Прикасаясь, я чувствую твоё сердце

Джексон Терпение всегда было сильной стороной Джексона, но у всего есть предел, и даже его хваленая выдержка начинала позорно уступать свои позиции. Нет, он не собирался сдаваться, он даже в мыслях не допускал того, чтобы оставить Шина, поддавшись влиянию его глупых страхов, но… Джексон тоже был человеком, а не бесчувственной машиной, и лимит его физических возможностей ярко мигал красным. Загружая себя на работе до исступления, он наивно полагал, что это поможет справиться с тем ноющим, тяжелым чувством, что постоянно терзало его с их последней встречи. Когда Джексон нормально спал? А когда хоть на мгновение расслаблялся? Шин так беспокоился о том, что с его появлением жизнь Джексона может измениться в худшую сторону, но парадокс был в том, что отвратительной она стала без него. — Вы сегодня опять задержитесь? — Генри заглянул в кабинет, чтобы попрощаться, потому что в последнее время босс все чаще стал отпускать его раньше, оставаясь в пустом офисе в гордом одиночестве. Джексон, заслышав секретаря, оторвал озабоченный взгляд от экрана ноутбука и рассеянно кивнул. Хотя, на самом деле, он уже тоже собирался уезжать, но в какой-то момент случайно заметил несостыковку в цифрах и теперь был вынужден перелопатить все предыдущие отчеты. — Тогда до завтра? — Генри все еще мялся на пороге, потому что совесть не позволяла так просто уйти. Он давно уже заметил, как сильно изменился Джексон. Стал молчаливее, задумчивее, угрюмее. Если раньше босс постоянно шутил и одарял всех и каждого обаятельной улыбкой, то теперь на его непривычно бледном и усталом лице все чаще можно было заметить хмурое выражение. И Генри терялся в догадках, что могло послужить причиной столь разительной перемены, потому что, насколько он знал, семья Джексона была в порядке, а дела компании налаживались, так как проект, над которым они работали, по всем прогнозам ждал огромный успех. Но Джексона, казалось, это совсем не трогало. — Нет, завтра я поработаю из дома, — крышка ноутбука закрылась с громким хлопком, а на лицо, освещаемое до этого горящим экраном, легли неглубокие тени. Джексон откинулся на спинку дивана и устало прикрыл ладонью глаза. Вот уже на протяжении месяца он работает именно так — день дома, два в офисе. Невозможно находиться на расстоянии от Шина, но и невозможно быть к нему так близко, но не иметь возможности ни поговорить, ни уж тем более коснуться. Услужливое подсознание вновь раскрыло в памяти любимый образ. Он так похудел… Интересно, он хорошо питается? Хотя, кто бы говорил, Джексон, если бы не заботливый и понимающий Генри, чуть ли насильно заставляющий его обедать, давно бы сел на голодный паек, потому что собственное здоровье с недавних пор его совершенно не заботило. В отличие от здоровья Шина. Не проходило и дня, чтобы Джексон не думал о том, поправился ли тот окончательно, и не столько даже в физическом плане, сколько эмоционально, потому что то, что сотворил с Шином Томпсон было кошмаром наяву. И как бы Джексон желал помочь ему, как нестерпимо хотел поддержать, закрыть от всего мира и пообещать, что теперь точно все будет хорошо, но Шин не давал ему и малейшего шанса на это. Однако, несмотря на то, как сильно происходящее утомляло Джексона, он так и не утратил своего природного оптимизма. В конце концов, он был совершенно серьезен, обещая Шину, что ни за что на свете не отступится от него. Рано или поздно до Шина дойдет неизбежность принятого Джексоном решения, тем более что последний был как никогда уверен в том, что его чувства взаимны, пускай Шин ничего не ответил ему тогда, но Джексон ответа и не ждал. Ему было важно признаться самому, потому что зачастую именно недосказанность приводит к катастрофическим последствиям, это он уже успел понять. *** Только середина октября, а такой собачий холод. Джексон поежился, плотнее запахивая пальто, и подумал, что идея оставить машину и пройтись пешком перед тем, как возвращаться домой, была не самой лучшей, но ему было просто необходимо проветрить мозги: нельзя столько времени быть зацикленном на одном человеке, тем более, если мысли о нем отзываются в сердце глухой болью. Хотя… Джексон горько усмехнулся — разве не тоже самое он испытывал в случае с отвергшим его Алексом? Нет. Не тоже самое. Алекс никогда Джексона не любил и был честен с ним, а те чувства, что Джексон принял за свою любовь к нему — то были проблемы только Джексона. С Шином все было намного проще и в одночасье гораздо сложнее. Джексон точно знал, что любит его, да так сильно, как не любил никого прежде и уже никогда не полюбит (чтобы Шин там себе не придумывал). Но ведь и Шин любил его. Тогда почему он мучает их обоих? Зачем заставляет страдать, отказываясь от собственного счастья? Джексон