Рождение Героя и сумасшедшие ублюдки

      ‘Кейл' плелся по коридору, мечтая скорее оказаться в собственной комнате. Дерут позвал ‘его’ к себе, как только его старший двойник ушёл, и битый час пилил ему мозг, пытаясь вывести ‘сына’ на разговор. Какой в этом смысл — ‘Кейл’ не понимает. Что случится от того, что Дерут НЕОЖИДАННО узнает, как ‘он’ себя чувствует? Да просто шикарно, как ещё!       ‘Хенитьюз’ выдыхает, вспоминая, как граф миллион раз повторил, чтобы ‘Кейл’ даже не думал начинать заниматься тем же, чем занимался его сын из другого мира. Чтобы ‘он’ не трогал ‘Наследного принца’ и вообще не приближался к короне, чтобы не вёл войну, чтобы не уходил из графства, чтобы не смел рисковать жизнью, разбивать фундамент, пробивать себе сердце и тд. ‘Кейл’ молча слушал, а потом, кинув через плечо короткое: « ’Я’ понял», поспешно вышел. Ещё немного и Дерут совсем свихнется с этим контролем и слежкой за ‘ним’. ‘Он’ заходит в свою комнату, параллельно снимая с себя удлинённый красный пиджак и жилетку, сразу откидывая вещи на диван, а ‘сам’ валится в кресло и с выдохом, трёт переносицу. — Сумасшедший дом, — ворчит ‘он’, прикрыв глаза. — Басен не хочет в лорды, Лили не хочет посещать занятия без Он, Виолан не может контролировать Басена, а отец не может контролировать никого из них! Потрясающе! Давайте, добейте ‘меня’ и восстановите как наследника! Вот это будет отличный цирк! ‘Кейл’ устало откидывает голову на мягкую обшивку. — Всё же было так удобно, так какого черта происходит… — бормочет ‘юноша'. Весь привычный устрой в один момент просто рухнул, выкинув на поверхность все то, что скрывалось годами за сотней замков. Образы разрушились, тайны открылись, и это вообще не радовало ‘старшего сына’ графа. ‘Он’ впервые за долгое время понял, что не контролирует ситуацию. Это напрягало.       Мысли слишком быстро меняются, пытаясь найти выход, отчего ‘Хенитьюз’ выдыхает и все же садится прямо, упирая подбородок в переплётенные пальцы. Стоит временно откинуть графство и подумать о всех известных ‘ему’ фактах: Белая Звезда, о которой ‘он’ пока знает слишком мало, но ждёт информации от другого себя, тайный аукцион и дневник ‘его’ матери. — Сделка в Каро и тайный аукцион, — продолжает рассуждать вслух ‘юноша’. — Биллос Флинн талантлив, когда дело доходит до сделок, а особенно тайных и связанных с хорошей прибылью, с его привлечением проблем не будет. Небольшая цель ‘Кейла’ состояла в том, чтобы продать предметы по заоблачной цене людям, о которых ‘он’ узнает позже. ‘Ему’ весьма нравится это. Прохладный вечерний ветерок холодит мысли, что несомненно приятно. Кто бы из слуг не забыл закрыть окно, внутренне ‘Хенитьюз’ благодарен. 'Ему' нужен этот свежий воздух. — Дневник, — бормочет ‘он’, все также блуждая в мыслях. — Что делать с этим… — И часто ‘ты’ вот так разговариваешь сам с собой? ‘Кейл’ резко подскакивает и смотрит в сторону окна. Недоумение отражается на красивом лице. — И давно ‘ты’ тут сидишь? — спрашивает ‘он’, на что ‘Чхве Хан’ усмехается и спрыгивает с подоконника. — Может, около часа, — отвечает ‘он’, на поднятую бровь. — Что-то нужно? ‘Хан’ смотрит на ‘юношу’ перед собой и