***
— Я должна была сказать… Я не приму жертвы, — Крис выглядела серьёзной, даже задумчивой. И не поверишь, что несколько секунд назад она искренне улыбалась, даже смеялась над шутками Витьки. — Ты о чём? Дима отвёл Крис в сторону, несмотря на то, что отдел уже опустел. У окна всё равно было спокойнее. — Эта вечная любовь — глупость, — невозмутимо продолжала Крис. С таким напором она не говорила давно. От прежней мягкости в голосе ничего не осталось. Это последнее дело на всех произвело впечатление. Дима и сам не мог забыть лицо молодого Ромео, который сломал свою и чужую жизнь ради призрачной мести и преданности давно погибшей девушке. Но на Крис — особенно. Дима не ожидал. Слышать такие слова от неё было не то, что неожиданно, почти страшно. — Любить — значит, желать другому счастья, — с негодованием бросила Крис. — И эта любовь до гроба, какой в ней смысл? Кого сделает счастливым преданность камню? — Наверное, ты права, — несмело включился Дима. В монологи Крис вообще вступать не следовало. Она никогда не ждала ответов. — Если со мной что-то случится, обещай хотя бы постараться быть счастливым. Под её взглядом Дима не смог промолчать. Ни об одном обещании он не жалел так долго… Быть счастливым. Звучит легко, какие-то два слова. На самом деле нет в жизни ничего сложнее счастья. Дима пытался, искренне, но все попытки сводились к очередному провалу в прошлое. Оглядываясь назад, Дима в который раз убеждался: Крис знала больше, чем положено знать человеку. Может, поэтому вселенная забрала её так рано. В этом мире ей не было места. Было. Дима давно перестал оправдывать свою вину жестокой судьбой. Но и вина медленно отступала, размывалась, растворялась в пятнах старых страниц. А чистая заполнялась новыми словами. Дима всё реже заходил в бар, всё чаще спускался на пляж, с каждым днём всё громче, веселее, беззаботнее пели волны, и ветер шаловливо шептался с ними. Всё проще было просто говорить, ни о чём не думая, говорить с Сашей, так же, как когда-то он говорил с Крис. Дима учился жить заново, медленно, несмело, как учится заново ходить ребёнок, который слишком рано встал на ноги. Саша сама училась вместе с ним. Люди нужны друг другу. Саша не Крис. В ней нет той чистоты и наивности, таинственной глубины, странности, в ней нет возвышенной романтики и пугающей правдивости. Саша — отражение его самого, проведённое сквозь сотни зеркал, далёкое и близкое одновременно. Его новая страница, его будущее. Нет, будущее они создают вместе. Прошлое можно отпустить. Можно научиться жить. Не время лечит. Лечат люди.***
— Завтра в шесть? — Саша решилась предложить, хотя в этом не было смысла. Всё равно они снова встретятся на пляже. — В пять, суббота. Юрков мягко перехватил руку Саши, переплетая пальцы. И как это могло до сих пор ничего не значить? Во что переросло всё это? Ни дружба, ни любовь, уж тем более не простое знакомство. Что-то на грани правды и иллюзии. — Тогда в пять, — Саша медлила. Дима тоже. Уже давно спряталось за морской гладью солнце. Разошлись последние туристы. Они отошли слишком далеко от фонарей. Морские волны бились о берег, переливаясь, посвистывая, как в ракушке, прижатой к уху. Его фигура выделялась из темноты. Его взгляд, непозволительно открытый и глубокий. Саша поддалась снова, хотя столько раз обещала не поддаваться. Близость больше не пугала, только завораживала. Саша привстала на носочки, в балетках ей далеко было до Димы. Песок, шурша, провалился, засыпался тонкой на оголённую кожу. Ещё холодный. В противовес палящему днём солнцу. Дима никогда раньше не позволял себе такой близости. Даже тогда, в шутку, в баре, между ними было больше пространства. Саша чувствовала, как блузка легонько покачивалась от ветра, наверное, касаясь его рубашки. Разжать пальцы было просто невозможно. Дыхание сбилось, мысли спутались окончательно, бесповоротно. Ещё один шаг — и пропасть, и все баррикады рухнут. Этот шаг они себе не позволили. Дима отпустил руку, шагнул назад. Саша на секунду закрыла глаза, приводя голову в порядок. Только что она чуть не сделала то, о чём пожалела бы. — До завтра, — не к месту ляпнул Юрков, просто чтобы не молчать. Саша кивнула. Голос не слушался. Песок царапал кожу. Щёки пылали, хорошо, в темноте незаметно. Дима запустил руки в карманы, он всегда так делал, когда не знал, куда себя деть. У Саши карманов не было. Она ушла первой, не оборачиваясь, знала, что, если обернётся, всё будет решено. Дима тоже знал, поэтому не окликнул. Как можно одновременно ждать и бояться? Наверное, можно, когда близость ассоциируется с разочарованием. Наверное, можно быть