем охренела?! Больно же. — Чтоб не втыкал, —гордо подмечает, надевая на свои руки огрубевшей стороной тактические перчатки. К ладони плотно прилегала мягкаяи ткань, от которой было одно удовольствие касаться и ощущать. Данби отходит назад и поднимает перед ним ладони, да пытается сдержать детский смешок, — А то расслабляешься со мной. — А должен быть напрягаться? Что за логика? Точнее, отсутствие её, —поморщился, впуская свои намозоленные пальцы в копну своих сероватых волос, что отливались плановым блеском на свету.лобок Свободной рукой он вынул из кармана нож и привычным приемом раскрыл длинное, узкое лезвие, — Не любитель я ножей.       Выбив из его рук, произнесла Хео и приставила лезвие к шее парня, дав почувствовать остроту. Не выпуская рукояти ножа, состоящей из двух половинок, она заглянула в глаза старосты, который даже не пошевельнулся и не отступил. — Оставь это, —он наклоняется в сторону, аккуратно ребром ладони убирая от себя холодное оружие, — Не балуйся ножами, порежешь и себя, и меня. А мне на пары ещё ходить. — Я умею обращаться, —щурится в неком презрении от такого безэмоционального комментария на такую спонтанную выходку, — Мне от отца…—осеклась, — Катана осталась. Хотя, признаю, был в детстве несчастный случай, когда я навредила ребёнку, но это было случайно. Хотя я какое-то время шастала с ним и это было нечто обыденное, родное. — А что сейчас? Ум появился, что нельзя с собой таскать острое оружие с лезвием более девяти сантиметров? —девушка поморщилась, едва заслышав начало этой реплики.       Натягивает на лицо самую доброжелательную улыбку и старается не подать вид. Чуть склоняет голову в легком кивке, вместе с тем пристально наблюдая за парнем. Даниэл галантно исполняет поклон, тут же выпрямляясь и засовывая руки в карманы. Керри прикусил изнутри щеку и размышлял над тем, что хотел сказать. Он видел её на ринге, и может смело сказать, что если она будет ходить на такие вылазки с катаной, то участок будет не очень рад, но почему-то его язык повернулся сказать: — Наверное, у тебя хорошо получается парировать катаной.       Данте слабо улыбнулся, на что та закатила глаза, уже подумывая прямо сейчас и забрать с собой этого наглеца. Нельзя же так говорить, он совсем не знает, через что с этой катаной прошла и что испытывала. — Что за совещание? —доносится хриплый мужской голос, и Данби едва ли не афиширует «да хватит вам всём сзади подходить, фетишисты», но форма не дает права ругаться просто так.       Су клацает языком, увидев на лице желтоглазой недовольство, тут же с сомнением морщит нос. На долю секунды кажется, что этот полицейский хуже Чона Ву временами.       Он выглядел в этой официальной форме копа так солидно, так официально, одетый с иголочки, что враги наверняка пожалеют его убивать из-за одежды. Ну прямо идеальный товарищ полицейский, любо дорого смотреть. — Раз болтаете, то наверное готовы, м? —отмечает Пак, окинув первого и вторую взглядом, умоляющий собраться наконец с мыслями и не отвлекаться, — Вам нужно ознакомиться с общим раскладом, с планировкой здания. У меня есть план. — Фу, а я думала мы будем импровизировать, —театрально закатила глаза красноволосая и прочистила горло, — Мистер Пак, ну вы прямо хватку теряете — план придумываете. Выглядишь прям «not hehe». — Это всё очень смешно, но давай не язвить, у нас не так много времени. Возможно, отец ещё жив. Если информация Дахён достоверна, то я проиграл спор и должен ей две тысячи. Поэтому давайте быстро с этим разберёмся и убедимся, что там нет генерала. — Я тебе два косаря в долг не дам, —отошла в сторону Хео. — Я тоже не дам. Я живу на святом духе, кофе и сигаретах. Вы хоть видели порядочного студента после пяти пар дисциплин, которые поставил деканат? —повторил движение одногруппницы Данте и с подозрением посмотрел на старшего. — Да сдались мне ваши пожитки! Я вам что, попрошайка? У меня есть деньги, —обиженно надул губы и развёл руки в разные стороны, — То, что я у тебя, Данте, сигареты иногда стреляю, а у Данби мятную жвачку — не значит, что я у вас в долг деньги попрошу. — Сто пудово попросит, —косо зыркнула Данби на своего напарника, который молча кивнул головой.       Дахён всё это время была на кухне и пила довольно ароматный чай, название которого конечно не запомнила. Когда-то она позволяла себе пить только китайский зелёный чай и больше никакой, но сейчас время находить ту самую фирму чая особо не было, да и хотелось какого-то разнообразия. Девушка пролистывала ленту социальных сетей, стараясь не слушать беседу этих троих, просто потому что в этом не было необходимости. Она скучающе осматривает фотографии своих знакомых, на которых они счастливы со своими вторыми половинками, а Чанг думает о том, что это всё приторно-сладкое. А потом невзначай проскакивает мысль о том, не приторно ли у неё отношения с Су? А есть ли вообще эти отношения или она себе там всё надумала? Ведь они толком не встречаются, да и он как-то не предлагал. Была бы её воля, то сама поехала в те резервные здания, да забила болт на эти сборы ребят, но шанс того, что на неё не нападут — мал. Катастрофически мал. Её идеально убранные волосы в низкий пучок даже не топорщились в разные стороны, настолько кропотливо прилизаны, что хочется назло Чанг схватить за голову и растрепать эту композицию шевелюрную. На кухню заходит Пак, отмахиваясь всячески от детей, как от надоедливых мух, и переключает своё внимание на девушку, что элегантно расположилась за кухонным столом. Пока те «два полупокера» обсуждали и спорили между собой насчёт плана, он решил немного побыть в тишине. Замечает у себя яркую привычку разгружаться в тишине, либо подолгу молчать при ком-то. Часто его спрашивают, всё ли хорошо, а Су не знает даже что ответить, потому что нет верного ответа на этот каверзный вопрос. Белокурый садится напротив Чанг и упёрся коленками о её под столом, облегченно выдыхая изо рта усталый стон. — Ты им рассказал о плане? —не отрываясь от телефона, вдруг задалась Дахён вопросом. — Ага, как начали спорить друг с другом, посчитал оставить их. Лишь бы ничего не разбили, вроде взрослые люди, а как начнут…—закинул руки свои под затылок и запрокинул голову назад, задумчиво разглядывая выбеленный потолок, — Данби умеет в людях пробуждать разные стороны. — Пробуждает в других, чтобы свою подавить. Не самое хорошее решение, —отстранённо отвечает она, в бок полистав альбом из чужих фотографий, — Не мне её, собственно, судить. Ей не просто приходится, как и всем нам.       