Линьяр

      Синай был мрачнее тучи. Поджидал её на крыльце, глядел на курятник, по которому расхаживали их курочки, и хмурился. А курочки то были само очарование. Не гоже было их таким холодным взглядом испепелять. — Светел день, — начал ментор свое приветствие, но Сцина непочтенно его перебила. — Не-а, Синай, пасмурно, — глазами указала на небо, стянутое тучами. Ментор нахмурился.       Не разговаривали они недели три, не меньше. Оба страшно друг на друга обиделись и встреч не искали. В первый раз вот сейчас перекидывались парой слов с того неудачного разговора.       Сцина поднялась на крыльцо и села на верхнюю ступеньку. Синай присел рядом. Оба молча смотрели вдаль. — Владыка будет отодвигать сторожевые посты, а после двинется в Кайрин, — говорил Синай об этом как-то слишком уж обреченно. — Я знаю, — Сцина кивнула. Ожидала, что он опять заладит, что нельзя ей туда ехать. Дева же она. — Поезжай, если хочешь. Не в праве я тебя останавливать, — Синай тяжело выдохнул и принялся подниматься. — Я никуда не поеду. Нечего мне там делать, — она пожала плечами.       Ментор замер, помедлил секунду и сел обратно. Сцина улыбнулась его недоуменному взгляду. — Не собиралась я туда ехать. Ездила единожды и хватит. В Сиршаллене мой дом. Тут вот курочки, ученики и… И ты, Синай. Зачем мне снова к смертным?       Синай нахмурился. Смотрел на неё так непонимающе, как никогда до этого прежде. А Сцина только и смогла, что прыснуть в кулак. — Ещё ничего так не жаждал я, как сейчас пояснений, — веселья он её явно не разделял. А Сцина была рада, страшно довольна и совершенно этого не скрывала. — Для меня это твоё согласие много значит, — она пожала плечами. — Выходит ты меня принимаешь вот как есть. Со всеми недостатками и малочисленными достоинствами. Мне просто нужно было услышать. Прости, что заставила тебя поволноваться. — У меня сердце было не на месте, — ментор шумно н облегченно выдохнул. — Да брось, — отмахнулась Сцина. — Что со мной могло бы случиться? — Одним духам ведомо что, — не раздумывая, ответил Синай. — Ну, теперь-то мы и не узнаем. Ведь куда ты, туда и я. А Великий муж Сиршаллен ведь не собирается покидать? — Синай устало порет шею. — Почему ты прямо не сказала, что тревожит тебя? — А почему ты не говоришь, отчего так упрямо отказывался дать мне уехать?       Ментор нахмурился и перевел свой взгляд на курятник. — Причины более значения не имеют. Не стоит беспокойства. — Ты пытаешься увильнуть от ответа? — Сцина прищурилась. Редко Синай что-то пытался скрыть, а когда пытался, то пробуждал в ней только большее любопытство. — Что там за причины?       Синай молчал. — Ладно. Я попробую угадать.       Сцина накануне много думала над его последними словами в тот вечер. Ментор тогда выглядел слишком уж печально. Никак не шло у неё это из головы. Она припомнила и первую их сору, все на ту же тему. И все последующие препирательства. На рассвете, когда она долеживала пару минут под одеялом, раздумывая над планами на день, её вдруг посетило прозрение. — Волновался за меня, да? Что я рискну собой в случае чего? Ты ведь и людям совсем не доверяешь. — Догадалась значит, — выдохнул он. — Вчера утром осенило, — Сцина тихо посмеялась. — Это были недостойные волнения. Не должно было мне… — Ага, не должно, — она не дала ему договорить. — И мне тоже много чего не должно, а я все равно делаю. Все нормально. Не нужно этого… Главное, что мы пришли к согласию.       Сцина оглядела улицу. Убедилась, что она пустая, привстала и, заливаясь краской, поцеловала Синай в щеку. Коснулась губами и тут же села чуть подальше. Глядела куда-то в сторону, чтобы с ним взглядом не встречаться. — Спасибо, — буркнула она. — За то, что пришел первым. И за твои слова.       Духи, надо же было так расчувствоваться, чтобы вот прям на улице, вот так… Она уже сто раз пожалела, что сделала то, что сделала, и в то же время все же была рада, что осмелилась. — Гхм, — Синай, минуту погодя, наиграно и неловко прочистил горло, а затем с крайне озадаченным голосом произнес. — Сегодня твои петухи, беспрепятственно бегающие по двору, бросились на меня.       Смущение сдуло с её лицо, внезапным порывом хохота. Сцина бросила опасливый взгляд на курятник и быстро сосчитала пернатых. Все на месте, стало быть никому за оскорбление головы не сняли. Блюда со свежеубитой курятиной в ее планы на ужин не входили. — Что так уж и напали на тебя? — Сцина утирала слезы. — Они же смирные. — Удивлен я бы не меньше твоего. Успокоились они только после того, как были заперты. — Ну, наверное, решили, что ты на их курочек и авторитет в курятнике претендуешь, — Сцина откровенно ухохатывалась.       Отважные ей достались петушки. На самого Великого ментора бросились! И выжили, что более важно!       Синай нахмурился. — Нет, правда. Это возможно. Они же главные на своей территории. Защищают куриц, а тут ты. Курицам может и не угрожал, но их авторитету точно. Вдруг бы курочки к тебе переметнулись, — Сцина смеялась до колик в животе. Синай и неловкая ситуация — это то что стоило сохранить в памяти. — Авторитет? Предлагаешь мне признать их авторитет? — Ты что куриц никогда не держал? — она подняла на ментора удивленный взгляд. Но не удержалась и снова рассмеялась. — Не входило ведение хозяйства в мои обязанности, — от серьезности в тоне Синая становилось только смешнее. — Но ты, значит, разбираешься. — Я просто книгу про разведение куриц прочитала, — тут же призналась Сцина. Она сама впервые в жизни всерьез занялась хозяйством. — Так вот. Из-за того, что ты отказываешься признавать их власть в моем дворе, петухи воспринимают тебя как агрессора и пытаются прогнать. — Не думал я, что содержание курятника такое оскорбительное занятие. Что ещё я должен признать, чтобы иметь позволение приходить к тебе? Быть может эти пернатые и на тебя права заявят? С этим, уж прости, я мириться не стану, — Синай хоть и стал подшучивать, но ведь и не улыбался даже, так что Сцина не могла перестать смеяться.       Ментора то, впрочем, не особо оскорбляло. Легкая усмешка заиграла на его губах. — Отрадно мне быть причиной твоей радости.