слишком близкими, чтобы сломать границы. Не знай Саша о Крис, о том, что случилось в Москве, не знай Дима о Боре, о неудачах в личной жизни… Они знали. Больше, чем позволено. И сами расплачивались за это. Они встретились в пять. Саша издалека увидела силуэт Димы у самого моря. Он не слышал её шагов. Мимо ещё ходили люди, занятые своими делами. Саша подошла ближе, медленно, чтобы не спугнуть дымку задумчивости. Дима всё равно не заметил, даже когда она остановилась в паре шагов за его спиной. Шум заглушал тихие шаги Саши. Подходить ближе она не стала. Напряжённый покой окружал фигуру Димы. Даже воздух стал более плотным, резко бьющим по лёгким при каждом вдохе. Саша знала, о чём думал Дима, что скрывалось в молчаливом разговоре с морем. Эти тайны были не для неё. Стоило уйти, забыть, оправдаться в сообщении и позвонить Вале, принять приглашение на посиделки в баре. Но Саша не могла шелохнуться. Дима почувствовал, что больше не один, обернулся, даже попытался улыбнуться, но печать того напряжённого покоя ещё лежала на его лице. — Пойдём сегодня в бар, — сходу выпалила Саша. И так же, не задумываясь, Юрков согласился. За спиной осталось море. Оно провожало своих воспитанников тихой печальной песней. Дима снова спрятал руки в карманах. Он шёл на автомате, глядя под ноги. Саша уже твёрдо решила, что уйдёт из бара, если это не закончится. Закончилось. Дима проснулся, едва переступил порог. Валя кинулся на встречу опоздавшим и почти силой затащил их в бар. Стол был заставлен блюдами и бутылками. У бильярдного стола столпились совершенно не знакомые Саше люди. Объект их интереса Кушнир обнаружила быстро: Саныч играл с кем-то из местных. — И какой же повод? — весело спросил Дима, опередив Сашу. — Как же? Петербургское дело закрыто. Хромов звонил. Северянинова взяли, весь пакет доказательств собран. Саша не могла пропустить подобную новость. Поэтому Валя и смотрел на неё с неприкрытым удивлением. Вопрос разрешил Юрков, когда прошёл к столу и подхватил бутылку. — Красное сухое? Пируем? Валя тут же забыл о деле и о Хромове и подскочил к Юркову. За бильярдным столом раздались аплодисменты, крики. Они заглушили слова Широкова. Саня выскользнул из толпы и с торжествующим видом подошёл к столу. — Это было легко, — задрав голову, заявил Абашев. Не хватало солнечных очков для полноценного образа заядлого постояльца-мажора. Расстёгнутая на верхние пуговицы рубашка и накинутый на плечи пиджак прекрасно сочетались с атмосферой бара, в отличие от лёгкого светлого платья Саши. — Неужели? — Валя подмигнул Диме и перехватил из рук Сани кий. — Теперь моя очередь. Толпа расступилась, пропуская нового игрока. Дима внимательно следил за разбивкой Вали. Его ученик. И этим воспользовался Саныч. Он подошёл к Саше справа, прислонился к стене с развязным видом, будто ничего серьёзного ждать не стоило. Но первая же фраза Абашева поразила Кушнир. — Поговори с Димой. Первая мысль: Саня выпил лишнего, отсюда и смелость. Но выглядел Абашев совершенно трезвым и непривычно серьёзным. Неужели всё происходящее между ней и Димой так заметно? — Ты прости, что лезу не в своё дело, — Абашев придвинулся ближе, чтобы никто не мог подслушать. — Но вы должны объясниться. — Знаю. Дело начинало принимать серьёзный оборот. Саня высказал вслух то, что Саша прекрасно понимала. Долго молчать, ходить по границе не удастся. Придётся выбирать. Снова. Работа или жизнь, прошлое или будущее. — Это из-за Крис? Нет. Крис ни при чём. Вина перед ней не единственная причина молчания. Дима сам признавался, что боится ошибок. Саша тоже. Ошибки дорого стоят. — Ты просто должна знать: ты его единственный шанс. Саня отошёл к бильярдному столу, но его слова никак не выходили из головы. Валя разрядил обстановку. Под новый взрыв аплодисментов он вышел из круга, покручивая кий, с таким триумфальным, самодовольным видом, будто выиграл не партию, а, по меньшей мере, чемпионат мирового уровня. В окружении восторженных постояльцев с гордо поднятой головой у бильярдного стола он был так похож на Юркова… — Правда легко, — усмехнулся Валя и неожиданно, без предупреждения протянул кий Саше. Это был первый раз, когда Кушнир не пришлось уговаривать играть в бильярд. Саша вышла из первой партии победителем, к удивлению всех причастных. Конечно, не обошлось без помощи Димы, без его подстраховки и направляющих крепких рук. И если тогда, в прошлый раз, Саша ещё не понимала, то сейчас поняла, как нужна ей эта поддержка, опора, защита. Строя из себя независимую, Саша совсем забыла о главном: человеку нужен человек. Домой Кушнир возвращалась с Димой. Они были близки, как