***
Со времени дела Жейми Илья присматривался к Соло. Наполеон ярко чувствовал присутствие, никогда, впрочем, не выше уровня, на котором Соло уже не смог бы работать. Постоянное напоминание, что Страж приглядывает за не-Проводником по имени Соло. Присутствие не несло вреда, но раздражало постоянным ощущением внимания к старым щитам, за которыми пытались разглядеть настоящего Соло. Все пять чувств постоянно сканировали в поисках брешей. Наполеон проверял, чтобы все щиты были сомкнуты как можно плотнее. Они провели две успешные, абсолютно обычные операции, на которых совершенно буднично бегали, крались в темноте, шпионили за целями и ускользали от вооружённых ножами головорезов. Случались и острые моменты, особенно когда Илья включал повышенное восприятие. Теперь Наполеон мог точно сказать, когда Илья использовал зрение, когда слух, или исследовал на ощупь крошечные выступы в поисках улик. Понимал, усиливал ли Илья одно чувство или блокировал остальные. Соло был сбит с толку от того, насколько явно теперь чувствовал Угрозу, как каждый раз тянуло убедиться, что он не провалится в «штопор». Курякин ни разу не сорвался. Соло не инициировал тактильный контакт. Соло не был Проводником и точно знал, что не является кем-то ещё. Они настолько громко и долго ругались, что Габи раздражённо закатывала глаза. — Как женатики, — прошептала она. Илья уставился на неё в ступоре, а Наполеон глянул волком. Она приторно улыбнулась и подняла бокал очень хорошего шампанского. — Просто вы, мальчики, флиртуете, круги наматываете друг вокруг друга и ссоритесь. Илья смотрел, открыв рот, а она подумала, что рассмеяться хочется, конечно, но разумнее этого не делать. Наполеон был ошарашен. А потом напарники пошли на новый раунд словесной перепалки о восприятии и его отсутствии. Габи решила, что спустится на гостиничную террасу за холодным и сладким десертом. Она заслужила. В Будапеште Наполеон нашёл старый, потрёпанный профессиональный талмуд про Проводников, повествующий о малоизученных аспектах эмпатических сил. В течение следующих недель они стали ближе из-за постоянного совместного пребывания на заданиях, которые выполняли от Берна до Женевы, а затем в Мадриде. Команда была успешной, хотя Габи продолжала закатывать глаза и отпускать совсем нетонкие намёки. Мужчины на них не реагировали. Всё же Наполеон чувствовал странное притяжение. Ему нравился Илья, причём, наверно, больше, чем было бы безопасно. Мужчина был мрачной скалой в бушующем море, с характером этой самой бури. Он мог мгновенно взорваться, но Соло начал улавливать ранние признаки и успокаивать напарника… если, конечно, им не требовалась грубая сила. К его полному изумлению Страж слушал. Габи сказала «а я же тебе говорила». Он отказывался проводить бессонные ночи в размышлениях о том, как всё время реагировал на Илью, в том числе физически. Он снова повторял, что не Проводник, так как никогда не ощущал потребности в связи со Стражем. Насколько он знал, его ощущения отличались от обычных для Проводника-приёмника и могли быть вообще не связаны с его разновидностью дара. Конечно, он просто — всего лишь — восхищался красотой человеческого тела и совершенством форм высокого русского. А Илье для работы не нужен был ни Соло, ни кто другой. Но Илья не оттолкнул его, когда они ютились под скальным отвесом, пережидая ледяной ливень в забытом богом уголке мира. Прижимаясь друг к другу в поисках тепла, ждали наступления хмурого рассвета, чтобы отправиться на точку эвакуации. Наполеон беспробудно спал под боком у Ильи примерно с час и не заметил, чтобы тот хмурился или сердился. Напарник выглядел почти умиротворённо, делясь теплом и даря ощущение комфорта. Соло старался на этом не циклиться. Также лучше было не думать, насколько привлекательным был Илья, даже мокрый насквозь, в прилипшей к телу одежде и причудливыми полосками грязи, расписавшими узорами обнажённую кожу. В убежище оказалась единственная комната с одной кроватью, но это их не побеспокоило. Наполеон подумал, что надо было возмутиться хотя бы для вида и выдать пару острот, но слишком замёрз и устал, даже душ не помог. Да, в крошечном