***
Помнит Санг многое. Разговоры шли далеко не всегда гладко. Хансу сидел какое-то время в молчании, пока Джун сам не начнёт беседовать на какую-то тему. Иногда Хео раздражался по этому поводу, но в целом начинал привыкать к этому, а потому после нескольких возмутительных переговоров уже не докучивал этими распросами. На самом деле, после того, как у них у обоих появились дети, всё стало как-то иначе восприниматься, мир по другому стал сиять. Хансу замечал, как из угрюмого и ленивого паренька, у кого шило в заднице, постепенно вырастал взрослый мужчина. Но потом Сон слышал, как назло, очередную шутку на тематику «ниже пояса» и возвращался к тому мнению, что он нихрена не изменился. От него веет ещё лёгкой непринужденностью, забавой и порой ностальгией. Иногда легенда тхэквондо думает о том, как же ему не повезло и одновременно повезло познакомиться с этим придурком, от которого несёт духами за три версты. Непонятная смесь сандала и бергамота, что врезается в нос очкастого мужчину и вынуждает чуть морщится носом. Они довольно часто виделись, а иногда Джун просто встречал его в самых нелюдных местах, потому что так нужно было. До Хео не всегда было возможно дозвониться, потому что от него можно слышать только «абонент вне зоны сети». Чем этот человек мог заниматься — вопрос всегда был открыт, даже Сон не знает. Как бы друг ни был открытым в общении, но о работе старался не зарекаться. Но при всём этом для них двоих было приятно беседовать о детях, но когда они оба зарекнулись о Минджи, о дочке менеджера Кима, то никто и подумать не мог, что беседа постепенно пересечёт в прошлые годы, когда криминал и плохие события для них были едва ли не ежедневной рутиной. Хансу не всегда поддерживал взгляды Джуна, но на тот момент уже Сангхуна, что порой насилием проще принимать решение, как «желтоглазый» напомнил ему о случае с ядом. Собеседник понял сразу же, о каком случае твердит его ненаглядный товарищ, у которого улыбка задумчивая так порой много говорит за себя. Ему так и хотелось вспомнить это, но, к сожалению, там не было ничего хорошего. Когда Хансу был под воздействием яда и постепенно терял свою часть себя, это начинало уменьшать процент выживаемости у Сангхуна, однако у того срабатывает девиз «Живём один раз» и идёт навстречу своей смерти. Ему нравится чувствовать опасность, этот не забываемый всплеск адреналина, от которого хотелось добровольно захлебнуться. Это чувство предупреждающей агрессии, что могла по щелчку пальца буквально стать для него последним, что он видел. Но этому мужчине было настолько плевать, что сам порой пугался своей равнодушности к опасности. Они оба помнят те моменты: Кровь булькала в ушах, посылая неким образом в головной мозг свирепый сигнал о том, чтобы отступить, куда-нибудь сбежать наконец и спрятаться. Инстинкт самосохранения уходит на задний план, когда желание Санга испытать адреналин и ощутить боль в теле становится чем-то ненормальным, одержимым. Тьма врывалась в тело Сона, заполняя собой каждую клеточку тела и уничтожая любых проблески человечины. Беспощадно тянула свои наточенные когти, проникая уже под кожу, чтобы добраться до самого сердца. Санг видит перед собой нечто за гранью понимания, и если ранее не верил в существование монстров, то, видимо, ему стоит пересмотреть свое мировоззрение. Он подходит к своему опасному другу довольно бесшумно, словно в шагах не было ни грамма веса. Взгляд, заполненный пустотой и эгоистичным желанием, которое лишь была присуща диким, свирепым животным — убить. Пути назад не было у мужчины с багровыми волосами, что на ветру начинали топорщится уже довольно часто. У него была возможность отступить, дать человеку возможность выпустить пар на врагов, но выбрал совершенно иную тактику — принять удар на себя. Разумна ли была его тогда затея? Вряд ли. Но ему было проще принять всю боль, весь ужас именно от Хансу, нежели от кого-то другого. Он ступает по дорожке из трупов поверженных им врагов. Сон не знает теперь ни пощады, ни жалости, ни милосердия. Волна ярости, словно вулкан, накрывает Санга с головой. Тот сносит комод, стулья вслед за столом летят прямо в окно, и оглушительный звон отрезвляет мысли красноволосого. «Хансу»—говорит мужчина, выставляя перед собой ладони в сдающемся жесте, —«Остановись, пока есть возможность» В голове промелькают ужасы криминальных дел. Санг помнит мёртвые глаза тех, кого он убил, оставляя от них лишь воспоминание мимолётное. Остается только уже не дрожащее от животного страха тело и зловонный аромат тухлого мяса, перемешанный с порохом и железом. Иногда этот запах вызывал лёгкое чувство тошноты, но со временем привыкаешь к такому, хотя не очень-то и хотелось бы. От Хансу веяло холодом, как будто принёс его с самой Антарктиды, потому что у друга напротив по спине пробежались мурашки. Солнце, что просачивались из окон разбитых, наливалось краснотой, клонилось к закату. Оно юрко нырнуло в синюю полосу из туч у края зеленистой земли за далекими холмами. Побагровело ликом и окрасило весь горизонт революционно-алым. «Хансу, ты же знаешь, я с тобой драться не хочу»—взмолился мужчина в растряпанной военной одежде. В руках у него неровный, острый осколок от стекла, у которого импровизированная ручка обмотана изолентой для безопасности. Сангхи держал его перед собой, но прекрасно понимал, что это «оружие» для Сона как зубочистка. Тут за спиной вдарил выстрел, до того неожиданный в этой маревной тиши, что красновласый на миг присел, потерялся, но быстро опомнился. Молчание. Никого вокруг не было, но самая большая ошибка являлась потерей из виду легенду тхэквондо. Нельзя. Нельзя, черт возьми, никогда терять бдительность. Замер, по-волчьи прислушиваясь, принюхиваясь. Санг выходит на улицу и его встречает сразу душистый, огромный лес. Под ногами хрустел снег, а изо рта вылетал густой белый дым от стужи. Пронесся незначительный силуэт вдоль леса, но от того не менее стремительное и опасное. Подняло на загривке. Сердце екнуло, по плечам прошла студеная судорога. Мужчина вздрагивает, когда в кармане вибрирует телефон. Он достаёт его и отвечает негромко Киму со словами «Хансу пропал из виду» и вдруг почувствовал, как земля уходит из-под ног. Как много тел врагов и всё перебитые, повешенные, раненые. Столько смертей. Друг по связи сообщает, что скоро прибудет на место, а пока просит его держаться в доме, нежели на улице. «Я вижу следы…будто босиком кто-то бежал»—сообщает Санг, —«Словно с цепи сорвался кто-то» «Уходи в дом, мы не знаем как долго Хансу под ядом»—сообщает Ким. «Я не могу его в таком состоянии оставить, он едва на живого походит»—и всё же пытался оправдывать своего очкастого друга. Сан пропал в темноте дома, шумно полез куда-то, старые жердины трещали под ним. Ничего не боится он: другой бы ни в жизнь не полез, а этому все нипочем. То-ли дурак совсем, то-ли безумец. Затаился на чердаке и высматривает в темени что-то существенное. Только фонарный столб мог освещать вычещенную дорожку. Свет, что падал на снег, ослеплял глаза человека от мерцающих, крошечных кристалликов. Над головой гулко бухнул выстрел, и в тот же миг затрещали подгнившие доски, и, проломив ветхие половицы, с крыши в комнату чердака рухнул бандит. Следом упал пистолет. Сердце в пятки ушло моментально, даже не задумываясь. Его глаза падают на мужчину, что корчился на полу подобно червю. Ругался на непонятном, то-ли на арабском, то-ли на каком-то ещё, но точно не корейский, и даже не японский. Санг не любит хвастаться, но за свои годы пришлось принудительно-добровольно изучать языки. В приоритете, естественно, был корейский, английский, но он ещё давно знал японский, благодаря прошлому. Уж «спасибо» ли сказать — неизвестно. Преступник взвыл по-медвежьи и разразился бранью. «Сука!»—скрежетал зубами тот, пока до красноволосого не дошло, что делать надо дальше. Прикончить беднягу оказалось задачей не самой сложной, сложнее оказалось другое — кто ему так на крыше руку сломал. Вот тут действительно было нехорошо, ибо ситуация патовая, напряжённая. Дверь в чулан сотряс сильный удар. Поверху, на заднем фоне, орали вороны. Санг не стал терять времени и просто сиганул со второго этажа на улицу. Было плевать абсолютно: мороз — не мороз, а жить хотелось. Густой мрак отворившейся двери отозвался ворчанием и глухой неразборчивой речью. «Ну нахер»—заявляет Сангхун. Среагировать не успел, как за ним прыгнула тень и сшибло с ног. Он заорал матом, попытался скинуть с себя холодное тело. Почувствовал, как в плечи вцепились руки и потащили его лицом по снегу. Замелькал огонь фонаря. Возможно, желтоглазый тогда впервые испугался за свои годы. В далёком детстве он боялся одиночества, а сейчас…сейчас ощущает темноту. Такая холодная и склизкая, подобно улитке без панциря. Он не надеялся на хорошее своё будущее, он никогда не заглядывал наперёд, потому что судьба та ещё сука. Будущее… Хм, такое размытое понятие для Санга. Оно напоминает акварельное пятно на мокром холсте. И каждый раз, когда возвращается к этой теме, он словно тонет в океане своего тёмного прошлого. Этот океан стремительно поглощает его, страх разрастается внутри сознания, и потому начинает захлебываться в собственных мыслях. Темнота. Луна, что расплывчато мерцало перед глазами, скрылась из виду, будто не желая видеть его. Мужчина затылком упёрся о что-то холодное и истошно издал болезненный стон. Ему хотелось домой, как бы отчаянно не скрывал это. Дом, единственное, пожалуй, место, которое могло принять его таким каким он есть. В коридоре темно, цоканье сапогов в мертвой тишине разрезает слух. У мужчины дыхание перехватывает, готов был выколоть себе глаза, потому что не верил в то, во что же превратил яд лучшего друга. Человека, ради которого мог горы свернуть. Иногда казалось со стороны, что ради него он был готов на большее, нежели ради семьи. Дерьмо случается со всеми, но он просто магнит для такого. Санг — нехороший человек, возможно, даже заслуживает бесконечное скитание в одиночестве, потому что смерть для него было бы, скорее, божьим даром, хотя если честно, в религию он никогда не окунался и не верил во что-то, что никто по сути не видел. Это слепая вера. За таких, как этот человек, не выходят по-хорошему замуж, не знакомят с мамой и уж точно не заводят ребенка в надежде на то, что в будущем всё будет хорошо.Сангхун — нехороший человек. Джун — нехороший человек.