Хотелось возразить Дахён, сказать ей о том, что Чанг не испытывала того, через что прошли он и Данби. Они казались совсем разными, но временами так чертовски похожи, что до него не сразу доходит то, как их вообще судьба свела. Пак помнил её разбитое состояние, те бегающие глаза, которые жаждали устроить пожар в городе, но не могла по нескольким причинам. Обстоятельства сковывали ей ручонки умелые и из-за этого начинало по швам разрывать. Полицейский знает, каково это всё ощущать — весь грёбанный спектр эмоций, от которого тошнит по инерции. Ему бы выплеснуть букет из чувств, но не хватает ясности в голове. Су хочет рассказать всё Дахён, постараться донести до неё, что она не создана для него была. Не знает, как это деликатно сказать. На лице растерянность, пустота, разочарование. Мужчина блуждает между ними, что заполнили сознание. — Хочешь что-то сказать? —поднимает глаза свои из-под задумчивых бровей и поднимает одну из них в ожиданит ответа. А Пак как представит себе, что эта непоколебимая, бесячая девушка в слезах сидит перед ним, говорит о том, что он как был мудаком так и остался им. Смелости признаться ей в истинной проблеме не хватает сильно. Он хотел быть с ней честен. Она ведь заслуживает знать правду, верно? Чанг, несомненно, та ещё засранка редкостная, но водить её за нос и спать с ней из-за того, чтобы заполнить пустоту в груди тоже унизительно. — Не знаю, —мотает головой молодой человек, — Я скучаю по тем временам, когда мне не приходилось думать за кого-то, зная то, что отец всё скроет или решит. Хочется быть беззаботным идиотом, которого в участке не воспринимали за работника. Я скучаю…по Ву, Дахён. Очень…сильно. — Он был для тебя не просто напарником, но и другом, я понимаю, —кивает размеренно головой и накрывает своей разгоряченной ладонью ему костяшки, — Всё нормально. — Дахён…—опускает голову и срывается на хрип, на такой болезненный, что горло начало саднить, раздирать изнутри, — Я знаю, что мы через многое прошли, и наше общение в основном было из-за отцов, но многое изменилось. Я не хочу водить тебя за нос, потому что ты не заслуживаешь это, но я кажется слишком привязался к Ву, что, сам того не понимая, начал испытывать к нему чувства. Романтические эти блять. Он просто не вылезает из моей головы и когда мы с тобой в последний раз спали, я представлял себе…его. Мне неприятно это признавать, и ты можешь сейчас послать меня, но я не могу с тобой продолжать наши недо-отношения из-за всего этого. Я остыл к тебе давно. Слова режут душу такие ржавым, тупым ножом, оставляя вместо ровных полос рваную плоть, с которой капает алая кровь. Дахён молча слушала его и даже не перебивала, на удивление. — Я не хочу с тобой прекращать общаться, после смерти твоего отца ты как будто стала свободнее дышать. И я действительно рад, что тебе стало как-то проще жить, но не хочу этот разговор откладывать. Мы взрослые люди, я не желаю тебе зла. Да и…никогда не желал. Я всегда злился на себя и только на себя, —его голос холодный, словно противная сталь, которую не хочется лишний раз трогать, чтобы не вызывать новую волну мурашек.       Отвращение к ситуации. К тому, как посмел одной фразой разрушить все то, что они испытывали. А испытывали ли поистине? Чанг какое-то время молчит, не отводит глаза свои от него и когда ставит перед ним в сдающимся жесте ладони, спокойно шепчет: — Я давно это заметила, если уж быть честной. Сначала шутила в голове у себя, но потом стало несмешно. Я злюсь на тебя, на себя и на Ву. Завидую наверное ему, хотя, наверное, сейчас это глупо делать. Ты прав, многое изменилось, и я действительно благодарна тебе, что сознался. Я бы не простила тебя уж точно, если встречался из жалости, потому что заслуживаю лучшего.       Это не укладывается, слишком много мыслей. Тишина, тягучая усложняет ситуацию. С каждой минутой они становятся все дальше друг от друга. Чанг натянуто приподнимает уголок губ и протягивает ему ладонь свою вспотевшую, говоря: — В любом случае, я не жалею обо всём, что было. Мы вряд ли останемся хорошими друзьями, хотя кто его знает? Жизнь удивительная. — Я думал, что ты…ну…знаешь, —ему стало как-то легче, когда уместил в ответ свою ладонь на её, — Истерику закатишь, заплачешь, будешь ругать и тому подобное. — Вздор. К чему весь этот спектакль, если сердце твоё принадлежит другому? На самом деле, я уже сама начала остывать потихоньку к тебе, но всё думала, что это из-за наших работ. Не хочу трепать друг другу нервы, я устала от этого за годы. Сам знаешь же. — Впервые наверное говорю, но спасибо тебе, Чанг Дахён.       Так хочется его ненавидеть, винить во всем и обижаться, но девушка просто не в силах этого сделать. Кажется, что так будет проще справиться со своими чувствами. Вместо яркой и разрывающей ненависти, внутри разливается понимание ко всему. Не винит ни его, ни себя. Так, наверное, действительно лучше. Дахён уважала выбор Су, как бы странно ни звучало. Они, несомненно, ругались часто между собой и оставляли после всё вспоротые раны, ждали друг от друга малейший намёк на слабость, чтобы накинуться и насыпать горсть соли. И сейчас, вспоминая обо всём этом, Чанг не могла не вспоминать это с мимолетной улыбкой. — Я почему-то вспомнила случай в баре, когда до меня докопался мужик с соседнего стола, —вдруг тактично решила перевести тему разговора на что-то более приятное, ностальгическое. Су натянул свои уголки губ и лениво улыбнулся, окунаясь вместе с ней в одно из воспоминаний: белокурый схватил первое, что попалось тогда под руку. Оказалось ближайшим вешалка на железной подставке. Пьяный в угар мужчина не ожидал атаки и упустил шанс уклониться. И Пак не дёрнулся, если бы тот не позволил себе шлёпнуть ту по заднице. Он со всей силы, которую старался не афишировать, двинул усатого мужлана в пиджаке вешалкой. Удар прилетел стремглав в грудину и отбросил того к дальней стене заведения. Сползая по стене, человек ухватился рукой за тумбочку и опрокинул на себя вазу с восточным орнаментом. Чанг тогда ещё жалобно смотрела на эти осколки чудесного сосуда, возмущалась на то, что портят такой шикарный объект искусства. — Ты конечно сама вызывающе одеваешься, но это не даёт ему права трогать то, что ему не принадлежит, —скрестил руки на широкой груди Пак. — Обалдел? —шикнула девушка, — Это я-то вызывающе одеваюсь? Как хочу, так и одеваюсь. Думаешь, я наряжаюсь для таких уродов?! — Не спорю, но такие, как он, думают иначе. К сожалению, несомненно, —поджал тонкие губы в кривую линию. Вспомнил ненароком, когда в баре вызвали охрану, как Су ворвался во в женский туалет вместе с оощущая спиной погоню. От них шарахнулись девушки. А он не мог остановиться: сорвал со стены сушильню для рук и швырнул ее в окно. Когда осколки отзвенели, пропустил дама вперёд и нырнул следом. Приземлился на асфальт в стиле паркура — глубоко приседая и перекатываясь через плечо. Он тогда сильно получил от отца и вся зарплата ушла за плату нанесённого ущерба заведению. Хоть папаша и прикрыл это дело, сминая, чувство вины его не покинуло. — Мы готовы, мистер Пак, —на кухню неспеша зашёл Данте, прерывая попытку Су вспомнить не самое приятное. Возле его плеча показалась красная макушка, которая то и дело, что совала свой любопытный нос куда не надо, — Когда выдвигаемся? — В ближайшее время, но перед этим я хотел бы съездить с вами в одно место. Благодарю, Дахён, за информацию, но с нами ты не поедешь. Не хватало ещё чтоб тебя там заметили. Шума будет много. Однако держи с нами связь. — Тоже мне, защитник. — Это мой долг, —парировал мужчина. — Какой павлин важный, —подстрекает хохочуще Данби, подливая к их диалогу горючее масло. Но когда заметила на себе предупреждающий, грозный взор, то девушка надула губы и отвела виновато глаза свои янтарные, — Ладно, ладно. Не гневайся. За дело, парни.       