«да, наверное, выйдет»
«а что за место?»
Учёба в последнее время забирала всё его свободное время и мысли, однако Накахара прямо сейчас переписывался с Осаму на паре и чувствовал себя спокойно. Ещё и Хигучи ждала его у себя на выходных, чтобы Чуя помог ей с математикой. Она делала сильные успехи, хотя порой ловила сильную дизмораль от гиперопеки родителей. Даже когда Накахара приходил к ней в гости, её мать просила не закрывать дверь, порой вклинивалась к ним в разговор, чтобы обозначить своё присутствие. Иногда она даже искала какие-то вещи у неё в комнате, пока Хигучи не было дома — бывали такие случаи, и у Накахары не было универсального средства от фрустрации из-за родителей. Знал бы — сам пользовался, но сейчас он даже признаться никому не может в том, что всё плохо. Хотя в голову Чуи порой закрадывались мысли о том, что Йосано с лёгкостью обо всем догадалась. Она порой так смотрела на него, когда речь заходила о семье, да и приглашения на ужин и праздник цветения сакуры явно были не на пустом месте. Она испытывает к нему жалость, а Чуе стыдно — он не хотел казаться жалким. «Типа того ТРЦ, но там больше автоматов, даже есть игры с Нинтендо»«омг, Дазай, сколько тебе лет?»
«Ты знаешь, сколько зарабатывают киберспортсмены?» «Не бойся, я плачу 😎» Накахара усмехается на это сообщение.«не надо, не плачь 🥺»
Чуя вновь улыбается. Ладно, возможно, он действительно слишком переживает и ему стоит быть чуть проще — хотя обычно всё волнение отступает, когда Накахара видит Дазая. Слова сами приходят на ум, ведёт он себя уверенно, да и чувствует себя с ним совершенно спокойно и даже… комфортно. Время летит незаметно, Чуя забывает обо всём — о своих тревогах, проблемах, учёбе, родителях. Он просто растворяется во времени, в глубоких чёрных глазах, в чужих жестах и не хочет идти домой, чтобы не возвращаться обратно в эту реальность. Такое чувство рядом с другим человеком очень непривычно, Чуя прежде не испытывал такого спокойствия даже с друзьями. — Я пойду сегодня с тобой, — Ацуши выбегает из университета вслед за Накахарой, и Чуя лишь расслабленно улыбается, — ты совсем не заходишь ко мне, а мне скучно сидеть дома. — Я порой жалею, что в сутках всего двадцать четыре часа, — угрюмо вздыхает Накахара и слабо хмурится, — я ни черта не успеваю. Сегодня я работаю, в воскресенье должен буду встретиться с Хигучи, а завтра Дазай зовёт меня гулять, но я не уверен, что родители отпустят меня. У нас ведь скоро экзамены, нам нужно готовиться… — Бедный, — Ацуши касается ладонью рыжих волос, на что Чуя в шутку рычит, но чужую руку не убирает, — надеюсь, ты сможешь отдохнуть на каникулах. — Если бы… Хотя это звучало как отличный выход — если Накахара будет целыми днями пропадать где-то вне дома, то будет меньше пересекаться с родителями, которые точно захотят снова его затащить в эту ебучую воскресную школу. Это были самые ужасные годы в его жизни, которые убили напрочь всё уважение к религии и желание как-либо контактировать с людьми, иногда Накахара испытывал большое сожаление и страх. Возможно, у него было бы куда больше сил, если бы их не высасывали родители каждый день. По пути Накаджима рассказывал о каких-то своих делах, пока Накахара молча слушал его, иногда что-то отвечая. Мысленно он был где-то не здесь, думал о том, как ему встретиться с Дазаем, если родители не отпустят. Вновь вылезать через окно? Наверное, это будет слишком заметно, хотя в прошлый раз ему это сошло с рук. Их непредсказуемость порой вводила его в ступор, в такое положение, когда Чуя не знал, за что его настигнет кара, а за что нет. Когда они проходят внутрь, Чуя первым делом видит знакомые лица: Рюноске Акутагава вместе с младшей сестрой стояли у барной стойки, заказывая какой-то напиток, параллельно о чём-то болтая. Насколько Накахара успел понять, Дазай был даже большим другом самому Рюноске, нежели его глухой сестре. Видимо, с ней у них сложились менее близкие отношения — может, дело в возрасте, а может, в том, что она девочка. Дазай пару раз рассказывал про Акутагаву и их общение, и оно совершенно не было похоже на их взаимоотношения. К Рюноске он испытывал меньший спектр чувств. Порой Чуе было забавно — видимо, глухие люди уже стали в этом месте некой фишкой, раз почти все сотрудники знают язык жестов, а сам бариста глухой. Ацуши смотрел на них с любопытством, хотя, конечно, с первого мгновения его внимание больше зацепил хмурый парень в белой рубашке с рюшками, и в какой-то момент он потянул Чую за рукав. — Кто это? — Рюноске и Гин Акутагава. Она глухая, и они вроде как дружат с Дазаем, — коротко объясняет Чуя, — я сейчас приду. Накахара здоровается с Йосано, Дазаем и Рюноске, направляясь в сторону подсобки. Ацуши остаётся в зале один, будучи не в состоянии оторваться от созерцания Акутагавы, и неловко подходит к барной стойке. Конечно, влезать так сразу без приглашения было немного неудобно, но в нужный момент Ацуши сам мог захотеть привлечь к себе лишнее внимание, и поэтому… — Привет, — Накаджима смотрит на Йосано, как на единственного знакомого говорящего человека в их компании. И она сразу же улыбается ему — Ацуши её по большей части умилял своими огромными глазами, детской непосредственностью и наивностью, он гармонично дополнял Накахару в дуэте, сглаживая углы и говоря то, чего сам Чуя не мог. — Добрый