Но черт возьми, каждый раз будет задаваться вопросом, что же Лан в нем нашла. Она ж вовсе не дура, у нее красный аттестат из школы, было бюджетное образование в государственном медицинское университете и много грамот в интеллектуальных конкурсах. Лан очень умная. Джун — её противоположность почти. Они катастрофически разные, а по итогу их любимое место зимой было — это тёплый подъезд, где пахнет лёгкими нотками хлеба. Глядел тогда на неё пьяными глазами, но в них отображалось столько любви, сколько женщина от родителей не получала. Он с корнем выдернул её из состояния «синдрома отличницы» и был не против сломать стереотипы о себе. Джун — ходячая проблема и если бы в книге рекордов Гиннесса был человек с большим количеством косяков, то им бы точно стал этот мужчина. Смотрел своими золотистыми глазами в её глазами и готов был сейчас подарить ей на последние деньги любимые цветы, а потом по пути домой пройтись пешком, потому что денег на автобус нет. Джуну было плевать, он хотел с ней сбежать. Джун любил её. Но любит ли до сих пор? Любит настолько же сильно? Или личность Сангха подавило в нём этот огонь чувств и делает лишь имитацию. — Сука…—с хрипотцой усмехается Сан, зарываясь руками в волосы, — Прости… Кому это было адресовано? Неизвестно. Но перед его глазами сейчас момент с подъездом: не ожидал от себя такой импульсивности, но губы приближались к ее со скоростью. Губы Лан на вкус, как карамельные конфеты. Запускает руки в её лиловые волосы и оттягивает их. Он сжимает хаотично лицо и слегка надавливаеи на подбородок, чтобы рот студентки приоткрылся чуть шире. — Черт, прости…—отхаркиваясь кровью, проговаривает снова он, замечая, как тело приближается к нему, — Прости… Мысли мешаются между собой. Голоса вокруг в голове атаковали набатом. Сангхун стиснул зубы, вспоминая, как Хансу просит дать обещание несмотря ни на что оставаться с ним до гроба, а тот молча скрещивает пальцы за спиной. Он не чувствует конечностей, даже пошевелить ими не может. За ним тянутся кровавые следы. Его лучший друг ступает по дороге из трупов поверженных им врагов. От него едва ли осталось человеческое. Сон не знает ни пощады, ни жалости, ни милосердия. Ни цели, ни желаний…только голод. Инстинкт. — Хансу…не надо…—руки трясутся после очередного наказания от друга. Кровь кипящая, тяжёлая и струящаяся, налипает на одежду словно паутина. Хочется сорвать, смыть, уничтожить. Сангхун с хрипотцой стонет от каждого хрустящего звука своих костей. Волна ярости, словно цунами, накрывает с головой. Злость и беспомощность сожгла в желтоглазом почти все эмоции и чувства, кроме ненависти, — Остановись… Сон не слышит. От открытого окна дует зимний ветер. Хочется разрыдаться еще больше от такой ужасной картины. А дальше у него всё было как в тумане. Темнота и смута окрутили сознание Сангхуна, что он ничерта не помнил. Рассудок отключился. В барабанных перепонках только отдалённо стало слышен голос Кима. Непонятно было: точно ли он был им или это уже галлюцинации были. Помнит только, как Хансу падает на пол от удара какого-то амбала, что было крайне удивительно. Сан каким-то образом ощутил второе дыхание и подорвался с места, дезориентировав негодяя. Хватает его за рука, как и очнувшийся Сон, он же легенда тхэквондо, и опускают руку в блендер. Хансу только на секунду замер, услышав звук нажимающейся кнопки. Блендер внутри начал превращать из руки мужчины в самый реальный, свежий и кровавый фарш, а его крик стал до боли устрашающим. Лицо человека искажается от боли, кровь хлыщет из блендера, брызгая везде, в том числе на двух лучших друзей, которых пришёл кажется Ким спасать. Блендер перестаёт работать, начиная слегка дыметь от огромного перенапряжения, ведь размолоть человеческую руку с костями сложнее, чем просто фарш или овощи. Менеджер стоял столбом и смотрел на это с оцепенением. Тело вражеское склонилось над устройством, падая вместе с ним на пол. Конечность осталось в кровавой ёмкости. — Твою ж мать! —вскрикнул Ким, — Какого чёрта вы творите?! Содержимое руки кусками вывалилось на пол, давая лицезреть потрёпанный микс из не самых приятных ингридиентов. Сангхун переводил дыхание и смотрел то на кровь, то на Хансу, который то и дело что сверлил взглядом скорчившееся тело мужика. — Санг! Твою мать, Санг! —одергивает Ким в сторону его, — Какого хрена?! Слёзы потекли с нероятной силой, код 66 наклонился к своему товарищу и заметил, как тот с дрожащими руками прикрывал себе рот. У Санга перед глазами всё путалось. Подскакивает за Хансу, босыми ногами мчится за Соном, будто за последним источником света в своей темноте. Валит того на бок, после чего делает глубокий вдох, направив стекло к виску человека. — Прекращай! Прекращай, Хансу! Это бессмысленная борьба против меня! Слышишь?! —орёт, точно потерпевший тот. Над их головами раздался звук вылетевшей пули. Выстрелы были громкими, кровь брызнула по всем сторонам, тем самым попав в плечо Хансу. Сангхун с остекленевшими глазами сидит на коленях, держа одной рукой голову близкого человека, лишь бы ему не было тяжело лежать. Он ничерта не понимает, что происходит. Молчит, покорно опустив голову, потому что нет смысла оправдываться. Понимает, что теряет контроль от мысли, что в Сона попали пулей. Такое ощущение, что Сангу ломали кости с опреденным удовольствием, с приятным благоговением. Он до сих пор помнит, как орал в студёную зиму на всю квартиру. Крик был ничтожно громким, почти оглушающим. Он давил на барабанные перепонки с таким ярым набатом, что Ким через себя пропустил ор своего товарища. Не любит пропускать через своё сердце всё это, но когда близкий казалось бы человек срывается на беспомощный крик, когда впивается в деревянный пол ногтями и крошечные занозы залезают под ногтевые пластины, то менеджер не может стоять столбом. Хансу молчал. Хансу, что получил пулю и должен был хотя бы сейчас заорать от неистовой боли и чувства жжения, так прискорбно молчал. Ким смотрит на всё это со строгим выражением лица, но в голове у него откладывается несчастная мысль о том, что у легенды тхэквондо сейчас очень притуплены человеческие чувства и болевой порог. Сангхун никогда не открывался им настолько, не обнажал свою уязвимую сторону. Но сейчас, видя, как из плеча товарища текоа густая, зловонная железом кровь, не может сдержать прилив эмоций. Руки беспощадно трясутся, хочется биться лбом об бетонную арку, да так, чтобы на ней трещина паутиной разбежалась. К горлу подступает отравляющий ком, он сдирает кожу слизистой изнутри и не даёт и слова вымолвить. Это тошнотворное, отвратительное чувство. Сан хватается за плечи Сона, пальцами до покраснения вжимается и дрожащими губами молвит хриплое, болезненное: — Хансу, чёрта с два, какого хера ты такой гандон?! Хансу, твою мать! Вернись блять! ТЫ…ТЫ ВЕДЕШЬ СЕБЯ КАК СУКА. ЧТОБЫ СКАЗАЛА ЖЕНА ТВОЯ, ЕСЛИ БЫ УВИДЕЛА ТЕБЯ? ДУМАЕШЬ, ОНА БЫ ОЦЕНИЛА ЭТО? Взгляд Сона на секунду заостряется на этом человеке с охристыми глазами. Они дрожат, мечутся из стороны в сторону и желают увидеть напротив себя хоть какие-то отголоски человечности. Тхэквондист какое-то время тупо стоит, будто прирос к полу и не сможет дальше сделать хоть какие-то шаги. Однако сомнениям приходит конец, когда со стороны прилетает что-то стеклянное. Сан не успевает отреагировать как следует даже после стольких лет тренировок и экстренных ситуаций, он только краем глаза замечает, как к его виску прилетает стеклянная бутылка, которую лучший друг схватил со стола. Ошеломляющий звук разбитого стекла синхроннизируется со законом разбитой внутри души. Эти звуки сыграли угнетающую какофонию разрушения и печали, к которым постепенно смешивается ещё одно не самое приятное чувство — смирение. Голова Сангхуна отворачивается с энергией летящей в сторону, он на какой-томиг замирает, а потом глухо падает мешком на пол. Ким подрывается с места, пытается увильнуть от атаки Хансу под воздействием яда, и это у него выходит, но когда в его зоне видимости попадает расплывчатый, мокрый взор желтизны глаз не менее важного друга, у менеджера что-то щёлкает в извилинах головного мозга. Как всё докатилось до этого? Насколько ничтожно низко всё это. Насколько беспомощно ощущает себя Ким, будто не может своими руками поезд остановить. Транспорт словно мчится навстречу, ни секунды не останавливаясь. За всё это время Сон не вымолвил ни единого слова, будто рот ему криво-накриво перешили и не дают ни малейшего шанса на издания звука. Он просто был сейчас машиной для разнесения чего-то живого и неживого вцелом. Ким был готов встать в оборонительную позу, отразить любой удар товарища. Три друга, три, казалось бы, лучших друга. А ситуация…дерьмовая. От слова совсем. Ким, Хансу и Сангхун. Их многое объединяет, но сейчас они будто стали друг для друга чужими. Эта маленькая, подкравшаяся мысль теснится в мозгу менеджера. Он видит, как со слышимым вздохом поднимается Санг. Это действительно поражает сейчас. Этот хилый, казалось бы, паренёк когда-то даже «рыпался» на тех двоих, с горящими глазами бросал им регулярно вызов, а потом с улыбкой разбитой смирятся с поражением. Он всегда им проигрывал — так, по крайней мере, думал Ким. Но сейчас, глядя на желтоглазого, готов был на кон всё поставить, потому что уверен был в том, как Сан бросает сейчас снова вызов. Но ни Хансу, ни ему, а себе. Себе с насмешкой кривой кинул и со вздрагиванием выпрямляется в плечах. Встаёт в боевую готовность и провоцирующе манит к себе Сона со словами: — Всегда нравилось тебя бесить. Этот крошечный огонёк в его глазах мерцал, горел, просто невероятно полыхал. От него исходила такая яркая энергия, что била ключом и ослепляла глаза других. Эта аура заставляла щуриться Хансу, его взгляд ожесточался с каждой секундой. Будто противоположности встретились друг с другом.***