укрытии был душ, хотя для того, чтобы не залить водой всю комнату, в кабинку пришлось практически ввинчиваться. Неплохое место для ожидания. Им нужно было оставаться тут, пока всё немного не уляжется, то есть от суток до двух, просто на всякий случай. Соло пихал Курякина, пока больший по габаритам мужчина не пробормотал что-то тихо по-русски и не пододвинулся так, чтобы Наполеону тоже хватило места на достаточно большой и уютной кровати. Тот факт, что проснулись они, переплетясь друг с другом, ни один комментировать не стал. Как и то, что они постоянно находились на более близком расстоянии, чем было нужно даже с учётом маленькой площади дома. И что Илья не пожаловался, когда Наполеон спал на нём как на подушке. Оба мудро игнорировали моменты, когда дистанция сокращалась от близкой до интимной. Наполеон следил за щитами, большая часть которых восстановилась после атаки Мадлен, но иногда засекал искры на поверхности. Вспышки не ощущались как рана или травма разума. Ничего общего с Мадлен Жейми. Это был… внезапно Наполеону стало нехорошо. Илья?***
На следующем задании всё в один миг полетело на ветер и в адское пекло. Наполеон уже нервничал, когда Уэверли послал их по следу военного Стража-ренегата. От сочетания трёх слов по коже бежали мурашки. От вскользь брошенного сообщения, что объект убил уже два боевых расчёта, Наполеона затошнило. Объект был сотрудником МИ6, чей Проводник погиб во время миссии, и теперь винил агентство, правительство и всех, кто попадался под руку. Бывший руководитель стал первой жертвой, потом последовали две пары агентов. Теперь задачу перекинули на АНКЛ, точнее, на Соло и Курякина. Сейчас, когда они гнались за тренированным и сильным, наравне с Ильёй, Стражем, напряжение можно было резать ножом. Только у другого было меньше терпения. Он был одичавшим. Всё было очень плохо. В разряд катастрофических и невообразимо кошмарных ситуация перешла за один удар сердца, когда беглец, Люциус Брэгг, добрался до Соло. Наполеон понятия не имел, как это случилось, потому что вёл себя даже осторожней, чем всегда, а щиты были на месте. Но Брэгг его поймал. Достаточно было секундной невнимательности, как Страж атаковал. У Соло не было ни единого шанса противостоять волнам чужой ярости, которая разрывала на части, почти переломила как тонкий прутик, и, несмотря на тренировки ЦРУ, чуть не снесла его. Целеустремлённостью в схватке противник мог потягаться с Ильёй. Терять Брэггу было нечего, а грязных приёмов он знал порядочно. Наполеон не был бойцом. Называть себя вором-джентльменом язык у него, впрочем, не поворачивался. Он знал, как разоружить оппонента, как уйти в драке из опасных ситуаций, но ЦРУ ценило в нём другой набор качеств: изощрённость и эффективность, а не грубую силу Красной Угрозы. Он всего раз вступил в ближний бой с русским, но этого хватило для понимания насколько тот был силён и хорошо обучен. Илье потребовалось бы немного времени, чтобы его убить. Брэгг мог занять почётное второе место в этом соцсоревновании. После внезапного удара в висок Наполеон стал падать как подрубленное дерево. В глазах плясали звёзды, думать почти не получалось. Брэгг подтянул его вверх, усмехаясь в лицо. Он выглядел тяжело и безнадёжно больным, с безумным блеском в глазах, говорящим больше слов. Внутри Брэгга сорвался предохранитель и теперь наружу вышла смертельноопасная бестия. «Повезло мне», — подумал полуобморочный Наполеон. — И вот тебя прислали чтобы вернуть меня? Слабое подобие Проводника? Ты что думаешь, что сможешь обвести меня вокруг пальца и посадить на привязь? Соло безмятежно улыбнулся окровавленными губами. — А зачем? Ты что, такой особенный, чтоб я тебя живым тащил? — усмехнулся он. Вся сущность Стража надавила на щиты и Наполеон поморщился как от серии артиллерийских взрывов под ухом. Шатался, но растянул лицо в улыбке и оскалился. — Нет, — сказал он, — не пройдёшь. — Ты мне не противник, маленький Проводник. — Я вообще не Проводник, приятель. В ответ грубо засмеялись. — И врун из тебя, кстати, тоже хреновый. Ложь легко проверить. Неудивительно, что у тебя нет связи. Кто захочет обременять себя