Московский гость

Самолёт оторвался от земли. Стремительно уменьшались дома внизу, море превратилось в синее размытое пятно. Туман облаков закрыл его, заволок полупрозрачной паутинкой, которая с каждой секундой становилось все более плотной. Воздушные с земли, в воздухе облака становились огромными, мощными, даже таинственным и особенно захватывающими. Высота завораживала. Самолёт ещё не спрятался за белой небесной простынью, но уже был достаточно далеко от земли, чтобы все на ней казалось мелким и незначительным. Какие-то секунды, и облака окончательно поглотили его. Дима задвинул заслонку иллюминатора. Свет перестал резать глаза, ощущение высоты почти исчезло. Только гулкий шум двигателей ещё напоминал о нем. Дима откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. В жизни он летал на самолёте всего-то пару раз, но уже успел привыкнуть. Или в сравнении с другими потрясениями простой перелет просто выглядел смешным. В любом случае, Дима о самолёте и не думал. Он снова вспоминал, хоть и рад был бы не вспоминать. Но здесь не было ни плеска волн, ни голоса Саши, ни тем более расследования, чтобы отвлечься. И Дима снова видел Витьку тем мальчишкой, которым он пришёл в отдел. Он помнил первое дело Морозова также чётко, как если бы не было этих трех лет. Сложное дело, одно из сложнейших. Не повезло Вите попасть именно на него. Или, наоборот, повезло. — Ну ты и везунчик, — присвистнул Толик. Он остановился у стола Вити, уперевшись руками в деревянное покрытие и пытаясь заглянуть в экран ноутбука Морозова. — Неделя, и такое расследование. — Ты по себе не суди, — оборвал Толика Сергей. — Сколько ты занимался бумажками? Пару месяцев? Дружный смех снял повисшее было напряжение. Витя развернул ноутбук. На его экране высвечивалась новостная сводка о том самом деле. Толик второй раз присвистнул, Сергей щёлкнул языком, Артур с явным волнением сделал очередной круг по кабинету. Дениса ещё не было. Это он поехал собирать информацию и должен был дать больше, чем все эти журналистские заметки. — Не буду тянуть, слухи правдивы, — это были первые слова, которыми Денис приветствовал коллег. — Второе убийство. В тот момент дело из обычного перешло в категорию редких. Двойное убийство само по себе говорило о возможности серии. А маньяк посреди Москвы — явление довольно редкое. Поэтому слова Дениса и произвели фурор. Витя вскочил на ноги, едва не скинув на пол новенький ноутбук. Артур остановился в замешательстве. Толик и Сергей переглянулись. Дима медленно поднялся и шагнул навстречу Денису. И только вечно невозмутимый Марк остался в прежнем положении. — Будет серия, — прошептал Толик Серёге. Но Дима услышал. И он был абсолютно согласен. — Едем на место. Юрков, Лебедев, Аконтов, — Денис секунду помедлил. Дима смотрел на Витю. Он весь горел от нетерпения. — И Морозов. Витька едва не подпрыгнул то ли от неожиданности, то ли от предвкушения. Уже тогда Дима понял, что этот парень далеко пойдет. Юрков улыбнулся собственным мыслям. Мимо прошла стюардесса, и ей пришлось дважды предложить напитки, пока Дима окончательно не вернулся в реальность. Горячий чай немного усмирил эмоции. Но Дима снова закрыл глаза. Он уже находил странное удовольствие в воспоминаниях. Словно возвращаясь в прошлое, он мог забыть о настоящем. То дело, действительно, оказалось серией, и весьма необычной. Маньяк выбирал жертв с буквой Д в инициалах. Он действовал настолько чисто, что никаких следов не удавалось обнаружить. Система была готова, имена жертв сложились в четкую таблицу. Но в самом расследовании не продвинулись ни на шаг. Тогда Дима предложил пойти на отчаянные меры… — Это форменное безумие! — Сергей вскочил, но Юрков жестом заставил его замолчать. — Это единственный выход. — Предлагаешь ловить на живца? — недоверчиво переспросил Марк. Сам он едва ли согласился бы на такого рода авантюру. — Именно, — и Дима ещё раз повторил вроде весьма продуманный план. — Я категорически против, — Толик занял позицию Сергея. Дима ожидал чего-то подобного. Все равно не от них зависело решение. На этот раз Марк промолчал. Он вообще редко говорил. Артур, бледный и взволнованный, ещё думал, но едва ли согласился бы. Денис провел ладонью по лбу, тяжело вздохнул и все-таки, наперекор всем, объявил: — Это здравая мысль. Рискованно, пойду я. Дима всегда восхищался этим человеком. Он стал примером для подражания, почти наставником. Денис посвятил полиции всего себя. Его хладнокровие, мужество и острый ум поражали не только Юркова-новенького, который только что вошёл в отдел, но и того Юркова, который проработал уже с десяток лет. Убедить Дениса удалось. Дима взял операцию на себя. Не впервые он рисковал и точно не впервые нарушал правила. Но на этот раз что-то было по-другому. Появился человек, который поддержал его, сразу и без уговоров. — Если бы не Д, я бы пошел, — твердо заявил Витя. — Лучше не придумаешь. В этом коротком <i>лучше не придумаешь был весь Морозов с его безбашенностью и доходящей до безумия смелостью.