— А помнишь, как нас Ким разнимал? —спрашивает загадочно мужчина, что притаился в темном углу и смотрел на Сона с задумчивостью. Всё эти воспоминания навсегда останутся с ними, за какую бы сейчас личность ни выдавал. Хансу молча смотрел в одну точку и думал о том, что тогда у него в голове всё рассеялось как в густом тумане. Не помнил ничего. Иногда благодарит богов за то, что Джун и менеджер Ким остались живы, хотя если так посудить, то они не из робкого десятка. Раз выжили — значит не так слабы, уж по крайней мере Ким. Но желтоглазый крайне отличился, поразил своей настойчивостью. — Всё ещё не понимаю, что ты забыл здесь под на ночь глядя, —равнодушно ответил Сон и попытался скрыть свою беззаботную улыбку. Хео пожаловал к нему в один из дней, когда сказал Лан о том, что у него дела на несколько дней, но почему-то сбежал к легенде тхэквондо как к любовнице. — Да так, поболтать пришёл прежде чем пропасть на ещё пару дней. Дела появились, —задумчиво проговорил товарищ и присел на корточки. Выражение лица у него крайне непонятное, отстранённое, непонятное. — Думаешь, Лан не догадывается, что ты крутишь не самые приятные дела? —как-то довольно спонтанно спросил Сон. — Догадается, рано или поздно, —усмехнулся, — Она умная, и в неё пошла Данби. Забавно… — Что? — Данби собрала в себе наши странности: жёлтые глаза, лиловые волосы, нестандарное поведение…мне продолжать? В этих словах звучит немалая гордость, да такая порой, что невозможно не заметить в его глазах здоровый отеческий блеск. Джун когда смотрит на свою девочку, думает всегда о том, как же ему чертовски повезло. Но в тоже время вспоминает, что ей пришлось пережить, что ей пришлось делать из-за него. Если бы он вовремя отступил, никто сейчас не страдал. Такое тошнотворное, ублюдочное чувство вины у них…семейное, судя по всему. Каждый из них всегда-всегда будет носить на своих плечах «особую» вину, особую ношу. Их молчание длилось почти вечность, оно настолько сильно затянулось, что Сон начал уже слышать биение сердца своего друга. И эта концентрация убивается в щепки, когда тот в тишине начинает тихо смеяться. И этот смех постепенно перетекает в гогот коня. — Я тут вспомнил, как мы тебя тогда, зимой, спускали с дерева…—не в состоянии больше сдерживаться, Джун согнулся пополам и начал ржать, задыхаясь от своих потоков чувств, — Ты ж бегал по лесу, как сумашедший. — Ты клялся не упоминать об этом, —предупреждающе рыкнул Хансу. — Ладно-ладно! Всё равно я вспомнил другую историю!.. Память у желтоглазого, к сожалению, очень здравая и удивительная. Запоминает очень много. Помнит случай, когда он сидел как-то вечером в квартире, смотрел ленту новостей, пил остывший свой кофе. Хансу всё это время ходил и с кем-то по телефону разговаривал. Вдруг говор смолкает и через несколько минут раздается жуткий крик, а следом за мат. Красноволосый вскакивает с кресла, бежит на кухню — ничего, в комнату — тоже. И потом только до него начинает доходить, что вопли раздаются из ванной. По дороге вспоминает, что тогда, с утра, поклеил кафель. Сон попросил, ибо времени у него не было. Джун зашёл в ванную и остолбенел от удивления: руки Хансу прилипли к кафелю, где оставались капли того прочного клея. Тот побагровел от злости, начал ругаться, возмущаться, а у желтоглазого приступ смеха накатывает. — Ты как кошак был тогда, —вылезая из воспоминаний, в тот день заявил один из них. — Если бы ты меня предупредил, что оно ещё не высохло…—поджал губы Сон, — У меня тогда волосы ещё прилипли, если ты забыл. — Помню, сбривать приходилось. Ты как лысый медведь был. У жёлтоглазого всё ещё срываются отголоски хохота, когда большая ладонь тянется за чайной ложкой на поверхности деревянного стола, но пальцы не слушаются и отбивают металлический прибор с конца края. Небольшая вещица уже собирается со звоном приземлиться на пол, как другая мазольчатая рука моментом возникает из другого конца кухни в воздухе, перехватывая злосчастную ложку. Карие глаза с нескрываемой злобой поднимают взор на Хео и тхэкводоист буквально суёт прибор тому в грудную клетку. — Ксли Тэхун проснётся, укладывать его обратно, будешь именно ты, — похоже что, рефлексы Хансу ещё больше улучшились даже в жизненной рутине, но скольких нервов ему это стоило, даже думать Джун не горел желанием. — Ну что я сделаю, если руки у меня из жопы, а не по крайней мере из чле…— заканчивать мысль не решился, из-за выставленной перед лицом ладонью, что закрывала весь обзор и красноволосому пришлось выглянуть из «преграды» на навострившегося друга, глаза которого готовы были выпасть из орбит, а брови хмуро срастись в одну единую. — Шорох в детской, господи. Хео явно был в другом пространстве, иначе никак не мог объяснить того, почему Сон слышал то, что ему и в уши не попадало никаким раком. — У тебя уже галюцинации, Хан. Успокойся, никто не просыпался, — он смотрит на уже не молодого мужчину, потрёпанного и со своей историей, тараканами. но сейчас, дома, Хансу казался обычным усталым отцом одиночкой, что подскакивает от малейшего дуновения из одной комнаты всего дома, где скорее всего мирно спал один ребёнок, с больно похожими чертами лица на родителя. Только слишком бойкое поведение с быстрым ростом, судя по всему досталось больше от скончавшейся при родах матери, от которой в последний миг осталась одна небольшая фотография. Мужчина каждый раз тянулся за ручкой самого нижнего ящика в спальне, где до сих пор поодаль стояла двухместная кровать, как тут же отдёргивал самого себе и небольшое воспоминание продолжало лежать на пыльном дне без единого источника света. Света, что ранее падал на рамку с этой фотографией и блестяще освещал женское выразительное лицо, белоснежную улыбку со суженными словно у лисицы глазами. Ли Сохён была высокой статной женщиной, что её рост иногда превышал мужа и к их сожалению, часто без вопросов общества не обходилось. В такие моменты Сон с интересом мог лишь наблюдать, насколько искусно и нагло она простейшим образом улыбалась в лица любопытных людей и в молчании проходила мимо, отстукивая крепкими каблуками по асфальту, да утягивая мужа за собой прочь, пока свободная рука оттопыривала длинный средний палец позади. в отличии от Хансу, её пылкий характер никуда не пропадал, продолжая докучать и трепать нервы мужчине со всех ракурсов, но не было видно, чтобы он раньше был в большом протесте от этого. Он мог многообещающим взглядом одарить Сохён, пока та надевала одни из самых высоких каблуков и вставала возле него, сдерживая собственные смешки от роста мужа. Он мог с первых мест наблюдать, с какой пылающей жаждой победы женщина носилась по игровой площалке, отбивая очередной мяч, что падал на поле противников значительным отскоком. И как эта же агрессия азарта улетучивалась при выходе к Сону, одаряя его промокшими от пота, жаркими от её тела, крепкими от сильной хватки, объятиями и сжатием его грудной клетки как физически, так и морально. Мужчина словно был её личным успокоением из какой-то аптеки за углом дома, в коробке под мудрённым названием жирными буквами. И это успокоение проводило её в последний путь, когда растерянное бледной лицо вбежавшее в больничную палату, стало последним, что она могла расплывчато увидеть и слышать на фоне всего остального шума, мужской громкий голос с твёрдым тоном, но дрожащими нотами. Всё это тяжёлой ношей продолжало покоиться на плечах тхэквондоиста, как тот стягивал оправу очков и массировал переносицу, раскачивая параллельно детскую кроватку изо дня в день. иронично было то, что Ли часто говорила как Хансу идут многие очки и только после её смерти, у мужчины начались неизменные неполадки со зрением. — Возможно ты прав. Сон молчит какое-то время, продолжая глядеть будто сквозь дверь детской и всё же медленно опускаясь на стул перед Джуном, встряхивая больной головой. Золотая радужка следила за каждым движением мужчины, от подрагивания мазольчатых пальцев, не касающихся дюймами поверхности стола и до вздымающейся от глубокого рваного дыхания, грудной клетки. — Данби спокойный ребёнок. Аж непривычно, когда дома так тихо. Заходишь в комнату и она сидит с очередными детскими головоломками, что в них я-то голову сломаю, а они 6 месяцев плюс. — Для тебя куб в дырку засунуть уже за пределами возможного? — Какие кубы? Там у фигур углов больше, чем в геометрии, которую с роду не понимал! —Хансу, будучи уже без какой либо враждебности, поднимает медные глаза на друга. Хео думал лишь о том, насколько давно у легенды тхэквондо настолько тёмные, размазанные синевой, круги под глазами. — Если решил меня добить тем, что у тебя спокойная дочь, то не надейся. — Кто? я? Да что ты, —красноволосый вертит меж пальцев ложку, что ранее чуть не стала роковой и взгляд туманится, разъежаясь куда-то сквозь столовый прибор, пока мысли скочками беспокоили разум. — Хочешь? Забери Данби, а мы с Лан твоего Тэхуна возьмём, —невзначай, как обычная фраза повседневной жизни, срывается с его уст и растворяется в давящей тишине всего дома. Джун мог и не взглянув на очкастого, с точность сказать о его картинном выражении лица, с распахнутыми по монетам глазными яблоками, от чего не мог сдержать прыск в сторону. — Что?.. Джун, это не смешно. — Кто сказал, что здесь комедийное шоу? Углы губ тянутся в чеширской наглой улыбке, когда Сон с полнейшим непониманием всматривается в физиономию этого поганого чёрта, попытками