друзья, без намёка на что-то большее. Не переступая границ, они всё больше доверяли друг другу. Таким, открытым, настоящим, Дима нравился Саше особенно сильно. — Тебя тоже приглашали в Петербург, — уточнил Юрков. — Я отказалась, — сходу оправдалась Саша. Дима не стал ничего отвечать, а Кушнир поняла: он не отказался, оставил для себя ещё один шанс начать заново, право на ошибку, возможно, последнее. Как бы Саша хотела, чтобы им не пришлось воспользоваться. — Зайдёшь? — без задней мысли предложила Саша уже у самого забора. Весёлое настроение и дружеская атмосфера сделали своё дело. Дима согласился, шагнул в подъезд. И Саша поймала себя на мысли: как было бы просто, если бы так было всегда. Разговор продолжили уже за столом за чаем и эклерами. Дима рассказывал о Москве. Он редко говорил о прошлом так счастливо, как будто совсем отпустил. Саша знала, что это не так, но всё равно заслушивалась историями московских дел. Юрков нарочно выбирал самые лёгкие, даже нелепые случаи, чтобы не накалять атмосферу. Время давно перевалило за полночь. Опустела корзинка с эклерами. Внизу затихли голоса соседей. Дима так и не предпринял ни одной попытки к сближению. Развалившись на стуле у окна, он допивал остывший чай. С работы разговор плавно перетёк на детство. Дима сам затронул эту тему, аккуратно обходя смерть Насти. Он говорил о том детстве, когда несчастья для ребёнка ещё просто не существует, о самом, наверное, беззаботном времени, когда жизнь только начинается, но кипит так бурно, как никогда во взрослом. Пора бы учиться у детей жить… — Дача в Подмосковье, — задумчиво продолжал Дима, разглядывая заварку на дне чашки. — Наверное, самое любимое место. — К бабушке каждое лето, — предположила Саша. — Всё, как у обычных детей, — Дима улыбнулся. Саша силилась представить Юркова ребёнком, бегающим по огороду за курами. Да ведь и себя маленькую она представить могла с трудом. — А я тогда был уверен, что стану пилотом. — Почему пилот? — Саша поддалась любопытству. Дима только пожал плечами, обернулся к окну. Из-за света на кухне сложно было что-то разглядеть, кроме нечетких отражений. — Наверное, ещё тогда я любил свободу. Саша тоже любила свободу, поэтому наперекор всем пошла в полицию. Она не могла жить без борьбы, когда вокруг так много несправедливости. Это был самый разумный выбор эмоциональной девчонки, готовой бросить вызов всему миру. Выбор, о котором Саша ни разу не пожалела. Дима погасил свет, не спрашивая разрешения, просто щёлкнул выключателем, и кухня погрузилась в полутьму. Саша отставила чашку, наклонилась над столом. Глаза быстро привыкли, и различить на фоне окна силуэт Юркова не составило труда. Он смотрел в небо, задумчиво и немного грустно. Усеянное брызгами звёзд полотно накрыло маленький, словно игрушечный город. Он уже спал. Небо охраняло его хрупкий, тихий сон. Редкие фигурки ещё появлялись на дороге, одинокие, не подчинённые общему покою. Их небо охраняло особенно чутко. Дима стал одним из таких прохожих. Он не включил свет, молча поднялся, задвинул стул и уже у двери тихо произнес: — Поэтому я хотел стать пилотом. Саша следила за удаляющейся фигуркой. Дима даже остановился у забора, будто всё знал. Саша не могла видеть, но догадывалась: он нашёл нужное окно. А ночь ведь тоже поёт, не как море, тише, спокойнее, словно заботливая мать — колыбельную. И ночь тоже знает все секреты. Она скрывает встречи и разлуки, жестокость и милосердие — всё, что люди захотят в ней спрятать. И так странно спать в эту ночь под внимательным взглядом полумесяца. Так странно даже думать о том, чтобы спать после всего, что было. Саша не включила свет. Пусть дом спит, она спать не будет. Саша выходила на улицу, просто пройтись по двору, запрокинув голову, смотреть в небо, искать крапинки звёзд. Для кого-то она была той одинокой фигуркой в окне. Дима позвонил. Саша ответила, не колеблясь. Не позвони он, Саша сама вспомнила бы о телефоне. Такая уж эта ночь. — Не можешь заснуть? — первой выпалила Кушнир в ответ на тихие шорохи. — Даже не пытался, — признался Юрков. Он улыбался. Или это телефон так изменил голос. Ещё и звуки на фоне мешали расслышать. Саша быстро догадалась, где кроется их источник. — Ты не в квартире. — Ты тоже, — отбил атаку Дима. Ещё двадцать минут они болтали по телефону. Этот разговор не имел никакого смысла. Саше просто было хорошо ходить вдоль тропинки, разглядывая молоденькую траву под ногами и звёзды в глубинах неба, и слушать его голос. Как в детстве. Так просто и правильно, и ничего другого не нужно. Саша заснула под утро, ещё не зная, какие тайны скрыла эта ночь.