</i> Самолёт тряхнуло. Дима открыл глаза и впервые за время полёта огляделся. Рядом с ним сидел мужчина средних лет. Его чёрные с проседью волосы были уложены аккуратно с пробором посередине, явно не слишком удобный для перелёта костюм раскрывал в нем человека, который умеет держать себя. Дима не заговорил с незнакомцем, но некоторые выводы сделал. Это отвлекало. Молоденькая девушка-блондинка слева от мужчины читала. Чай на её столике уже остыл. Дима пару минут следил за увлечённой девушкой и развернулся к закрытому иллюминатору. Операции, бывает, идут не по плану. Для этого Дима неплохо импровизирует. Но тогда все пошло совсем наперекосяк. Убийца застал Диму врасплох. Уже в квартире он попросту получил бутылкой по голове. Бил маньяк не сильно, но голова закружилась, в глазах потемнело. Дима оперся на диван, стараясь сохранить равновесие или хотя бы удержаться в сознании. Как сквозь стекло, он слышал голос Вити. Морозов выскочил раньше времени с пистолетом, раньше времени раскрылся и стал угрожать. А маньяк только этого и ждал. В его руке блеснул пистолет. Витя не заметил, но заметил Толик. Он кинулся вперёд, не задумываясь. И только его реакция, только выбитый вовремя пистолет спасли Юркова. Эта операция едва ли чему-то научила Диму. Он не перестал рисковать. Но для Вити она стала неплохим уроком. И главное — она перевернула жизни их обоих. После той операции Дима стал негласным наставником Витьки. Юрков потянул заслонку иллюминатора вверх, но яркий свет ударил в глаза, и пришлось снова опустить её. Дима взглянул на часы: лететь оставалось полтора часа. Как ни странно, это время прошло незаметно. Девушка отложила книгу и с очаровательной улыбкой повернулась к соседям. И если мужчина в костюме отвечать на её приветствие не спешил, то Дима искал любого способа отвлечься. Завязал тихий заговор, самый обычный и непринужденный. Третий собеседник тоже подключился к нему то ли из необходимости, то ли из скуки. Уже перед самой посадкой девушка упомянула московские новости. В них говорили о Вите. Одно упоминание его имени чужим голосом отдалась щемящей болью в груди. Дима ничем не выдал своего состояния. Наоборот, он с как можно более непринужденным видом перевёл тему. Но горький осадок остался. Во время посадки Дима не смотрел вниз. Он думал о словах Виктории, о новостных выпусках и статьях, об имени Вити, которое знала теперь половина Москвы. Но ведь Виктория говорила с сочувствием… Может, люди понимают больше, чем могут сказать в новостях? Дима не решился открыть ни одной статьи. Он знал, что не выдержит. Выходил из самолёта Юрков подавленный и готовый ко всему одновременно. В аэропорту среди сотен встречающих Дима сразу узнал его. Он совсем не изменился. Та же странная прическа с зачёсом набок, те же большие круглые карие глаза, слегка курносый нос и светлые веснушки на щеках. Толик заметил Диму не так быстро. Его взгляд бегал по толпе, и Юрков воспользовался моментом. Бесшумно он подкрался к Толику со спины и коснулся его плеча. Толик вздрогнул, отпрянул и обернулся, и все это в одну секунду, сработал рефлекс полицейского. — Дима! Черт, и чего так пугать? Его голос… Дима неосознанно улыбнулся, он был рад возвращению. Он скучал и только теперь понял насколько. Ему не хватало Москвы, ребят, всего того, к чему он успел привыкнуть. Геленджик не смог все это заменить. Толик сжал Диму в объятьях. Молчаливые прохожие оборачивались с улыбками. А Дима просто наслаждался встречей, которую он неосознанно ждал так долго. Он вернулся в прошлое, и прошлое не было тёмным. Наоборот, это настоящее погрязло в боли и потерях. Обманчивое ощущение. Но Дима не хотел его терять. — Поехали ко мне, — тихо предложил Толик. И Дима услышал дрожь в его голосе. Юрков