хоть заглянуть в его мысли и понять ход действий. Резкое, элегантное, но всё ещё косячное для глаз легенды действие, происходит в считанное мгновение, как перед острым носом в дюймах возникает наконечник чайной ложечки, удержанной большой ладонью жёлтоглазого. — Я к тебе с предложением на миллион, дружище. Спокойная, тихая, умная, самостоятельная девочка, будет жить с тобой. Пока резвый, неугомонный мальчишка с шилом в жопе, будет у нас. Конечно дети начинают иметь какое-никакое осознание мира, но Дан уже с неплохим настроем относилась к тебе, когда ты недавно лясы точил у нас дома. — На несколько дней? —интересуется кареглазый, скрещивая провокационно руки на своей груди и не отрывая внимания от воодушевлённого собеседника. — Лет. Хансу, кажется, давится то-ли воздухом, то-ли слюной и за этим следует кашель с прочищением горла, производя как можно меньше излишнего шума. — Окончательно крыша протекла? Ты что несёшь? — К чему мелочиться? мне не по себе от тишины, пока тебе она необходима. а мы не чужие же, можно и детьми поменяться. Все слова, от поднявшегося из-за стола Хео и подошедшего парой шагов к другому мужчине, звучали как полный абсурд и только не дрогнувшее более лицо, говорило о правдивости предложения. — Ты… — Генератор жизненно-необходимых идей? — …нет, пиздоёбник. — Сочту это за согласие на всё. Может двое из них и согласовали странную затею между друг другом, но Джуну предстояло ещё рассказать обо всём Лан, через несколько пролетевших ветром дней. Одного выражения лица жены вдоволь хватило, дабы мужчина спохватился за ближайшую спинку дивана и стоять на готове уклоняться от всевозможных бросков в него подручных средств. И так могло случиться, если бы женщина не заметила краем зрения картину, где малышка, с совсем ещё короткими лиловыми волосами, продолжает тише воды-ниже травы сидеть, но уже не обращая всё свое детское внимание на игрушку-головоломку, а только своими блестящими янтарными глаза, глядела с полным интересом на возникшего гостя. Хансу стоял на пороге в ожидании чего-то и заприметив чистый взгляд на себе, перевёл свой томный уставший взор в ответ ребёнку, минутной тишины вокруг. Одна маленькая рука Данби, потянулась в сторону мужчины с одной из самых спокойных аур на данный момент, как фаланги мужских шершавых пальцев дотронулись до совершенно нежной кожи ребёнка и ладони с огромной разницей соприкоснулись, вызывая у девочки отдалённо похожее «хо». Уголки губ легенды тхэквондо, инерцией потянулись в лёгкой улыбке, когда обе ладошки обхватили с осторожностью его руку и лишь в тишине изучающе осматривали каждый дюйм неизведанного человека. Кажется, на это единственное мгновение, второе чадо осталось без особого внимания собственного отца, но мальчику этого вдоволь хватило, что бы в сию секунду начать дёргать ворот хлопковой рубашки и ёрзать как попало на мужских руках. Сон не успевает отреагировать на действия с другой стороны, как женские крепкие руки перехватывают ребёнка из его хватки и как можно быстрее прижимают к себе, попутно стараясь разжать детскую ладошку на ткани мужской одежды. Негодование мальчишки сменяется на лёгкое удивление и заинтересованностью происходящего, пока Хео успевает заметить совсем мелкие пальцы в прядях своих лиловых волос. — Так и началась ваша с нами жизнь, — Лан вздыхает от накативших к разуму воспоминаний, прокручивая различные короткие моменты каждой фотографии из старого серого фотоальбома, цепляясь за каждую деталь от одежды детей и до причин. Данби и Тэхун могут лишь обменяться многообещающими взглядами с раскрытыми до сих в удивлении глазами, как девушка более спокойно укладывает голову на плечо матери и идентично вглядывается во множество фотографий. — И сколько мы, ну… жили так? — озвучивает как-то сомнительно вопрос каштановый и пытается хоть каким-то образом облагоразумить свою шаткую память на слишком ранние года и из-за странности всего этого буквального «обмена» между их родителями, и ещё больше от странного ощущения при виде кадров с красноволосым мужчиной имени Хео Джун. Возможно ощущение зависело не только от отсутствия памяти о нём, но и склизкого чувства какой-то схожести с совершенно другим человеком… или же не другим. — Ты тогда был совсем мал, это Данби было полтора года уже. И ты пробыл со мной и Джуном около четырёх с половиной лет. Проще говоря, когда всё возвращалось на круги своя, вам двоим было по пять и шесть лет. — А я думала это мы ещё отбитые, хотя теперь ясно в кого. Как можно было до этого дойти? —бормочет жёлтоглазая, пока бордовые короткие пряди спадают на плечо женщины. — Тут вопросы к твоему отцу, дорогая. кто знает, что у него на уме всегда было…—дочь может заметить, как руки старшей Хео напрягаются с появлением мимолётного подрагивания и только умещает свою ладонь поверх руки матери, словно без слов отвечая «ты сильная, ты справишься», когда и самой не помешали, но и не помогли бы ничем эти цитаты. Очередная гладкая страница воспоминаний перелистывается на следующую и в мгновением вынуждает Лан застыть изнутри как глыба, от вида одного кадра среди остальных. Относительно светлая фотография с изображением только двух единственных девушек, что кардинально отличались друг от друга не только специфичной внешностью или ростом для стандартов Кореи, но и внутренними личностями. Подушечки пальцев проводят по поверхности запечатанного прошлого, а губы приоткрываются в не озвученных словах то-ли в адресацию подростков по сторонам от женщины на диване, то-ли в адресацию неизвестной покойной.***
Волны раскачивали судно взад-вперёд, не щадя значительную численность пассажиров на борту, которым в большинстве, казалось и не было дела до беспокойства вод. Лиловые длинные пряди то раздувались назад, то так и пытались закрыть весь обзор на девичьем лице, прилипая к потной липкой коже. Лан готова была проклясть всю эту авантюру и любым способом найти в этих местах машинку для бритья, дабы избавиться от собственных надоедливых локонов, но на деле молча сидела на корявых промокших досках, поджимая колени вплотную к груди. — Почему нельзя было по человечески перебраться к Корею, а не на этой… — …хуйне? Ты сама знаешь причину, — она ощущает, как чужое тело приземляется рядом, если не совсем впритык к её боку, мешая влагу их промокшей насквозь одежды между собой. Хео Джун прав, причина не была столь запутанной или скрытной в нынешнем обществе, где было явно не нулевое количество проблемных родителей. Но настолько яро относиться к выбору ребёнка его жизни и до последнего утягивать на дно своих правил, ни под каким предлогом не склоняясь о возвращении в Корею из-за более стабильного дохода с жизнью в Японии. Сен Лан могла отдать должное стойкости их нравов, хоть и ничему большему. Сейчас, исследуя взором всё судно, пока кто-то в стороне блюёт сгустками какой-то каши вперемешку с кровью, другие поднимают громкие оры, придерживая в руках грязные пакетики с белоснежным как снег содержимым или звонко ударяются полу-разлитыми на себя бутылками алкоголя. Затея жёлтоглазого перебраться нелегально на богом забытом прогнившем корабле, до другой страны, уже не было настолько хорошей идеей, даже для стойкого терпения лилововласой. Последней каплей стало резкое падение тушки под приличным градусом алкоголя, прямиком под её ногами и мужская рука неизвестного обвисла на женской коленке, марая брюки ещё больше от склизкой жидкости на всей ладони. Хео хотел было пнуть отключившееся тело от девушки, но та внезапно отбивает его ногу хлёстким ударом своей ладони и не медля поднимается на крепкие ноги. — Я пройдусь. Твёрдо проговаривает, направляясь в совершенно другую сторону борта и оставляя красноволосого сидеть возле пьянчуги, что начинал подавать признаки не разумного бреда. Весь корабль раскачивает каждый раз то с новой силой, то вода почти не устраивает буйств и Лан приходится хвататься руками за любые поручни или надёжные вещи, дабы не встретиться лицом с выступающими кривыми гвоздями в досках под ногами. В голове перебрала столько не самых культурных ругательств, сколько за всю правильную жизнь вдоволь не озвучила и всё же удача играет злую шутку, когда волна позади толкает судно вперёд, поднимая заднюю часть значительно выше. ящики, заодно с людьми, катятся к носу корабля шорохом и поднятыми криками ужаса или даже беззботного ворчания от прерывания идиллии их сна. Но тело лилововласой не желает проявлять дальнейшую стойкость, как ноги от давления удержаться, подкашиваются и на её слух издают слабый хруст, не оставляя выбора помимо полёта прямиком вперёд. Вскрик срывается с её уст, готовясь к худшим исходам и думках о том, как сейчас её тело вывалится в глубины вод, заполняя все дыхательные пути и запечатляя девичью гримасу безысходности навечно на самом дне. — Осторожнее! —доносится чуждый голос до барабанных перепонок и чувствует сильный удар падения, что смягчается чем-то более мягким, пока с противоположной стороны слышится громкий всплеск и на кожу сжатых век, попадает ледяная струя капель. — Хэй, вы в норме? —на дальнейший вопрос, Лан словно ужаленная распахивает ранее закрытые глаза и в попытках нормализовать расплывчатое зрение, замечает прямиком перед собой в дюймах лицо незнакомой девушки. Осознание того, что прямо сейчас всем корпусом лежит на незнакомке и судя по всему падение смягчила именно она, подходит к разуму чуть запоздало, да только после замечания её скорченной от дискомфорта гримасы. — Боже, прошу прощения! —лилововласая в попыхах пытается подняться, но руки от влаги скользят по всевозможным поверхностям и только ухудшают ситуацию, как она вновь приземляется на бедную, ни в чём не повинную девушку. Когда голова прижимается к женской грудной клетке, ожидает как минимум вызванного раздражения в свою сторону и со вздохом предполагает о неизбежных разборках из-за своей стойкой