день, Ацуши, — девушка наклоняется вперёд, подпирая голову ладонью, — знакомься — это наш друг, Рюноске Акутагава. — Здравствуйте, — Акутагава реагирует как обычно нехотя, сквозь зубы, словно не замечая никого рядом с собой. Пока Гин играла в какое-то подобие карманной консоли, Акутагава посматривал в сторону Дазая, наблюдая за тем, как он делает их кофе. — Не бойся его, он не злой, у него просто такое лицо. — Я и не боялся. — Не хотите прийти в гости на день рождения Элис? — Йосано вновь переводит взгляд на Акутагаву, — к сожалению, в феврале мы не смогли приехать к вам, но подарок же вы наш получили? — Да, получили. Постараемся, если будет возможность. Дазай отдаёт им кофе, и несколько секунд они ещё переговариваются жестами, пока Акутагава не прощается с ними и не покидает кафе вместе с младшей сестрой. Накаджима провожает парня взглядом, не заметив, как рядом с ним оказывается Накахара, от внимания которого подобный интерес не ускользнул. Ацуши не показал почти никаких эмоций, но ощутил себя странно — подобно Чуе, когда он впервые увидел Дазая в этом кафе. Здесь определённо происходит что-то странное. — Куда уставился? — спрашивает Накахара, наклоняя голову к приятелю, даже ненароком заставив его вздрогнуть. — А? Да так, никуда, я просто… — Ацуши тут же теряется, в голове сплошной сумбур, — я никогда его здесь не видел, интересно просто… А Рюноске часто приходит к вам? — Понравился? — Н-нет. Каверзный вопрос не мог не вывести Накаджиму на чистую воду, и сейчас он чувствует себя как Накахара в тот день, когда признался, что ему нравится Дазай. Хотя для Ацуши это чувство было не менее странным. Обычно он проявлял интерес только к девушкам. Чуе это показалось необычным.***
Накахара идёт домой с дурацкими мыслями об Ацуши, который так странно реагировал на Акутагаву. Конечно, они обошлись лишь парой шуток, но было очень иронично наблюдать за тем, как меняется его друг. Особенно, если он ни разу не упоминал при Чуе о том, что сам любит не только девушек, да ещё и примет себя так легко. И почему всем это так просто давалось? Накахара не то чтобы завидовал им — скорее, наоборот. Дурной пример, как говорят, заразителен, и Чуя заражался им. Пытался перестать так волноваться об абсолютно простых и нормальных вещах. Вернувшись домой и приняв душ, Чуя сразу же направляется в свою комнату. Он закрывает за собой дверь и падает на кровать, замечая в телефоне сразу же несколько сообщений. Первое из них было от Дазая и напоминало ему об их утренней переписке: «Ну что там по поводу завтра?» С одной стороны, Чуя очень хотел встретиться. Сегодня они даже почти не разговаривали за плотной работой, а общаться только в переписке достаточно утомительно. Накахаре хотелось видеть его, иметь возможность снова коснуться его пальцев или ладони, как тогда на катке, погладить Осаму по волосам, но не случайно, как в тот момент на мосту, а уже на правах его… пары? Как жаль, что Чуя совершенно не представляет себе, как это могло бы выглядеть в жизни. Эта часть его влюблённости и желаний оставалась для него скрытой.«вряд ли получится».
Да, родители снова запрягут его весь день учить уроки и готовиться к скорой сессии, и никаких прогулок с друзьями можно не ждать до самой весны, хотя Накахара рассчитывал на автомат хотя бы по половине предметов. В последнее время стало сложно совмещать работу, учёбу и общение с друзьями, чем-то так или иначе приходится жертвовать.«возможно, я успею сделать все уроки за утро… не знаю»
«мне нужно готовиться к экзаменам, у нас скоро сессия»
Накахара валится головой на подушку, глядя в экран. Сообщения от Дазая — нечто особенное в его жизни. Хоть Чуя сейчас и намного лучше понимал язык жестов, но общаясь с Осаму в переписке, он больше понимал его. Короткие сообщения или длинные разговоры в ночи согревали его, позволяя бездумно впасть в царство морфея. С каждым вечером Чуя всё больше убеждался в том, что Дазай ему нравится совершенно искренне, ведь сердце билось так быстро и сильно от каждого его глупого смайла или вопроса. «Что ж, уже не детское время и тебе пора спать🥺» «Спокойной ночи»«я старше тебя вообще-то»
Чуя в контраст своим словам зевает и прикрывает глаза на несколько минут, пока на телефон приходят ещё сообщения. Накахара даже не замечает, как засыпает, думая о том, что постарается успеть везде: сделает завтра уроки, вечером всё же встретится с Осаму, а на следущий день отправится к Хигучи или позовёт её к себе. Накахара не думал о том, что завтра что-то может пойти не так, хотя, зная его родителей, можно было ожидать что угодно.***