***

      Сцина плакала много, успокаивалась, видела Синая и снова ударялась в слезы. Ментор был хмур, но не более. Она даже начала думать, что плачет за них двоих.       Сначала умер Линар, а за ним и София. Сцина не убивалась от потери, все же они не трагически пали, просто закончили свою жизнь, пришли к финалу чуть быстрее других. Она просто оплакивала потерю. На похоронах держалась, как могла, как полагалось воину. А после, то и дело ловила себя на том, что из глаз текут слезы.       Софи и Линара придали земле, но из жизней своих друзей они уходили постепенно. Сначала Сцина помогала Нилану разобрать вещи, что остались после матери. Вещи Шахране София разобрала сама. Сцина видела, как любовно она смотрела на его одежду, книги, клинок… Что-то мелькало в глазах, и смертная госпожа начинала улыбаться. Шмыгала носом и с благоговейным спокойствием складывала вещи в деревянные коробки. Нилан такой меланхолией не отличался. Смотрел только грустно. Дом его опустел и он все меньше хотел в него возвращаться. Часто бывал то с Синаем, то с Эльтаном, словно искал в них утешения.       Сцина приходила в школу и подмечала отсутствие Софии. Не было более Шахране на собраниях. На празднике весны не было смертной, что посмеивалась бы с так и не переставшего удивляться Линара. И Линара, что отмечал перемены в менторе, тоже не было.       Они старились вместе и под конец выглядели как парочка смертных. Сцина впервые видела эльфа, что обзавелся сединой и морщинами. А Линар только неловко над этим посмеивался. — Он умер.       Сцина не могла забыть тот день. София сидела рядом и поглаживала безжизненное бледное лицо. Она смотрела на Линара с бесконечной любовью.       Навещала Софию каждый день. Боялась, что упускает какое-то драгоценное время. А Софи будто специально, подшучивая только, напоминала, что скоро и она уйдет, что уже не может дождаться встречи с Линаром в том мире, каким бы он ни был.       И вот когда это все же случилось, Сцина молча утирала слезы. Не выла. Просто утирала слезы. Один раз позволила себе уткнуться лбом в грудь Синая, и пока тот стоял смирно не шевелясь в ее гостиной, она плакала. Плакала потому что поняла, что после уроков ей более нет нужды ходить к Софии, что там больше никого нет.       Время от времени она воскрешала яркие воспоминания, связанные с ними, но те более не приносили боли. Смирилась. В конце концов они умерли счастливыми. Не пали в бою, не были подло убиты где-то в подворотне, они тихо покинули мир в своем доме. Сначала один, следом другая.       А через пару десятков зим обросла их история легендами. Сцина все ждала первых песен, но пока среди подрастающих эльфов легенда о любви Шахране и смертной госпожи передавалась только в форме устной истории. Синай велел повременить сотню другую зим, но Сцина была уверена, что юные сердца вот-вот породят что-то такое… С нетерпением ждала, какой же предстанет эта история в песнях народа. Готовилась смеяться сквозь слезы, ведь сама-то она была свидетелем тех событий и подробности, коими в реальности и не пахло, страшно ее веселили. — Госпожа, постойте ещё минуту, — Сцина из последних сил держалась на примерке свадебного платья.       Мелана настаивала, что оно должно быть лучшим из лучших, а потому приходилось торчать у портной невообразимое количество времени. А ей хотелось потратить его на что-то более полезное. Например, поболтать с братом и его супругой, или устроить дополнительное тренировку девам, что по истечению десяти зим должны были начать нести службу на новых сторожевых постах.       Сцина отвоевала им это право. Девы-лучницы. Это была ее гордость. Идея, которую народ встретил неохотно, но эльфийки, вызвавшиеся добровольно были настроены воинственно, и Владыка дал добро. Девы не могли участвовать в прямых столкновениях, только стрельба из лука и огнестрельного оружия. Но уже и того было достаточно, чтобы указать на их пользу. — Долго еще? — Сцина пыталась углядеть, что там за ее спиной могла подгонять эльфийка. — Сцина, — Владычица строго посмотрела на неё.       Она сделала глубокий вдох и выпрямилась.       Ладно. Свадебное торжество бывает только раз. Вытерпит эту примерку. Делов-то… Стой себе, не шевелясь, да и все. Но более неловкой, чем примерка свадебных одежд, была только примерка ночных. Их тоже шили специально на заказ. Шелка, кружева… К концу такого дня у Сцина перед глазами мелькали красные пятна, потому что суета, образовавшаяся вокруг нее за пару месяцев до назначенной даты, никак не способствовала нормализации ее душевного состояния. Переживала она до дрожи в коленях. — Твоя примерка тоже длиться полдня? — нервно спросила Синая, когда он помогал ей складывать и переносить вещи в его дом. До торжества оставалась неделя. — Подготовка к свадьбе тебя совсем не радует? — ментор нахмурился. — Да я же ничего и не далю. Только вот о платье позаботилась. И то не я даже. Владычица озабочена этим больше моего. Ей как будто нравится вся эта свадебная паника, — Сцина яростно скатывала ковры в рулоны. Их она забирать не хотела, просто складывала, для лучшей сохранности. — Паникуешь только ты, — усмехнулся Синай. — О не-ет, — протянула Сцина, перевязывая ковер веревкой с таким усердием, что та едва трещать не начала. — Я вообще не паникую. Я в ужасе! Мои родители приехали! Зачем они вообще приехали? Шедара и его госпожи было бы достаточно. Чуть ли не весь Сиршаллен соберется на это торжество, в эпицентре которого будем мы. Линьяр и почтенный муж народа. Это не паника, Синай, это чистой воды ужас! — тараторила Сцина.       