задавал себе этот вопрос так часто, но ответа на него придумать не мог. Внезапно его нос учуял божественный аромат, что-то пряное, сладковатое и невероятно аппетитное! Джексон остановился, принюхиваясь, и заметил небольшой китайский магазинчик, так незаметно укрывшийся среди высокомерных, роскошных зданий. Вспомнились недавние размышления о том, хорошо ли питается Шин. Решение пришло мгновенно, и через три четверти часа Джексон, обнимая увесистый пакет с едой, стоял перед лифтом и рассеяно следил за тем, как сменяют друг друга цифры на табло. *** «А что, если его нет дома? Должен быть… В окнах свет. А если он не откроет? Вышибить дверь? Оставить пакет на пороге и уйти? Нет уж, лучше сам съем, пусть обзаведутся. Жаль, Водка осталась у Эвы, она бы составила мне компанию». За этот месяц они сталкивались не так уж и часто. Несколько раз перед домом, один — в лифте. И их общение ограничивалось дежурным «Привет. Как дела? Нормально, а ты? Нормально. Пока». Джексон хорошо помнил о том, каким тоном Шин просил его держаться подальше, поэтому попыток сблизиться или продлить разговор не делал, тем более, он замечал, как неловко рядом с ним себя чувствует Шин, словно ему физически больно от присутствия Джексона. И поэтому Джексон каждый раз просто шел дальше, с неизменной мягкой улыбкой на губах, но чувствуя, что от его сердца оторвали очередной кровавый кусок. Хах, скоро так от него совсем ничего не останется…. А после этих встреч Джексону всегда снился один и тот же кошмар: он избивал Томпсона, но когда отводил руку, то видел перед собой окровавленное лицо Шина. Шин открыл не сразу. Джексон, предусмотрительно вставший так, чтобы в глазок его было не видно, выглянул из-за скрывавшего его пакета и приветливо улыбнулся: — Добрейшего вечерочка, — и не давая Шину опомниться, и уж тем более не дожидаясь приглашения, он смело шагнул внутрь, слегка потеснив изумленного хозяина плечом. — Я надеюсь, ты не ужинал, потому что вот, — Джексон потряс своей ношей перед лицом до сих пор оторопело таращащегося Шина и, скинув туфли, продефилировал в ту сторону, где, как он помнил, находилась кухня. — Ты что творишь? — Шин с сердитым стуком захлопнул дверь и скрестил руки на груди, буравя Джексона потемневшим взглядом. — Кто давал тебе право так врываться? — хотя нос его предательски дернулся, стоило только уловить аппетитные ароматы, источаемые принесенным Джексоном пакетом. — Никто, — Джексон невозмутимо пожал плечами, стягивая пальто и пиджак, и закатал рукава водолазки, чтобы достать все еще горячие коробочки с едой. — Но полезнее есть в компании — так пища лучше усваивается. — Кажется, я просил тебя держаться подальше? — фыркнув, Шин закатил глаза и стал похож на рассерженного кота, но Джексон словно не замечал его раздражения, прекрасно осознавая, что за ним его любимый прячет смущение. Он склонил голову на бок, вдруг слишком пристально рассматривая Шина. Его взгляд, казалось, замечал все — и румянец на бледных щеках, и закушенную губу, и появившийся блеск в глазах. А еще понуро опущенные плечи, беспорядочно растрепанные волосы и мятую домашнюю одежду, которая не скрывала хрупкой худобы. — А я и держусь подальше, смотри, ближе двух метров не подхожу, — Джексон жестом окинул разделявшее их расстояние. — Соблюдаю социальную дистанцию, так сказать. — Тц… Бесишь, — Шин отвернулся, поведя плечами, и демонстративно ушел в противоположный конец широкой комнаты, служившей и гостиной, и столовой, но когда до него донесся вдруг ставший очень серьезным голос Джексона, он не смог сдержать дрожь: — Не верю. Шин Шин замер на месте и посмотрел на того, кто уже давно стал для него дороже всего в этом мире. Спорить с Джексоном, как оказалось, было делом бесполезным. Поэтому отбросив любые попытки, он глубоко и прерывисто втянул воздух через приоткрытые губы и снова их сомкнул, так и не ответив Джексону на его замечание. Сколько ещё сил у него осталось на эту борьбу с самим собой? И хватит ли их вообще? Он так устал. Чертовски устал… Шин молчаливо отвел взгляд, который мог предательски выдать все мучительные страдания, обуревающие его душу в этот момент. Он не сможет прогнать Джексона снова, только не после того, как узнал, что тот на самом деле чувствует к нему. И всё, что ему остается, так это с досадой кусать губы и думать, почему же этот мужчина такой упрямый? Откуда в нем столько этой неуёмной внутренней силы? Или всему виной молодость? Был бы Джексон таким же, будь он с Шином одного возраста? — Ты не можешь так продолжать, — Шин устало сел на диван и спрятал лицо в ладонях. — Джексон, тебе надо остановиться. — Не в моих правилах сдаваться так легко, — ровный и уверенный тон, которым были сказаны эти слова, лишь только добавлял им значимости и увесистости. Бархатистый