— У тебя и так падает успеваемость за этот год из-за работы, ты хочешь вообще съехать на четвёрки или тройки? — отец, как обычно, непререкаем, и, когда Накахара уже сделал всё, что было задано, и даже пролистал несколько тем наперёд, его тормозят у двери, — к тому же сегодня на улице холодно, куда ты собрался? Накахара ненавидел болеть. Обычно когда он заболевал, то выполнял столько же, сколько и прежде, но в состоянии гораздо худшем. И всем было плевать на его самочувствие, только если он совсем не умирал. Возможно, именно это безразличие и приучило его не заботиться о себе. Но даже холод его пугал меньше, чем перспектива остаться дома, он сейчас чертовски злился — и мог бы сбежать, как тогда, но непредсказуемость этого дня заставляла его остыть. Завтра ему нужно к Хигучи, и портить всё сегодня… Впрочем, в прошлый раз он поступил куда более безрассудно и поплатился за это. Чуя разворачивается на месте, топорно стягивая с себя верхнюю одежду. — Но завтра я иду к Хигучи, и мне плевать на погоду, — всё равно Чуя не мог не оставить последнее слово за собой. Даже родители не могут ему приказать и заставить, Чуя делает что хочет. — С каких пор ты стал такой самоуверенный? Твоя неблагодарность уже надоела. — За что благодарить? — Мы тебе ничем не обязаны, ты должен помнить это, — кажется, отцовские нервы уже закипали, и Чуя лишь иронично усмехается, хоть и не показывает этого. — Отец прав, мог бы хоть иногда не хамить ему и вести себя нормально, — естественно, на празднике унижения Чуи не может быть только двое актёров — матери обязательно нужно подключиться, чтобы сгнобить его на пару с отцом, — неудивительно, почему у тебя нет друзей. Накахара желает что-то возразить, но мысленно осаждает себя — ему стоит игнорировать их, чтобы не получить ещё больший скандал. Рано или поздно им надоест (хотя, сколько ещё можно ждать), и Чуя молча вешает куртку, а затем направляется в свою комнату обратно. — Куда ты пошёл? Мы не договорили. — Я договорил. Накахара закрывает двери на замок — хоть какая-то иллюзия безопасности. Сам же он оседает у кровати и хватается за голову. Порой ему казалось, что он сходит с ума, и это уже не смешно. Болезненное ощущение — болезненное до одури, поскольку Чуя совершенно ничего не понимает. Он не просто запутался, а уже порой даже не осознаёт самого себя, что правильно, а что нет, да и понимание того, что его друзья из детства просто свалили от него из-за разногласий, ссор и банального взросления, тоже не веселит. С ним сложно дружить, ни один друг не задержался надолго, Ацуши был лишь исключением в качестве привычки, и не более. Чуя ощущает, как собственным сомнениям вторят слова родителей, и если бы не чужое сообщение, то он бы точно пропал в унынии сегодня. «Всё в силе?» Дазай снова напоминает о себе в такой момент, и Накахара забирается на кровать, залезая в телефон. Очень не хотелось отказывать, Чуя выбирал слова наиболее подходящие, но так и не смог этого сделать.«нет. сегодня не получится»
«Почему?»«ебучая сессия»
«да и мои родители мне не разрешают, в последнее время у нас не очень отношения»
Сложно вспомнить, когда их отношения вообще были «очень». Кажется, Накахара уже привык жить с ними в вечных запретах и ущемлении себя во всём, хотя вряд ли Осаму стоит знать об этом. Иначе подумает, что Накахара какой-то сраный нытик. Чуя встречал подобных людей, которые бесконечно грузили своими проблемами, и чаще всего испытывал к ним только презрение и осуждение, реже раздражение, но общаться бы с такими он точно не стал. Жаль, Чуя не понимает, что впадает в крайности. «Поссорились?»«ну типа»
Возможно, сейчас Накахара совершит первые шаги навстречу Дазаю в плане своих проблем, ибо Чуя хорошо помнит, как люди реагируют на недоверие. Ему бы и самому было неприятно, если бы человек никогда не считался с его мнением и вёл себя отстранённо и молчаливо. Скорее всего, Дазай уже не раз замечал за ним такую скрытность.«сложно назвать это ссорой, скорее, мной снова недовольны. так что я сегодня дома»
«завтра занят буду»
«Чем же они недовольны?» Хах, знал бы сам Чуя — явно бы не попадал в такие ситуации, но он понимает, что не контролирует это, и всё ещё не теряет надежды стать для них лучшим ребёнком, которого они хотели.«не знаю. просто мной. в целом»
Чуе надоело обсуждать самого себя. Они с Осаму всегда переписывались перед сном, порой могли общаться до трёх или четырёх часов утра — такие переписки имели особенную атмосферу, поскольку Дазай действительно слушал его и отвечал обдуманно, а Чуе было интересно знать его мнение. Однажды он даже вскользь упомянул, что не особо считает себя красивым. Осаму предоставил ему список аргументов, почему он не прав, с развёрнутыми комментариями и парой ссылок на известных актёров со схожей внешностью и исследованием о привлекательности наиболее симметричных черт лица. А в конце прислал несколько фотографий своего скетчбука с портретами Накахары — Чуя в тот момент сидел красный, как рак, разглядывая несколько минут каждый рисунок, выполненный с особой нежностью. Дазай вдохновлялся им, хотел рисовать лицо Накахары чаще, и Чуя чувствовал себя странно, словно его прежние устои и убеждения трещат по швам. Однажды Осаму даже признался, что хотел бы поработать с натурой, неважно с кем, ему просто было любопытно. Узнать, что Дазай считает его привлекательным, было приятно, хоть и чертовски непривычно — Накахара после этого по-другому смотрел на себя в зеркало. Естественно, его самооценку это не так сильно завысило, но он уже был уверен в том, что не кажется многим уродом. Чуя мог рассматривать свои голубые глаза и рыжие волосы, накручивая локоны на пальцы, думая о том, что это достаточно интересное сочетание, даже если в мире есть сотни куда более красивых людей. Ему хотелось бы однажды посмотреть на себя и подумать о себе как об отъявленном красавце — так обычно реагировали на Дазая. Осаму молчит несколько минут, пока Чуя думает, что сказал лишнего. Хотя ему сейчас было несколько паршиво, выливать это на Дазая не особо хотелось. «Я скоро приду к тебе» «Через полчаса» «Ок?»«ЧЕГО?»