фыркает. — Нет, ничего. — Тогда что ‘ты’ здесь делаешь? — Просто пришёл, — пожимает плечами ‘тот’, садясь напротив, пока ‘красноволосый’ только сильнее хмурится от подобной наглости, но кое-что ‘его’ интересует намного больше. — Что с ‘твоим’ лицом? — прямо спрашивает ‘он’, видя внушительный синяк ‘мечника’ во всю щеку. — Просто следы от тренировки, — отмахивается ‘тот’, но ‘Хенитьюз’ достаточно наблюдательный, чтобы уловить усталость в голосе и лёгкую, почти не заметную, но все же хромоту, с которой ‘мечник’ шел. ‘Кейл’ щёлкает языком и идёт к стелянному шкафу, доставая небольшую бутылочку с зельем, а потом подходит обратно, протягивая ‘Хану’. На жалкую картину в виде избитого ‘героя Роана’, ‘он’ точно любоваться не хочет. Настроения для издевок тоже нет. ‘Тот’ вопросительно смотрит на ‘юношу’, потом на предмет. — ‘Мне’ ‘тебя’ уговаривать? — спрашивает ‘Хенитьюз’, и ‘мечник’ осторожно берет склянку. — Спасибо. — ‘Я’ богат, у меня таких полно, — отмахивается ‘тот’, идя к своему месту, и не замечает лёгкую улыбку, что на секунду украшает спокойное лицо ‘корейца’. — Так кто же смог избить самого ‘героя’? — Другой я. Не сдержанный хохоток отражается от стен, а ‘Хенитьюз’ блестит глазами. Видно, ‘он’ поспешил, подумав, что не готов сейчас к злорадству. — Какая ирония, — удовлетворение в голосе даже не пытаются скрыть, а ехидная улыбка добавляет ‘Хенитьюзу’ того самого образа высокомерного дворянина. ‘Чхве Хан’ же пожимает плечами и просто выпивает зелье, не уточняя, зачем держать в комнате такие вещи. И так уже понятно… — А вдруг бы там был яд? — усмехается ‘Кейл’. — 'Тебе' не выгодна ‘моя’ смерть. — ‘Ты’ прав. Они смотрят друг на друга, глаза в глаза. — Так и будем сидеть? — спрашивает ‘Кейл’. — ‘Ты’ предлагаешь постоять? — паясничает ‘Хан’. — ‘Я’ предлагаю ‘тебе’ хоть что-то сказать и свалить, а лучше просто свалить, — равнодушно говорит ‘юноша’. — А вчера ‘ты’ предлагал ‘мне’ вина. — Как видишь, сегодня у ‘меня’ передышка. ‘Мечник’ усмехается. — Не верю. ‘Кейл’ закатывает глаза, но встаёт и снова подходит к тому же шкафу, доставая бутылку и один бокал для вина. Он ловко вынимает пробку и наполняет бокал, ставя его перед ‘Чхве Ханом’. — ‘Ты’ не будешь? — не понимает тот, на что ‘юноша’ поднимает бутылку с наглой ухмылкой. — ‘Я’ предпочитаю так, — говорит ‘он’ и делает большой глоток из горла, снова садясь на свое место. — Ну и? Чем обязан такой чести? ‘Чхве Хан’ смотрит на него внимательно, пытаясь разглядеть того уставшего ‘юношу’, что ещё пару минут назад так же, как и его старшая версия, ворчал и размышлял вслух. — Просто захотелось отдохнуть, — расплывчато отвечает ‘он’. — Отдыхай в другом месте, — отрезает ‘Кейл’. — Подальше от ‘меня’ и моей комнаты. — ‘Ты’ странный, — выпаливает ‘мечник’, на что бровь ‘Хенитьюза’ поднимается. — Не ‘я’ пробрался в чужой дом, в чужую комнату и сидел, ждал, чтобы выпить вина, — фыркает ‘юноша’, снова делая глоток из бутылки. — Что ж, тут ‘ты’ прав, — улыбается ‘Хан’, и тоже делает глоток вина. Сладковатое и слегка терпкое, не слишком крепкое и, скорее всего, весьма дорогое. Такие вина не были созданы, чтобы ими напивались, они были созданы для наслаждения