такой жалкой пародией? Наполеон на секунду ощутил вспышку гнева, щиты сдвинулись… чего и добивался Брэгг. Наполеон поморщился от нового импульса, с губ сорвался тихий стон. — Я сотру тебя, сучонок, — хрипло прошептал Брэгг, — как всех, кто приходил раньше, чтобы меня заарканить. Вы убили моего Проводника! Знаешь, какого это — чувствовать, что часть тебя вырвали с корнем? Нет? Ну да, же не из таких. Ты бесполезен! Соло закатил закрытые глаза и почувствовал, что воздух выбило из лёгких, когда Брэгг схватил его и пихнул обратно спиной к стене. Экранировался Соло хорошо, но выстоять нужно было против атаки тренированного военного. Это был не толчок, а две волны ударов, похожих на взрыв С4 под дверью, если подбирать сравнение. Брэгг был беспощаден. — Никчёмный! — Брэгг яростно повторил, — поэтому тебя послали? Как ягнёнка на заклание. Только мне, знаешь ли, наплевать. Просто ещё одно убийство. Удары ослепляли и разрывали разум на части. Было больно. Голова Наполеона раскалывалась в агонии, вспыхнула мигрень и он инстинктивно оттолкнулся назад. Изо всех сил. Бесполезно. Брэгг осаждал его как варвар — крепость, без чёткого направления, но закидывая метательными снарядами. — Я тебя пробью, как всех остальных! Предателей... — горячечно прошипел он. — Иди к чёрту, — прохрипел Соло. Новый удар, физический и ментальный, и Наполеон почувствовал, как от тычка кулаком в живот подгибаются колени. Он выдохнул, но от следующего толчка закатил глаза и раскрыл зубы в оскале. На электрический стул было непохоже, это была другая пытка, направленная на разум, и куда более целенаправленная. — И правда, посредственность… И как ты, Соло, работаешь в паре Курякиным? — издевался Брэгг, — думаешь поймать золотую рыбку? Что он захочет тебя? Ты пушечное мясо, просто расходный материал. — Отвали! Следующий удар достиг более глубоких слоёв психики. Наполеон увидел звёзды, стены шатались. Глаза распахнулись шире. Брэгг неожиданно залюбовался чем-то, а потом грубо рассмеялся. — Да уж, ты не Проводник, верю, — прошептал он, — Теперь вижу. М-да, ты куда ценнее, чем можно было ожидать! А твой Страж знает, какая драгоценность рядом? Что он сделает, когда потеряет тебя? Наполеон зло усмехнулся, скривив окровавленные губы. — Выпустит тебе кишки, — просипел он, — размотает и отдаст крысам живьём. Брэгг засмеялся первобытным, гортанным хохотом от которого Соло продрало мурашками. — Ты мне нравишься. Глупый, но храбрый. От непереносимой боли воздух не доходил до лёгких, она неслась через него красным раскалённым потоком, и он кричал. — Отпусти моего напарника. Низкий рык, непохожий на человеческую речь, но Наполеон узнал бы этот голос где угодно. Стекленеющим взором он посмотрел на Илью и выдал дерзкую ухмылку. Наполеон легко выходил в данный модус, даже когда всё было очень плохо. Это была вторая шкура и в ней было так привычно. — Эй, Угроза, добро пожаловать, — произнёс он весёлым голосом с подначивающими нотками. — Наш друг как раз собирался вызвать тебя на дуэль. Брэгг, совсем непохожий сейчас на человека, по-звериному зарычал. Илью вызывали на бой, Соло показалось, что черты лица напарника слегка изменились. А потом Соло увидел нож. Дыхание мгновенно перехватило от прилива адреналина, от желания выжить, он чувствовал, как удар кулака вышибает дыхание. Ещё одна грань боли добавилась к восприятию. Острая. Яростная. Злая. Горячая вспышка, когда лезвие скользнуло к боку. И рык, как у дикого зверя. Голову разносило от смеси гнева, боли, глубокого страха, переполняло, разрывало разум и душу, уничтожая сущность и заменяя чем-то чуждым. Нет! Нет, нет и нет! Он оттолкнул со всей силы, а потом кто-то другой отшвырнул от него острые ножи и челюсти, что острее ножей и он смог сделать глоток воздуха. Колени подломились. Дымчато-серый почти-что-лис внезапно показался рядом, эфемерный, почти неузнаваемый, и за ним следовал кто-то переливающийся от угольно-чёрного до светло-серого, прикрывающий лиса. Наполеон дышал с трудом и соскальзывал в обморок. Зрение плыло, но он видел как Угроза и отступник пытались добраться друг до друга. — Нет, — отчаянно прошептал он, — не надо.