кивнул, чтобы не выдать волнения. Уже вместе бывшие коллеги вышли из аэропорта. Толик пришёл в себя и с гордостью продемонстрировал Диме свое новое приобретение. Чёрная тойота, тщательно вымытая и вычищенная, красовалась среди других запыленных машин. В квартире Толика тоже все было знакомо настолько, словно никуда Дима не уезжал. Подернутые пеленой времени воспоминания вновь стали яркими. Дима вошёл первым в узенький коридор. Смутно знакомый запах ударил в нос. Дима не смог бы его описать, объяснить. Словно это был запах самих воспоминаний. Толик прошёл в кухню. Это было совсем маленькое помещение, вдоль стен едва помещались плита, раковина, холодильник и пара шкафчиков, стол стоял в самом центре, и приходилось протискиваться между его краем и стеной. Эта кухня скрывала многое. На ней как-то устроили импровизированный банкет в честь юбилея Дениса. Здесь же пыталась уместиться многочисленная компания друзей Толика на Новый год, который потом отмечали в других более просторных квартирах. Дима обошёл стол. Деревянный пол гулко звучал под ногами, на каждый шаг он отвечал, и голос его был уютным, добродушным. Толик открыл холодильник, достал остывшие блюда, но Дима жестом остановил его. — Знаешь, я все помню слишком чётко, — задумчиво проговорил Юрков. Он остановился и разглядывал обстановку кухоньки с таким видом, словно она была полна роскоши. Дима прошёл дальше по коридору, в гостиную. Здесь по-прежнему стоял длинный диван во всю стену напротив шкафов и телевизора. И обои по-прежнему были с желтоватым отливом, те самые, которые Толик все грозился поменять. Спальня, вторая комната, также была завалена всяким хламом. Толик называл это творческим беспорядком. Зато в этой спальне хозяин мог найти, казалось, все что угодно. Дима вернулся в кухню. Чайник тихо пыхтел на плите. Толик стоял у окна, скрестив руки на груди. Дима не видел его лица. — Слушай, они же завтра, завтра в десять, — эхом отозвался Толик. В его голосе не было прежней жизни. — Завтра в десять, — неосознанно повторил Дима. Толик обернулся. Его глаза блестели, и уголки губ приподнялись в попытке улыбнуться. — Будь здесь, как дома. Дима кивнул, едва ли расслышав слова Толика. Он следил за чайником. Струйка дымка вырвалась из носика и уносилась к потолку, кружась, извиваясь. Это был лёгкий пар, совсем не такой, как сигаретный дым. И змея получалась тоненькая, полупрозрачная. Дима смотрел на чайник и видел уставленный к празднику стол, теснившихся в кухоньке ребят. Это было года два назад, но Дима помнил даже как Толик обжегся, снимая с плиты этот самый чайник. Хлопнула дверь холодильника. Толик поставил на стол пару бутылок пива. Словно ничего и не было. Будто никуда и не уезжал. Дима пребывал в странном состоянии. С одной стороны, он наслаждался тенью счастья из прошлого, улавливал новые его следы. Сама атмосфера здесь, в Москве, порождала воспоминания. Неизменно хорошие. Наверное, другие память просто заблокировала. С другой, знать, что завтра вместе с крышкой гроба закроется окончательно очередная страница жизни, было тяжело. Неизменно думать о Витьке — невыносимо. Но лучше здесь, с Толиком, чем в одиночестве. Дима плохо помнил ночь. Он спал мало, Толик не спал совсем. Дима видел его тень, замершую у окна или расхаживающую по комнате. Утро принесло лишь одно — осознание, что ехать надо. Ехать на похороны Вити. Слова похороны и Витя вообще плохо сочетались… Это были третьи похороны в жизни Димы. На первых мальчишка, стоя под дождём рядом с родителями в жутко неудобном широком костюме видел, как закрывается крышка гроба над его сестрой. На вторых уже совсем другой Дима не отрывал взгляда от бледного, отмеченного печатью смерти лица Крис. Ничего и никого, кроме неё, Юрков в тот день не помнил. Теперь новый Дима должен смотреть, как в землю закапывают его ученика, друга, коллегу, черт, все не то, просто Витьку Морозова. Его Витьку. Все погрузилось в туман, такой же густой и непроглядный, как в иллюминаторе. Дима все делал неосознанно. Толик молчал, никакие слова не могли передать того, что творилось в душе. Они приехали вовремя, ехать раньше не было сил, бросили машину на стоянке и пошли пешком. Ветер колыхал ровную стелющуюся под ногами траву. Солнце спряталось за таким же белым туманом облаков. Но дождя не было. Наоборот, от духоты даже дышалось тяжело. Дима часто моргал, пытаясь согнать