и, кажется, это было именно то вино, что предпочитал ‘Кейл Хенитьюз’, а не то, что он пил в баре: крепкое, с тяжёлым запахом и, ‘мечник’ готов поспорить, с отвратительным вкусом. — Хорошее вино, — кивает ‘Хан’, на что ‘Кейл’ только угукает в бутылку. — Вино Хенитьюз славится отборным виноградом, — тянет ‘он’, откидывая голову и решая просто заигнорить ‘мечника’. Либо ‘он’ спросит, либо уйдёт. ‘Кейл’ подождет. Сил ругаться у 'него' все равно нет. Повисает тишина, изредко нарушаемая глотками. ‘Чхве Хан’ плавно тянет вино, наблюдая за ‘юношей’, что, кажется, снова начал блуждать в мыслях.       Неожиданная мысль посещает ‘Мастера Меча’. Мысль, к которой 'он' никогда бы не пришел, если бы сейчас не разглядывал ‘красноволосого’ перед собой. ‘Хенитьюз’ красив. Очень красив, а ‘его’ спокойное состояние добавляет ему статности, как его более взрослой версии. — 'Ты' злишься на ‘Рона’? — наконец спрашивает ‘Чхве Хан’, достаточно рассмотрев юное лицо. Красно-карие глаза плавно открываются, возвращая всему этому расслабленому образу некую тяжесть от пустых глаз. — На ‘Рона’? — не понимает ‘Кейл’. — С чего? — ‘Он’ ушёл с нами, а не остался с ‘тобой’. ‘Юноша’ фыркает. — ‘Он’ не нанимался в ‘мои' няньки до конца жизни, — пожимает плечами ‘Кейл’. — Тем более так было легче для всех. — В каком смысле? — не понимает ‘Хан’, наблюдая, как ‘Хенитьюз’ неспешно пьёт. — ‘Рон’ давно хотел сбежать, — просто говорит ‘красноволосый’, поворачиваясь в сторону открытого окна и вдыхая прохладный воздух. — Думал, ‘я’ не знаю кто он, не вижу ‘его’ взглядов, не слышу разговоров и не замечаю ничего. Хорошо быть ублюдком, — усмехается ‘юноша’, — никто не заподозрит тебя. ‘Моё’ гранитное алиби, которое теперь рухнуло, — ‘он’ выдыхает, снова делая глоток. — ‘Рон’ хотел сбежать, и ‘я’ знал это, но также знал, что ‘я’ помеха этому. Этот ‘жуткий старик’, кажется, все же сдал позиции. ‘Хенитьюз’ усмехается собственным словам, пока ‘Чхве Хан’ сглатывает. — В тот день у ‘него’ выпал шанс избавится от преграды, и ‘он’ все равно медлил, — спокойно продолжает ‘Кейл’, вспоминая глаза ‘слуги’, который не шёл, даже когда собственный ‘сын’ просил ‘его’ об этом. Как преданный пёс, что смотрит на хозяина. ‘Хенитьюз’ был тогда уже на грани потери сознания. — ‘Я’ был удивлён, — говорит ‘он’. — И ‘ты’ прав, ‘я’ немного злился, но не столько на ‘Рона’, сколько на то, что ‘он’ медлил. Что так долго решался на этот выбор. 'Мне' хотелось как следует наорать на 'него' за эту тупую нерасторопность, которой ‘он’ никогда не обладал, но тут неожиданно медлил. Знал же, что сбежит, так какого черта? — ‘Хенитьюз’ фыркает. — Но так должно было быть. ‘Рону’ не место рядом со ‘мной’, и он это также понимал. ‘Ты’ лишь ускорил неизбежное. У ‘Хана’ нет слов. Этот человек умен, хитер и так глуп одновременно. — А ведь ‘Бикрокс’ вкусно готовил, — выдыхает ‘Кейл’, думая о стейках, — но ‘я’ думал, что чем чаще устраиваю нападки в сторону ‘его сына’, тем также ускоряю процесс принятия этого решения. — ‘Ты'… ‘Хенитьюз’ поворачивается, хлопая глазами, пока рот ‘Чхве Хана' то открывается, то закрывается. — Что? — ‘Ты’ — просто идиот! Брови ‘юноши’ поднимаются. — ‘Я' ? — Непроглядный тупица! — Ладно, ‘мне’ не привыкать к оскорблениям, — пожимает плечами ‘Кейл’. — ‘Ты’ вообще… Вообще ничего не понимаешь! Голос ‘Хана’ становится немного выше от того, сколько эмоций сейчас бушует внутри ‘мечника’. — Я... ты...