Небо нависло над землей тяжелым камнем. Впереди длинная дорога, по которой едет лишь одна машина графитного окраса. За окном с одной стороны мелькают жухлые деревья, а с другой — пустошь. Данби скучающе глядит в окно, сидя расслабленно на сидении, сложив руки на груди. Неотрывно смотрит в небо, которое все еще не утратило свою красоту. Девушка потирает устало лоб, вздыхая сквозь сомкнутые губы. Её пальцы снимают блокировку своего экрана и видит красный кружок у приложения, что отвечал за сообщения. Оно свидетельствовало о том, что у неё десять сообщений. Открыв мессенджер, заметила то, что всё сообщения были от одного и того же человека, которого видеть особо не желает в ближайшее время. Слишком сильно мозолит глаза, слишком сильно вверх дном перевернулось всё. Хео не читает смс’ки, и не планирует в ближайшее время. — Волнуешься? —интересуется Су у неё. — Никак нет, —отрезает сухо, убирая телефон в карман, предварительно подставив смартфон в режим «полёта». Пак вскидывает бровь удивлённо в ответ на её возгласы хладнокровные. Он не стал мучать девчонку. Понимает, что возможно накручивает себя внутри. После того, как она рассказала о своём отце, то сама не своя. Вроде бы та же привычная заноза Данби, а вроде и такая отстранённая. Может быть, Су сам себя накручивает. Мужчина вдумчиво поджимает губы, и видит выдавленную женскую усмешку. Ей богу, он клянётся, что не доверил бы ни одно оружие, даже булавку. — Давай сегодня без твоих выкрутасов? —просит белокурый ее довольно вежливо. — Ну ты ставишь мне непостижимые задачи, —смотрит перед собой на дорогу пустым взглядом девушка. Авто плавно поддается каждому движению руля, словно Пак и есть часть этого грозного транспорта. Дан сглатывает тяжелый ком в горле. — Я серьёзно. Это может быть опасно. Точнее, без «может быть», —улыбка тут же исчезает с лица, а пальцы сжимают кожаный руль до тихого скрипа. — Я знаю, Су. Не надо мне нотации пожалуйста читать, —говорит вдруг та, откладывая телефон на колени. Наклоняется вперед, облокачиваясь на пассажирское сидение. Голос кажется слишком громким после долгой тишины.       Девушка глядит на старосту через зеркало заднего вида, даже не моргнув, но тот только вздыхает, закатывая глаза на сказанную фразу. Замечает она, что товарищ её как человек довольно симпатичен. Неудивительно, что женщины к нему тянутся. Выразительные светлые глаза, аккуратный нос и немного суховатые пухлые губы с ровным контуром. Староста отвёл взгляд и смотрел куда-то в окно, так и рассматривая каждую уличную деталь. Даниэл прикрыл свои уставшие глаза, не думая о том, что на него смотрит желтоглазая.       Всячески Хео старается оттолкнуть от себя, даже сама себе пытается не признаваться, что только рада поболтать с кем-то. Ведь скучает по спокойной жизни, по тому времени. Наверное. По той поре, когда не было столько проблем, от которых становится тошно, неприятно на себя смотреть в зеркало.       Машина сворачивает на широкую трассу, которая ведет за пределы большого города. Скорость автомобиля заметно снижается, пока Су пытается объехать длинную пробку из машин. Оглядывает цепочку тачек, которой не видно конца и вспоминает то, как много машин врезались друг в друга однажды. Некоторые горели когда-то давно пламенем из-за аварий, в некоторых салонах так и остались трупы водителей. Ему страшно это вспоминать, потому что тогдашний несчастный случай снился в кошмарах. Через некоторое время выскакивает из машины, закинув свой пистолет в кобуру. Данби и Данте выходят за ним следом, и переглядываются между собой, когда замечают напряжённую спину Пака. Он, несомненно, всегда на таких миссиях старается быть серьёзным, но, черт возьми, сейчас выглядел сам не свой. Словно не хотел там найти своего отца. Его густые седые брови свелись к переносице, а когда едва открыл рот, как из-за «коридора», состоящий из ящиков, вышла с поднятыми ладонями к ним Дахён. Не думала Данби, что так скоро встретит Чанг, но прежде чем они задали бы ей ряд вопросов, она тут же ответила: — Не могла сидеть на месте. Это моя территория. И это, по сути, моя проблема. Я несу за это ответственность. — Бессмысленная жертва, —парирует Су, разводя руки в разные стороны, — Неизвестно, кто здесь и на что они способны. А если это террористы? Я уже жалею, что повёл за собой детей, мне это ни Ву, ни другие не простят. Да и я сам себе это не прощу. — Сэр, мы уже совершеннолетние. Мы — будущие полицейские, —уточнил это Керри. — Вы — дети, Данте. Дети для этих дел. И не знаю, чем я думал, когда вас в это ввязал, —накрыл своей ладонью свои светлые локоны волос. Слов не находилось для всех этих мыслей, хотелось просто ругаться и кричать навзрыд. Чанг скрещивает руки на груди, давая точно понять, что не станет слушать Су и будет стоять на своём до конца. В этом была вся Дахён, и как бы часто ни говорил он ей, что упрямство — достоинство ослов, для неё это пустой звук. Мужчина запрокидывает голову назад и раздражённо стонет. — Теперь я понимаю, почему Ву вечно ругался матом на вас всех мне, —беспечно смиряется со всем этим и отмахивается, — Ладно. Что мы имеем: примерный план этой территории, охраняемый сомнительными лицами; двое бешеных студентов, а с ними вдобавок девушка, что является наследницей компании и работала коллектором в прошлом. Ещё мы имеем ограниченный запас средства самозащиты. Вердикт довольно ясен: мы в пизде, прошу прощения. — Обожаю, когда он такой, —с лёгкой улыбкой толкает Данте локтем прямо в грудь и довольно смотрит на Пак, — Расслабься, Су. Если бы вы знали местоположение всех сомнительных лиц, мне достаточно было бы…—она оглядела всё по сторонам, и когда её внимание привлек среди неразгруженныэ ящиков лом, которым должны были раскрывать как раз эти ящики, Хео берёт в руки, — Например, этого. Ты только скажи. — В этом и проблема. Ты наследишь, —помрачнел полицейский, — Оставь это. Для начала, нам нужно знать сколько здесь людей и где кто находится. Это называется разведка, Данби. Пока никого не видно, но не факт, что это надолго. — Разделимся? —предложила Дахён. — Всё, конечка приплыла. Миссия ещё не началась, а я уже хочу от вас свалить и просто сидеть в тик-так и смотреть на котиков. Серьёзно, какая «разделиться»? —закатил глаза Су, — Предположим мы разделимся. Как будем связываться? — Ментально? —сарказмом ответил Данте. — Орально? —в довесок кинула Хео. — Хентайно? —в завершении этого позорища отметила Чанг. — Идите все трое нахрен, —грубым басом ответил Су, морщась от одной мысли о том, что зря вообще собрал такую отбитую команду, — Вариант с микронаушниками никто вообще не рассматривал? Данте же брал лично у меня из рук. — А, микронаушники, —закивал староста и начал прихлопывающими движениями искать по своей экипировке чехлы, в которых находились маленькие устройства связи, — Прошу прощения за мою некомпетентность, сейчас предоставлю, сэр.       Су на самом деле рад, что здесь есть хоть кто-то адекватный и психически здоров. Поэтому он предпочитает оставить его с собой, а Дахён оставить с Данби, потому что с ней она вроде как становится спокойнее. А возможно, ему мерещится и это не является истиной. — Сэр, вы уверены, что разумно их двоих оставлять? Не лучше будет разделиться по физическим показателям? —сомнительно прищурился Данте, так и прослеживая за наставником, который то и дело, что прокручивал у себя столько мыслей. — В их дуэте Данби. О физических показателях я бы не беспокоился, —холодно отметил наставник.       Но обсудить толком не получается. Громкий звук проносится где-то вдалеке. Данби сводит брови к переносице, переглядывается с Дахён и они уходят в темноту. Пак быстро заряжает свой пистолет, поворачиваясь на звук. Он что-то сказал Керри и повёл его за собой. Староста замечает, как тот прекращает дышать, старается выдавить из себя хоть одно слово. Наставнику непросто приходится — это заметно. Ему самому неспокойно, хоть и не скажешь по его выражению лица. Одна мысль о том, что с генералом что-то случилось ставила его в ступор.       