Накахара аж выпрямился, садясь на кровати ровно, не понимая, что он собирается сделать. — Дазай хочет прийти к нему, зная, что его родители явно против гостей и того, чтобы Накахара выходил за порог? Особенно после этой ссоры. Однако поступок столь странный и неординарный, что Чуя даже забывает об этом недоразумении.«ко мне нельзя, мои предки ТОЧНО будут против гостей»
«не надо идти ко мне»
«Я не в гости. Тебе сейчас грустно, я просто кое-что передам тебе, и всё» «Они меня даже не заметят» О Боже. Чуя даже встаёт с кровати и подходит к выключателю, щёлкая по нему, и комната озаряется мягким светом. Накахара сейчас не находил повода отговорить Дазая, ему безумно хотелось увидеть его, даже если он понимал, как это серьёзно и как странно это могло выглядеть со стороны. Осаму решил утешить его, прийдя лично. Они жили недалеко друг от друга, на одной станции метро, но всё-таки — на улице весь день лил дождь, и сейчас там максимально сыро. Накахара смотрит на себя в зеркало, словно может выглядеть странно, хотя он увидит Осаму всего на несколько минут, и всё же... Это было слишком трогательно. Чуя задумался о другом. Подходя к кровати, он залезает на неё и оказывается возле окна, глядя на улицу. Он помнит, как сбегал отсюда не один раз, у него уже была протоптанная дорожка.«я не знаю, как встретить тебя»
«не хочу, чтобы тебя видели»
Дазай сперва не отвечает, и Накахара вновь присаживается на постель. Кажется, он снова сам себя втягивает в какую-то авантюру, заведомо зная, что будет в случае, если всё пойдёт… не так. «Твоя комната на первом этаже?» Кажется, Дазай думал в том же направлении, что и Чуя. Однако это слишком рискованно, да и заметно, откровенно бредово и… почему они вообще этим занимаются?«на втором»
«Я смогу залезть?»«боже…»
«ты идиот»
«Я уже подхожу» Накахара вновь испытывает знакомое чувство волнения перед встречей, хотя беспокойство уже давно перетекло в трепет предвкушения. Будь они с Дазаем в других отношениях — более близких, возможно, любовных, Чуя бы каждый раз бросался ему на шею или целовал при встрече, дабы выплеснуть эмоции ожидания, но всё, что он мог в реальности, это слабо усмехнуться и сказать что-то колкое, спрятав руки в карманы. Накахара всё чаще смотрел в окно, пока не заметил высокую фигуру недалеко от соседского забора. Чуя тут же присаживается на подоконник и быстро пишет ему:«только будь тише, пожалуйста. можешь забраться с помощью забора»
Накахара тут же слезает и открывает окно, ощутив лёгкую дрожь по коже от такого контраста. Он видит внизу Осаму и машет ему рукой, обнаруживая, как Дазай сразу же улавливает ход его мыслей. На самом деле залезть на второй этаж через окно было более чем легко. Мать сейчас была в ванной, а отец смотрел свои любимые вечерние новости, так что никто бы не заметил подростка, лезущего на второй этаж в позднее время. И Осаму достаточно быстро забирается наверх, остановившись лишь для того, чтобы снять свои кеды, прежде чем он спустится на кровать и закроет за собой окно. Всё это время Чуя переживал, наблюдая за ним, однако на его лице играла улыбка — как сильно он был сейчас рад видеть его, словами не передать. Залезть к нему в окно просто, чтобы увидеться. Это немыслимо. — Ты идиот, Осаму, — Чуя говорит это абсолютно беззлобно, всё ещё глядя на Дазая, пока тот пожимает плечами и достаёт из своего рюкзака маленький пакет из крафтовой бумаги, протягивая его Чуе, — что там? «Открой», — говорит ему Осаму, и Чуя открывает, доставая из него всякие сладости: киндер, шоколадки, какие-то дурацкие наклейки со звёздочками и маленькая плюшевая игрушка Хеллоу Китти размером с половину ладошки. Накахара иронично усмехается. — Ты отобрал это у младшей сестры? — спрашивает Накахара, выгибая бровь и наклоняя голову вбок. Осаму лишь вертит ладонями, мол, как ты мог такое подумать, однако такая глупость стала Чуе даже приятной. Он молча открывает шоколадное яйцо, разворачивая его предельно осторожно, а после разламывая на две части, отдавая одну Дазаю. Как повезло, что они оба могут общаться молча, и его родители не подумают, что он сошёл с ума и разговаривает сам с собой в тишине. Чуя показывает Осаму на шкаф, говоря жестами, что в случае если кто-то из его родителей решит наведаться, Дазаю придётся играть в его любовника и прятаться от них. Осаму на это лишь усмехается, а затем слегка откидывается на ладонях, рассматривая интерьер помещения: комната Чуи была увешана кучей плакатов, каких-то рисунков, вырезок из комиксов, где-то были наклеены фосфорные звёзды, где-то висела гирлянда или бумажные флажки. На полках стояли книги, те же комиксы и учебники, Чуя, видимо, очень любил это место, обставляя себе по вкусу и охраняя все эти вещи. «Как у тебя дела?» Чуя поднимает голову, чтобы успеть считать всё. Он сперва даже не понял, в чём причина такой обеспокоенности, однако всё же отвечает жестами: «Всё в порядке, а что?» И Дазай садится ровно напротив. «Просто ты говорил, что поссорился с родителями. Ты показался мне очень грустным, я захотел развеселить тебя как-нибудь. Что случилось?» — Дазай