непрошеную влагу. Он твёрдо решил сегодня при ребятах запереть эмоции поглубже. Им самим не лучше. К чему добавлять переживаний? Витька любил простоту. Несмотря на свои связи, он жил в однушке, ходил пешком и пил чай из пакетиков. Все в нем было так непринуждённо, легко, правдиво. И он никогда не стеснялся этого, не пытался ничего из себя строить. Похороны тоже должны быть такими: простыми, правдивыми, лёгкими. Небольшое кладбище на окраине, все вокруг купается в зелени, живёт, дышит, и только неподвижные камни и плиты, только изящные буквы на них навсегда неподвижны. Это памятники смерти. Витя хотел бы именно этого. Дима стоял рядом с Толиком, вперив невидящий взгляд в борт гроба, скрывающий от него Витю. Здесь были все. Дима успел увидеть. Но сейчас ему было все равно. На все. Кроме этого мальчишки. Дима больше не злился. Такие сильные раньше чувства ослабели, тоже покрылись туманом. И боль ядовитой змеей обвилась вокруг сердца, медленно сжимая свои тиски. Дима больше не спорил, не вспоминал, не отрицал. Он просто смотрел и не видел. Он не слышал звука собственных шагов, приглушенных травой. Он забыл, как дышать, как идти, на каких-то инстинктах тело ещё подчинялось крупицам здравого смысла. Диму просто тянуло к Вите. Витя. Как живой. С полуулыбкой на губах и завитком непослушных волос на лбу. В его смерть ещё сложнее было поверить теперь. Дима нарочно не замечал её штрихов, судорожно выискивать крупицы жизни. Даже смерть не смогла побороть её в Витьке. Хотелось подойти ещё ближе, коснуться его холодного лба, сжать его руку, как Дима сжимал руку Крис на полу треклятой квартиры, просить прощения, пока не сойдешь с ума. Ведь это он виноват, и никто больше. Но Дима стоял, тело ему больше не принадлежало. Оно тоже превратилось в камень. Гроб опустили в землю. Дима не двигался. Церемония завершилась, цветы упали к холодному надгробью. Дима ждал. И только когда все отошли, он нетвердыми шагами приблизился к камню и опустился на мягкую траву. Цветы, огненно-красные, слишком яркие рядом с серостью надгробья, легли на десятки других букетов. У Витьки было много друзей… Дима молчал, а взгляд скользил по витиеватым буквам. Он должен был так много сказать. Только мёртвые не слышат живых. Но почему тогда Дима говорил с Настей, с Крис? Может, слышат? Дима улыбнулся. Странные мысли. Странные чувства. Все странно, потому что неправильно. — Прощай, — прошептал Дима, и голос сорвался. И вместе с голосом сорвалась и выдержка. Дима поднял глаза к небу, такому же серому, пустому, как камень. Слез не было. Только тихий вздох вырвался из груди, и его имя, никем не услышанное, похороненное вместе с его обладателем, сорвалось с пересохших губ. Твёрдая ладонь легла на плечо. Дима закрыл на секунду глаза и обернулся. Перед ним стоял Денис. Он, в отличие от Толика, за этот год сильно изменился. Седые ниточки проскальзывали в его волосах, во взгляде появилась отрешенность, согнулась под тяжестью ответственности сильная спина. Он также хромал и также отвергал костыль. Поэтому он и ушёл из полиции. Если бы не травмы, этого человека не вывели бы из строя. Денису хватало одного взгляда, когда другие не могли найти слов. И сейчас он только держал руку на плече Димы и смотрел с почти отеческой нежностью. Да все здесь, каждый из ребят, обязаны были Денису многим. И Дима не исключение. Свое первое дело он запомнил на всю жизнь. И тот первый совет, который Денис дал совсем ещё молодому Димке. Лицо пятнадцатилетнего мальчишки, который хладнокровно мстил отчиму за свою измученную сестру, ещё стояло перед глазами. Черты его стёрлись, но Дима лучше всего помнил взгляд, живой, пронзительный, пробирающий до мурашек. Тогда Дима понял, что закон и справедливость не одно и то же. — У каждого своя правда, а закон только один. Без законов каждый будет бороться за свою справедливость. У всех свои моральные устои, свое видение мира. Должны быть и те, кто готов жертвовать своей правдой ради закона. Мы из таких. Ты привыкнешь. Все или привыкают или уходят. Дима привык. Денис даже видел в нем своего последователя. Витя — нет. Он выбрал свою справедливость и… Ушёл. — Ты как? — раздался за спиной голос Сергея. Дима обернулся. Он и не заметил, как оказался в окружении бывших коллег. — Расспроссы потом, — Денис взял дело в свои руки. Крепче сжав плечо Димы, он первым двинулся к выходу с кладбища.