В ужас приводила вся свалившаяся на неё неловкость. Она некстати вспомнила, как поймала букет Софии на свадьбе и покраснела так сильно, что стала даже на волосы поглядывать, вдруг и они цвет сменили. — Посмотри на меня, — Сцина оторвалось от многострадального ковра и посмотрела на ментора. — Все будет хорошо. Тебе лишь нужно перестать переживать о торжестве, как полагается деве народа. — Я не о торжестве беспокоюсь, не о том, как оно пройдет, а… — Сцина запнулась. — Ну просто волнуюсь. Тебе вообще легко говорить не ты тут линьяр, что выхватил себе почтенного супруга. И чтобы ты знал, все девы перед свадьбами волнуются. — Заметила, что слово линьяр слетает только с твоих уст и не с чьих более?       Сцина стушевалась. Помолчала. Сделала несколько глубоких вдохов и успокоилась. А потом вспомнила про ночные песни, вспыхнула с ног до головы и спешно отвернулась. Не приведи Духи, Синай догадается, о чем она подумала. Все в этой свадьбе было таким… Таким смущающим. — О, Духи лесные, — обреченно простонала Сцина.       Утром ведь её ждала очередная примерка. На это раз финальный подгон ночных одежд. — И отчего твое волнение мне льстит? — посмеивался Синай, унося деревянную коробку, одни духи знают, чем наполненную. Она уже и сама не соображала, что куда кладет.       Сцина с трудом пережила последний подгон нарядов. Розовела каждый раз, как видела себя в красном шелке. Она совершенно не желала плодить в своей голове недостойные мысли, но они там все равно плодились. Как-то сами по себе вспыхивали в голове фантазии о том, как Синай развяжет тесьму на её платье, как поцелует.       Бежать надо от этой портнихи. Как можно скорее.       Сцина забрала одежды и поспешила унести их домой. Она повесила платье на дверь шкафа и смотрела на него минут пять. Просто пялилась, пытаясь понять, что чувствует, кроме волнения. Без сомнения, она была счастлива, как никогда.       Неделя была сумбурной. Благодаря наличию целой кучи дел, Сцина впадала в предсвадебный ужас реже, чем могла бы. Один только переезд приносил целое море хлопот.       И когда, наконец наступила ночь накануне того самого дня, Сцина не смогла уснуть. Она ворочалась и ворочалась. Но ей не спалось. А когда сон, наконец, сморил ее, у соседей загорланил петух, и пришлось вставать. Никогда она не предполагала, что ее выносливость, обретенная в тренировках и военных походах, пригодится ей в день свадьбы, потому что она банально окажется не выспавшейся.       Мелана и Нилейна пришли рано. Но Сцина к тому моменту уже час как не спала. Она выпила чаю, умылась и принялась нервно расхаживать по гостиной. Большим количеством близких подруг Сцина похвастаться не могла, так что просто попросила Владычицу прийти. Мелана конечно согласилась, а Нилейна и вовсе вызвалась сама. Шедар подговорил, не иначе. — Вижу волнение твое велико, — Владычица хихикнула. — Очень, — честно призналась Сцина. Она вообще очень честна была последнюю неделю, от волнения язык ее выдавал все, даже самые сокровенные, мысли. Она сделала глубокий вдох. — Но я справлюсь. Приступим?       Мелана безуспешно пыталась подавить улыбку. — Так не терпится стать супругой Великого мужа? — И это тоже, — она нервно хихикнула, проходя в спальню.       Мелана и Нилейна пели положенные песни, расчесывая ее гребня. Таинство момента она уловить не сумела, потому как то и дело поёрзывала на стуле от волнения. Может отвара ей какого выпить? Или лучше сразу вина? Нет, вино до начала торжества в такую рань, как минимум дурной тон.       Допев песню, Мелана пригладила волосы, и на пару с Нилейной начала вплетать красные бусины в её черные локоны. Сцина так и засмотрелась на свое собственное отражение. Никогда она ещё не казалась себе столь красивой. Красные кругляшки поблескивающие на волосах приковывали даже её собственный взгляд. Когда она в последний раз делала нечто подобное со своей прической? Сотни зим назад. — Теперь нижнее платье, — подсказала Нилейна. — Да, точно, — Сцина поднялась с резной табуретки.       Нижнее платье шили простым, без изысков, но как и прочие свадебные одежды из красного шелка. Ткань была тонкой и нежной, казалось, что никакой одежды и вовсе нет на ней. Сцина неловко поежилась. — Красиво, — Нилейна одобрительно кивнула, заставив её покраснеть.       Узлы на плотных красных лентах завязывала Мелана. Ребяческая улыбка играла на её лице. А Сцина успела вся покраснеть при взгляде на эти ленты. Ни с чем иным как с ночными песнями у нее они не ассоциировалось. Думала она много раз о том, что предстоит им с Синаем делить ложе, и мысли те её в краску почти не вгоняли, ложе и ложе, она в подробности не вдавалась, да и событие это тогда было далеким, а теперь вот совсем уж близким.       Лиф красного свадебно платье пестрил золотой вышивкой. Эльфийские узоры украшали рукава и подол платья. Сцина глянула на себя в зеркало и смущенно улыбнулась отражению. Надо же, а она была очень даже ничего. Обычная дева народа, так сразу и не скажешь, что линьяр, натворивший в свое время делов. Только шрам все портил. Сцина попыталась по обыкновению прикрыть его волосами, но Мелана перехватила руку. — Не стоит, — она покачала головой. — Жениху в тебе все мило. Опечалишь его только, если в такой день закроешь половину лица. — Мне кажется это… Ну, не то, что стоит демонстрировать, — Сцина пожала плечами. — Глупости какие. Не порть прическу, что мы сделали, — фыркнула Нилейна.       