натуры в том числе, но неожиданный хохот заставляет Сен в расплох. чувствует вибрацию от девушки при приступе смеха, решаясь поднять макушку с её груди и устремить растерянный взор на задорную улыбку с прищуренными глазами. — Давай помогу. Ледяная кожа пальцев ощущалась даже сквозь ткань одежды, когда чужие руки впиваются в её плечи и напором вынуждают тело приподняться. Не имея понятия куда деть саму себя, успевает только ощутить другую хватку позади себя под подмышками и лилововласую легко утягивают назад, оставляя глазами только моргать на всё ещё лежащую на досках неизвестную девушку. Носками ног чувствует слабые отголоски поверхности и наконец ступни не устойчиво встают со скрипом, на уже менее раскаченное судно. — Мог и раньше подойти, Куан, —со вздохом бормочет неизвестная и последовательно сама пытается встать на свои две надёжные опоры, не без труда. Та выпрямляется в спине с каким-то сомнительным хрустом, что был приглушён шумом волн вокруг и Лан может в полной мере оглядеть её не самый свежий вид, явно не первого дня прибывания на борту. Совсем тёмно-коричневые локоны, что были собраны в небрежный пучок с деревянным крабиком, казались чуть ли не почерневшими из-за обильной влаги и свисали прядями по румяные женские щёки. Не здорова синева под глазами граничила с классическим умеренным тоном кожи и небольшие, еле заметные морщинки шли от углов ярко-выраженных глаз, которые горели нефритовым отливом блестящей зелёной радужки. Верхняя губа так же была с синим тоном, пока на нижней всё ещё присутствовала родная розоватость ближе к центру и совсем еле заметная бежевая полоска проходилась по банту верхней части уст, обозначая малый шрам неизведанного происхождения. — Не повредила ничего? Это тут частое явление, —склоняя голову на бок, задаёт вопрос зеленоглазая и делает пару шагов навстречу, пока сама взглядом следит за чем-то или кем-то позади лиловой. — Думай о себе, а не о первых встречных тут. На каждом втором дню сколько здесь сбежавших незнакомцев, а ты всё сидишь с каждым стариком и распиваешь ром с откровенным ржачем, под его повторяющиеся басни, —Сен с опаской дёргается на излишний низкий голос за своей спиной и на готове резко оборачивается, как моментально встречается с карими глазами, но окатывает от них словно ледяной водой с тазика, да досыпая тонкие осколки льда со дна на её макушку. — Если будешь продолжать душнить, то высуши заодно мои шмотки одним своим присутствием, —Лан не нравилось ни происходящее, ни компания этих «местных» людей, но девушка всё же навевала куда больше доверия, чем из ниоткуда взявшийся парень. Потому желание скрыться куда подальше бурлило изнутри, а взор искал пути такого отхода, где не пришлось бы очередной раз падать от развалившихся на поверхностях чужих спящих тел и миновать из-за них полёт за борт. Но назло всей своей тишине и молчанию, на плечо укладывается тяжёлая ладонь. — Ваше? —вторая мужская рука протягивает заколку значительного размера с заострёнными краями на крыльях металлической чёрной бабочки, что словно текла своими узорами, а тонкие усики торчком стояли вперёд. — Да, моё, —лилововласая выхватывает свою по праву вещь и зажимая в хватке, суёт в глубокий карман кофты. В отличии от холодных рук девушки, у парня они показались слишком тёплыми, от чего складывалось странное впечатление абсолютных противоположностей этих людей. Сам вид парня напротив веял собранностью и дуновением прохлады, что от медной радужки с совсем сжатыми зрачками почти до минимума, что от бледной кожи с заметно выступающими венами везде, кроме лица. Густые ресницы подрагивали, а тёмные брови были расслаблены в прямом, как будто по линейке, положении, пока чёрные смольные волосы шелохтили от ветра и торчали в обе стороны, загибаясь местами в концах слабыми волнами, что выходили в сплошную прямоту у корней, на всю короткую длину. — Не пойми нас не правильно или не прими за каких-то сумашедших. Мы просто рабочие здесь и следим за каким-то минимальным порядком на борту. Я -Лим Элен, а это мой муж — Лим Куан. Девушка протягивает ладонь для рукопожатия после краткого представления и лиловая какое-то время зависает при долгом взгляде на брюнетку, после чего встряхивая головой в стороны и всё-таки пожимая руку в ответ. — Сен Лан. я… тоже с молодым человеком. Вынужденно перебираемся в Корею. — С Хео Джуном? —выгибает вопросительно густую бровь кареглазый, следя за её реакцией и за тем, как та покосилась на него. — Он уже со всеми тут познакомился, как я понимаю. — Нет. Я предоставил вам визит сюда и почти бесплатный переплыв из Японии в Корею ещё до того, как вы ступили на борт. точнее не за деньги, а за услугу от Джуна, —от слов о некой «услуге», по затылку прошёлся табун мурашек. Сен вдоволь осведомлена о тех услугах, что мог предоставить мужчина ещё в Японии и при определённой работе, хоть и старалась думать об этом по минимуму. — Вместо того, чтобы надоедать человеку, лучше проверь кто там вывалился в воду, —и после обращения к парню, зеленоглазая обвила ледяные пальцы вокруг запястья лилововласой, утаскивая не среагировавшее тело следом за собой, в противоположном направлении. До разболевшейся головы поздно доходит, как глаза уже не чувствуют слабого дневного источника света, заменяя его на малый отблеск лампы в тёмном помещении, где руку более не держали и оставили Лан стоять посреди всего пространства. — Не парься и присаживайся, —Элен, что уже уместилась на каких-то бочках, похлопала ладонью по соседнему месту в приглашении составить ей компанию, пока её правый уголок губ приподнялся в лёгкой полуулыбке. делая несколько шагов вперёд, Сен заметила небольшое скопление пыли на поверхности бочки и натягивая блинный рукав вязаной кофты, прошлась тканью по дереву, убеждаясь в отсутствии пыли. Девушка не без усилий забралась на относительно высокое место, попутно оглядывая всё странное помещение, что судя по всему было ближе ко дну корабля и создавало гулкие удары волн по сторонам, в сплошном молчании между двумя особями. Тишину так же нарушило шуршание пакета, на что Лан сразу обратила своё любопытное внимание, поворачиваясь в сторону новоиспечённой знакомой. поддевая край какой-то замысловатой упаковки, брюнетка надрывала её в открытии и еле уловимый сладкий запах, пылью разлетелся вокруг её ладони, как вторая рука уже удерживала небольшую тару, куда и отправилась овсянка быстрого приготовления вперемешку с ароматизированным порошком. — Не голодная? Будешь? Словно по сигналу, раздалось урчание пустого желудка, на что Лим хмыкнула и буквально всунула девушке тарелку с сомнительной сухой основой для будущей еды, но сейчас желание съесть что угодно, было сильнее избирательности в блюдах. — А вода где? — Можем с моря зачерпнуть. Или на крайний случай…—хлопок по дереву бочки под собой. — …здесь полно рома и другого. Сен покосилась то на бочки с приделанными металлическими кранчиками, то на самодовольную даму, неосознанно усмехаясь ей в ответ. Только зеленоглазая отворачивается за второй упаковкой каши, как до её ушей доносится скрип дерева с характерным прыжком тяжёлой обуви и вновь возвращая внимание к лиловой, замечает картину маслом, где та всерьёз, с непринуждённым лицом стоит на корточках перед бочкой, да подставляет тару под золотистый кран. — Да ты конченная, подруга… похуй, мне тоже налей, —протягивает вторую посуду с идентичным содержимым, пока лилововласая уже доливает нужное количество жидкости медового отлива в первую и тянется за следующей из её рук. — Если меня начнёт воротить, блевану на тебя. — Ладошки подставлю, не страшно, — отвечает Лан сарказмом на сарказм, с долей некой правды в словах и выуживая у знакомой алюминиевую ложку, умещается обратно на свою место, принимаясь размешивать до сведения кишечника, не самую хорошую интересующую трапезу. С девушкой было куда спокойнее поймать одну своеобразную атмосферу, чем с тем холодным как глыба парнем. — Так значит он твой официальный муж? Как вы сошлись вообще, — озвучивает вставший с самой встречи вопрос, пронося при этом в собственных мыслях: «кто бы говорил, Лан…». — С Куаном-то? Самой бы знать, честное слово, —устремляя взор изумрудных глаз в тёмный потолок, засовывает в рот ложку с набранной пожелтевшей овсянкой и притупляет, перебирая в памяти что могло бы дать ей самой ответ, над которым толком и не задумывалась никогда. как будто оба молодых людей полностью спонтанно пришли полтора года назад в ЗАГС, черканув в бумагах замысловатыми подписями и вышли помолвленым, но ничем не изменившимися личностями. — Мне иногда кажется, что мы с ним какие-то неправильные. Он слишком серьёзен во всём, кроме нашего личного плана, а я наоборот, легкомысленно к жизни отношусь, но иногда всерьёз смотрю на наши взаимоотношения. — Вы словно две стороны медали, — так же опробовав еду, Сен немного сморщилась от кислого с горьким привкусом в перемешку, с не до конца разваренной овсянкой, что застревала местами в зубах. — В какой-то степени, —протягивая слова и ковыряя прибором в тарелке, Элен на несколько секунд замолчала, оставляя между ними полную тишину для раздумий каждой о своём. но долго это не длится, когда лилововласая ненароком замечает её за познавательным занятием, а точнее её язык, что высовывался и тянулся до кончика розоватого носа, без труда касаясь кожи. — Я хотела бы нам сына, —внезапно заявляет зеленоглазая, переставая выворачивать свои дела с языком и переводя взгляд на удивлённую Лан. — Не хуей так, словно я хочу украсть ребёнка, а не собственного завести, — тихо хохочет себе под нос, откидываясь спиной ко влажной стенке позади себя, пока ноги продолжали свисать и болтаться в душном воздухе. — Просто… мама всегда хотела себе второго сына, но после моего рождения начались проблемы со здоровьем. А я в свою очередь, всё хотела себе младшего. Но не срослось ничерта. С Куаном