смотрит в лицо рыжему, подпирая голову одной рукой. И Чуя заметно тушуется — ему не хочется говорить о себе, но скрываться больше нет смысла. И Осаму молчит, чтобы не сбивать его настрой. — Ничего критичного. У нас часто так… Они считают меня слишком тупым, чтобы сдать экзамены, неинтересным, чтобы иметь друзей, и слишком «из приличной семьи», чтобы продолжать работать у вас, короче, я худший сын, пролёт по всем фронтам. Даже не знаю, что могло бы порадовать их, — Накахара говорит вслух, чересчур разогнавшись в своих откровениях, сейчас он так безоружно оголяется, зная все риски, потому что доверяет Дазаю. Хотя, возможно, он так же, как и все, скажет что-то вроде «мне тебя очень жаль». Что ж, Чуя привык, — я уже давно перестал стремиться к тому, чтобы понравиться им. Только они постоянно ставят палки в колёса, и эта критика… Так или иначе просто «не слушать» у меня не получается. То я неблагодарный, то наоборот, я уже ничего не понимаю, что я делаю не так? Дазай смотрит на него внимательно, словно обдумывая все слова, а после короткой паузы говорит: «Ты всё делаешь правильно, просто из-за собственной слабости они не могут оценить тебя по достоинству. Это не твоя вина, к сожалению, взрослые часто подвержены зависти, страху или слабости. Они слишком слабы, чтобы общаться с тобой так, как должны». Чуя молча хлопает глазами. Отчасти он понимал, что это правда, он ведь действительно не делал совершенно ничего плохого, но в то же время смириться с ролью жертвы не мог. Хотелось иметь возможность что-то поменять, иначе у него выработается выученная беспомощность. «Я не могу вечно понимать и прощать их. Я чувствую, будто делаю их несчастными», — Накахара отвечает ему в тон жестами, и Дазай очень смягчает свой вид, когда замечает, как Чуя неуверенно рассказывает об этом. Внутри себя он таит огромную боль от ран нелюбви родителей. Дазай хотел бы сейчас проявить непозволительную для них близость, но все прошлые разы он наталкивался лишь на ступор и отстранённость Чуи, поэтому сейчас не рисковал испортить такой важный момент. Накахара всю жизнь жил в холоде и никогда не знал нормальной, искренней любви, его растили в пуританских условиях. «Ты не должен никого прощать. Их обязанность — любить тебя просто так, и они с ней не справились. В этом точно нет твоей вины, — Дазай делает короткую паузу, словно решаясь на что-то, и он понимает, что должен сказать это Чуе, — они не любят тебя». Осаму не хотел расстраивать его ещё больше, а тем более звучать грубо в словах словах, но оставлять Чую жить в иллюзиях было бы небезопасно для самого Накахары Да и Чуя уже сам давно понял это, он всё знал, возможно, ему не хватало подтверждения собственных мыслей от кого-то другого. — Да, я знаю, Дазай. Вернее, я думал об этом. Уже довольно давно… — вслух отвечает Накахара, наконец отправляя в рот шоколад и отводя взгляд к этим мелким подаркам. Он ставит игрушку на тумбочку у кровати, а затем садится ровно, — но иногда они не так плохи, к тому же раньше всё было нормально. Когда я был маленьким, мы были хорошей семьёй, я не знаю, что пошло не так. И не знаю, как это исправить. На секунду голос Чуи дрогнул от воспоминаний: в детстве действительно всё было легче. Накахара часто ходил гулять с родителями, мама проводила с ним достаточно времени, и все его капризы удовлетворялись — лишь с возрастом что-то сильно изменилось. И теперь они как будто враги. «Они никогда не менялись. Просто в детстве ты не замечал многого. Да и с возрастом ты стал меньше нуждаться в них, они это восприняли как личное оскорбление», — Дазай говорил логичные вещи, будто он знал его родителей лично, но Накахара не понимал, что ответить, кроме «ты прав». Если так подумать, он всегда помнил это странное отношение с их стороны — оставлять его наедине с собственными проблемами, осуждать за ссору с лучшим другом, заставлять нервничать из-за уроков каждый день. И тот факт, что это было в детстве, действительно затуманил многие их жестокие поступки. «Слушай, я знаю, что они несправедливы к тебе. Они причиняют тебе вред, вызывают вину и стыд, но эти чувства не ведут к переменам. Ты не станешь добрее, если будешь относиться к себе пожёстче, ты не станешь любить себя, если постоянно будешь винить себя во всём», — Осаму ударился в излишние рассуждения, но Чуя слушал его внимательно, улавливая суть. Дазай сейчас казался ему не просто умным, а в первую очередь достаточно эмпатийным, раз он захотел помочь ему, выслушать и сказать действительно что-то важное, а не типичные фразы вроде «всё будет хорошо», которые ему никак не помогали. «Все путают эти вещи с любовью и заботой, но на самом деле любовь — это чувство, которое полностью покрывает всю боль и заставляет кого-то снова чувствовать себя прекрасно. Любовь — это единственная вещь в этом мире, которая не причиняет боли. Когда ты начнёшь видеть свою ценность, ты перестанешь обращать внимание на людей, которые этого не делают». Чуе так хотелось научиться всему этому — действительно перестать брать во внимание чужое мнение о себе, перестать воспринимать