Когда до предположительного места осталось метров двести-триста, наставник велел ему остановиться. Оглядев безлюдную, заброшенную территорию, он негромко выругался. Керри предложил ему то, чтобы Данте пошёл вперёд. Задумчиво проследив за каждым умеренным жестикулированием, Су кивает. Тот с облегчением сбросил с себя мысленно тяжелый груз неловкости и короткими перебежками оказался за огромными ящиками. Пользуясь прикрытием, Пак перебежками такими же оказался позади Данте и вместе с ним сел. Прислонившись спиной к язику, и отдышались, прислушались. Им было особо не до разговоров. До них не донеслось ни одного звука живого: ни голосов, ни стуков. — Сэр, ничего не слышно. Словно здесь и живой души нет, —довольно очевидное подмечает Керри. — Заметил это тоже. Нехорошее у меня чувство, —отметил. — Прикажете расследовать этот кусочек местности дальше? Или рассмотрим вариант другой, сэр? — Слушай, говори по-человечески. Зови меня Су, я к этому привык. Я понимаю, что у тебя отец тоже мент и ты говоришь по правилам, всё такое…но будь проще? —он не ругался на Данте и никогда бы себе такое не позволил, потому что пацан довольно приятный, адекватный собеседник. — Исправляюсь. Су, что нам, твою мать, делать? Здесь тихо, как будто обеденный перерыв на почте, —его голос мгновенно меняется, становится более нетерпеливым, — Вас устраивает такой формат общения? — Не говори блять как…робот? Серьёзно, ты же с Данби адекватно разговариваешь. Я такой же человек, как она, —Су шёпотом говорил, сведя свои брови к переносице. Юноша невозмутимо приподнял бровь выше другой и совершенно непонимающе ответил: — Я соблюдаю субординацию, Су. Данби — совсем другая история. Я тебя уважаю всяко больше, чем её. Не воспринимай мои слова как-то предвзято, я хочу лишь соблюдать профессиональным правилам. Кто-то же должен ведь в нашей сумашедшей команде?       Керри осторожно выглянул из-за железной стены, привставая на цыпочки, поскольку оказался в небольшой ямке, и окинул взглядом местность открытую. На его лице не дрогнул ни один мускул, когда услышал со спины: — В твоём возрасте я пропивал отцовские деньги и спускал в казино. Ты действительно очень сильно похож на своего отца. Это…похвально. Серьёзно, парень. — Спасибо.       Разговор особый не увязывался, а молчать Су так не любил очень сильно, но, видя Данте, понимал что это необходимо. Всё же пацан сейчас выглядит серьёзнее, чем он. Стыдно должно быть. — Сможешь доложить с того периметра? —указывает пальцем мужчина и переводит свой заинтригованный взор на безразличное выражение Керри, — Я попытаюсь узнать, что у наших девиц. — Так точно, —размеренно кивает. Ну просто чертовски лояльный и послушный сотрудник будущий, невероятно. Су точно завидует его устойчивости. Молодому парню пришлось пройти вдоль импровизированного забора. Вернулся тот через десять минут с докладом: — Там парень лет двадцати пяти караулит. Он разговаривал с пассажирами приехавшей машины. Смею предположить, что, скорее всего, они являются представителям компании прошлой. Татуировка на руке выдала. «Что у вас там?»—по ту сторону наушников раздался голос Данби. Данте негромко пересказал то, что видел, а та с задором неким похвалила, назвав его «хороший полицейский». У старосты аж челюсть свело. Он метнул взгляд на наставника, что едва ли сдержал улыбку и сурово сказал о том, чтобы не подкалывала своего коллегу, а работала. Та проворчала, но больше ничего не сказала. — Благодарю, —отвечает Керри, — Не хотел с ней спорить в такой обстановке. Не считаю себя хорошим просто-напросто. Любит подкалывать когда не надо. — Это Данби. Привыкаешь со временем. К сожалению, —вздохнул, — Пацан мешается, —переводит резко тему, — Надо по-тихому убрать его с пути. — Мы ведь не спецназ, —с готовностью прокомментировал парень, — Нельзя просто так взять и убить. — Я и не говорю, что убить его нужно, —парировал, — Схватим, допросим. Будет оказывать сопротивление или атаковать — я прикрою тебя. — Уж скорее я тебя прикрою, наставник, —уточнил Данте.       Смелое заявление для молодого студента. Несомненно, детей офицеров с раннего детства приучают к крови, и смертью их не удивишь. Хотя Пак всё же был тем исключением. Для него было тяжко видеть преступления, что совершаются с особой жестокостью и «всеобщей безнаказанностью». Гражданским пленным выкалывали глаза, разбивали головы, причем в таких мероприятиях участвовали женщины и дети. Ужасное зрелище. Они двинулись по теневой стороне. Пак первым коснулся тыльной границы, как финишной ленты, и по наушника сказал: «Мы захватим одного и попытаемся допросить. Если увидите кого-то — просто обходите. Не трогайте никого». Вдвоем со старостой они пробежали вдоль забора до того места, где увидели паренька. Им пришлось друг у друга спины проверять, когда менялись местами и впервые Пак так уверенно себя ощущает. «Он здесь» — жестом показал наставник Керри, когда увидел юношу. Незнакомец, судя по всему, начал халтурить. Забыл, что ему поручили охрану, и курил в стороне. Он так увлекся этим, что не замечал ничего и никого вокруг. Человеческая глупость. Пак продемонстрировал старосте, как нужно было действовать: зашел юноше сзади, левой рукой зажал рот и нос и запрокинул его голову назад. И оглянулся, удерживая жертву намертво. — Не дергайся и тогда я не увеличу тебе срок тюремный, молодой человек, —прошипел он. — М-м! —промычал юноша. — Его надо связать, —свел брови Данте и как только Су хотел спросить, чем прикажет тот завязать, как тот, точно волшебник, вытаскивает с багажника машины верёвку. Даже знать не хочется откуда этот мелкий знал. Везение просто. Керри своими ловкими пальцами действительно умело связывал руки ичеловека, отчего Пак с прищуром спросил: — Ты где таким узлам научился? — Бондаж и шибари.       Повисло молчание. — Я шучу, —приподнял слабо уголки губ Керри, — Просто увлекался в детстве вязаньем морских узлов. Ничего более. — А я уже хотел тебе руку пожать, что за бондаж соображаешь, —цыкнул языком. — Сэр, не увлекаюсь такими вещами. — Да хватит «сэркать», —рыкнул и одернул пленного, — А ты чего молчишь? Говори, на кой черт они тебя в качестве караула поставили. — Кто вы такие? — Полиция, —отвечает коротко Данте. — Не похоже вы на полицию, —усмехается молодой человек, — Я ничего не скажу. Можете попробовать попытать. — Окажешь нам содействие — тебе укоротит суд срок. Ты являешься соучастником преступления, парень. На твоём месте стоит разумно распоряжаться своей жизнью и будущим, —терпеливо ответил Пак, никак не сбавляя силы, — Ты же осознаешь, что каждая секунда твоего молчания усугубляет твоё положение? — Хорошая попытка, недо-коп, —усмехнулся, — Ответ всё тот же. Я ментам не сдамся. — Пацанский слэнг тебе не к лицу, думаешь, кореша твои тебе помогут? Ваша территория уже окружена, в твоих интересах долбить кто и где находится, потому что ровно через десять минут сюда ворвётся оперативники, —Данте с каменным выражением нёс откровенную чушь, которую Пак хотел урезать как можно скорее, но кажется, враг немного заколебался. Керри метнул взгляд на сигареты, а потом взял в руки выпавший телефон незнакомца. В перчатках было непросто так разблокировать телефон, но стоило только на кнопки нажать, как на обоях показалась какая-то девушка. Староста задумчиво посмотрел и показал человеку экран, говоря: — Важна для тебя девушка? Ты о ней подумал?       Молчание. — Нехорошая позиция, потому что она в любом случае узнает о твоём соучастии в этом тёмном деле. Она наверняка о тебе беспокоится, —Данте навис над ним, его передние пряди выпали и повисли в воздухе, — Поэтому давай договоримся: ты не сопротивляешься и рассказываешь нам, что знаешь, и тогда всем будет хорошо. Вполне хорошее предложение. — Иди нахуй, —плюнул довольно внезапно тот ему прямо в лицо, — Несёшь откровенную херню, —одернулся и как только он разинул широко пасть, чтобы хоть что-то сказать, как Пак не стал думать: не отпуская пацана, в два шага оказался у забора и перемахнул его, как будто перелетел. Его правая нога подвернулась неудачно, едва не выпустил безпризорного преступника и не получил травму. — Сэр? —недолго думая, перемахнул довольно легко через забор Керри и заметил, как юноша приставил осколок битого стекла связанными руками едва ли не к глазу Пака. Пальцы свободные были — проблема. Неизвестно при каких условиях такое могло произойти, но кажется враг не первый раз в такой ситуации. Опытный. Данте на секунду опешил, потому что не предполагал, что за столько секунд могло что-то кардинально измениться. Видимо, может.       