Paint me the sun, the moon, and the stars

[Алекси]       После тёплой квартиры Йоэля и Йоонаса оказаться снаружи, в холоде ветренного позднего летнего утра, было, мягко говоря, неприятно. По ощущениям слово тебя окатили ледяной водой. Контраст мягкого одеяла, под которым он проснулся, и прохладными порывами ветра, бьющими в лицо, почти что заставлял его жалеть о том, что он спешно натянул свои вещи и без объяснений исчез.       Но нет, всё должно было сложиться именно так.       Алекси мог только держать всё это в себе, до тех пор пока не окажется дома, не давая волю эмоциям на пути туда. Его искажённое лицо и обкусанная до крови губа были единственными признаками того, что он не был таким спокойным, каким казался снаружи.       Рассеянный, он чуть не сел не на тот автобус, забыл купить билет и едва не прозевал свою остановку. Но в итоге он, особо ничего не помня о дороге сюда, открыл дверь своей квартиры, за которой ждала Рилла. Растерянные лица Йоэля и Йоонаса так и стояли перед глазами.       Словно в трансе, будто это обычное возвращение домой после работы, он положил письма с почты на стол, стянул с себя ветровку, как обычно поздоровался с Риллой и наполнил её чашку в кухне, чувствуя вину за то, что оставил её одну, а потом упал на диван с тяжёлым вздохом, когда всё было сделано.       Сообщение от Йоонаса загорелось на экране телефона. Тот спрашивал, добрался ли он домой без происшествий, и желал ему хорошо провести время с семьёй.       Йоонас, который не сделал ему ничего плохого и который даже не понял, что Алекси так бессовестно врал им в лицо. Он не заслуживает их.       Плотину словно прорвало, он свернулся калачиком у подлокотника дивана, спрятав голову руками, закрываясь в себе, мечтая забыть про это утро тоже.       Он не хотел подслушивать. Он просто проснулся и услышал шёпот со стороны коридора и своё имя. Это встревожило его и он на цыпочках подошёл поближе к приоткрытой двери, которая была закрыта не до конца. И, возможно, это некрасиво с его стороны подслушивать приватный разговор, но когда он понял, что это про него, он не смог сдержаться.       И с точно с того момента он словно оцепенел. Словно слова, достигающие его ушей, были не о нём, словно он не понимал, что его секрет был частично раскрыт, словно это не он бесшумно вышел в прихожую, собрался и надел свои вещи. Это не он ляпнул первую пришедшую на ум отговорку и, вместо того, чтобы поблагодарить Йоэля и Йоонаса за то, что позаботились о нём, просто ушёл.       Терпеть он не мог дальше держать это в себе. Рилла прыгала на диване, сидела рядом с ним, явно беспокоясь и тыкаясь в него мордой.       — Я не знаю, что мне делать Рилла, — выдавил из себя он. Грудь скована, а в горле формируется ком, когда он обнимает её тельце и ложится, прижимая её к своему боку.       Он правда не знал, что делать. Они точно хотели поговорить с ним, тогда как Алекси хотел что угодно, кроме этого. Благодаря тому, что люди не знали об этом, ему это казалось почти нереальным, словно это просто фальшивое воспоминание, и он мог делать вид, будто он нормальный человек, такой же, как и все.       Но он не такой.       Всю свою жизнь он был другим. Ему надоело быть белой вороной, надоели насмешки людей, то, как они относятся к нему так, будто он какой-то особенный. Хотя всё, чего ему хотелось, это быть нормальным.       Но он, наверное, никогда не сможет быть таким. Это будет преследовать его всю жизнь. Он ничего не сможет изменить, как бы сильно ему ни хотелось.       Ему не дадут забыть. Его родители постарались, намеренно или нет. Алекси знал — он всегда будет отличаться от остальных и ненавидел внимание, которое привлекал к себе. Оно никогда не было положительным, и в конце ему только было больно, и он снова обещал себе никогда не рассказывать людям о своём самом большом недостатке, чтобы никто не смог отвергнуть, чтобы не думали, что с ним невозможно встречаться, что он непривлекательный, недостойный.       