слова родителей, которые были ложью. И наконец осознать, что он им ничего не должен. — Спасибо, Дазай, — говорит Накахара. Ему сложно было подобрать слова, поскольку он совершенно не привык принимать чужую помощь и поддержку, а перед Дазаем за это становится ещё более неловко, — мне тяжело адекватно воспринимать себя из-за них. Ты же знаешь, как это работает. Если тебе всю жизнь внушают, что ты «неправильный», ты начинаешь верить в это. И другие не могут убедить в обратном. Да, Дазай понимал его лучше, чем кто-либо. И у них было очень много похожего — Дазай так же страдал из-за комплексов, но он совершенно не понимал, почему это делает Накахара. Чуя красивый, у него много друзей, он легко завоёвывает внимание и поклонников. И ему безумно хотелось показать Накахаре то, как он видит его собственными глазами. Осаму в шутку тыкает Накахару в щёку с хитрой улыбкой. Чуя понял его без слов — Дазай хотел помочь. Осаму делает задумчивый вид, а после встаёт с кровати, подходя к полкам, чтобы осмотреть их. Ему в целом было интересно рассматривать комнату Накахары, ведь она была полна различных мелочей и его любимых вещей, от которых он, видимо, фанател. Чуя ложится на кровать, не заметив, как его рыжие волосы разметались по одеялу, пока он раскрывает игрушку из киндера. «Нужно не верить и внушать себе, нужно знать точно. Нельзя спорить с фактами», — Дазай подходит к письменному столу Накахары, опираясь на него, всё ещё глядя на рыжего, — ты умный — это факт. А ещё красивый, и у тебя много друзей. С этим нельзя поспорить». Чуя в ответ лишь усмехается. Он не особо считал себя таким, но… возможно, ему стоит воспринять это как правду, а точнее, как сухие факты. Накахара достаёт игрушку, вертит в руках её детали, а после смотрит мелкую инструкцию — и почему ему попалась какая-то фея? Хотя в целом на вид симпатичная, но если отец увидит её в комнате, то Накахара точно получит за свои «пидорские замашки». Осаму осматривает его письменный стол, присев на кресло, пока Накахара возится с тем, чтобы собрать свою игрушку. — Не знал, что я красивый и умный, но спасибо, — Чуя слабо усмехается, пока Дазай осторожно отодвигает первый ящик и среди кучи ручек и карандашей внезапно находит собственный почерк на бумажке. Раскрыв её, Осаму обнаруживает те самые стикеры из кафе, на которых они переписывались, и бегло перечитывает некоторые из них, понимая, что Накахара хранил абсолютно все их записки. Некоторые даже были помятые, которые он, видимо, сперва сжимал со злости, но выбрасывать не стал, напротив, выпрямлял и оставлял у себя, — мне всегда казалось, что я ходячая катастрофа. Дазай внезапно оказывается рядом, причём так тихо и двусмысленно кладя ладони по бокам от Чуи, из-за чего Накахара слабо напрягается, переводя взгляд с игрушки на брюнета. Осаму уже который раз зажимает его, либо поступает так непредсказуемо, что безумно приятно, но самую малость пугает своей неожиданностью. «Никогда не сомневайся в себе», — говорит Дазай, убирая руки на секунду. Чуя хочет воспользоваться моментом и подняться на месте, но не находит в себе причин сделать это. Ему сейчас безумно нравилось происходящее — у Дазая такое красивое лицо, глубокие глаза, ровная кожа и вьющиеся волосы, Чуе хотелось бы прикоснуться к нему, хотя бы в коротком ласковом жесте, но он снова не решается. Ему бы наконец найти в себе силы хотя бы спросить, что он думает об этом обо всём, но даже завести разговор как-то… палевно. — Дазай, ты умеешь целоваться? Чёрт, что он несёт? Но слова сами вырвались у него изо рта, Чуя даже не успел ни о чём подумать, но ведь когда нужно, он не может ничего сказать, а как ляпнуть спонтанную глупость — так Накахара с лёгкостью это делает. И как же это его бесит, Чуя тут же ретируется, наблюдая за тем, как Осаму садится рядом с ним в абсолютно расслабленной позе. Он подпирает голову рукой, медленно кивая, смотря на рыжего с таким интересом. — Ну, то есть мне просто стало интересно… ты же своим языком вообще не пользуешься, — Накахара усмехается и выглядит слегка нахально, он часто скрывает неуверенность за насмешкой, и это звучало действительно смешно. Дазай слегка смеётся, прикрыв глаза, а после ложится рядом, упираясь в кровать локтями, оказавшись прямо напротив лица Чуи, — или пользуешься?.. Жестом Осаму сказал что-то вроде «показать?», но Чуя ничего не ответил. Он завороженно смотрел на Дазая и его губы — момент чертовски трепетный и важный, Чуе действительно хотелось ощутить его поцелуй не только в лоб, как с другом, а по-настоящему — как с возлюбленным. Если бы Дазай был его парнем, возможно, Чуе было бы даже не противно его целовать, он ведь никого не любил никогда так сильно, да и на других мужчин ему плевать. Дазай, кажется, особенный, и от мысли о том, что он поцелует его, зажмёт где-то возле тумбы, как он уже делал, Накахаре становится стыдно и даже волнительно. И когда Дазай наклоняется вперёд, Накахара краснеет быстрее, чем успевает что-то понять, но он отчаянно ждёт и желает этого, даже если не поддаётся навстречу. — Чуя! — из-за двери доносится голос