говорить на этот счёт невозможно. То он занят чем-то, то он говорит нужно время, то элегантно меня нахуй пошлёт, что сама этого не пойму сразу, — ощущает значительный толчок в бок и возвращает внимание к лиловой, что с приподнятыми бровями и почти стёртой ухмылкой, буравила девушку. — Назовёшь сына Чханом, припомни мои слова. — С чего это именно Чхан? — Не знаю. Вычитывала какие-то имена смазливых учёных с их вселенскими открытиями в журнале, только это и запомнила из всех, — Лим, кажется давится то ли воздухом, то ли смехом и сгибается пополам, хватаясь рукой за свой плоский живот от такой спонтанности и утыкается лбом в колени с потёртой тканью штанов. — Чёрт возьми, а Лим Чхан звучит, ха-ха. Кто мог знать, что женщина слова на ветер не бросает, именуя в будущем тёмновласого мальчишку с зелёными глазами, по шуточному совету первой встречной. Со стороны лестницы слышатся шаги явно не одной пары ног, но низкий голос проявляется лишь один, вместо ожидаемых двух. — Если тебя что-то не устраивает, то мог собственноручно заняться им. Или кишка тонка? С верхних ступень спускается чёрноволосый мужчина, устремляя свой пустой взор только вперёд и совершенно игнорируя второго красноволосого человека позади себя, что продолжал пускать комментарии в его спину. — Мне нельзя было марать руки, не сейчас и не перед путём в совершенно другую страну. Это могло плохо сыграть на нелегальное дело и вы бы так же не смогли сейчас плыть в Корею,—отвечает стальным тоном Куан, испуская томный вздох со своих посиневших уст и наконец оборачиваясь к жёлтоглазому, тут же встречаясь лицом к лицу с физиономией в прозрачных округлых очках, на которые падал отсветом слабый источник лампы. Острые носы разных тонов кожи, от бледного и до смуглого, почти что соприкасались меж собой на сокращённой дистанции двух юношей, что ровно штыком стояли друг перед другом идентичного роста, с расправленными как у каких-то шкафоф купе, плечами. — Нашли ли бы другой способ перебраться, не смертельно,—густые бордовые брови теснились к переносице, а уголок губ провокационно приподнимался, глядя на то, как челюсть кареглазого заметно крепко стиснулась до лёгкого скрежета зубов изнутри, звук чего не составляло труда уловить вблизи. — Ещё раз повторю - я ни слова не молвил о том, что ты плохо выполнил поставленную работу. Я сказал, что ты мог лучше, но и никак не хуже, Хео Джун,— горячее плавное дыхания Лима, разбивалось ожогом о каменное выражение лица Хео, не смея прерывать зрительный контакт медной радужки вокруг суженных зрачков и сплошной янтарной. И парни могли бы продолжать давить друг на друга нескончаемое количество времени, если бы не слишком неожиданно прилетевший сгусток липкой смеси, прямиком в левый глаз брюнета. Рука реакцией дёргается от резкости, а кожа чувствует как склизкий комок стекает дальше на бледную щёку. — Мы билеты на боевик не покупали, ребята,—подаёт голос Элен со стороны и две пары глаз удосуживаются впиться в двух молодых женщин, продолжающих сидеть на высоких деревянных бочках. Сен, со скрещенными на груди руками без слов осуждает наглых нарушителей их компании, а зеленоглазая удерживает вооружённо ложку, которую и загибала пару мгновений назад ради точного полёта спиртной овсянки в физиономию собственного мужа. — Элен...—тёмноволосый тянется ладонью к каше, в районе своего вовремя прикрытого глаза и подушечки пальцев набирают уже совсем прохладную жижу с кусочками овсянки, позволяя второму свободному глазу взглянуть на пакостное средство атаки. — Дружище, да у тебя в глазу соринка. смотри не пусти слезу,—тыкая указательным пальцем в тот же сгуток, бубнит Джун и натягивает оскал белоснежных зубов, щёлкая как довольный задорный хищник перед Куаном, что только раздражительно покосился на того. — Пасть закрой,—после последних услышанных слов, красноволосый успевает только раскрыть не верно среагировавшую челюсть и в глотку попадает отвратительная склизкая консистенция с длинных пальцев юноши, как тут же чужая рука секундой покидает полость и тянется к потрёпанному полотенцу в стороне, да оставляя жёлтоглазого в полной мере распробовать вкус блюда. — Приятного аппетита. — Вы чё с кашей сделали...—сплёвывая тошнотворное напоминание еды через плечо, откашлялся, как девушки разразились разным смехом, но очень сочетающимся меж собой. — Ромовая овсянка. Так и продолжались несколько последующих дней на борту небольшого корабля, между двумя молодыми бойкими парами Лимов и будущих Хео, по своему спевшихся друг с другом до прибытия ранним утром к берегу долгожданной Кореи. Когда ватные ноги коснулись устойчивой бетонной поверхности, вместо шатких досок, с губ Лан сорвался выдох полного облегчения. — Неужели земля... — Мне кажется или ты рада больше куску бетона под ногами, чем прибытию в родную страну?—забавляется не менее уставшая брюнетка, укладывая всё ещё такую же ледяную ладонь на опущенное плечо лилововласой. — Бывало и хуже, не вешай нос, Лан,— подсекает Джун, задевая согнутым пальцем кончик мраморного носа девушки и получая в ответ хмурый взор из под тишка. — С вами конечно было весело, но могу только пожелать успехов в дальнейшем,— слабая хватка пропадает на плече и Сен поспешно выпрямляется в спине, прослеживая за зеленоглазой подругой, что задом топала назад, размахивая рукой как можно выше в прощальном жесте и с привычной лёгкой улыбкой. Поднимает собственную ладонь в попытках идентичного жеста и замечает, как та неосторожно врезается спиной в стенку за собой с характерным шипением, от чего Лан не сдерживает последний смешок с её безрассудности. Почесывая больной от столкновения затылок, Элен может почувствовать излишнее присутствие перед собой и затемнения солнечного света чуждой тенью, что исходила от широкого силуэта перед ней. Мужская рука скользит на ослабшую талию после долгого пути через воды, медленно обхватывая женское тело и притягивая чуть вперёд, как зелёная пара глаз поднимается к тёмной макушке нависающего юноши. Карие глаза без следа бывалого холода, вглядываются властно в её душу и пальцы свободной руки очерчивают острый подбородок застывшей в ожидании чего-то девушки. не желая более искушать себя и её, Куан куда резче наклоняется и жадно впивается в мокрые, прохладные, но желанные губы брюнетки, интенсивно сминая поддатливую плоть. Медные глаза даже и не думают закрываться, со всем вниманием следя за полной реакцией на свои действия, пока остальные два человека под протяжное «у-у-у-у» жёлтоглазого и хлёсткого удара ладони лиловой по его шее, покидали это место. Так был построен фундамент начала жизни Хео Лан, с дальнейшим не самым приятным и стандартным знакомством с высокой статной женщиной Ли Сохён, запечатанной на единственной их совместной фотографии серого фотоальбома.***
Это было, кажется, очень давно. У Лан миллион причин не идти на такие спонтанные авантюры. Ей не нравится от слова «совсем» такие хаотичные идеи, где нет чёткого плана и ранней договорённости. Студенческие годы отнимают всё самое лучшее — говори ей, но у неё и до поступления в институт жизнь была не сахар. На плече у неё лямка, что от тяжести в сумке оттягивала плечо и наклоняло ближе в уклон. Не было никакого желания сейчас с кем-то контактировать, потому что утром недопитый кофе до сих пор стоит в общежитии, на подоконнике. Из стабильного у неё, кажется, только агрессивная мечта кого-нибудь убить. А нет, ещё сон. Сон стабильно по пять часов в сутки — это было почти райское наслаждение. Некий фундамент эмоционально загруженного октября. Листья безнадёжно падают — разноцветные все, неограниченные ничем, кроме силы притяжения к земле. На голове растрепанный лиловый пучок, на плечах идеально выстиранный, выглаженный медицинский халат. Под глазами были едва наспех замазаны консиллером синяки, но надежда умирает последней, потому что девушка давно поняла, что никакую синеву косметика не скроет. Она кидает сумку на лавочку с таким безудержным грохотом, что там как будто хрустнуло что-то важное, например, её нервная система. До начала практики осталось полчаса ещё, а одногруппников как не было, так и не предвиделось в ближайшие минуты. Лан имела довольно интересную привычку — приезжать раньше всех и ждать под дверями преподавателя. Сен Лан закатывает глаза и мысленно ругается на свою пунктуальность. Она смотрит задумчиво на экран раскладного телефона, покрытый красным оттенком. От старости он где-то местами потерся, но мило раскачивающийся брелок с кроликом, подаренный Джуном, напомнил ей как раз об этом молодом человеке. Глянула в сообщении, а там скучающе висит одинокое, непрочитанное от неё сообщение «Ты сегодня свободен или как обычно?». Лан иногда думает, что Джуну всё это нахрен не сдалось и ему насрать на неё. Говорила же мама, мол, выбери себе мужика получше, да с деньгами, а не этого «с Богом и не дай Бог». Такая вся идеальная, лучшая дочь, лучшая ученица в школе с медалью, лучшая чуть-ли не во всём. А по итогу что? Должна была быть, по идее, идеальной, но характер у Сен словно тугая верёвка — задушит до смерти. Она на неделе бросила курить, но при этом часто прокручивает момент, когда носочком лакированной обуви тушила сигарету за институтом. Сигарета со вкусом шоколада и вишни въебалась в душу, но недавняя вычитанная статья о курении дала ей «толчок» на бросание злоупотреблять табаком. Лан смотрит на свои хирургические штаны, на халат в зеркало и думает — ну будущий врач же. Будет людей лечить. Ага. Как же. В душу вливается нечто яркое, освежающее ощущение, когда ослепительное солнце встречает ее. — Привет, —резко тишину обрывает голос одногруппницы. — Привет, —отвечает почти сухо, безэмоционально. — Выглядишь менее бодрой, чем обычно. Помнишь, что мы сегодня в морг идём? Будет интересно, —вслух рассуждает её знакомая, с которой лишь иногда перекидывается парочками фраз. — Ага, очень