и глубокий голос Джексона, от которого у Шина по коже бежали мурашки, стоило ему лишь только услышать его. Ведь, он на самом деле так сильно по нему истосковался, что, находясь сейчас рядом с ним в такой опасной близости, Шину не то, что думалось с трудом, ему было чертовски трудно даже дышать. И Шин негромко и надрывно рассмеялся. Смех выходил из его изогнувшихся в обреченной улыбке губ, отскакивал эхом от пустых белых стен и затихал в тёмном коридоре, проникая в каждую комнату. — Шин? — Джексон нахмурился и не смог удержаться от желания подойти и коснуться его рукой. Теплая, мягкая ладонь легла на щеку Шина, и, почувствовав это прикосновение на своей коже, тот открыл глаза и растерянно посмотрел на склонившегося над ним мужчину. — Твоё упрямство медленно убивает тебя… убивает нас обоих, — Джексон ласково огладил большим пальцем заострившуюся скулу на осунувшемся лице. Шин вздохнул и прикрыл на мгновение глаза, наслаждаясь мучительно желанной лаской и окутывающим его запахом мускуса и лесной хвои, исходящим от оказавшегося к нему так близко Джексона. — Думаешь, я смогу забыть? — он повернул голову и уткнулся носом в чужую ладонь, наслаждаясь тем, как шершавая кожа щекочет и обжигает его губы. — Я до сих пор просыпаюсь посреди ночи в холодном поту от мучающих меня ежедневных кошмаров, где я снова и снова пытаюсь тебя спасти, но у меня ничего не выходит, как бы сильно я не старался, — Шин не смел открыть глаза и посмотреть на Джексона. Они ещё ни разу не говорили настолько откровенно с тех самых пор, как закончилась вся эта история с Аароном Томпсоном. Диванная подушка рядом прогнулась под весом Джексона, когда, усевшись, он молча и порывисто прижал Шина к себе. И обнимая любимого, который тонкими пальцами цеплялся за ткань его водолазки на спине, Джексон почувствовал, как тот мелко задрожал в его объятьях. Ему показалось, что от переполняющих противоречивых чувств Шин может сорваться в любую минуту, настолько он выглядел надломленным и истерзанным всеми мучившими его душевными страданиями и призраками прошлого. — Я помогу тебе забыть, — шептал Джексон ему на ухо, пока Шин прятал свое лицо в изгибе его шеи. — Я всегда буду рядом, — обещал он, искренне веря в каждое сказанное им слово. — Тебе стоит поверить в то, что я способен защитить нас обоих. Что бы ни случилось… Потому что я так безумно люблю тебя. Последние воображаемые стены, воздвигнутые сознанием Шина, рухнули под натиском обрушившегося на него тепла и искренности. Он не заслуживал этого счастья, Шин не сделал ничего достойного в своей жизни для того, чтобы иметь право наслаждаться всем тем, что так бескорыстно дарил ему Джексон, оказавшийся в разы сильнее и упрямее его. — Я верю, — улыбнулся в ответ, — но не могу перестать бояться тебя потерять. Мне кажется, я никого и никогда не любил так сильно, и если с тобой что-нибудь случится, я сойду с ума. Услышав, наконец, такое желанное признание из уст Шина, Джексон сам не заметил, как крепче прижал его к своей груди. Измученный оказанным ему столь решительно сопротивлением на протяжении всех прошедших долгих недель, он почти отчаялся достучаться до Шина, и перспектива заставить его себе довериться с каждым новым днем казалась всё более и более иллюзорной и туманной. Но теперь, когда, не выпуская любимого из рук, он трепетно прижимался губами к его горячему виску, всё вновь обрело для Джексона смысл, а на душе появилась такая непередаваемая легкость, как будто с его плеч упал груз бед всего этого бренного мира. — Ты же в курсе, что теперь я точно не оставлю тебя в покое? — усмехнулся Джексон, огладив рукой выступающие сквозь ткань пижамы острые позвонки на спине любимого, чья худоба до сих пор не переставала его волновать. — У меня не осталось сил оказывать какое-либо сопротивление, — признался Шин и потерся щекой о плечо Джексона. — Ты словно цунами, бороться с которым совершенно бессмысленно. — Повтори это ещё раз. — Что? — Шин поднял голову и с интересом заглянул любимому в глаза. — Про цунами? — Тц… Нет, — Джексон нетерпеливо вздохнул и коснулся кончика носа Шина своим. Последний же в ответ лишь хитро сощурил карие глаза, потому как прекрасно понял, что именно хочет ещё раз услышать его возлюбленный. — А что тогда? — состроить притворное непонимание на лице для Шина было проще простого, вот только веселье искрящееся в потемневшем взгляде было ничем не скрыть. — Ты снова бессовестно испытываешь моё терпение, — ворчливо заметил Джексон и раздраженно вздохнул. — Я люблю тебя, — с улыбкой ответил ему Шин. — Люблю больше жизни, — прошептал он уже в самые губы, не в силах больше сдерживать в себе отчаянное желание целовать этого прекрасного и упрямого мужчину, который целиком и полностью принадлежал только ему одному.