матери, и Накахаре приходится отпихнуть от себя Дазая и встать с кровати, указав Осаму на шкаф. — Да? — Накахара подходит к двери, открывая её и покидая комнату, чтобы ни у кого не было соблазна зайти к нему, — что случилось? — Ты не видел мою заколку? — Я не пользуюсь заколками, откуда мне знать? — Ну, я думала, может, ты наконец начал волосы в порядок приводить. Нет? Ну, ладно, поищу внизу. Накахара в ответ молча наблюдает за тем, как она спускается вниз, а сам возвращается обратно. Блять, как же он сейчас ненавидел вообще весь мир — они ведь только что чуть не поцеловались, Осаму был так близко к нему, атмосфера к этому располагала. И как ему теперь смотреть в глаза Дазаю? Чертовски стыдно, но как только Чуя оказывается вновь в своей комнате, то он видит Осаму, смотрящего в окно. — Ты уже домой? Дазай пожимает плечами в ответ, вновь присаживаясь на кровать Накахары. — Лучше подождать до ночи, пока они не лягут спать. Если тебя, конечно, не будут искать. Дазай пробыл у него до самой ночи, они долго разговаривали на языке жестов обо всём сразу — никто не упомянул случившееся и прервавшийся поцелуй, хотя Чуя не мог выкинуть его из головы и в глубине души желал, чтобы у него или у Осаму хватило смелости вернуться к нему и попробовать снова. Но встреча кончилась только прощанием с тихим смехом и попыткой Дазая осторожно вылезти из окна. Они посидели так хорошо, что Накахара заснул практически сразу, непроизвольно улыбаясь во сне.***
Хигучи старательно записывает всё, что Накахара ей диктует. В последнее время она делала отличные успехи в учёбе, особенно в математике, где Накахара подтягивал её. Чуя несколько дней назад наткнулся на интересное предложение в ленте и всё никак не знал, предлагать Хигучи или нет. — Всё, я закончила, — Хигучи закрывает учебник и довольно поворачивается к Накахаре — она действительно намного легче стала воспринимать предмет, да и понимать в нём стала намного больше с помощью Чуи. Если в школе им ленились разжевать и разложить по полочкам, у неё возникало много трудностей, то Накахара был крайне терпеливым учителем, — сегодня мы довольно-таки быстро! — Да, ты схватываешь всё на лету, — расслабленно произносит Чуя, рассматривая в телефоне некую статью, — слушай, я недавно нашёл в Интернете конкурс на грант, дающий шанс обучаться за границей, не хочешь попробовать? — спрашивает Накахара, присев рядом с Хигучи, — если ты получишь грант на обучение, то сможешь уехать от родителей, вряд ли они запретят тебе получать образование за рубежом. — Оу… Я не знаю, — Хигучи берёт чужой телефон, вчитываясь в небольшую статью, — я думала всегда, что это для гениев, а у меня всё ещё проблемы с математикой. — В любом случае попытка не пытка, стоит пробовать, даже если не веришь, — Накахара встаёт с места, когда ему отдают его телефон, присаживается на чужую кровать, вновь мысленно возвращаясь во вчерашнее. Он даже эту дурацкую фею из киндера не выкинул, потому что она была очень милой и ему её подарил Осаму. Вчерашний вечер вообще был самым приятным, Чуя точно запомнит его надолго. — Я подумаю над этим, — отвечает Хигучи, а затем разворачивается на кресле, — у тебя что-то случилось? Ты такой радостный с утра… Накахара отвечает не сразу, у него в голове был странный вопрос, который ему больше некому было задать, хотя, скорее, он больше выглядел как рассуждение. Однако Хигучи пока единственная, с кем Чуя мог обсудить свои сложности. — Мне интересно, насколько одинаково по ощущениям целоваться с парнем и девушкой, — Чуя выключает телефон и переводит взгляд на Ичиё, понимая, что, может, уже достал её со своими вопросами. Как забавно, Накахара учит её математике, а она его всему, что касается его ориентации. — Мне кажется, все люди это делают по-разному вне зависимости от пола, — отвечает Хигучи, — а что? — Ничего такого, просто многие вещи мне по-прежнему делать непривычно, — отвечает Чуя, вновь сравнивая предыдущий опыт с некоторыми девушками и новый, при котором он оказался почему-то безоружен, — ну, к примеру… Мне немного не по себе от мысли, что парни могут целовать друг друга, типа… Не чувствую себя таким же, как они. — Надо же… — Хигучи внезапно присаживается возле Чуи, залезая на кровать с ногами, — я думаю, тебе нужно время, чтобы привыкнуть к этому. Кстати, мне всегда было интересно, что именно тебе нравится в парнях? — Эм, — такого вопроса Накахара точно не ожидал, и на секунду он даже смутился, — я не думал об этом. Точнее, мне не нравятся парни, мне нравится… Дазай. Чуя сам не уверен в том, что говорит, он действительно не помнит, чтобы влюблялся в каждого парня или желал кого-то из них трахнуть, это, скорее, было исключение, и Осаму почему-то подходил под него. Но сейчас он внезапно вспоминает те моменты, когда он мог засмотреться на коренастую фигуру однокурсника на физкультуре, залипнуть на широкие ладони и крепкие руки с выпирающими венами — ему никогда не нравились качки, да и дрыщи тоже, скорее, просто подтянутые парни. И обязательно широкие плечи. Во внешности столь категоричных предпочтений, как в случае с