Юноша несильно ударил Пака свободной ладонью в висок. Тот поморщился, но не потерял сознание, наоборот — выбил с его ручонок импровизированное оружие и повалил на бок, перекрывая ему доступ кислороа локтем упорно. — Сученыш, —прорычал белокурый, — Парень, свяжись со своей подругой. — Разве мне не нужно помочь вам? Это будет вполне логично.       Наставник даже не посмотрел на него. Уже и не хотел особо напоминать о том, что вполне разрешает к себе на «ты» обращаться. Если Данте так удобно, то черт с ним. Но всё же — ему непривычна такая манера общения, а того, кажется, вполне устраивает.       Он, гоняя желваки, повторил приказ: — Парень, делай что говорят.       И только после этого в упор посмотрел на Керри. Взглядом заставил того покорно опустить глаза и связаться с Хео. В нос наставнику ударяет сильный запах гнили и крови, благодаря чему только сильнее сосредотачивается. Он впопыхах возится с противным незнакомцем и связывает дополнительно ему ноги. Когда подчинённый приблизился спустя какое-то время, он положил руку на плечо старшего, крепко сжимая, и сказал: — Есть информация. Ему не стоит слышать. — С ним возиться я всё равно долго не планировал, —холодно отмечает Пак и ударяет краем рукоятки полицейского пистолета тому в висок, сшибая с ног. Тот мордой плюхнулся в землю грузом тяжёлым и даже не пошевелился после. Су на всякий проверил пульс — живой, — В чем дело? — Они обнаружили вход в склад, насчитали по периметру около десятерых людей, возле нас ещё как минимум шестеро. Их допрос прошёл куда продуктивнее нашего. Кто-то из допрашиваемых зарекнулся о человеке, которого знает Дахён. Больше не знаю. — Уже хоть что-то, —вздохнул Пак и почесал затылок, — Назвала имя того человека? — Не запомнил, извините. Имя такое сложное, хрен выговоришь. — Плохо, —шикнул, — Ладно. Идём. Пусть возвращаются. Пусть не лезут.       Тёмные, как смоль, волосы, помада на губах оттенка гнилой вишни и кожа столь светлая — всё это буквально ассоциировалось с Чанг Дахён. Следует за Данби, точно за навигатором, который укажет ей на точное местоположение. У Хеопса руки чесались не сидеть на месте, может, поэтому расчесала ногтями себе до красных линий ладони. — Давай возвращаться? —шёпотом спрашивает Дахё у желтоглазой. — Издеваешься? Мы ещё даже не исследовали малую часть, а уже пытаешься отвертеться? Ну нет, —помотала головой Хео. Всегда говорит невпопад. Стала чем-то грубым, с ржавыми, зазубренными краями. — Но Су нам сказал возвращаться по ситуации. Лезть сюда нам двоим — не резон, —пояснила молодая женщина, — Давай без твоих этих…скажем, выкрутасов. Ты же всё же будущий сотрудник полиции. — Дахён, ну не начинай, —только и отмахнулась та. Хео, откровенно говоря, подзадолбало все. А нравоучения того же Су или Дахён так вообще были некстати сейчас, — Я каждый раз удивляюсь, как они меня…вообще допустили к практике. Сзади прозвучал прокуренный терпкий мужской смех. Хео, чертыхаясь и злясь на свою недальновидность, начинает по инерции девушку в сторону толкать. Ее взгляд столкнулся с человеком. Вмиг глаза меняются. Ей на секунду показался перед лицом отец, но когда проморгалась и пропустила удар по дых, поняла — не он. Показалось. Чанг впала в ступор, пока двое других мужчин не схватили наследницу за руки, приблизились к ней и Данби на расстоянии выстрела в упор. — Я же говорила тебе, —едко напомнила Дахён в сторону желтоглазой, которая с вытянутыми руками стояла смирно. — Кого мы видим: наследницу и мелкую террористку. Хорошая у вас компания, —сказал кто-то из толпы. — Давайте без шаблонных фраз типичных злодеев, которых должен по инерции победить главный герой истории. Я вообще-то не стремилась быть протагонистом в этой дерьмовой истории, —сказала Дан, оказав было словесное сопротивление, и Чанг уже готова было увидеть сбитую на земле.       И это было вполне логично, ведь против этих троих будет непросто целой вылезти. — На колени, —приказал один из них, вынув из кобуры пистолет. Его шаги были быстрыми и уверенными, когда он внезапно схватил за короткие бордовые волосы Хео, поднося пистолет к рту, — Ты здесь что, самая умная, сука? Думали обвести вокруг пальца?! Что одна ебанутая террористка, что вторая шлюха, которая всем жопы лижет. — Не бойся, твою кандидатуру 2 в 1 мы не свергнем, —у девушки с янтарными глазами всегда была ужасная привычка говорить сто слов в секунду, когда ей перечат или делают не так, как нужно было. Однако шутки заканчиваются тогда, когда грубой силой поставил ее на колени перед ним. Множество глаз были устремлены на эту непонятную многим картину. — Данби! —вскрикнула Чанг. — Не ори, всё окей, —рыкнула негромко та. — Ну что, мисс Чанг, хотели себе отогреть часть территории? Или вам по душе сам товарный спрос? —хмыкнул тот, что потуже застегнул портупею и, не спрашивая особого разрешения, приставил к губам Хео огнестрельное оружие. Заметив удивлённое выражение слегка у сидящей на коленях, добавил: — Бери его в рот, сука. У тебя как раз язык говорливый. Ты…твои блядские глаза только черт забудет. Данби, казалось бы, такому уже не удивить, хотя было что-то в этом унизительное, в плане того, что если бы это предложил Тэхун, то не возражала. Такие подтексты не судят о хорошем. — Бери, иначе я её у хуям пристрелю, —кивнул в сторону наследницы. — Да как нехуй, —массивный пистолет этого незнакомого человека, что был явно не корейского происхождения, она обхватила своими губами и закинула руки за голову. Казалось бы, равнодушие в её глазах ставили многих бы в тупик, но у неё в голове сейчас тревожно верещит белый шум. Это всяко хуже, чем эти грязные, дешёвые угрозы. Оружие начало делать довольно предсказуемые до коликов однотипные движения «вперед, назад». Это было бы забавно, если б не видела Дахён. Почему-то неуютно было осознавать то, что её присутствие вынуждает более-менее действовать с моралью. — Соси лучше, —грубо прорычал он, хватая за корни волос, посылая ей тем самым уже не просто тревожные звонки, а самую настоящую агрессивную сигнализацию. — Тебе дрочить больше не на что, сволочь?! —вскипела Чанг, едва ли попытавшись дёрнуться вперед, — Оставь её сейчас же! — Она и не особо против. Подруга у тебя безотказная.       