— Всё готово? Можем начинать.
Саша плотнее закрепила наушники и поправила микрофон. Марат уже настроил камеры. С их стороны всё было готово.
— Начинаем, — раздался из наушников голос Юркова.
Саша наклонилась над монитором. На выведенном с камеры видео вырисовывалась дверь старенького двухэтажного дома. Редкие прохожие иногда заслоняли обзор. Деревья отлично прикрывали разбитые окна и покрытые плющом стены. Вообще, вид создавался самый подходящий для предстоящей операции.
Прикреплять камеру к одежде Сани Кушнир не решилась. Не хватало ещё провалить всё дело из-за излишней осторожности. А у Саши не было причин не доверять коллегам. Так что она обошлась жучком и диктофоном.
— Заходит, — прошептал Марат.
Абашев во всём чёрном и даже в своих фирменных затемнённых очках приоткрыл дверь и скрылся в подъезде. Операция началась.
Саша сжимала и разжимала кулаки, постукивала пальцами о ручку машины, отмеряя секунды. Она просто старалась скрыть волнение, как-то отвлечься. Эту операцию можно было назвать по-настоящему рискованной.
Готовить на скорую руку удочку для такой рыбки, как Вертинская, — сложное предприятие. Саша не сомневалась, что приманка сработает. Но хватит ли сил, чтобы рыбку вытянуть, или она утянет рыбака с собой? На этот вопрос однозначного ответа пока не было. И, наверное, не могло быть заранее. Эта неизвестность была хуже всего.
Опасения Саши не подтвердились. Начало плана прошло безукоризненно. И это тоже вызывало тревогу. Когда всё идёт слишком гладко, непроизвольно начинаешь ждать подвоха.
Вику отпустили под подпиской и с обещанием после окончания следствия прислать выписку на штраф. Причём Саша настолько правдоподобно всё разыграла, что Деревкова и не заметила подвоха. Авдеев позвонил Вике и рассказал о диске с компроматом, который остался в квартире. А потом началось самое интересное.
Это уже стало какой-то традицией. Во всех уловках и следственных экспериментах Абашев играл преступников. Конечно, и здесь выбор главной роли пал на него. Один звонок, угрозы, требования выкупа — и напуганная Вика уже рассказала всё Вертинской. Пусть Саша и не могла знать это наверняка, но её предположения оправдались, когда на временный номер Абашева поступило сообщение:
Сегодня, 18:00, пустой дом на Абинской. Возьми с собой диск. Договоримся.
Конечно, номер был сразу удалён. Но никто больше не сомневался, что рыбка попалась. Пустой дом на Абинской — здание, которое давно уже собрались сносить, но так и оставили, заброшка, где часто лазают мальчишки. Это было то самое место из фильмов, где снимают красивые экшн-сцены. Или убийства. Но о втором Саша старалась не думать.
Понятно, что операция была подготовлена настолько, насколько позволили время и ресурсы. Саша и Марат следили за записью камеры, диктофоном, жучками, да и вообще координировали остальных. Сам Абашев, вооружённый и максимально незаметно обвешанный разными средствами связи, играл главную роль. Олег и Игорь в машине страховали, чтобы в случае чего взять Вертинскую. Юрков же с другой стороны здания занимал первую позицию подстраховки и через Сашу и Марата слышал всё, что происходило внутри. В случае чего он должен был успеть.
— Внимание. Объект подходит к дверям, — объявил Марат.
На камере уже появилась фигурка в чёрном. Она стояла спиной, но внимательный взгляд Саши уловил сходство с Вертинской.
— Она, — коротко подтвердил Юрков.
— Всем внимание. Объект в здании.
Вертинская открыла дверь и обернулась, оглядываясь по сторонам. А Марат успел сфотографировать экран. Сомнений не оставалось. Это была Настя, и она попалась на крючок.
— Ну здравствуй, — игривый женский голосок раздался из наушников. — Покажи диск, потом поговорим.