Действительно, лучший аргумент. Прическу портить ей не позволили. Сцина убрала руки и поспешила обуться. Столько красного на ней ещё в жизни не было. Краснеть она себе запретила. Зальется краской и вообще потеряется в этих одеждах.       Когда с противоположной площади послышалась песнь, что свидетельствовала о приближении жениха, у Сцины вдруг ноги свинцом налились, но спотыкания в свадебную программу не входили, так что она быстро подобралась, уговорила себя не нервничать и улыбнулась. А когда увидела Синая, то все волнение куда-то улетучилось.       Она жадно выхватывала детали, чтобы навечно запомнить все до мельчайших подробностей. Красную ленту, которой была завязана светлая коса, вышивка, такая же как на ее платье, украшавшая воротник и манжеты рукавов, и теплую улыбку, что тронула его губы, когда взгляды их встретились.       Схватка друзей доставила Сцине немыслимое удовольствие. На её сторону встало полчище учениц, кто успел закончить школу, кто нет, но дев позади нее собралось завидное количество. Картина вообще-то вырисовывалась занятная уже на этом этапе. Девы, наставником которых была линьяр, против почтенных мужей народа — друзей Синая. Мелана, Нилейна, Эльтан, побратимы, почти вся свита Владыки собиралась на её стороне. Кайране, Синране и Нилан правда выбрали ментора, умаслить что ли его пытались? Надо было им сразу сказать, что то гиблое дело. Однако сколько бы на её стороне не было эльфов, а отыскать в чем Синай плох задачкой было не простой. В укор с обеих сторон летели обвинение одно другого забавнее.       Эльтан связал лентой их запястья, произнес положенные слова, они выпили вина, вкус, которого хотелось бы забыть, да вот вовек теперь не выйдет. Ленту с рук Синай как положено спрятал в карман. Дело было за венцом.       Шкатулку принес Финар. Одной рукой держал её уверено. Синай достал венец и надел его ей на голову. — Ты прекрасна, — шепнул он, с теплотой рассматривая Сцину. Она слегка зарделась не найдя, что ответить. Да и что вообще можно было бы сказать в такой момент и не испортить его? — Их дерево взросло, теперь они есть одно! — торжественно завершил церемонию Владыка, и в них полетели зерно и лепестки.       Танцевали много и с упоением. Синай сам предлагал, и Сцина не находила в себе сил отказаться. Нравилось ей, как он смотрел на неё, когда они танцевали. С гордостью, с обожанием.       К концу дня Сцина чувствовала себя утомленной ездовой лошадью. Она принимала поздравления, танцевала, беседовала то с одним, то с другим… Даже с родителями перекинулась парой вежливых фраз. Шедар вовсе её удивил. Пригласил на танец и танцевал, черт побери, как полагается! Вот за что стоило поблагодарить его госпожу.       Дом Синая кто-то потрудился украсить так, что Сцина чуть не присвистнула от удивления. Когда вчера уходила, столько красоты не было. Повсюду цветы да ленты. И это только в прихожей. — Позволь мне, госпожа моя, — произнес Синай, присаживаясь перед ней на корточки, чтобы помочь разуться.       Она было собиралась запротестовать, но когда его рука коснулась обнаженной кожи голени, язык онемел, в горле пересохло и вообще стало жутко неловко. Сцина придерживала платье, и усиленно молилась духам, чтобы не дали ей ляпнуть какую-нибудь несусветную чушь этим вечером. Она повторяла про себя, что ничего необычного в его заботе нет, что все происходит как должно, однако успокоением так и не запахло. — Я могу сама, — Сцина неловко улыбнулась. — Позволь мне, — Синай, мягко настаивал, расстегивая застежку второй туфли. И Сцина просто поддалась. Решила, что пора привыкать.       Она неловко наблюдала, как ментор сам разувается.       При переезде дом был изучен вдоль и поперек, за исключением только одной комнаты — спальни. Туда ещё заходить не доводилось. Но даже так обстановка за ночь успела измениться. Появились цветы, лепестки, свечи, больше масляных ламп, красные ленты. — Вчера, когда я уходила все было по другому, — она рассматривала убранство гостиной. — Тебе не нравится? — Синай возвышался за её спиной. Ближе, чем обычно. — Нет, все очень красиво, — Сцина решила не выпытывать, кто все это делал и пошла дальше в кухню.       Праздничная трапеза.       Несколько блюд стояло на столе. Красные тарелки вызвали невольную улыбку. — У меня уже в глазах рябит от красного, — она прыснула в кулак, когда Синай вежливо пододвинул ей стул. Сам сел рядом и стал наполнять кубки вином. — Может мне лучше воды? — Моя госпожа боится захмелеть? — с усмешкой спросил Синай. — Ну, вдруг опьянею и ляпну, что не пристойное, опечалив тебя, — Сцина опустила голову, но ментор осторожно коснулся пальцами ее подбородка и заставил посмотреть в глаза. Она сглотнула. Он изучал её. Взгляд бесстыдно скользил по лицу и замер на губах. Смотрел он с высока, с достоинством, кое только ему было свойственно, и в то же время видела она в его глазах и любовь, заботу, но что более всего заставляло все внутри неё сжиматься в сладостном ожидании — желание, что тенью мелькало во взгляде голубых глаз. — Что же случилось с твоим неукротимым нравом и дерзостью? Тебя не узнать, — он хмыкнул. — Не нравиться? — Сцина чуть с лица не спала.       