он… — Как содержательно, — фыркает ‘Хенитьюз’ и кивает на бокал. — Больше не налью, ‘тебе’, кажется, нельзя пить, ‘Герой’. — Не называй ‘меня’ так! Голос 'Чхве Хана' дрогает. Как же 'он' ошибался. — А как ‘мне' 'тебя’ называть? — не понимает ‘Кейл’. — ‘Мы’ не близки, чтобы ‘я’ обращался к ‘тебе’ по имени, и ‘я’ не слишком ‘тебя’ уважаю, чтобы обращаться на «сэр», так что обращение по титулу идеальный вариант, Герой. ‘Чхве Хан’ трёт лицо ладонями и снова смотрит на аристократа. — Хорошо, как мне называть ‘тебя’? — Никак. Выметайся и больше не появляйся. — ‘Мистер Хенитьюз’? — ‘Я’ уже сказал тебе…! — 'Молодой Мастер Кейл’? — Слушай, ‘ты’…! — ‘Кейл-ним’? ‘Юноша’ дёргается и хмурится. — Хватит. Прекращай. ‘Мы’ не друзья, не враги, не знакомые и вообще никто. Ясно? Живи своей жизнью, ‘я’ своей, — ‘он’ продолжает хмуро смотреть на ‘мечника’. — Что-то часто мы встречаемся для звания «никто». — Потому что ‘ты’ второй раз вламываешься в мой дом и в мою жизнь! — вскидывает руки ‘Кейл’. Это начинает бесить. Для чего ‘он’ вообще пришел? Глаза помозолить? — Резонно, — чуть улыбается ‘мечник’, на что ‘Хенитьюз’ только больше раздражается. — ‘Я’ не знаю, как ведут себя Герои, но ‘ты’ — худший пример из всех, — фыркает ‘юноша’ и встаёт, прихватив бутылку и направляясь в личную ванную комнату. — Сиди сколько хочешь, делай вообще все, что хочешь! ‘Мне’ плевать, ‘я’ иду в горячую ванну, а даже если выйду, и ‘ты’ все ещё будешь здесь, то ‘я’ просто лягу спать! Надоедливый ублюдок! Дверь в ванну закрывается с хлопком, пока ‘Хан’ шире улыбается. Как только заканчиваютcя аргументы, появляется капризный ребёнок. Достаточно мило. ‘Он’ трёт глаза, все ещё пытаясь не смеяться, иначе бы это вышло слишком истерично и нервно. Потому что слишком несмешно, чтобы смеяться. В ванной шумит вода, отчего слышно лишь ворчание и раздраженные вздохи. ‘Мечник’ выдыхает и все же поднимается, идя к открытому окну. Свежий ветерок лохматит чёрные волосы. — Зачем пришёл? — спрашивает ‘Хан’ в темноту опустившейся ночи. — Чтобы ‘ты’ спросил, ‘ублюдок’, — рычит ‘Рон Молан’, стоя на краю выступа колонны.       Когда ‘Хан’ ушёл в город, никому ничего не сказав, 'он' решил проследить, куда 'тот' направляется и был удивлён, заметив, как ‘Мастер Меча’ легко запрыгивает на оконный выступ комнаты ‘щенка’, а потом ещё больший интерес и удивление захватили ‘бывшим слугой’, когда этот ‘маленький ублюдок’ спокойно стал ждать ‘старшего сына’ графа. Но то, что ‘он’ услышал, заставило ‘убийцу’ начать жалеть, что ‘он’ пришёл. ‘Щенок’ все это время, все знал. ‘Рон Молан’, ‘ты’ думал, что ‘ты’ умен, но именно ‘ты’ оказался щенком, которого провел ‘мальчишка’, что ‘ты’ сам воспитал. ‘Он’ только сильнее сжимает челюсть, слыша, как ‘тот’ говорит: «Так должно было быть», понимая, что все это время ‘Кейл’ управлял им и пытался дать повод уйти без сожалений. «'Ты' - старый дурак» — говорит себе ‘Молан’, видя в закрытом окне молодое лицо 'Господина', что слегка ностальгически улыбается. ‘Щенок’? ‘Он’ давно вырос из этого прозвища. Ещё тогда, когда впервые стал носить маски, ловко управляя мнением людей, внушая то, что хочет слышать. ‘Он’ обманул всех, и его, ‘Рона’, тоже. Если другой Хенитьюз вырос тигром, что стоял за своих людей, то этот ‘мальчишка’ стал пантерой. Одинокой и скрытной. И ‘Рон’ не знал, что из этого лучше — защищать всех ценой жизни, или защищать ценой одиночества. — Зачем лезешь к ‘мальчишке’? — прямо спрашивает ‘Молан’. — Чтобы ты спросил, ‘старик’, — фыркает ‘Хан’. — Не хами, не дорос еще, — также холодно продолжает ‘Рон’, — Рыпнешься лишний раз, ‘я’ тебе точно лезвие под кожу вставлю, уяснил? — ‘Я’ не желаю ему зла… — Ещё бы ‘ты’ желал, — хмурится ‘Рон’. — ‘Мальчишка Хенитьюз’ тебе не друг, ‘он’ верно сказал. Не лезь и не усложняй ‘ему’ жизнь. ‘Он’ спрыгивает даже не желая слышать ответ от раскрывшего рот ‘мечника’. "Не друг? Тогда почему…" — думает ‘Чхве Хан’ прогоняя в голове воспоминания о своей копии, что улыбается и дружелюбно зовёт рыжего «Кейл-ним». Возможно разница Хенитьюзов в том, что один смог вытащить себя из отчаяния, а другой нет? ‘Он’ вспоминает разговор, что поднял, как только вошёл на тренировочную площадку. *** — Ты и Кейл Хенитьюз, — быстро говорит ‘он’ приближаясь к Хану, что разговаривал с обоими Локами, — как вы встретились? — ‘Тебе’ какое дело? — фыркает тот, пока мальчики смотрят на обоих мечников. — В чем проблема сказать?! ‘Чхве Хан’ понимает, что ответил слишком резко, но ‘ему’ нужно знать. На удивление, Хан остался спокойным. — Он выпил и вышел из бара покормить котят, на которых я чуть не упал, — отвечает он. — Это были Он и Хонг, и как я позже узнал, Кейл-ним подкармливал их какое-то время. Тогда он и нашёл меня. Не знаю почему, с чего он вообще обратился ко мне, но он спросил все ли хорошо и не нужна ли мне помощь. Так и познакомились. — И… Все? — А чего ‘ты’ ждал? — фыркает ‘мечник’. — Он отвёл меня к себе, попросил Ганса заняться моей просьбой, а сам ушёл спать. Я ничего не требовал от него лично, а о деревне Харрис он узнал позже и сам занялся восстановлением. Вот и все. — Почему ты доверился ему? — спрашивает ‘Чхве Хан’, пытаясь докапаться до истины. — А почему он доверился мне? — в ответ спрашивает другой. — Оборванцу без документов, возможно, вору или разбойнику? Понимаешь, в чем разница между нами? — он многозначительно смотрит на свою копию. — Мы доверились. Каждый из нас поверил друг другу и ему в том числе. Это сделало нас теми, кто мы сейчас. Семьёй. Не кровной, совершенно разной, но семьей, потому что мы все что-то потеряли, но нашли друг в друге. ‘Его’ хлопают по плечу, с достаточной силой, чтобы мысли не расползались. — Научись доверять людям вокруг ‘тебя’ и защищать их, — говорит он, поднимаясь на площадку. — А пока, иди сюда. ‘Ты’ так и не можешь нормально двигаться. Слабак. *** Всё это проносится в голове ‘мечника’, и он задумчиво поднимает глаза на небо. — Просто… довериться? — уточняет ‘Хан’, смотря на усыпаное звездами небо, а потом оборачивается на закрытую дверь в ванную и, хмыкнув, выпрыгивает в окно.