интересно обедать, когда рядом труп лежит и разлагается. Я как раз сегодня рис с мясом принесла, всё домашнее, —когда Лан говорила об этом, она и не задумывалась о том, что её одногруппница настолько окажется впечатлительной, что в лице скорчится и согнется пополам, чтобы выразить приступ тошноты. В какой-то момент у неё аж по спине пробежались мурашки и она простонала раздражённо. Сен усмехнулась впервые за разговор и добавляет: — Да ладно тебе, человечина особо ничем не отличается от хорошо приготовленной телятины. — Фу! Лан, как ты такое можешь говорить? —пропищала та. — Я шучу, —аргументирует крайне спокойно. Когда постепенно группа начинала собираться, набирать свою численность, то девушка почему-то подумала, что у неё нет желания особо с кем-то контролировать. Студенты заранее подготовили для себя одноразовые медицинские халаты, шапочки, маски, бахилы, чтобы «не пропитаться» трупным трупным и соблюсти все санитарно-эпидемиологические требования. После такой экипировки практиканты прошли в морг. Лан не думала ни о чем, это всего лишь морг с трупами. Они не в хоррор-фильмах, где трупы встают и начинают массовое кровопролитие. При входе почувствовала она и одногруппники резкий непривычный запах мертвых тел, но к нему как-то со временем привыкаешь на самом деле, пока находишься там. Студентов завели в секционный зал, где судебные эксперты проводили вскрытие двух трупов — женщины и мужчины. — Жесть, —кто-то сказал из ребят. — Фу, там же кишки видно, —скептически пролепетал из девушек кто-то. — С пивом зайдёт, —Лан не секунду померещилось, что это сказали, но когда её голова повернулась, глянула через плечо на источник этой шикарной шутки, то почему-то не сдержалась и добавила: — Чипсов не хватает. Юноша в очках слегка приподнял уголки губ, но ничего толком не ответил. Трупы здесь обычно вскрывают для установления причины, способа и времени смерти. Вскрытие проводят при помощи множественных специальных инструментов: скальпеля, ножниц, пилы для костей и многое другое. Лан стояла и смотрела на то, как некоторые ребята корчили лица и пытались что-то ответить на вопросы квалифицированных работников, пока тот молчаливый молодой человек снова шёпотом не сказал: — Часть врачей работают в морге, остальные — на морг… — Они так работают, что потом в морге бухают…—шепчет Сен. — А что за повод-то? — Кто знает, труп может обмывали…? —она замечает, как он усмехается и неловко протягивает ей руку для рукопожатия: — Ты вроде мой одногруппник, но не помню тебя. Кто ты? — Сон Хансу. О, там член отрезанный, —когда ему жмут в ответ руку, он другой указывает так тактично на отрезанный гениталий мужчины, — Какой-то бесхуёвый у него день. — Ну, хуй не зубы — отрастет может. С того момента она как-то запомнила этого молодого человека в очках. Его чуть отросшие волосы, напоминающие то, что он будто с восьмидесятых не вышел, были довольно забавными. Их тогда разговор не закончился конечно. Когда их сопроводили в другой кабинет, где при них вымывали из тела трупа кровь, Сон молча смотрел и в какой-то момент говорит: — Технически, если бы среди нас оказался кто-то вампиром, он отсосал с члена кровь? Ну, практически напиток через трубочку. Сен Лан округляет глаза, хватается резко за свой рот обеими руками, а потом кое-как сдерживает свой громкий смех. Но чтобы это хоть как-то скомпенсировать, девушка хватает того за шкирку и молча отходит в самые последние ряды, потому что это невозможно было слушать не без хохота. Хансу смотрел на неё невозмутимо, он это всё преподносил с каменным выражением лица, как будто это была норма. — Ну ты и конченный. Ты бы сдружился с моим парнем, —отмечает Сен. — Вряд-ли, мне нет никакого дела до всего этого, —ответил молодой человек. В ходе вскрытия, коллеги-эксперты дали студентам массу полезной информации, которую конечно ни Сон, ни Сен не запомнили, потому что стали обсуждать как лучше можно было б спрятать труп. С ним было интересно вести беседу, он казался таким закрытым и в то же время доступным для болтовни. Такой интересный одногруппник, который после практики куда-то бесследно исчез, так и не попрощавшись. Их спокойное обсуждение того, насколько же могло быть аппетитным человеческое мясо зашло куда-то не туда, но она почему-то хотела с ним всё это обсудить. В сыром виде человеческое мясо выглядит как говядина, но менее красное, с бледно-желтым жиром. Поджаренное же — сероватым и пахнет как приготовленная говядина. Никогда бы Лан не подумала, что будет после этого читать, по совету Сона, книги или статьи о каннибалах. Естественно, преподносил всё это в шуточном виде, но та настолько была заинтригована, что хотела обсуждать это. Никогда бы не подумала, что прочтёт статью, где сам каннибал пишет, чтобы мясо было почти как «хорошая, полностью раскрывшаяся телятина, так что я думаю — никто с нормальной, обычной вкусовой чувствительностью не смог бы отличить его от телятины». Хансу невозможно было уловить в институте, потому что то его вечно на парах нет, то вечно бегает по кабинетам. Странный парень, если честно, но, в общем говоря, если и появлялся, то редко. Однако метко. Присутствие этого человека было как затишье перед бурей, ведь от него можно буквально что угодно ожидать и неизвестно чем это кончится. Лан не любила таких людей, а потом вспомнила о Джуне и заткнулась. — Эй, голова сливовая, —голос позади неё однажды заставляет её отвлечься от прочтения учебника по анатомии и несколько раз проругаться в голове, — Всё книжки читаешь? — Типо того, не хочешь тоже повторить? Или учёба — для лохов? —она тянет губы в злой улыбке, намеренно демонстрируя ряд из белоснежных зубов. — Какой смысл повторять то, что не учил даже? Я импровизирую, —хмыкнул Сон, — Повторяют только те, кто сомневается в своей фантазии и в своей уверенности, а мне как-то по боку. Выкручусь. Всё равно медицина — это не тхэквондо. Он был непонятным, абсурдным и крайне уверенным в себе. На физкультуре проделывал такие трюки, выгибался в растяжке так, что девчонки завидовали и думали о том, что нужно взять у него пару уроков растяжки. А Лан наблюдала за всем этим и понимала, что после института Сон уходит со скоростью света. Его невозможно было остановить. Иногда хочется думать, что просто торопится домой, может даже к семье, или к любимой девушке, но почему-то жизнь подкидывает Лан очень интересных личностей. Настолько интересных, что интуиция бьёт ключом об сознание. Она так и орёт: «очнись, дура!». А по итогу подавляет это в себе, пьет кофе на альтернативном молоке и поглядывает иногда на часы в своём экране телефона. Учёба давалась с трудом, а парень лишь изредка появлялся, но приносил откуда-то деньги. Страшно было подумать о том, что когда-нибудь в их съёмную квартиру постучаться нехорошие люди. Эта паранойя развивалась с каждым годом и она не могла ничего с этим поделать, это ощущение невозможно было утаить. И всякий раз, когда Лан с Джуном пыталась поговорить на эту тему, он тактично выслушивал её и пытался успокоить. С ним было о чем поговорить, но в какие-то моменты у неё складывалось впечатление, что он что-то недоговаривал, не хотел говорить или делиться вцелом. В один из выходных, в гостиной было непривычно просторно, потому что многие вещи Джун уже упаковал в чемодан. На полках располагались памятные фотографии и вещи девушки, в то время как мужчина складывал солнцезащитные очки в передний карман рюкзака. «И надолго ты…в «командировку»?» — с усталостью в голосе спросила студентка, переминаясь с ноги на ноги в дверном проёме, который вёл прямиком в коридор, а тот уже на выход. «Это не командировка, Лан’ни, скорее, непредвиденные обстоятельства» — отвечает с нежностью в голосе Хео, отрываясь наконец от сборов, — «Нужно помочь с товарищем, у него с домом сейчас беда, нужно вещи ему отдать. Всё равно их не ношу». «Хотелось бы верить» Вот он уже стоит и обнимается с ней. Конечно, расставаться всегда тяжело, но в закромах теплится приятное напоминание о том, что после долгой разлуки ожидает пару выходных. «Лан, тебе б поспать, а ты со мной няньчишься. Учёба в меде — нелёгкий труд, нервы стальные должны быть. Ложись спать, отдохни, посмотри сериал или прогуляйся. Я как приеду, мы сходим…ну, не знаю…» «В антикварную лавку. Обещаешь?»—растерянно тянет пальчик, в ответ на задорно протянутый парнем мизинец. Тут уже и у него слегка проступили слезы, но быстро смахнул их. Он выполнит обещание, всегда их выполнял. В квартире было невыносимо пусто. Ей хотелось заполнить чем-нибудь. Слайд на экране телефона сменился и она наткнулась на яркий кружочек над ярлыком SMS. Это была метка, что у неё одно непрочитанное сообщение. Наверное, Джун что-то написал, стоило ответить. Когда девушка открыла приложение, то обнаружила то, что написал ей далеко не парень, а одногруппник. Откуда у него номер Лан? «Привет. Ты не забыла, что сегодня обещала принести учебники?»—коротко и понятно изложился человек. — Бля-я-я, —истошно проговорила вслух Сен и запрокинула голову назад, — Старею, забываю самое элементарное. Ужас. «Помню, но спасибо, что лишний раз напомнил. Откуда у тебя мой номер?»