Ну что она могла поделать с тем, что рядом с ментором язык её немел. Во всяком случае пока что. Все дело в привычке. Вот притрется она к нему, и вернется старая добрая Макидарская волчица, Непримиримая дочь, Клинок севера и духи знают, какое ещё прозвище ей теперь придумают. И все-таки стало немного обидно. Теряет она свою самобытность! — Хочешь снова залажу про поединок? Не хочешь бросить мне вызов? Скрестим клинки, господин мой? — Сцина усмехнулась, взяла кубок и отпила вина. В глазах Синая промелькнуло что-то такое, что заставило её неловко прикусить губу. Понравилось ему, как она его назвала. Точно понравилось. — Драться с девой не почтенно, — прочистив горло, ответил он и тоже схватился за вино.— А с госпожой сердца и того хуже. Лучше уж сразу отсечь себе руки. — Тогда какое-то время обойдемся без поединков, — пожала плечами Сцина, беря вилку. За день она успела здорово проголодаться. — Какое-то время? И сколько же? — Синай взялся за еду.       Когда они впервые ели вместе, ей было страшно неловко, будто она делала что-то не так или вновь нарушала правило, но после того как их руки были перевязаны лентой, после брачных обетов, трапезничать вместе вдруг стало чем-то обычным и нормальным. Ощущение неправильности просто исчезло. И ведь только с Синаем ей было так сложно решиться на трапезу. Прочие у неё столько нерешительности не вызывали. То видно от того, что и она сама с почтением относилась к его, духи лесные, почтению. — Не знаю, — Сцина театрально задумалась, поглаживая пальцами подборок, иногда задевая губы. — Вечность? Думаю, вечность в самый раз. Сможешь терпеть меня целю вечность? А, Великий ментор? — Ты услаждаешь мой взор, печаль оборачиваешь радостью, украшаешь серость дней свой яркой улыбкой. Счастливейший я из мужей, раз именно мне Духами дарована возможность «терпеть» рядом с собой столь удивительную деву народа.       Синай коснулся тыльной стороны её ладони, невесомо огладил кожу, медленно переходя к запястью, провел пальцами вдоль края рукава. Сцина рвано вздохнула, сжимая руку в кулак. Главное не ляпнуть никакую чушь. — Скажешь тоже, — фыркнула Сцина, перекладывая руки на колени. — Не такая уж я и удивительная. Безумная скорее.       Она нервно почесала шею, глядя куда-то в сторону. Пальцы зацепились за ленту на шее, и судорожный вздох сорвался с губ. Щеки и уши начали краснеть. — Наелась? — спросил Синай, переводя тему и поглядывая на её полупустую тарелку.       Он точно замечал все перемены в её лице, а оттого становилось только более неловко. Но нельзя было сказать, что предстоящий вечер был ею от того менее желаем. Сцина представила, как просит его остановиться, ничего не делать, не прикасаться к ней. Синай бы точно внял просьбе и отступил, но то было бы сущим разочарованием. Уже от одной только мысли об этом, захотелось страшно оскорбиться. — Да, — Сцина решительно кивнула, улыбаясь.       Робеть перехотелось. Вместе этого появилось непреодолимое желание просто насладиться всем, что произойдет. Насладиться господином сердца. Дав себе установку не трусить, Сцина по новому решила взглянуть на Синая. Поток запретных мыслей затопил ее с головой. Она осматривала его, невольно покусывая губы. Ментор и так был для нее желаем и любим, а теперь вот… Теперь от нетерпения хотелось ерзать на стуле.       Синай поднялся, и Сцина подскочила следом. Он удивленно приподнял брови. Бокал с недопитым вином был опрокинут. — Черт, — все-таки выругалась. Терпела весь день, но вот сорвалась и ляпнула людское ругательство.       Сцина суетливо подняла бокал, но как-то так все получилось, что и рукав свадебного платья намочила, и на юбку пара капель попала. Она нервно тряхнула рукой. — Черт, — платье было испорчено. Никуда она его второй раз не наденет. Красный свадебный цвет, но все равно было жалко. Золотистая вышивка порозовела. — Сцина, — Синай перехватил ее руку. Просто взял за запястье и стал промакивать пятно полотенцем. Бережно, словно она была самым хрупким существом на планете. Да Сцина сама к себе с таким трепетом никогда не относилась. — Не нервничай. Все хорошо. Я обо всем позабочусь. — Я знаю просто… — слова застряли в горле, когда Синай поднес её руку к губам и коснулся ими её пальцев. — Пойдем, снимем одежды, что были испачканы. — Ой! — от неожиданности пискнула Сцина, когда ментор подхватил её на руки.       Она ухватилась за его плечи и подняла глаза. Лица были так близко друг к другу. Она не знала куда деть взгляд. Смотреть на губы — хотелось, но не слишком ли это откровенно? В глаза — неловко, куда-то в сторону — ну, слишком уж заметно.       Вот ведь!       Накануне ночью тысячу раз прокрутила в голове, как все будет, а куда смотреть вот в такой ситуации не придумала. И за плечи уже было как-то слишком неловко держаться, и руки никуда не убрать.       Ах, да. Она же решила несколько минут назад, просто наслаждаться.       Сцина отвела взгляд в сторону, делала вид, что ничего не происходит, пока её руки медленно скользили вверх и обхватывали его за шею. Тихий смех Синая поурезал ее решительности, но вместо того, чтобы отступать от намеченной цели — перестать уже наконец робеть — Сцина покрепче обняла его, уткнулась носом в шею и тихо пробурчала: — Отнеси уже меня в комнату. — Как пожелает моя госпожа, — все так же посмеиваясь шепнул он ей на ухо. — Неси уже. Ты сегодня такой болтливый, — недовольство порожденное смущением делало её голос каким-то слишком неуверенным и дрожащим и эффекта должного не производил.       Синай вместо того, чтобы устрашиться только продолжал хрипло посмеиваться над ней. Но все-таки нес ее через весь в дом в спальню. Сцина так и продолжала упираться носом в его шею, пряча раскрасневшееся лицо. Она всего на секунду приоткрыла глаза и уперлась взглядом в светлые волосы. Снова зажмурилась. Нельзя думать о том, как сегодня она будет распускать его косу, развязывать тесьму… Не думать!       