Он ничего белее, чем ошибка, которой не должно было существовать.       Потому что, давайте быть реалистами, в этом мире он ничто, кому он такой сдался? Кто может привязаться к нему и не бросить потом ради своего человека? Нет, он до конца жизни будет одинок.       В итоге по его щеке скатилась слеза, а затем ещё и ещё. Он всхлипывал в сложенные руки, не смея поднять глаза и встретиться с тем, что всё это взаправду. Всё, что произошло сейчас и в прошлом, всё это было на самом деле.       Ну почему он не может снова оказаться во вчерашнем баре? Тогда всё было так хорошо. Сидеть вместе с Йоонасом было так приятно, а его объятия просто сносили крышу. Алекси хотелось растаять в них, позволить себе уткнуться лицом в плечо Йоонаса или вдыхать запах его волос, чувствовать мягкую ткань его футболки или его кожу под пальцами.       Но он просто не мог. У Йоонаса есть Йоэль. Йоэль, который всегда был так добр к Алексу, несмотря на их паршивый старт. Алекси чувствовал себя идиотом за то, что они оба нравились ему, за то, что он хотел только брать и брать, тогда как ему нечего было предложить взамен, тогда как Йоонасу и Йоэлю вполне хватало друг друга.       Ну, Алекси видел их соулметки. Они не останутся одни навечно.       Разве жизнь не несправедлива? Она подарила им двоих соулмейтов. Целых два человека, которые будут ухаживать и заботиться о них, дарить столько любви, сколько им необходимо. А у Алекси и одного не будет. Ни одного.       Но, чёрт, как же ему хотелось хоть кого-то. Если не своего соулмейта, то, может, хотя бы Йоонаса и Йоэля. Йоонаса, который был добр к нему с самого начала. Йоонаса, которому он позволил прикасаться и обнимать себя, забирая всю любовь, которую мог заполучить, как самый эгоистичный человек.       Но ведь Йоонас никогда не просил чего-то взамен, и Алекси просто в кои-то веки хотел насладиться вниманием, которого он всегда избегал. Он просто был не в состоянии сторониться Йоонаса, когда его скачущее сердце хотело совсем другого.       Он думал, что поцелует Йоонаса вчера ночью. Прямо там, когда под сказочными огоньками его глаза горели и переливались волосы. Когда его яркая улыбка согрела сердце Алекси в тех местах, где оно было разбитым и пустым, до того как два человека заполнили его любовью. Но вместо этого ему пришлось довольствоваться объятием, из-за которого ему только захотелось большего.       А потом к ним вышел Йоэль, дополняя картину. И всё, Алекси больше никуда и никогда бы не ушёл. Лучше вообще забыть, что что-то было, чем жить со знанием, что он не может ничего получить. Поэтому он выпил ещё, когда они вернулись в клуб, а потом очнулся на их диване, не понимая, как очутился там.       Честно говоря, он боялся того, что мог наговорить или вытворить в таком состоянии, но этот страх померк по сравнению с тем, что Йоэль с Йоонасом узнали о том, что он без метки. Бракованный. Ущербный. Человек, который никому и даром не сдался.       Алекси всегда был изгоем. И в школе, и после неё. Одиночка и интроверт, которому никто не был нужен. И сейчас ему не хотелось усложнять всё ещё больше для Йоонаса и Йоэля.       Он всё переживёт.       Он годами убеждал себя, что справится и сам, но теперь, когда он попробовал самый крошечный кусочек того, каково это было бы, быть рядом с кем-то, ему хотелось получить большего. Но он не мог. Вместо этого только грусть и тоска сжимали грудь и сдавливали горло, не давая нормально вздохнуть. Снова слёзы. Он снова рыдает, размазывая их о рукава и шерсть Риллы.       