— Пожалуйста, — дерзко, самоуверенно. Нет, Саша прекрасно справлялся с ролью.
На минуту воцарилась тишина. Саша успела испугаться, что связь отключилась, когда из наушников снова раздался голос Вертинской:
— Что ты хочешь?
Пусть тон не сменился, но Саша расслышала что-то новое. Отчаяние. Просьбу. Ловушка начала закрываться.
Саша молчал. Кушнир даже представила, как он покручивает в пальцах пистолет и демонстративно убирает диск в карман. Он мог. Он наверняка понимал, что нужно увеличивать напряжение, накалять обстановку.
— Сколько ты хочешь? — жёстко, с акцентом на каждом слове.
Вопрос сменился. Вертинская готова была заплатить. А значит, осталось нанести последний удар.
— Зачем мне деньги? — с насмешкой спросил Саша.
Кушнир почти увидела шок на лице Насти. Точнее, слишком разыгралось воображение. А голос в наушниках продолжал:
— Мне нужна информация. Я сам решу, что делать с компроматом.
Стоп. А так уже не договаривались.
Саша едва не подскочила с места. Провод дёрнулся, ноутбук опасно пошатнулся, но она не обратила на это внимания. Саша должен был войти в доверие, разговорить любым способом, осторожно, не вызывая подозрений. Но не так же прямо!
— Дмитрий Олегович, внимание, — едва слышно, чтобы не мешать переговорам Абашева, предупредил Марат.
— Я всё слышал, уже на месте.
Саша вцепилась в наушники, будто это могло помочь расслышать слова среди противного жужжания и шороха тишины.
— Мент ты, что ли? Что за информация? — съязвила Вертинская.
— Отмена, всё в порядке, — на выдохе произнесла Саша.
Волнение вдруг исчезло. Саша уже чувствовала вкус победы. Пусть Вертинская говорила грубо и с насмешкой, теперь это была лишь защита против страха. И Саша даже сквозь наушники уловила лёгкую дрожь в её голосе. Абашев нашёл нужный рычаг давления. Вертинская в своём страхе за подругу, за неудачу всего предприятия и не задумалась о смысле его слов.
Зачем шантажисту информация? Понятное дело, чтобы использовать её дальше. Но этот простой вывод не пришёл в голову Вертинской. Настолько её захватил ложный диск, ложная возможность, лазейка, чтобы выбраться из ловушки.
— Ты взамен на неё, — коротко, с издёвкой пояснил Абашев.
И только теперь до Саши окончательно дошёл смысл его плана. Компромат на Вику взамен на компромат на саму Вертинскую. Опасно, рискованно, но действенно! Наверное, одновременно эта простая мысль осенила каждого, кто услышал голос Абашева в наушниках. Снова воцарилась тишина. Но по многозначительному взгляду Марата Саша убедилась: не она одна всё поняла.
— Я согласна.
Больше ничего не осталось от той гордой самоуверенной Вертинской. Её ответ прозвучал надтреснуто, с отчаянием, безысходностью и решимостью одновременно. Саша наклонилась к ноутбуку, готовясь услышать признание. Абашев благоразумно молчал, предоставляя Вертинской возможность начать самой. Но триумфу не суждено было свершиться так рано.
— Сначала диск. Мне нужны гарантии.
— Ты не в том положении, чтобы ставить условия, — отрезал Саша. Но, судя по шорохам, диск всё-таки вытащил. — Он мне не к чему. Говори.
— Да, это я. Я убила эту тварь, если ты хочешь знать. И я не жалею. Сколько бы ещё он испортил жизней? Из-за его
работы люди теряли всё, даже прыгали с крыши. Он убийца. Жестокий, беспощадный убийца. Кто-то должен был это сделать. Я взяла на себя роль судьи и палача. Делай, что хочешь, убей меня, донеси в полицию, да хоть дружкам этого подонка. Но не трогай Вику. Она ни в чём не виновата. Она только жертва…
— Всё, заканчиваем, — тихий голос Вертинской прервали слова Юркова.