Да к черту. Всё она это сегодня сделает! И с удовольствием!       Синай опустил ее на кровать. Сцина окинула комнату взглядом. Постель была услана красными простынями. Завтра же сменит их! Слишком много красного! Комод, две прикроватные тумбочки, арочный проход в гардеробную. Украшений никаких не было. Тот кто украшал дом в спальню суваться не стал. Сцина вдруг поймала себя на мысли, что начинает прикидывать как собирается облагородить комнату. Слишком в ней было пусто. Она бы так и рассматривала интерьер, если бы Синай не присел напротив нее на корточки. Он взял ее руки в свои, склонился и стал целовать ладони. — Ты… — в животе потяжелело, от прикосновения губ. Сцина сделала глубокий вдох, и впервые в жизни произнесла, — Не мог бы ты помочь… Помочь с тесьмой?       Ослабить тесьму звучало на ее вкус слишком уж пошло. Такие слова не подходили для такого важного события. Она попыталась смягчить речи, придать им достойный вид, но ничего в контексте одежды не звучало хорошо. Раздень, сними, расстегни, развяжи — все было пошло и неловко. Так выбор пал на «помочь». Безобидное ведь слово. Уговаривать себя, что ничего оскорбительного не произошло пришлось не долго. — Как пожелаешь, — Синай улыбнулся.       Не оскорбился, не обвинил в развратности… Сцина мало по малу набиралась уверенности, и даже нервничать стала заметно меньше.       Она поднялась с постели, сердцебиение начало ускоряться. Ментор встал напротив нее, осторожно поддел пальцами красные ленты, потянул за край и бант распустился. Сцина смотрела, как он вытягивает ленты из петель и не сразу поняла, что взор Синая обращен вовсе не на платье. Она неловко улыбнулась, когда их взгляды встретились. Ментор вообще не выглядел взволнованным. Улыбался, смотрел с нежностью, но руки не дрожали, уши не краснели, взгляд не бегал…       Сцине стало даже обидно. — Ты совсем не нервничаешь? — она поджала губы. — Кто-то должен оставаться спокойным, чтобы все прошло хорошо, — усмехнулся Синай. Его руки уже опустились к груди. — Но быть настолько спокойным уже через чур. Как будто тебе все равно, — Сцина не удержалась и в голосе проскользнула обида. — Прояви терпение. Нужно сделать все как должно, — он высвободил всю ленту и опустил ее на прикроватную тумбочку. — И мне не может быть все равно, когда госпожа моего сердца вот-вот предстанет передо мной в красных шелках.       Синай все так же не отрывал взгляда от ее лица. Но эффект от этого был сомнительней. То ли неловко, то ли наоборот лучше так, чем если бы изучал ее оголяющееся тело глазами. Он уже собирался стянуть с плеч платье, но Сцина перехватила руки. — Погоди, я тоже хочу, — потянулась к шнуркам на его красном жакете. Нарочито медленно освобождала петли, ловя себя на мысли, что то весьма приятное занятие. Ленты с его одежд легли рядом с ее.       Платье упало на пол с интригующим шелестом. Всего на секунду взгляд ментора соскользнул с ее лица. Он опустил глаза, но тут же снова посмотрел на Сцину. Она прикусила губу, чтобы ненароком самодовольно не усмехнуться. Выходит и Великий муж волновался. — И эти нужно развязать перед тем как… — она решила не договаривать. Чтобы там не происходило дальше, ленты все равно пришлось бы развязывать.       И Синай стал развязывать. Узлы Мелана сделала не слишком тугими. Не понятно кого она жалела то ли ее, то ли ментора, но и с теми лентами, что были на теле покончили быстро. Однако как бы умело Синай не распутывал узлы от его прикосновений по её коже бежали мурашки, и приятные ощущения будто замедляли время. Синай на мгновение прикрыл глаза, сделал глубокий вдох и принялся снимать жакет.       Сцина молча, не поднимая на него взгляда, начала закатывать рукава его красной рубашки, как только верхние одежды были повешены на бортик кровати. Она с жадностью запоминала каждое скользящее случайное прикосновения к оголяющейся коже рук. Размеренно медленное течение вечера, позволяющее полноценно вкусить мгновения сближения, успокоило ее нервозность и волнение. Теперь она только предвкушала, смакуя эльфийскую неторопливость.       В тишине и тусклом свете масляных ламп и свечей все делалось похожим на священное таинство.       Синай приподнял ее подбородок, призвав смотреть в глаза, огладил щеку, заправил за ухо волосы. Дыхание его становилось все тяжелее, напряженней, но руки были нежны, а касания осторожные. Он склонился и тронул губами кончика носа. Сцина невольно закрыла глаза, подставляясь под поцелуи. Щека. Скула. Приподнятый в мягкой улыбке, уголок губ. Долгожданный нежный поцелуй выбивал почву из-под ног. Рваный вздох сопровождал каждое прикосновение. Сцина вцепилась руками в ладони Синая, в которых он держал ее лицо. Кончик языка мазнул по её губам. Она приоткрыла рот и долгий поцелуй начал вбирать в себя вкус страсти. Все тело наполнялось желанием стать ближе. Заполучить ещё немного сладостного удовольствия, а затем ещё и ещё. До скончания времен упиваться наслаждениями плоти, тяжелым дыханием и жаром тела.       Руки соскользнули с лица. Синай обнял её за талию и прижал к себе. Сцине пришлось встать на носочки и задрать голову, чтобы все ещё иметь возможность не разрывать поцелуя. Но ментор все-таки отстранился. Смотрел на нее затуманенным взглядом, грудь его тяжело подымалась и опускалась. Кожа поясницы под его ладонями полыхала. Она вся полыхала, когда он с таким желанием смотрел на неё сверху вниз, чуть склонив голову. Столько неподдельного обожание было в его глазах. Словно она единственное спасение его в этой жизнь, незаслуженный дар и прекрасное искушение.       