телом, не было, но, наверное, Чуя просто прежде не думал об этом. Да и что тут такого — любоваться красивыми людьми? Он и девушек встречал невероятно красивых, мог понять, какие ему в теории могли бы понравиться, просто сердце говорило иначе. Накахара совсем запутался в себе. — Хорошо, чем тебе нравится Дазай? — Ичиё улыбается ещё более уверенно, словно хочет вывести Накахару на какой-то очень откровенный разговор, — ну или что в нём привлекает тебя? — Я не знаю, — Чуе нужно несколько минут, чтобы подумать и понять, — это вышло само, я ведь не стоял с лупой и не оценивал его, решая, влюбляться или нет, — Чуя самую малость бесится, хоть и понимает её любопытство. Но она сама ведь знает, как это работает, сердцу не прикажешь, когда влюбляешься в кого-то. Однако сейчас он вспоминает лицо Осаму, его мягкую улыбку, добрый взгляд, и, пожалуй, что-то отметить можно, — у него… очень милая улыбка, Дазай в целом очень красивый. Мне нравятся его руки, хоть они и в бинтах, но на них прослеживаются вены и костяшки, это выглядит эстетично. Мне нравится его рост, хоть это иногда и неудобно, но… ему идёт, у него приятная комплекция, плечи… И иногда шутит смешно, даже несмотря на то, что его характер ужасен. Чуя решил уже умолчать о том, что с ним происходит, когда Дазай в шутку зажимает его где-то или оказывается непозволительно близко. Кажется, в такие моменты он плавится на месте, словно свеча, и утопает в смущении, потому что ему нравится, в теле разгорается настоящее пламя. Как-то не вязались эти чувства с его повседневным поведением. — М-м… — Хигучи о чём-то задумывается на секунду, — мне всегда было интересно… извини, если личный вопрос, но чем вас могут возбуждать мужчины? Накахара тут же распахивает глаза и типично для себя хмурится от такого внезапного вопроса, подходит к ней сзади и осторожно тыкает обратно в тетрадь. — Пенал собери, — тут же рычит Накахара и отходит в сторону. Честно говоря, он никогда прежде не думал об этом и никогда бы не задумался, если бы Хигучи его не спросила. С того момента Чуя не мог перестать мысленно возвращаться к этому вопросу. Он даже не знал особо, как это происходит между парнями. Естественно, мозг, обросший кучей стереотипов, подавал ему типичное «ну, в жопу ебутся, чё ещё», ну и что это больно — больше ничего. А искать что-то об этом или залезать в Интернет не позволяла гордость и какая-то адекватность, потому что Чуя не извращенец. Он легко мог представить себе, как бы встречался и спал с девушкой, если бы ему это нравилось — у Накахары не было с этим проблем, но в тот же момент он сам не знал, с какой стороны можно было бы подступиться с этим к парню. Да и никогда до этого он не представлял ничего подобного с Дазаем. Чуя невольно вспоминает собственные ощущения, когда Осаму прижимал его к столу в подсобке, как по телу бежали мурашки, а взгляд из раза в раз падал на чужие руки, и Накахаре так хотелось, чтобы они его коснулись. Провели по шее, крепко сжали её, но не до боли, а лёгкого ощущения собственничества, чтобы дыхание спёрло, Чуя бы видел его нахальную улыбку, смотрел в глаза с полной уверенностью и преданностью, глубоким желанием. Его руки, глаза, улыбка и лёгкие жесты — это всё так соблазнительно, так возбужающе. Относится ли это к другим мужчинам или Дазай особенный? Если бы Чуя тогда сказал ей об этом, возможно, это было бы не совсем точно, ведь не каждый парень обладает такой харизмой и уверенностью, как Дазай, даже несмотря на его недуг глухоты. Накахара слеп, раз не видит всех этих намёков со стороны Осаму, но ему безумно хочется вживую почувствовать это. Как Дазай закрывает за ними подсобку, снова пихнув Чую к столу или стулу, на который парень обопрётся. Как он безумно желает ощутить его поцелуй, губы горят в нетерпении, когда Чуя хватает его за ворот и затягивает в поцелуй. Дазай опускается ниже, Чуя словно вживую чувствует его руки на себе, видит его лицо внизу, ощущает прикосновения к паху, и его тянет, рыжий закрывает рот рукой и прикрывает глаза, ощущая чужой язык на своём члене. Всё было так реалистично и так желанно, даже не верилось, что Дазай не пользовался своим языком никогда в жизни, кажется, практики у него было более чем достаточно. Чуя наблюдает за этим внимательно, отмечает про себя, как красиво, по-блядски выглядят губы Дазая, обхватывая его член, и как хочется свести колени вместе от приятных ощущений. Всё рассыпается совершенно неожиданно, когда Чуя просыпается от будильника, чувствуя пот на лбу и искры во всём теле, которые больше всего скопились в утреннем стояке. Отлично. Только после слов Хигучи с ним это стало происходить, и Накахара чувствовал себя отвратительно, потому что теперь ему хотелось не только встречаться, но ещё и трахаться. И это ощущение было омерзительно именно потому, что Чуя боялся, что оно станет для него движущей силой. Быть влюблённым и хотеть отношений — одно, но подключать к этому чувству ещё и раздражающее возбуждение было чем-то постыдным. Словно его намерения не были уже такими искренними. И снова он чувствует себя типичным извращенцем...