Как бы сильно ему ни хотелось быть с Йоонасом и Йоэлем, он не подходит им. Он ничего не сможет дать им. И это эгоистично с его стороны ждать, что он им понравится, тогда как они ждали другого человека.       Сжав руки в кулаки, он чувствует под пальцами толстовку, которую надел обратно.       Вот чёрт, это же Йоэля. Он буквально украл её, когда убегал в спешке. Ему надо будет вернуть её как-нибудь, хотя ему и не хочется.       Вот почему он поглубже зарылся носом в мягкую ткать и вдохнул сильный запах Йоэля и чего-то ещё. Йоонаса, наверное. Запах успокаивал, Рилла облизывала его лицо, и совсем скоро он притих. Больше не было ощущения, будто он вот-вот потеряет контроль над дыханием и своей жизнью.       Он как-нибудь справятся. Всегда справлялся, просто нужно немного времени.       Воскресенье он провёл, лежа на диване вместе с Риллой, пока не пришло время выгулять её. Но даже после этого настроение Алекси оставалось мрачным. Даже Рилле, бегающей вокруг него кругами и гоняющейся за подхваченными ветром листьями, не удалось его поднять.       А пока лежал в постели ночью он совсем не представлял, каково это было бы засыпать не одному. Не представлял, как кто-то лежит за спиной, обняв его, их ноги сплетены, а кудряшки щекочут шею. Или как кто-то лежит перед ним так, что он может уложить голову на грудь и обнять или играть с длинными волосами.       Заснул он ни с тем, ни с другим. Он замерзал без тёплого тела рядом, даже когда проснулся утром, весь закутанный в одеяло так, что выглядывало только лицо, а в нос лезла шерсть Риллы, не давая нормально дышать. Ну, в мире существовала хоть одна живая душа, которая любила его. Хотя, Алекси уверен, Рилла любила бы любого, кто регулярно давал бы ей корм.       Он, конечно, сильный, но ещё не готов был встретиться с парнями. В общий чат он написал, что болеет. Он хотел дать себе ещё один день, чтобы морально подготовить себя, перед тем как идти обратно на работу, медленно собирая себя по кускам, пока не будет уверен, что сможет смотреть им в лицо и при этом не удариться в слёзы и не утонуть в ненависти к себе за свои действия.       Но даже когда он вернулся, он как мог старался лишний раз не пересекаться с ними. Хуже всего будет, если он останется с ними наедине. Ему не хотелось говорить, хотелось только забыть обо всём произошедшим вообще.       К его счастью, но и в то же время к смятению, они не трогали его и не пытались отвести его в сторонку, поговорить. Но он чувствовал их взгляды на себе весь день, хотя и сидел к ним спиной.       Так продолжалось всю неделю, и Алекси уже было порадовался, что он в безопасности, но потом пришёл понедельник и показал ему, насколько сильно он заблуждался.       Его поймали за работой. Пришедшая в голову идея не давала покоя, ему нужно было выложить её, а иначе он сошёл бы с ума за ночь. Когда крутанулся в кресле, то увидел, что все разошлись по домам, в студии ни единого звука.       Думая, что остался один, он пошёл в главное помещение, чтобы перед уходом проверить, всё ли выключено.       Но войдя туда, он нашёл сидящих вместе Йоонаса и Йоэля. Он быстро повернулся на сто восемьдесят градусов, пока те не заметили его, но было уже слишком поздно.       — Алекс, постой, — окликнул его Йоонас и встал с дивана, на котором только что тихо разговаривал с Йоэлем.       — Прости, выслушай нас, пожалуйста, — осторожно сказал Йоэль, словно Алекси мог дать дёру в любую секунду.       Что правда, Алекси мог уйти прямо сейчас, просто взять и продолжить свой путь через дверной проём и поехать домой, но сейчас он сам уже не знал, правда ли он этого хотел.       Уйти или остаться. У него есть выбор.       Он сделал глубокий вдох и решил выбрать второй вариант, поворачиваясь к парням с относительно спокойным видом, внутри не зная, куда себя деть со страху.       — Чего вам надо? Я уже собрался домой, — сказал Алекси, его глаза метались то к Йоэлю, то к Йоонасу, словно так он мог понять, что было у них на уме. Это не работало.       Йоэль взволнованно заламывал пальцы, повышая уровень нервозности Алекси, а Йоонас наоборот мягко смотрел на него с улыбкой, всегда делающей его лицо очаровательным. Он и заговорил первым:       — Прости, если вот так вот выливаем на тебя всё это, и если ты не хочешь разговаривать, то всё нормально, но если хочешь, ты всегда можешь прийти к нам. Ты нам очень дорог, и мы не хотим, чтобы ты через всё проходил в одиночку. А ещё, хмм… мы хотели сказать, что мы знаем. В тот раз, когда ты ночевал у нас, Йоэль увидел, и да, мы знаем о твоей соулметке… ну, или о том, что она не там, где у всех? Мы не хотим переходить твои границы, но, как я уже сказал, ты можешь довериться нам.       Растерянно моргая, Алекси невидяще уставился в пол под ногами Йоонаса. Он совсем не ожидал, что они будут такими прямолинейными. Он, конечно, показал себя на вечеринке, но такое? Почему это он должен приходить к ним поговорить? Что они с этого получат? Разговор ни на йоту не смягчит его страданий, так зачем вообще париться?       — Я не понимаю, почему вы считаете, что это вас как-то касается. Я в норме, не надо волноваться за меня. Просто не обращайте внимания. Хотите ещё что-то добавить? — несмотря на то, что он уже внутренне злился, он постарался говорить спокойным голосом, не показывая, насколько сильно это задело его.       — Если ты так считаешь, — отозвался Йоэль так, словно сомневался в правдивости его слов, и его лицо тоже говорило об этом. — Но мы волнуемся, и ты ничего с этим не сделаешь, мы просто хотим, чтобы ты был счастлив.       Если они и вправду этого хотят, то должны оставить его в покое и не усложнять, он и так мучается.       — Какое вам вообще дело? — спросил Алекси, повысив голос. Его раздражало, что они вообще упомянули об этом. Ну вот почему они не могли оставить всё как есть? Почему это им так интересно? Да, он особенный случай, но он почему-то думал, что они другие и не станут придавать его особенности большого значения. Похоже, он ошибся. — Просто не трогайте меня, вы всё равно не сможете ничего изменить.       Йоонас сделал к нему несколько шагов, Алекси попятился на столько же назад, складывая руки на груди. Йоонас так и остановился посреди комнаты, печаль на лице теперь заменила улыбку.       — Да, мы не можем, — на выдохе согласился Йоонас, — но хотим убедиться, что ты в порядке, Алекси. Но извини, ты не кажешься таковым. А в последнюю неделю ты был словно сам не свой, и не прикидывайся, будто всё было норм.       Они настолько хорошо его знают? Они не видели, как он рыдает в подушку на кровати или диване, потому что в каждом сериале показывают счастливых соулмейтов. Они не видят, как он каждый день бьётся с чувством собственного достоинства, потому что в этом мире у него нет никакой ценности, и стоит он в общем-то ничего.       И всё же им хотелось вести себя, будто они знают его достаточно, чтобы говорить, в порядке он или нет? Ничего они не знают.       Алекси проглотил горькое чувство, прорастающее внутри.       — Я не понимаю, почему вас так интересует моя жизнь. Чего вам надо от меня? — спросил он, потому что искренне не понимал их целей с этого.       — Потому что ты нравишься нам! — выпалил Йоэль тоже поднимаясь с дивана, с разведёнными руками. — Даже больше, чем просто нравишься, вообще-то. Мы хотели позвать тебя на свидание, вот почему мы хотели поговорить с тобой. Но всё, что ты делаешь, это отталкиваешь нас ещё сильнее. Ты всегда так делаешь!       Внезапная тирада Йоэля шокировала Алекси, он смотрел на него, округлив глаза, а Йоонас молча приструнил его взглядом.       — Что? — еле слышным голосом переспросил растерянный Алекси, не до конца понимая, что он только что услышал. Из всего того, что Йоэль вылил на его голову, осталась только одна вещь. Свидание?       Йоонас вмешался до того, как Йоэль смог подать голос снова:       — Мы хотели пойти с тобой на свидание, потому что ты нравишься нам, и мы надеялись, что, возможно, ты тоже заинтересован в нас. А если нет, то просто забудь об этом. Мы не хотим усложнять всё на работе. Но хотя бы дай нам честный ответ. Не спеши, не обязательно отвечать сегодня.       Алекси должен радоваться: это ведь то, о чём он мечтал всё это время. Ходить с ними на свидания, быть вместе с ними. Но они ведь не серьёзно? Тут где-то должен быть подвох. Он не мог понравиться им, это просто невозможно, с чего это вдруг?       Он видел их соулметку. Её было видно чётко и ясно, когда глаза Алекси наткнулись на неё. Ему не привиделось. Алекси не их человек, и не сможет оставаться с ними вечно. Придёт день, и они избавятся от него ради своего соулмейта. Тогда, когда Алекси уже не будет хорош для них, ведь они найдут кого-то лучше. Кого-то, с кем Алекси не сможет сравниться.       Его прежнее раздражение быстро сменила злость, когда до него дошло, что они на самом деле предлагали ему.       Алекси фыркнул и растянул губы в горькой улыбке.       — Вам просто нужна игрушка. Быть счастливой парой и иметь при себе игрушку, которую можно позвать, когда станет скучно, — он обвинил их с такой злостью, что даже мог показаться спокойным. — Нет, спасибо, как-нибудь обойдусь. Я не настолько отчаялся, знаете ли. Идите на хуй, раз считали, что мне настолько плохо, что я соглашусь на такое.       Теперь даже Йоонас, видимо, начал терять терпение, он нервно провёл руками по лицу.       — Нет, всё вообще не так, — сказал он. — Ты правда нравишься нам, и это не просто для случайного перепиха...       — Я не дурак, понятно?! — Алекси крикнул. Он опустил руки и сжал их в кулаки. — Я видел вашу метку, я знаю, что вы ждёте кого-то другого. И не делайте вид, будто я важен вам, ведь это совсем не так.       Алекси был в бешенстве, ему не хотелось быть использованным. Он, может быть, и ниже уровнем, но даже у него самоуважения наберётся настолько, чтобы отказать их предложению. Сколько бы ему ни хотелось кого-то в своей жизни, это не та цена, которую он готов платить.       — Ещё как важен, Алекси! Это не ложь, мы бы никогда не стали лгать тебе. Ты правда очень дорог нам. И мы с радостью бы провели с тобой уйму времени, чтобы ты понял всю серьёзность наших слов. Пожалуйста, подумай над этим снова, — взмолился Йоонас, его щенячьи глаза почти что били в самое сердце, но Алекси не подавал и вида, что начал оттаивать.       — Не принимай решений, о которых можешь пожалеть позже. Я на своём горьком опыте знаю, как это хреново, — сказал Йоэль, проявляя несвойственную ему рациональность. — Дай нам шанс, пожалуйста.       Алекси так сильно хотелось сделать это. Но он не мог. Ни разу он не подпускал кого-то к себе настолько близко, никогда не впускал в своё сердце кого-то. Как, спрашиваете, он может изменить это сейчас? Лучше вообще ничего не менять, иначе ему будет больно. Ему и так уже очень больно. Как он выживет, когда потеряет их обоих?       — Оставьте меня в покое! Вы мне не нужны! — выкрикнул он и выбежал из студии. Ушёл, ни разу не оглянувшись.       Он чувствовал себя жестоким, но всё, что он мог сделать в этот момент, это оттолкнуть их как можно дальше от себя, чтобы защитить себя и своё сердце.       Ему было плохо из-за того, что он убегал. Но что ещё он мог сделать? Это то, что он делал всегда и другого выхода он не знал. Можно ли было решить всё как-то по-другому?