Сцина сглотнула. Взгляда своего не отводила, но рукой стала неспеша собирать ткань нижнего платья в кулак, нарочито медленно оголяя бедра. Покусывала губы. Его желание разгоняло в ней кровь. Синай положил ладони поверх ее кулачков, переместил чуть выше и шелк, приятно щекоча кожу ладоней, скользнул из рук.       Нижнее платье было небрежно заброшено на перегородку кровати.       Синай легко подхватил её на руки. Сцина вздрогнула от неожиданности и попыталась неловко отстраниться. Обнаженная грудь терлась о его красную рубашку. Приятно, и оттого опасно, вдруг она слишком откровенно вздохнет в неположенный момент.       В ванной комнате, стояла легкая поволока тумана, за которой можно было разглядеть резной деревянный табурет, высокую деревянную длинную ванную. Блага цивилизации… Осознаешь их ценность только в моменты лишений. Теперь-то водопровод работал по старинке.       Синай отпустил её, слегка склонился, чтобы помочь снять оставшуюся одежду, но Сцина остановила его. — Я лучше сама, — нерешительно покачала головой. — Оставим это на другой раз… То есть… Ну…       Она отвела взгляд. Нижнее белье уж лучше сама снимет, а не то кровяное давление от смущения так подскочит, что долбанет апперкотом в голову, и она точно потеряет сознание. Не слишком то почтенно это по отношению к супругу — падать в обмороки в такие интимные моменты.       Он ничего не ответил, кивнул только. Сцина спешно отвернулась и стянула нижнее белье. Поворачиваться постеснялась. Но Синай, видно, вообще неловкости не испытывал. Взял да и коснулся её поясницы пальцами. Повел ими вверх по спине вдоль позвоночник. Легко, невесомо… Очень осторожно. От медленных прикосновений по коже бежали мурашки.       Синай добрался до её волос и стал снимать вплетенные бусины, распускать косы на висках. Затем подвел к ванне и помог забраться.       Сцина ничего не говорила. Просто послушно следовала за ним. Ещё никогда она не была столь не разговорчива и робка. Сама себе удивлялась. Думала, что ляпнет что-то, но в итоге слова из нее бы сейчас никто не смог вытянуть.       А нужна ли была вообще эта пустая болтовня? Ей просто нравилось томиться в предвкушении в его руках, нравилось следовать за ним и полагаться. И в момент самой большей её уязвимости, Синай был неспешен и бережлив, вел за собой уверенно и с заботой. В словах нужды не было.       Омовения казалось тянулись целую вечность. А хотелось закончить с ними поскорее, и вместе с тем продлить до бесконечности мгновения в заботливых руках, которые осторожно смывали пену с волос, разминали затекшие мышцы, а когда Синай коснулся стоп, Сцина едва успела прикусить щеку, чтобы не дать сорваться предательскому стону удовольствия.       В следующий раз она сделает это для него. Устроит ему сладостную пытку прикосновениями. Точно сделает. Отомстит за все удовольствия, что сама пережила в его руках. — Я сама оденусь, — попросила Сцина, когда он накидывал на неё полотенце. Синай нахмурился. — Знаю. Просто так мне будет не так неловко. — Неловко? — Да, неловко! — она отвернулась, кутая нагое тело в полотенце. — Это же я тут раздетая, а не ты. — Мне тоже раздеться, чтобы облегчить твою ношу? — Сцина лица не видела, но поняла — он усмехался. — Я в спальне подожду! — она вспыхнула и мигом выскочила из ванной.       Отсутствие подобного желания конечно было бы странным, и конечно она хотела, чтобы и Синай был обнаженным, но чтобы вот прямо об этом заявить… Да ещё и Синаю, нет к такому нужно было подготовиться. Парочки зим хватит. А пока она быстро сбежала в комнату. Схватила сверток с комода и торопливо натянула красные ночные одежды. Щелк прилипал к влажной коже, вода с длинных волос оставила мокрый след на спине. Сцина нервно просушивала волосы полотенцем, пока дожидалась Синая.       Он вернулся минут через десять. Распахнутая рубашка прилипала к телу, ремня на брюках уже не было. Сцина окинула его взглядом и тут же отвернулась. Оказалась лицом к ложу, покраснела ещё больше и попыталась снова развернуться, но тут же наткнулась на Синая.       Сердце бешено забилось, а тело бросило в жар. И так ей было отнюдь не холодно, а теперь она и вовсе вся горела. Он осматривал её уж очень откровенно. Любовался. И под таким взором не возможно было оставаться спокойной и…       Возбуждение щекоткой расползалось внизу живота. Сцина прикусывала губы, часто сглатывала, неровно дышала.       Синай подступил к ней и она вся подобралась. Как загипнотизированная глядела на его губы, придумывая тысячу причин, почему сама не может наброситься на него. Ну, может и не прям наброситься, но сделать хоть что-то. И десятка аргументов против у нее не набралось. — Позволишь, господин мой? — Сцина медленно шагнула в сторону обходя его. Хотела добраться до волос, развязать ленту и пальцами медленно пройтись по волосам. Синай вздохну. Шумно, тяжело. Так же как она вздыхала под тяжестью желаний тела. Сцина стала за спину, потянула за край ленты. Она с особым удовольствием распускала длинную косу. — Мы как день и ночь, — тихо посмеялась Сцина. — Абсолютно во всем противоположны. Погляди.       Она взяла прядь свои волос и его. Синай поглядывал на это дело через плечо. Не долго Сцина по ребячески подхихикивала. Ментор неожиданно резко развернулся, прижал её к себе и напористо поцеловал. — Ты чего так внезапно? — сорвавшимся голосом спросила Сцина, едва успев хватануть ртом воздух. — Смех, — Синай одной рукой приобнимал её за талию, другой поглаживал щеку, иногда приглаживал волосы за ухом, едва-едва задевая чувствительный кончик. — Сдается мне не существует ничего приятней для моего слуха, чем твой смех. — Мой-то? — Сцина прыснула. Нет, ну эта лесть ни в какие ворота. Много он нахваливал ее, и внешность, и немногочисленные таланты, но смех… На это вестись она не станет. — Думаю ты первый эльф в истории, у которого начались проблемы со слухом.       