И снова тишина… Саша ждал подтверждений окончанию операции. А Кушнир не могла подтвердить это вот так легко. Всё-таки у неё не было ничего, кроме голоса в наушниках. А там вооружённая преступница. Как она среагирует?
По протоколу следовало окружить здание, с оружием ворваться внутрь и не оставить Вертинской выбора. Но Саша просто знала, что это лишнее. Несмотря на предостережения разума, ей хватило голоса в наушниках. Вертинская не убийца, она не выстрелит, даже не будет сопротивляться. Наверное, об этом же думал Юрков, когда предлагал завершать операцию. И Саша тихо подтвердила:
— Заканчиваем.
И сдёрнула наушники. Марат понял намёк, первым вышел из машины и открыл перед Сашей дверь. Выхватив пистолеты, они одновременно кинулись к двери. Всё же одно дело — предположения, и другое — реальная, пусть и едва ли возможная с точки зрения простой логики, опасность.
— Уголовный розыск, бросайте оружие, руки за голову.
Саша приглушенно услышала выкрик Юркова ещё в темном коридоре. Вместе со скрипом деревянных полов и грохотом шагов, эхом отлетающим от стен. И эта какофония звуков разжигала кровь. Сколько раз Саша участвовала в подобных сценах! И каждый раз одни и те же эмоции. Саша уже просто не могла жить без этого.
Марат первым ворвался в комнату, с локтя открыв дверь и выставив перед собой пистолет. Однако всё это оказалось лишним. Вертинская уже спокойно стояла, заложив руки за голову. А её пистолет валялся где-то в углу комнаты.
— Значит, я попалась, да?
Инстинктивно включился сарказм в голосе Насти. Но Саша не обратила на это внимания и быстро пояснила, хотя и знала, что это необязательно:
— Диск пустой. Никакого компромата нет. Ваше признание было записано.
Почему-то Саша испытывала странную симпатию к Вертинской. Нет, наверное, не симпатию, скорее, сочувствие. Она смотрела на Вертинскую, как на равную, и прекрасно понимала каждый её шаг. В Насте уживались одновременно хладнокровный убийца, рука которого не дрогнула при роковом выстреле, и чуткая подруга, готовая сесть в тюрьму ради чужого счастья.
— Вы обвиняетесь в убийстве Святослава Алексеевича Левенчуга… — Саша начал было обычную речь. Но Вертинская не дала ему закончить.
— Не надо формальностей. Я и так всё знаю.
Саша расслышала сквозь защитную холодность смирение и принятие. И это ещё сильнее возвысило Вертинскую в её глазах. Хранитель закона не может сочувствовать преступнику. Наверное, так должно быть. Но в первую очередь все — люди, не полицейские, не убийцы. У каждого свои понятия о жизни. Свои мотивы. И Саша прекрасно понимала мотивы Насти.
— Пойдём. — Абашев аккуратно коснулся её плеча, вырывая из размышлений. Саша послушно развернулась, спрятала пистолет и вышла из комнаты, предоставив Вертинскую коллегам.
***
Все уже вышли из здания и наверняка ждали на улице. Дима, всё ещё сжимая пистолет, скорее, просто для подстраховки, прошёл к Вертинской и жестом указал на дверь. Но Настя не двинулись с места, только подняла голову и сдула выбившуюся из пучка прядь волос.
— Подполковник, можно просьбу? Только без протокола.
От неожиданности Дима не сразу понял суть вопроса. Но даже не слова, грубые, самоуверенные, заставили его согласиться. Совсем случайно Дима поймал взгляд Вертинской. И в этом взгляде была искренняя мольба.