—написала в ответ ему лиловласая и шмыгнула своим носом. Не стоило всё же на ночь оставлять открытое окно, была вероятность заболеть не в самый подходящий период учёбы. «Это не так трудно, если нужно напомнить тебе о встрече. Зависит от желания» Хлопнув глазами, Сен просто не нашла, что сказать. Может она ударилась головой и сейчас это простой сон? Какого чёрта Хансу имеет доступ к её номеру телефона? Это крайне стрёмно. Но собираться нужно было, потому что ей нужно оказаться на месте встречи через тридцать минут, а значит времени на привычные сборы нет. Накинув на себя спортивные штаны и растянутую Джуном толстовку, она делает незамысловатый низкий пучок из волос, замазывает лихорадочно тональником круги под глазами (как будто это правда помогает) и собирает параллельно вещи. До всей этой истории они с Соном Хансу даже и друзьями не были. Так, люди, что обмениваются парочкой фраз. Они оба такие строгие и одновременно могут быть идиотами. Пожалуй, Сон единственный из группы, с которым она сама начинала беседу. Изредка сам первый здоровался, порой окидывал её уставшим и грозным взглядом, но потом вроде как успокаивался. Странный и пугающий человек. Когда Сен прибыла на место встречи, то готова была поклясться, что опоздала на пару минут, но Хансу не было нигде. Девушка перепроверяет место, пересматривает время. Нет, всё правильно. Опаздывает, засранец. Никогда не любила опаздывающих людей, хотя сама сегодня совершила такое же, но никто ведь не видел — а значит и не было вовсе, верно? В руках пакет с учебниками, да не самый лёгкий, но Лан их настолько привыкла таскать, что даже не замечает веса их. Учёба — тяжка, во всех смыслах. — Давно стоишь? —спрашивает со спины человек, из-за чего та подскакивает, роняет пакет и взвизгивает. Лан оборачивается и хмуро оглядывает своего одногруппника, что смотрел на неё также с невозмутимым выражением лица, — Инфаркт словила? — Ну ты и сука. Реально же чуть инфаркт не словила, —хватается за середце и вздыхает. Они молчат, буравят друг друга взглядами, пока дым от его сигарет то и дело поднимается в воздух, рассеиваясь. Впервые видит, что Сон курит. Лан закусывает изнутри щеку, пока тот окурок тушит в железную мусорку. — Вот, держи, —протягивает та пакет, — Всё ещё не понимаю, на кой тебе это всё? Ты ни разу за учебный процесс не открывал ни один учебник, а выходил сухим из воды. Поражаюсь! — Мне достаточно одного раза прочесть, большего и не надо, однако это не одна из причин, почему я предложил встретиться. В общем…—Хансу медленно обернулся, глянул через своё плечо и махнул кому-то рукой. Он всё это время стоял в джинсовке и в какой-то белой форме, что было крайне необычно и поразительно со стороны Сен, ведь не каждый день его в таком виде заметишь. Однако когда юноша кого-то жестом позвал, сердце у неё пропустило лишь пару ударов и та начала молиться. В груди бушевало непонимание от осознания того, кто перед ней. Когда с лестницы спускалась крайне высокая девушка, что, не скрывая эмоций, ругалась многоэтажными матами из-за мозолей от кроссовок, Лан готова была поставить на кон всё. Она точно видела какую-то странную девушку. Это выражение лица, в котором обнажалось всё презрение к новым, ещё не изношенным, кроссовкам — в этом взгляде буквально был весь букет эмоций. Девушка прошлась вперед, взмахнула своим хвостом и перевела свой невозмутимый взор прямо на Сен. Но та буквально отошла назад и ощутила внутри у себя неприязнь. Они так простояли около пяти минут, но для Лан казалось это длительным моментом. Точно свежая карамель тянулась, применяя новую форму. Волнение и страх растут в геометрической прогрессии, но всё сходит на «нуль», когда высокая юная леди вдруг громким тоном заявила: — Так и будешь пялиться на меня? — А тебя что-то смущает? —Сен тоже не из робкого десятка. Такие простые, казалось бы, слова, но сколько с ними ощущений она приобрела. Сен видит, как та зажмуривала глаза от яркого солнечного света, будто пытаясь спастись от него. — Да. — Пизда, —ответила невозмутимо другая, протягивая руку для рукопожатия, — Я — Сен Лан. — Ли Сохён. Не здороваюсь. Хотелось уже ей треснуть как можно сильнее, чтобы не выёживалась и не качала права здесь свои. Что только эта заносчивая длинноногая курица себе там возомнила? Сердце тогда поистине ненормально заныло. Оно будто предупреждало её держаться подальше от этих двоих. Излучали недобрую энергетику. Вот надо же было попасть: как только в Корею прибыла — так сразу во всё суеверия начала верить, начала часто посещать эзотерические магазинчики и читать гороскопы, хотя раньше их терпеть не могла. Со временем меняются вкусы — поняла таков фактор жизни. Даже стала любить томатный сок, горький шоколад и оливки в консервированных банках. — Вы так и будете друг друга взглядом пожирать? —как-то невзначай отметил Хансу. — Кто она? —оборачивает голову высокая девушка и оглядывает своего кавалера задумчивым взглядом, — А, та одногруппница? У вас, в медицинском, все такие «пай девочки»? Это задело гордость Сен. Она всегда была хорошей девочкой. Так с детства научили. Мол, всегда улыбайся, будь справедливой, защищай младших, а уважай старших. Однако почему-то, никто не додумался о том, чего же хочется самой девочке. О чем мечтает, какие секреты есть? Мать со скамьи водила на разные кружки, которые « Ланочка сама выбрала», но когда разговор доходил до кружка лепки из глины ответ был один — нет денег, будь хорошей девочкой, подожди немного. В детстве всегда малютке хотелось лепить из глины. Горшки, фигурки, даже отцу пепельницу. Время шло, а мечта так и не сбывалась. Всё тактично забыли об этом. Неуверенность в себе внутри сжигало органы, Лан боялась будущего, а в школе начались «излюбленные» расспросы, кем хотелось быть. Так и хотелось ответить — «проституткой». Лан говорили идти учителем или врачом, ведь такая хорошая девочка. Она учится на врача, да. Но не сказала на какого. И не скажет. — Пай-девочка? —переспросила аккуратно Сен, — Ты в этом уверена? Нахуй то, что ты думаешь, я не пытаюсь произвести на тебя впечатление. — Лан, успокойся. Не ведись на приколы Сохён, —осторожно выговаривает Хансу, наблюдая за разворачивающейся напряжённой сценой, выдвигая одну руку вперёд, словно пытаясь успокоить лиловласую, а другой прикрывает собой Сохё, — А ты прекращай вести себя недружелюбно. — Какие мы ранимые, —закатила демонстративно Ли глаза и цыкнул языком, — Ладно, окей. Сорян. — Ага, —пытается вдохнуть больше воздуха в таком положении. Перед глазами заплясали звёздочки, все теряло чёткие очертания. У неё смешанные чувства к этой девчонке, но точно уверена в одном — с такой выскочкой не хочет возиться. Но как назло пшёл через несколько часов адский ливень. Потоки воды были мощными. Да так, что тяжесть капель сгибались местами ветки деревьев. Они сидели на веранде заброшенного здания. Сохён смотрела в разбитое окно, уткнувшись в колени. Хансу тихо рукой гладил девушку по голове. Когда раздался первый раскат грома, Лан прижалась плечом к Сохён и сказала: — Почему нас занесло именно сюда? — Потому что самое ближайшее было, —отвечает другая девушка, сминая пальцами свои спортивные штаны. Она была очень красивая, несмотря на чуть потекшую тушь под глазами. Сохён будто спустилась с обложек гуччи, даже если и была в спортивках или в топе. Выглядела в любой одежде идеально, словно на неё было пошито, словно она была создателем этого стиля. В воздухе витал запах прелых листьев и… кофе. Хансу помолчал, принюхался. Лан с сумки достала в термокружке напиток. Кофе он редко пьёт, только лишь по ситуации, что не скажешь о его спутнице. Та ещё…бешеная. От неё столько энергии бьёт, что Лан не понимает, как такая заводная девушка ещё не погасла. Нет, в глубине души, понимает, как тяжело, может, той приходится. У Сохён на лице написано, что постоянно думает, почему мир так несправедлив по отношению к девушкам. Лан в мыслях, возможно, разделяет её переживания, хотя Сохён бесит сильнее, чем Джун. Хотелось бы, чтобы было немного иначе — жить счастливее с самого детства. Но Сен давно усвоила урок: «в мире дохрена дерьма, и ты изрядно вляпался в него». Порой ее накрывает так сильно, что хочется опустить руки и никогда больше их не поднимать. — О, что это? Кофе? Небось аристократическое? На альтернативном молоке? —кривится в довольной усмешке высокая девушка. — Не угадала, обычный крепкий кофе, без сахара, —растягивает подлую улыбку Сен и замечает, как у той между зубами проскользнула ещё не порождённая сигарета, — Хуёв насосалась, теперь на сигареты перешла? — Чё ты там мявкнула? —с злобной лыбой подскакивает та и выпрямляется в плечах своих. Ли на голову выше той, если не больше, а Сен рубиново насрать, у неё свой способ раздражать эту самодовольную нахалку. Нечего было обижать. К таким ситуациями подготовиться невозможно. Сон Хансу уж точно не ожидал. Сцепились же, как кошка с собакой. То, что происходит сейчас — что-то из ряда вон выходящее. Ли схватила ту за воротник, а у той в глазах читалось абсолютное нечего, будто жизнь не имела никакого смысла. — Какие мы нежные, —парирует Сен и замечает, как меняется у той взгляд. Ненависть исчезает, может не совсем и ненадолго. — Тебе вообще похрен? —переспрашивает Ли, будто не верит, что есть кто-то со стальными нервами. А та словно и ни живая, и ни мёртвая. Никакая. — Я каждый день хожу к токсичным преподавателям и учусь в меде, мне изумрудно насрать на то, что ты там делаешь. Серьёзно, —подмечает довольно просто, прямо. Складывается ощущение, что они обе оказываются похороненными заживо. — Ха, —равнодушно выдаёт Ли, — Ясно. Испытанные эмоции вытеснили все существующие чувствах. В здании на пару секунд зависает тишина. Лан чувствует, как дрожат пальцы той в ожидании. — Может, вы обе остынете? —предлагает Сон. — Всё нормально, —говорят обе синхронно. Внутри поднимается склизкое, неприятное чувство, обматывающее сердце колючей проволокой, будто заслуживает кто-то из них наказания за случившиеся. Сохён думает, что та просто слишком хороша для того, чтобы быть правдой. Вот стопудово эта малявка лиловласая никогда и никуда не опаздывает, ее дни расписаны по минутками. Возможно, она угадала здесь, но Сен так таковую не знает. Хоть бы крупицу её тягостной жизни узнала, может, тогда поняла бы хоть на секунду — каково это. Наверное, Ли просто стоит принять тот факт, что она вовсе не на первом месте. Не крутится вокруг неё мир, однако сейчас правда слишком больно ударило по самолюбию. Какие они обе разные и такие похожие одновременно. Как же удивятся тому, когда узнают о том, что их вместе ожидает еще.