Ощущающая грубый, широкий металл во рту, из-за которого уголки рта начали ныть от растянутости, ледяной взгляд Данби смотрел на разъяренное лицо этого мужика. Не даст ему просто так своевольничать, но просто нужно ждать. Боль в зоне роста волос на голове дала ей трезвость ума. Но это было буквально на пару минут, потому что после этого рассудок начал терять логику действий. Хео провела бархатным языком по холостому стволу огнестрельного оружия, оставляя на ней мокрую дорожку. А когда он затолкал пистолет глужбе, девчонка без лишнего энтузиазма обхватила руками основание, касаясь пальцами холодных его, которые держали на спусковом крючке, и начала производить движения, как бы запрограммированные. Заглатывая каждый раз частичку металла, она языком проделывала круговые движения вокруг дуло, откуда могла в любой момент вылететь пуля. — А ты вошла во вкус, —хмыкнул от удовольствия, наблюдая, как ее губы скользят по стволу. То, как она сосала, едва ли не занимаясь любовью с пистолетом, изумило её. Хео молча оттопырила средний палец и продолжила. Без какого-либо особого предупреждения, мужчина вырвал оружие у нее изо рта, заставив губы слегка кровоточить. Вкуса крови, смешанного с потом и страхом, было достаточно, чтобы вывести его сильнее. Он ухмыльнулся ей, наклонившись так близко, что их носы соприкоснулись. — Молодец, сука, —усмехнулся, вытирая слюну, вытекшую из ее уголка рта. Однако произошло то, что прочно засело не только в ее сознании, но и в сознании красноволосой. За мужчиной показалась чёрная тень. Человек, вооруженный пистолетом с глушителем, выстрелил, не раздумывая, хладнокровно. Сместив ствол пистолета, еще дважды нажал на спусковой крючок, стреляя говорливому врагу в грудь. Тот дернулся, выгнул спину. Он упал на колени. Изо рта потекла кровавая слюна. Вторая пуля опрокинула его на спину. Чанг вскрикнула от оглушающего выстрела совсем рядом со своими ушами, потому что буквально рядом с ней со спины прострелили двоих мужчин по разным точкам. Схватив с земли довольно быстро, выжидающе почти, Хео хватает грубо осколок сплава неизвестного и поворачивается назад, видя выходящего из тени Су. Если Пак выстрелил в двоих, то в первого… Данте. Об этом думать не было времени, потому что на ней раненый решил отработать колющим ударом сбоку. Лезвие выкинутого ножа едва ли не оказалось у её горла, как девушка опередила по скорости. Сплав металла вошел в основание шеи, выше ключицы точно. Желтоглазая тут же на выдернула кусок из раны, и, поднимаясь на ноги, выпрямилась в плечах и сказала: — А я уж думала, когда начнётся моя любимая часть. Аж тошнит. — Говорил же, их одних оставлять было не самым лучшим решением, —оглядывая окровавленное тело, которое запачкало собой землю холодную, проговорил равнодушно Данте. — А я думала, ты не любитель огнестрельного, —с прищуром произнесла девушка, замечая в напряжённых руках старосты огнестрельное оружие, которое совсем недавно застала у Су. — Не любитель, но пришлось. Иначе он бы тебе рот порвал быстрее. — Интересно звучит, —отмечает она, — Тэхун бы по шее за такое мне бы дал. — Вот ему и расскажешь, —перезарядил пистолет, он рукояткой вперед подаёт его Пак со словами: — Ваше оружие, сэр. — Благодарю, —кивает белокурый, осматривая территорию, — Ну звездец, теперь они в курсе о нас. Кто вас потянул сюда переться? На рожон ещё. Так и знал, что стоило одному идти, —устало опустил голову и раздражённо помассировал переносицу. — Мы хотели уйти, но они нас…окружили, —запротестовала Дахён, — Извини, у нас не было выбора. — Почему вы вообще сюда пошли? Мы договаривались на небольшие участки. — Моя вина. Я предложила пойти дальше, потому что мне стало интересно, куда эта тачка приедет в конечном итоге, —подняла руку довольно уверенно Данби, признавая свою соучастность в этом неприятном моменте, — Я хотела как лучше. — Почему я не удивлён, —ему нужно было привыкнуть к тому, что Хео вечно лезет куда не нужно, но он почему-то, как Ву, надеется каждый раз на то, что она чуточку поумнеет, станет мудрее, аккуратнее, — А если бы вас застрелили? Ты хоть думала, что с тобой Дахён? Данби, ты не всесильная, и всех спасти не выйдет. А если бы произошло нечто плохое? Что бы мне пришлось говорить твоим друзьям и родителям? Думаешь, отец бы твой похвалил меня. — Ещё одно слово об отце и сам сляжешь здесь, —грозно надавила желтоглазая. Одно её каменное выражение лица, на котором даже уголок губ не вздернулся, заставило опомниться Пак, однако было уже слишком поздно что-то поправлять. Золотистая радужка уже недобро блеснула при лучах фонарных столбом и освещение падало на неё так, будто напоминало нечто неживое, потустороннее. — Это угроза, мисс Хео? —прищурился Су, прикусывая изнутри щеку. — Предупреждение.       Ее, казалось бы, любое упоминание об отце приводило в ступор, что переходил в неуправляемую ярость. Хотелось б радоваться хорошей новостью, ведь отец всегда был рядом, но осознание того, что из-за него с ней ВСЁ это ДЕРЬМО происходит перекрывает напрочь. Она хочет верить в то, что её злоба на него утихнет и попытается с ним поговорить, но пока у неё есть желание собственными руками шею свернуть и сказать матери, что «Христос уже не воскрес». Сангхун всё это время и был Хео Джуном. Человек, которого каждый день оплакивала, каждый день пыталась жить дальше и привыкнуть к суровому миру, что встретил её не так радужно как хотелось бы. Весь этот колоссальный пиздец, который творит она, буквально рук дело этого человека. Он сделал из неё такую. Он сделал из неё «Бешеного Пса». Отец оказался очень жестоким. Нельзя же так! Его наверняка можно было сравнить с социальным хищником, который создавал свою собственную реальность и включал в неё насильно других людей. Начисто лишённый совести и сочувствия, Джун находился в регулярном жестоком конфликте с общественными нормами и моралью. — Если это всё, что ты хотел сказать, то лучше сосредоточься на поисках отца, а не на отчитывании. Но я тебя предупредила. Ещё одно упоминание, то за всё остальное отвечать будешь только ты. — А ещё ты и суд, Хео. Будет не осень весело, верно? Успокойся. Не перекладывай отвественность на меня, потому что я и так уже за вас поручился. Я тебе пытаюсь донести то, что из-за твоих поступков могут и другие страдать, —пояснил Су, — Мы работаем командой, Дан. Я не хотел тебя обидеть тем, что упомянул твой триггер. — Ты это уже сделал. Ты знаешь, как я к этому отношусь. Отец был важен для меня, как и тебе твой. Только твой не прытался у тебе пол носом достаточно долгое время. Отец не побеждал делать нахорошие вещи. Если тебе нужны ответы и меньше здесь народа вражеского, то я тебе устрою, —её лицо то и дело, что кукожилось от одного диалога с Пауком. Она впервые ощущает необузданную обиду в сторону белокурого, потому что ей так хотелось сбежать, свалить подальше от воспоминаний о папе. Хео смотрит на полицейского растерянно, после чего злобный взгляд моментальнт возвращается, а в руках сжатый осколок впивается теми неаккуратными гранями, что вспарывает нежную кожу и с её кулака начинает течь непосильная багровая дорожка. Букет чувств настолько оглушает рассудок, что боль приходит постепенно, фрагменментарно и накатывает на черепную коробку новую порцию хаотичных действий. — Данби, —Данте довольно шустро реагирует и хватает её кровавый кулак, через силу пальцы разжимает и перепачкаееый осколок падает прямо в новообразованную лужа, — Мы понимаем, что ты это не со зла и хотела помочь наставнику с поисками генерала, но обстоятельства могли иначе сложиться и вас могли расстрелять. Мистер Пак хочет донести до тебя то, что не хочется вас терять, —Керри отбрасывает временное средство самообороны и накрывает ладонями её повреждённую руку. — А что, у Су языка своего нет? —шмыгая носом, проскулила недовольно та, — Надо будет — сам скажет. — Я рассчитывал на то, что ты достаточно умна, чтобы понять, что это делается не с целью тебе просто так замечание поставить и превознести меня выше тебя или что-то в этом роде, —отмечал старший, — Я и так выше тебя стою, однако твои действия могли принести тебе же вред. — Пока вы пытаетесь мне тут нотации читать, тут соберётся толпа этих аборигенов, —внезапно контрастно перевела тему разговора та, — Вместо того, чтобы языком чесать, лучше предложите вариант дальнейших действий, —она глянула на троих своих напарников и с неким осуждающим взглядом хмыкнула, — Так и думала. У нас как обычно нет плана, просто великолепно. — Нам нужно добраться до этого здания, там хранились резервное хранилище продуктов, которые должны были снять с производства и утилизировать, —показала на экране телефона Чанг, по большей части демонстрируя