— Как скажешь, — Дима не заметил, как перешёл на ты. Сейчас, без камер и диктофонов, без пристального контроля чужих взглядов, он почувствовал некую связь с Вертинской. И, наплевав на протокол, Дима готов был довериться преступнице. Может, и легкомысленно. Но Юрков привык доверять интуиции.
— Уничтожьте компромат, и… — резкость сменилась дрожью. Настя будто сдалась, уменьшилась, защитная оболочка треснула, и Дима увидел испуганную девушку, которая цеплялась за последний шанс. — Не обвиняйте Вику. Она ни при чём. Я могу взять на себя эту кражу.
— Не стоит. Я сделаю всё возможное.
Дима коснулся холодной ладони Насти. Железо наручников обожгло так неправильно, не к месту. Теперь уже нарочно Дима поймал её взгляд. Горячая благодарность, почти детская привязанность, странное доверие к человеку, который уничтожил её жизнь. Невероятная гамма эмоций. Такого Дима не видел ещё за все годы работы.
Какой-то шорох снаружи, порыв ветра. Дима почувствовал, как Настя напряглась, услышал, как звякнули наручники. И это разрушило магию момента. Дима чувствовал, как надвигается опасная волна эмоций, и остановил её, заблокировал, не позволив обрушиться цунами.
— Идём, нас ждут.
Единственное, что Дима позволил себе, — это остановиться на секунду, сжать холодную ладонь Насти и ободряюще-сочувственно улыбнуться в ответ на тихое
«Спасибо».
***
— Я напишу чистосердечное. Давайте бумагу.
Не успела Саша переступить порог допросной, как Вертинская уже всё закончила одной фразой. Впрочем, Кушнир и не ждала другого. Она только повесила рюкзак на спинку стула и снова вышла теперь уже за листами для протокола, которые следовало взять сразу.
Хорошо хоть Юрков заранее всё понял, и не пришлось копаться в ящиках. Саша взяла из его рук бумаги и хотела вернуться в допросную, но Дима остановил её. Кушнир не понимала, чего он ждал от этого допроса. На самом деле, она и сама чего-то ждала, хотя вроде всё и было решено окончательно. И всё же причин отказывать Юркову не было.
Но, когда Саша вернулась в допросную, она сразу поняла: что-то произошло между Димой и Настей. Только заметив Юркова, Вертинская вздрогнула, вытянулась и даже открыла рот, чтобы задать вопрос, но быстро передумала. Странное напряжение не ушло и когда Саша положила перед ней листы протокола. Настя покрутила в пальцах ручку, переложила бумагу, написала пару слов и снова замерла. Она явно ждала чего-то. И не от Саши.
— Виктория Деревкова освобождена от обвинений в убийстве. По смягчающим обстоятельствам она выплатит штраф. Компромат будет уничтожен, — безэмоционально объявил Юрков.
А Саша на секунду опешила. Его голос никак не соответствовал словам. Юрков говорил совершенно серьёзно и будто официально, но никак не по протоколу. Саша прекрасно понимала, что никаких смягчающих обстоятельств не было. Но именно этих слов и ждала Вертинская. Напряжение спало. Настя рвано выдохнула, расслабилась и снова наклонилась над бумагой. Она выглядела, как человек, который просто сделал своё дело и не думает о последствиях.
— А ваш сотрудник? — неожиданно спросила Вертинская.
Этот вопрос создал в голове Саши окончательный образ. Настя не хотела, чтобы кто-то пострадал. В том числе и совершенно незнакомый ей человек.
— С него будут сняты обвинения, — сухо ответил Дима. Саша больше не сомневалась, что он просто скрывал истинные эмоции.
— Справедливость торжествует, — с грустной улыбкой безысходности выдохнула Настя. — Если она вообще существует…
Девушка замолчала, голос не слушался её, руки едва заметно подрагивали, в глазах застыли слезы. Но она быстро справилась с собой.
— Разве вы не задаёте себе простой вопрос: почему всё так несправедливо?