Синай нахмурился. Сцина подалась вперед, привстала на носочки и легко коснулась его губ своими. Совсем уж невинно, но инициировать что-то большее ей пока смелости не доставало. Синай все недостающее здорово компенсировал. Сам склонился к ней за долгим поцелуем, руками оглаживал спину, предплечья, пальцы его осторожно поддели лямки ночных одежд, приспустили. Красная сорочка спорхнула к ногам. Сцина хихикнула сквозь поцелуй. Ну и в чем смысл этой красной тряпки если ее все равно снимают уже меньше чем через час?       Он прижал ближе её обнаженное тело, и Сцина нетерпеливо напряглась. Чем дальше они заходили, тем большего ей хотелось. Синай склонился ещё ниже, под поцелуи попала шея, уши, ключицы. А когда кожу едва задел язык, полустон полувздох вырвался непроизвольно. Он, не прекращая осыпать поцелуями, подхватил её под бедра. Сцина пискнула от неожиданности и обхватила шею руками. Ногами даже пошевелить боялась. Она была полностью обнажена, каждое движение сокращало меж ними дистанцию и неизбежно становилось слишком интимным, слишком возбуждающим.       Синай бережно опустил её на кровать, навис сверху. Кончиком носа чертил линию от впадинки на шее до уха. Не успела она подивить стон удовольствия, когда его губы сомкнулись вокруг округлого кончика. Сцина сама испугалась звука, который внезапно издала, и поспешила прикрыть рот рукой. Но Синай только усмехнулся, принялся выцеловывать её пальцы, ладонь, запястье, сгиб локтя, шею. — Госпожа моя, — нашептывал он ей на ухо, — какие же это ночные песни если не будет слышно твоего голоса?       Руками он оглаживал живот, иногда будто невзначай задевал грудь, и тогда Сцина выгибалась в пояснице, хватаясь свободной рукой за ткань рубашки на спине.       Рубашка.       Сцина с видом крайне оскорбленным попыталась отодвинуться. Синай сразу заледенел, даже напрягся. Обеспокоенно нахмурился. Смотрел на неё с нескрываемым непониманием. Она отвела глаза и тихо буркнула: — Мой господин отчего-то до сих пор одет.       Побоялась смотреть на него. Испепеляла взглядом прикроватную тумбочку. Но когда Синай тихо рассмеялся, все-таки не удержалась и бросила на него взгляд. Он с видом величайшего удовольствия снимал-таки свою красную рубаху. И Сцина хоть и понимала, что палиться бесстыдно, а оторвать взгляда не могла. Видала она мужей без одежд, но все они и близко того убийственного трепета не вызывали. — О, духи лесные, — выдохнула она, проигрывая своим желаниям. А желала Сцина скорее прикоснуться к его гладкой коже, но руки так и занемели, а вот голодный взгляд обуздать уже ничего не могло. — Так моя госпожа довольна? — с легкой, немного игривой, усмешкой спросил он. — Ну, не совсем, — Сцина прикусила губу, опустила взгляд вниз, на его штаны, — ещё бы…       Она тут же отвернулась. Какая фантастически привлекательная была в спальне тумба. Нужно было отдать должное мастеру, так и притягивала взгляд. — Не торопись, госпожа моя, — Синай дразнил её. Точно дразнил. Теперь уже не только словами, но и вообще всем.       Дразнил её невесомыми поглаживаниями бедер. Пальцы легкими касаниями приятно щекотали кожу, везде где он трогал. Губы оставляли влажные поцелуи на груди, животе, боках… Вздохи перетекали в стоны, которых она уже не стеснялась. Какое там стеснение. Она так была возбуждена, что мысли в голове плавились. Какое там поведение считается достойным? Сцина уже не соображала совсем. Привстала на локтях и судорожно вздохнула. Лица она его не видела, только светлую макушку и волосы, что спадали вперед и задевали её бока. Она потянулась рукой к его лицу, заправила прядь за ухо, положила ладонь на щеку, привлекая внимание. Он послушно вернулся к её губам. — Синай, пожалуйста, — простонала бесстыдно прижимаясь к нему. Она горела, и телом, и сознанием, и душой. — Чего желает моя госпожа? — нашептывал он, задевая кожу уха губами. — Не знаю, — отнекивалась Сцина, продолжая подставляться рукам, что гладили колени, поднимались выше, приятно сжимали бедра. — Просто сделай что-нибудь… У меня…       Слова застревали в горле. Хотя скорее уж стоны их заглушали.       Синай раздвинул коленом ее ноги, и она проявив верх своей развратности просто обхватила его бедрами, прижимаясь сильнее. Хотелось большего, ещё ближе, хотелось ночных песен… — Умоляю, — жалобно протянула Сцина. — Ты торопишься, — Синай все так же хрипло и тихо посмеивался. И этот его томный голос всегда звучавший у самого уха, сводил с ума окончательно. — Я серьезно, — Сцина не выдержала, отстранилась. Обхватила его лицо руками, заправила светлые волосы за уши. Переводила сбившееся дыхание, чтобы заявить что-то интимное, предназначенное только супруг. — Я желаю ночных песен. Хочу петь их тебе до рассвета, господин мой.       Он удивленно прищурился. Самодовольная улыбка заиграла на её губах. Уши Синая, округлые кончики, начинали алеть. Сцина ведь запомнила, в каком направлении стоило вести недостойные беседы, чтобы с успехом его дразнить. Ничего отвечать Синай не стал, только снова прильнул к губам в страстном поцелуе. А Сцина окончательно набравшись смелости, ведомая желаниями, подогретыми её супругом, потянулась к пуговицам и шнуркам на его брюках. Пальцы плохо слушались, но она упрямо вознамерилась сделать это сама. Сдалась через пару мгновений и просто рванула края. Синай снова усмехнулся. — Ты нетерпелива. — Пожалуй, я вовсе не против, чтобы терпение было твоей добродетелью, а не моей.