это Хео, недели остальным. Та бегло просмотрела телефон и молча кивнула. — Ясно, —отрезала с языка Дан и, развернувшись на пятках, ускоренным шагом направилась в неизвестную сторону, пока Данте не спросил у неё вдогонку, мол, куда она путь держит. Девушка лениво повернула голову к нему и сказала: — Ну раз за мной косяк, то и исправлять мне. Верно? — Не дури, —хватает бедовую девушку за локоть Данте и одергивает на себя. Возможно, он не так хорошо знаком с её личной жизнью, но опоеделенно знает, что если эта дурная девушка поперлась в эпицентр опасности, то точно набьёт себе шишки и ещё что-нибудь натворит. Ему не нужно быть экстрасенсом, чтобы понять то, что она слишком многое на себя берёт. Керри ослабляет хватку, когда видит смешанное выражение желтоглазой перед собой, думает о том, что возможно лезет не в своё дело, но, честно говоря, он так далеко уже так зашёл, что сдавать заднюю было плохим вариантом. — Может, уберешь руку? —с приподнятой бровью оповестила своё неудобство Хео, — Чем дольше мы тут стоим, тем плачевнее для нас результат. Это «Уроборос». И это большая проблема. — Я иду с тобой, —чётко оповещает Данте, — Кто-то должен тебя остановить в случае того, если у тебя крыша свистанет. — С этим даже Тэхун не всегда справляется, ты думаешь, что кто-то из вас в состоянии это сделать? Здесь даже Чхана нет! —горько усмехнулась на высказывания Данте сама девушка, ощутив под рёбрами укол странной обиды. Наверное, стоило бы принять этот заботливый жест с его стороны, но, видя его глаза, уже многое становится понятно — он хотел бы попытаться, просто потому что так будет нужно. — Верно, я ни Тэхун, ни Чхан. Ты с ними куда ближе и они для тебя куда важнее. Я это осознаю, но почему бы не попытаться хотя бы?       Это была человеческая глубость, никак иначе. Нельзя было идти за ней, зная при этом, что это может стать причиной его или других гибели. Но Данте просто шёл с таким же каменным выражением лица и без какого-либо либо намёка на тревогу. Убежать отсюда — только трус так поступит, но с каждым шагом, что приближает их к сомнительному зданию, повышался риск. Заприметив очередных неизвестных личностей, установить которых не вышло из-за их скрытности ввиде маски, Данте кинул взгляд долгий на Пак Су. Он уже смотрел на тех людей, сдерживая свой скрежет зубов, дабы не показаться черезмерно эмоциональным. Сейчас действовать эмоционально было неуместно, потому что один импусивный шаг может приравнить всех их к тому же расстрелу. Его глаза то и дело, что сделали за каждым шагом этих уродов, которые были хоть как-то причастны к фармацевтической компании «Уроборос». Расстояние большое, но глаза зоркие у него. Дахён не в счёт, с ней иной случай. Чанг в самом деле в его жизни, как чертово исключение, но почему-то эта индивидуальность в ней как раз и нравится. Ему спокойнее действительно стало на душе, когда он принял часть себя и поделился с Дахён этим. — Какие дальнейшие указания? —поинтересовался Керри у Пака. — Не высовываться, —мужчина нервно хохотнул, только сейчас понимая, какая опасность грозит. — Понял-принял. — А американский мальчик очень послушный, —усмехается Дахён, — Если мне память не изменяет, то здесь в переулке можно маршрут сократить. Надо идти. За мной. — Вы с Данби совсем обалдели? Куда на рожон претесь, а ну быстро назад, —за шкирку, точно котёнка маленького и беззащитного, оттянул Пак назад, пока не столкнулся с её недовольным взглядом, — Не смотри так на меня, я не хочу тебя потом видеть дырявую, как друшлак. — Я знаю, что здесь опасно. Я не дура, чтобы не перестраховаться, —свела брови к переносице и одним неловким движением задернула свою элегантную кофту, показывая бронежилет, — Я всю жизнь живу под риском, а при отце нас захватывали в заложники. Не думай, что, я не знаю, что здесь может произойти. — Просто держись рядом. Большего не прошу от вас, —снисходительно понизил голос на более спокойный, не желая вступать в спор с этой женщиной. Су посадил на прицеливание голову суетливого человека, что выбежал из дыма бездумно довольно. Человек был с пышной, густой бородой и в панаме. Полицейский выглянул из-за укрытия и подумал о том, что лучше занимался делом Ли Джинхо, нежели всей этой чертовщиной.       Из сумрака выбегает незнакомая девушка. И мчалась так быстро, будто хотела свалить отсюда как можно скорее. Ей на пятки наступал страх. Впервые Су видит в глазах людей поистине необузданный, животный страх. Девушка задыхалась от бега. Бежала по дороге, хрипло дышала и уже вслух начала молиться богу. Данби от увиденного аж челюсть свело. — Похожа на беглянку, —подмечает Дахён, — Не знаю её, она точно не с компании. — Заложник? —подкинула вариант Хео. — Не знаю, побоев или следов крови не обнаруживаю. Сомнительная афера — помогать ей, —подмечает Данте, так и замечая в жёлтых глазах подруги колебания. Как бы она ни противилась своей натуре, а желание помочь хотелось. Рыжие локоны девушки разлетались на ветру, путая ей локоны. Ее грудь поднималась и опускалась, словно море, что успокаивается после бушующего шторма. Но только буря в груди у неё не угасала. Но даже сквозь эту завесу ее глаза отражали радость беспечную. Они горели, будто две яркие звезды, зародившиеся в огромном космосе. Темная блуза с вышитыми цветами облагали её полноватую слегка фигуру. А классические брюки были явным неприемлемым дресс-кодом этого места. — И чем мы ей поможем? —полюбопытствовала Чанг. — Ничем, —довольно холодно подмечает Хео, указывая пальцем не сильно на дальнейшую картину: сбегающая девушка босыми ногами убегала от кого-то, пока не раздался выстрел, после которого незнакомка взвыла, рухнулась на землю. Она лихорадочно схватилась за ногу, с которой стекала фонатом кровь. Крик стоял громкий, и была бы воля Дан, то закрыла бы руками свои уши.       У незнакомки, кажется, не было и единого шанса на какое-либо спасение. Её голова метнулась по инерции выдрученной в сторону мелодичного свиста, что издавал кажется приближающийся к ней человек. А когда её вопли начали стихать из-за того, что она сама себе накрыла рот ладонью, то и вырисоваламь более чёткая фигура молодого мужчины. Он будто не боялся, что кто-то может его атаковать спереди или сзади. По его лицу скользнула тень сострадания. Все же капельку сочувствовал ей. — Помогите! Помогите! —завторила свою шарманку, сжимая своими окровавленными ручонками ранение пулевое. — Один геморр от вас, —скептически осмотрел сверху-вниз свою маленькую жертву и потер раздражённо переносицу, — Вы мне напоминаете гидру из мифологии: ты в курсе, что стоило Гераклу срубить одну голову, как на её месте сразу же вырастало ещё две или три головы. С вами точно так же. Знаешь, что сделал Геракл с гидрой? — Прошу!.. — Он позвал Иолая. Тот стал прижигать горящими головнями основания срубленных голов, не давая им вырасти вновь. Таким способом Геракл срубил все головы гидры, включая бессмертную. После он смочил наконечники стрел смертоносной желчью гидры. Стрелы стали смертельными, даже незначительное ранение становилось гибельным. После этого Геракл закопал тело и головы гидры, привалив это место огромным камнем, —его серый взгляд никак не мерцал безумием или жаждой крови, это заметила чётко Данби. Только Дахён хотела дернуться, что-то сказать на этот счёт, как Хео рукой прикрыла её и прищурилась: человек в обтянутой флисовой рубашке оттенка хаки встал на ноги, вернул пистолет, что всё это время был у него в руках, в кобуру и вздохнул. Его ногу обтягивал тактический ремень, который едва ли сдерживал казалось силу. Довольно чудаковатое сравнение, подумала Хео, но по нему она бегло пробежалась