Саша смотрела на Настю уже другими глазами. Перед ней была не убийца — девушка, которая слишком рано столкнулась с жестокостью и людскими пороками, не смогла удержаться, перешагнула грань, уверенная, что поступает правильно. И не ради себя, ради других.
Саша хотела сказать хоть что-нибудь, поддержать, показать своё понимание и сочувствие. Но слова здесь были лишними. И Саша твёрдо решила для себя, что приложит все силы, чтобы смягчить наказание Насти.
Она могла много сказать. Мысли, перебивая друг друга, вертелись в голове.
Что будет потом, когда срок закончится? Справится ли Настя? Сможет найти верный путь, свой путь справедливости, не пересекающий жизни других?
Настя уже окончательно взяла себя в руки и наклонилась над столом. Ручка шуршала по бумаге. А Саша окончательно убедилась.
Справится. Она даже не обратила внимания на тихий хлопок двери…
***
Валя открыл тяжёлую дверь допросной и уверенно шагнул внутрь. Саша уже успела всё ему рассказать. Но от этого немногое изменилось. В словах Саши Валя слышал сочувствие, но как мог он, проведя два дня в камере, в неведении, под подозрением в том, чего никогда не совершал, понять это?
Свобода была по-настоящему приятна. Правильно говорят, что всё познаётся в сравнении. Так хорошо было вернуться к обычной жизни, вырваться из окружения стен камеры. Но Валя ничего не забыл. Никакие извинения ФСБ не могли стереть из его памяти этих двух дней.
Молча Валя опустился на стул и придвинулся ближе. Он и не думал начинать разговор. Он вообще не считал нужным даже приходить. Саша убедила.
Но раз уж выдалась возможность, Валя решил рассмотреть ту, кто обыграла его. Подставила. Эмоции настаивали на последнем варианте. Но даже сквозь презрение и злость Валя осознавал: эта девушка достойна уважения.
В камере Широков успел придумать несколько образов таинственного убийцы, но ни один из них не совпал с реальностью. Худенькая, совсем молодая девушка, не старше его самого, с аккуратными, мягкими чертами лица. Валя даже назвал бы её красивой, не обращая внимания на бледность, тени под глазами и волосы, собранные в небрежный пучок. Образ Насти никак не складывался с идеально спланированным и мастерски совершённым убийством.
— Прости, — раздался тихий голос.
Валя моргнул и вернулся в реальность. Настя теперь смотрела прямо на него. И в её глазах Валя заметил искреннее сожаление. Злость испарилась в секунду. Валя ещё старался зацепиться за неё, но Настя продолжала говорить так искренне, что невозможно было не поверить.
— Я правда жалею, что подставила вас.
Каждое слово давалось Насте будто с трудом. Валя слышал внутреннюю борьбу в подрагивающем голосе. Злость ушла окончательно, но сострадания не было, как не было и понимания. Валя верил Насте, верил в искренность её сожалений и простил. Но ему хотелось только одного — выйти из допросной, забыть, как страшный сон, раз уж всё закончилось благополучно.
— Я не думала, что поступаю также, как он, — выдохнула Настя и опустила глаза.
Валя понял, о ком она говорила. И понял, что больше признаний не будет. Он хотел улыбнуться, успокоить, может, поддержать, искусственно вызвать хоть какие-то эмоции. Но внутри было пусто. Его тянуло к двери, к ребятам. Здесь было слишком тоскливо, тихо, как в камере.
И Валя не стал больше задерживаться. Взгляд упал на часы. Ровно три минуты он был здесь. Странное наблюдение, но он зацепился за эти три минуты, чтобы заглушить совесть и раздражение. Быстро, чтобы Настя не успела продолжить, остановить, Валя поднялся на ноги. Он уже смотрел на дверь, когда твёрдо, но с лёгким оттенком грусти и обречённости признался:
— Какая теперь разница. Всё уже в прошлом.
