Кривое зеркало

День закончился для Кати в бесконечной кутерьме мыслей и планов. Хоть всё и складывалось довольно плодотворно, внутри царил полный кавардак. Герман всё же подписал её заявление об уходе из компании. Конечно, пришлось вынести еще один сложный разговор. В этот раз Полянский сменил тактику и пытался надавить на Катино чувство ответственности, которое всегда было у Пушкарёвых фундаментальным. Признаний в любви от него больше не было, а вот намёки на то, что Катерина должна остаться и реализовать еще несколько пунктов в её же собственном бизнес-плане, послужили основой для беседы. Следующей ниточкой, за которую Герман попытался потянуть, выступила Алёна. Он убеждал Катю повременить с уходом до лета, чтобы девочка смогла нормально закончить учебу, а не прыгать из школы в школу в течение учебного года. Его доводы были, может, даже уместны, но Катю было уже не остановить. Она твердо решила разорвать все отношения с Полянским и его фирмой, возвратиться в Москву, а главное — вернуть Сашу. В её душе кипел настоящий пожар эмоций и чувств. Она словно очнулась от крепкого зимнего сна и вновь захотела жить. Она настолько сумела переоценить сложившуюся ситуацию, что уже не понимала сама, почему так резко и бескомпромиссно разрубила их отношения с Воропаевым. Но признать ошибку это уже половина пути к её исправлению. Сейчас, когда Катя уже всё понимала, нужно было только действовать — быстро, четко и без промедлений. Родители отнеслись к приезду Катерины почти так же, как и Герман. Отец громко негодовал: как это, его хвалёная дочь даже полугода не отработала, а ведь какие планы были при отъезде, да и Алёнку дергать из города в город было нелогичным и безответственным. Катерина мужественно вынесла все гневные возмущения старика-Пушкарёва и осуждающие вздохи матери, но решения своего не изменила. С директором гимназии, где училась Алёна до отъезда в Питер, удалось договориться о возможности перевода девочки обратно. Оставалось лишь утрясти некоторые бюрократические вопросы. Билеты в Мюнхен Пушкарёва забронировала тоже заранее, ибо потом могло опять что-нибудь произойти, лучше было сразу поставить всех перед фактом её скорого отъезда, чтобы дороги назад уже не было. Конечно, Катя была готова к всеобщему осуждению, но она вдруг решила, что ей плевать. Ей действительно было плевать. Впервые в жизни. Сколько раз она жертвовала собой ради родителей, Андрея, дочери, бизнеса. Баста! Она устала быть удобной. Ей хотелось теперь только одного — быть просто счастливой. — Алло, да, привет, — Жданов поднял трубку спустя десяток гудков. Возможно, был занят, а, может, просто не хотел отвечать. Катя решила не заострять на этом внимание. — Андрей, привет. Прости, что поздно звоню, я… — Нет, не извиняйся. Я рад тебя слышать в любое время! — он перебил её своим фирменным бархатным голосом с долей кокетства. Катерина знала эти нотки, как знала и то, что скорее всего бывший муж был не трезв. — С тобой всё хорошо? — встревожилась она. — Да, вполне. Я дома, пьян и в совершенном замешательстве. Всё супер, Катюш… — Андрей… — протянула с укором Пушкарёва. — Ты не была на совете директоров. Ты — акционер, Кать, и обязана посещать наши собрания. — Ну, это желательно, но не обязательно. Я не первый день имею дело с Зималетто. Скажи, в каких числах ты планируешь поездку в Италию? Алёна всё время спрашивает меня, а я даже не знаю, что ей ответить. — Кать… Не будет Италии. Лариса ушла от меня, а я сейчас в таком тупике, что врагу не пожелаешь! — Что произошло? Вы поругались? — почему-то Катерина искренне запереживала. Картина, настойчиво нарисованная Полянским об идиллии в отношениях Андрея и Лары, никаким образом не вязалась с тем, что говорил ей сейчас Жданов. — Еще вчера всё было безупречно, а сегодня я узнал, что Ярослава родила сына. Мальчик еще совсем маленький. Около трех-четырех месяцев. Всё сходится, Катюш. Это мой ребенок. Лара узнала обо всем. Я не мог держать её в неведении, а она не смогла принять этот факт, а я уже и сам не понимаю, что мне нужно! — Будто ты раньше понимал, — холодно съёрничала Катя. — Да?! Ты решила пустить в ход упреки?! Катя!!! — он повысил голос так, что в трубке противно заскрежетало, — Яся обманула меня! С твоим прохвостом Воропаевым они пытались разорить нас! — Ребенок не имеет к этому никакого отношения! — Катя пыталась сохранять спокойствие, хоть это и давалось ей нелегко. Она знала об интересном положении Яси и ей, честно говоря, было сейчас странно слышать от Андрея, что он не знал ни о беременности, ни о ребёнке. — И что теперь прикажешь делать? — Ехать к Ярославе и решать судьбу сына. Ты должен нести ответственность за этого ребенка, как несёшь её за Алёну. Это правильно. — Я понимаю, — фыркнул хрипло Жданов. На заднем фоне послышались глотки. Он пил несомненно, привыкший всегда заливать свои неприятности литрами виски. — Ты мудрая женщина, Катерина. — Но это меня не спасло, — отозвалась она глухо, но он сумел распознать в голосе тяжелую обиду. — Ну, да… Я — скотина! Я — отрицательный герой! Тот самый, кого клеймят все подряд в низкопробных бульварных романах! Один Воропаев твой — идеальный мужик! Он не изменяет! Чист, как крещенский снег! Не мужчина, а облако в штанах!!! — Андрей, я лечу в Мюнхен, — вдруг оборвала его Катя тихо, но совершенно серьезно. — Я лечу к Саше. Алёнка останется с моими родителями. Позаботься о ней, если что. — Давай, лети! Твой Воропаев никому не сдался! Яся, его бывшая жена, между прочим, выбрала меня! Полюбила меня! Даже Клочкова, прыгая из койки в койку, неустанно взвешивая кошельки одного и второго, в итоге выбрала нашего Зорькина! Он — конченый неудачник, Катюш! И ты катись туда же! Скатертью дорога! — пьяный смех Жданова звучал сардонически, с примесью раздражения и полной безнадеги. Катя решила ничего не отвечать, лишь молча повесила трубку. Ей нечего было сказать бывшему мужу. Только лишь пожелать терпения.