взглядом и подумала на миг, что это он мог подорвать грузовики. — Прошу! Не оставляйте меня! —взвыла навзрыд девушка, едва подорвавшись с места, но тут же схватилась за ногу и свернулась калачиком, — Пожалуйста! — Ты хуже свиньи, —ответил он, — Не хочу тратить патроны на тебя. — Руки поднял так, чтобы я видел, —приказным тоном огласил Су в адрес мужчины, который хотел свалить. Мужчина подчинился этим нелепым приказам, но голову повернул в сторону здания и прищурился, — К стене. Быстро. — Спецслужба? Не самое лучшее решение, —прокомментировал едко мужчина, закатывая глаза, — От вас толку мало здесь. Ни украсть, ни покараулить. — К стене я сказал быстро, —надавил тоном на человека и быстрым шагом сократил между ними расстояние. Пак Су был будто не в себе сейчас, потому что от него завечло опасностью и строгостью, которую ранее замечала Данби только у Ву. Однако мужчина грудью прижался к стене, позволяя этому белокурому заломить ему руки. — Не того ловишь. Точнее, ловите, —его глаза боком заприметили двоих подростков, среди которых вышла осторожно Дахён. — И кого же, по твоему мнению, нужно ловить? —едкий вопрос Су опалил шею незнакомого человека. — Людей с татуировкой, вы же сюда за ними пришли, нет? — Ты применил огнестрельное оружие, сволочь. Стрелял в женщину, —хватка Пак усилилась, он готов был на британский флаг порвать этого человека, — Ты ничем не отличаешься от людей с татуировкой. Ты такая же мразь. — Симпатичная мразь, попрошу уточнить, —огрызнулся человек, — Я бы на вашем месте не считал её за женщину. Она — не женщина, а кусок паршивого дерьма, что очень сильно напортачила перед людьми с татуировкой и передо мной. — Он может что-то знать, —говорит Данби, — Его можно использовать. — Интересное предложение, —отметил человек. — Не обольщайся, использовать как пушечное мясо. Ты не внушаешь доверия. Это ты подорвал грузовики? Твоих рук дело? — Не хочу разочаровывать, но нет. Не в моём стиле, —пожал широкими плечами своими, выпячив свои обветренные губы, — Я здесь по личным причинам. — Это каким?! Говори, —приставил к затылку дуло пистолета, — В твоих интересах быть со мной откровенным, тогда, может быть, тебе уменьшат срок в колонии. Согласись, мотивирующе звучит? — Такое себе, —прыснул саркастически, — Давай разойдёмся и не будем мешать друг другу, товарищ…офицер. Мне с правоохранительными органами нет смысла цапаться.       Хео бегло посмотрела на истекающую кровью девушку, к которой рискнул всё же подбежать Данте. Сам же сказал не помогать, а по итогу первым сорвался. Ну и противоречивый же Керри. Стоило бы сказать ему, чтобы не подходил к ней. Седьмое чувство подсказывало, что с ней не всё так просто. У него в голове мысль вертелась о том, что человеку сейчас не помочь. У них была другая задача, а если они будут задерживаться на каждой такой беглянке, то потеряют всё. — Данте, —обратилась к нему Чанг. На самом деле он не знал, что она хочет сказать, потому что ждать что-то от этой женщины — рискованное дело. Керри не знает её, поэтому судить не спешит, но один предупреждающий тон вынудил сделать несколько шагов назад от извивающейся на земле девушки. — Нельзя же так, —сквозь зубы говорит он, указывая на измученную девушку, — Она умрёт от потери крови. Это будет на нашей совести. Плохо. Она ведь похожа на гражданскую. Надо скорую вызвать. — Ситуация обостряется, —сквозь зубы шипит Чанг. — А ты проверь у неё карманы — убедишься в другом, —возгласы этого сомнительного человека так и наровят напрячься, подумать о всяком. Данте даже на секунду подумал, что если и отыщет её, то найдёт что-то ужасное, даже успел подумать о том, что она «ходячая бомба». Керри сжимает руки в кулаки и хотел было что-то сказать, как Данби сократила дистанцию, выняла из чужой кобуры пистолет и направила дуло тому в висок, говоря: — Тебе лучше сказать. Я не этот коп, я могу и выстрелить в твою непутевую голову. А хотя знаешь… У меня идея получше.       Она меняет местоположение пистолета и направляет его прямо в бедро мужчины. Прошла ровно секунда, чтобы этот человек смог что-то подумать, как раздался глухой выстрел. Разгоряченное дуло пистолета она вытянула в сторону и с неким хладнокровным интересом смотрела на то, как тот дрогнулся, выгнулся в нарастающей агонии и издал свирепое рычание, сдержанное лишь зубами. Эмаль едва ли в крошку не стёрлась от этого, потому что взгляд этого человека молниеносно менялся, не удерживался на чём-то одном. Су автоматически отходит, не опускает прицел с мужика. — Я передумала. Око за око. Прострелил ей ногу — прострелю и я тебе, раз загадками говоришь. Я предупреждала. У тебя есть ещё много мест, которые я могу продырявить, —тон не снимался, так и оставался спокойным и непреклонным. В этом, как ей казалось, не было ничего сложного — сказать всё по существу, если жизнь дорога. Если молчит, значит информация интересная и он точно готов к таким исходам. Поэтому не жалеет их. Они знают, на что идут. Информация нынче дорогая и болезненная. Он ничего не говорит, потому что думает, что говорить этой шмакодявке что-то существенное — глупость. Хотел бы сказать ей, что у неё молоко на губах ещё не обсохло, пока она раскаленный наконечник ствола не приложила к его щетинистой щеке и не сказала: — Давай, дружище. Ты же хочешь свалить от нас, правильно? Говори. — Дан, какого хрена?! —процедил Су и хотел было отчитать девушку за такое незапланированное отношение к виновнику, как мужчина гортанно усмехнулся и сказал: — Сказал же, свинья, что нагадила и мне и людям с татуировкой. Хотела забрать себе всё и при этом сбежать. Глупая женщина. Мне ваши мотивы неинтересны, здесь есть выгодные мне документы. Нам лучше разойтись. — Отпускай его, —приказал Пак девушке и та, пожимая плечами, подчинилась приказу полицейского, замечая колебания в его глазах. Ему не нравятся такие обстоятельства, ему не хочется всё это в отчёт записывать, делая так, чтобы к ним вопросов было меньше. Как же это бесит. Мужчина с приподнятыми руками отходит от них, оглядывает Чанг и Данте, прикусывает изнутри щеку и кланится театрально им и, прихрамывая, уходит в тень. — Надо было убрать его, —Хео говорит это как угрозу, но он игнорирует ее. Он хочет сказать ей еще столько всего, но молчит, засовывает руки в карманы брюк и разворачивается. Он с прищуром смотрит на дальнейший маршрут, смотрит на наручные свои часы и цокает языком. Она смотрит на него так, как всегда смотрела, когда не понимала ситуацию или что-то было за гранью ее понимания. Это взгляд, настороженный, но грустный, как будто хотела сделать всё совсем иначе. Однако Дан не решается что-то говорить снова, думая то, что она и так много уже наваяла против протоколов. По существу, по шее бы за такое дать ей и отправить домой. Но Пак, как бы ни хотел признавать это, хотел, чтобы она была рядом. Данби единственная, что осталось от воспоминаний, когда Ву был жив. И единственная, что знает его отца чуток ближе.       Даже Чанг особо о нём не знала, только наслышана была. Кроме того, здесь нет ни одного человека, который бы знал, что его отец много делал за спиной правосудия нехороших вещей. А когда мама умерла, что-то в белокуром погасло навсегда. Су искренне надеялся на то, что будет она с ним до конца. Та, что смотрела на него опечаленными глазами и при этом слабо улыбалась. Сын думал, да и сейчас думал, что она поистине терпеливая, сильная женщина. Смотрит на здания и думает о том, что хочет сейчас найти папу, сказать ему всё, что копилось все эти годы. Хочется вылить всю душу и сказать о том, что он тоже дурак.       Он просто хочет ещё раз увидеть отца и подставить точку над «i».