Почему они убивают

      Шестнадцать шагов до двери уборной. Одно движение руки, чтобы открыть кран. Пара секунд, чтобы скинуть очки, ополоснуть лицо холодной водой и взглянуть в зеркало над раковиной.       Шум воды почти успокаивающий. Как и приглушённый свет. Как и запах чистящего средства вперемешку с освежителем воздуха. Стёкла очков, лежащих рядом с краном, покрылись мелкими брызгами. Из-за двери доносились голоса. Там остались Стюарт и Джессика, недоумевающие из-за внезапного ухода.       Спустя минуту, а может, больше, проведённую над раковиной, я решил, что ошибся. Галлюцинации. Спутанное сознание. Как я мог видеть Джессику во сне прежде, чем встретил по-настоящему? Может, в голове всё перемешалось, и только. Твёрдость раковины под пальцами и шум воды — вот что реально, происходит в настоящем, где стоит лишь посмеяться над этим чувством дежавю, которое вдруг возникло, как возникает порой у всякого обычного человека.       В зеркале над раковиной отражалось пугающе белое лицо. Чёрная проплешина в глазу — всего лишь последствие заклинания. Всего лишь. И целители говорили, что оно не нанесло вреда здоровью, хоть и не смогли объяснить происхождение.       Дверь позади открылась.       — Ты как? — Сквозь шум воды, гулом стоящий в ушах.       В голосе напарника беспокойство. Он приблизился, глядя в глаза через отражение.       — Драко?       Как объяснить ему, что я видел происходящее во сне? Видел будущее — не допускал такой мысли, потому что это полнейшая чушь. Потому что стоило прикрыть глаза, как снова слышался зов Гермионы, а её лицо медленно выплывало из тьмы, и вновь накатывало то ощущение после кошмара, оцепенение, когда и вздохнуть как следует не выходит.       — Голова вдруг заболела. Извини, если напугал. Уже всё нормально.       Я выключил воду и подцепил очки, обтёр забрызганные стёкла бумажным полотенцем. На них остались разводы, смазанные — как те неясные сновидения. Смотрел на них и смотрел, пытаясь свыкнуться с мыслью, что сон и реальность всего-то на миг смешались. Ничего страшного не произошло.       — Голова? Сильно? Из-за глаза? — рассеянно произнёс он, выхватив очки из рук. Достал платок и начал протирать стёкла, и его твёрдый голос, как за леску, вытягивал из эфемерного кошмара. — Целители говорили, что такое может быть… Да?       — Да, что-то такое говорили.       Он передал очки. И когда я вновь надел их, отделившись от мира затемнёнными стёклами, то ощутил, что уходит и оцепенение, словно платком он стёр и его.       — Давай отвезу тебя домой? Что-то ты и правда выглядишь неважно. — Он посмотрел на часы. — Да и засиделись мы.       Я хотел остановить его. Хотел встать перед ним, загородить выход, рассказать, что на самом деле произошло, что голова тут совсем ни при чём. Чтобы он не ушёл от беспокойной мысли так легко. Чтобы выслушал, чтобы понял всю необычайность произошедшего. Но сказал лишь:       — Подвозить не надо, это лишнее.       — Знаешь, у меня от Джесс тоже голова заболела, — негромко сказал напарник, оглядев меня с головы до ног. — Обычно она не такая шумная. Значит, доберёшься сам?       Глядя на него, словно на якорь, не позволяющий уплыть слишком далеко в мимолётную фантазию, было просто кивнуть в ответ. Поддаться его успокоительной и сочувствующей улыбке. Упаковать тревогу в дальний ящик с пометкой «просмотреть позже», чтобы этим «позже» напрочь обо всём забыть.       Проделывая путь от уборной до столика, за которым сидела явно расстроенная Джессика, я уже толком не понимал, была ли она во сне или всё это действительно просто почудилось. Видение словно ускользало с каждым шагом, делая тревогу всё менее осязаемой. В конце концов, что может быть реальнее, чем твёрдая почва под ногами?       Стюарт шёл впереди, а потому первым достиг столика. Он склонился к сестре и зашептал ей на ухо. Когда я приблизился, Джессика улыбнулась с каким-то извиняющимся выражением.       — Спасибо за эту встречу, — сказала она, вставая и надевая пальто. — Мне правда было очень приятно познакомиться, Драко.       Мы со Стюартом отправились к барной стойке, чтобы расплатиться по счёту. Краем глаза я видел, как он посматривал на меня. Наверное, не стоило говорить про головную боль, а придумать другую, более невинную причину.       Втроём мы вышли на улицу, остановившись под навесом. Улица оказалась почти пустынной из-за дождя. Мы распрощались там же, возле «Палубы». Стюарт и Джессика бегом, вперёд быстро вырвалась вторая, рванули к машине. Вскоре они выехали с парковки на дорогу, быстро исчезнув из виду за поворотом.       В тихой и пустой квартире мысли о Джесс вернулись, и попытки отвлечься проваливались одна за другой. Я бесцельно шатался из комнаты в комнату и, что бы ни делал, мысленно всё равно возвращался в кафе, к словам, к серым глазам, к звону чёртовых браслетов, увиденному и услышанному, вырванному из сна и реальности.       Это действительно было видение, как у какого-то ясновидящего? В них я никогда особенно не верил.       В холодильнике давно ждала своего часа шестибаночная связка пива, и скоро я обнаружил себя сидящим на полу, разбирающим коробки с вещами со старой квартиры. Но дальше гадания о содержимом, отрывания скотча и последующего заглядывания внутрь — ни одна из коробок не была подписана — дело не пошло. Зато Коту нашлось развлечение — он нырял то в одну коробку, то в другую, всё тщательно обнюхивая.       Близился вечер, за окном сбавлял темпы дождь, и пришло другое осознание. Сон с Джессикой казался безобидным, но что будет дальше? Засыпать страшно. Страшно увидеть ещё один кошмар с Гермионой. Или как что-то происходит со Стюартом. Или с кем-то другим. Другие ужасные события. Страшно, что всё увиденное произойдёт.       Что сказала бы Гермиона, узнай, что я вижу её во сне — в видении, мать его — и именно это та причина, по которой просыпаюсь по ночам? Что это то будущее, которое её может ждать? Сказала бы, что всё это бред и полнейшая чушь — она в такие вещи, по её словам, не верила ещё со школы.       Мысли путались, переплетались, скакали от одного к другому, как маятник, от убеждённости к отрицанию, а тревога росла по мере движения часовых стрелок. Скоро они перевалят за отметку одиннадцати вечера. Глаза уже наливались тяжестью — может, из-за недосыпа или самой мысли о сне.       Я включил свет везде, где можно было, и приоткрыл окно. На улице выл ветер, слышался редкий стук капель дождя о подоконник. В квартире сразу похолодало. Включил погромче телевизор, какое-то глупое вечернее шоу, и визгливый голос ведущей был очень на руку. Умылся ледяной водой. Сел перед телевизором с чашкой кофе, пошире распахнув глаза, стараясь сосредоточиться на шоу и не смотреть на часы.

***

      — Эй, Драко! — раздался голос Стюарта, стоило только переступить порог отдела.       Я нашёл его в переполненном шумном холле, он стоял возле распахнутых дверей столовой. Махнув, что увидел, направился в его сторону, не всегда удачно лавируя между пребывающими через камин сотрудниками. И предвкушая, что он скажет по поводу моего вида. Например, о наличии очков, которые в стенах отдела были не нужны, но понадобились сегодня, чтобы скрыть лопнувшие капилляры и синяки под глазами; веки, будто сдобренные чесоточным порошком, от постоянного трения стали красными.       Ночью я только задрёмывал минут на десять-пятнадцать, не позволяя очередному видению внедриться в сон. И думал — что же теперь делать, если даже целители в Мунго не смогли разобраться. Может, это какое-то старинное проклятье, путающее сознание? У кого в таком случае просить помощи?       Стюарт выглядел взбудораженным, разве что не пританцовывал на месте.       — Ты не поверишь! — Он кивнул в сторону лестницы, призывая следовать за ним.       — Что?       — Марк Гудман, — выпалил Стюарт, перепрыгивая через две ступени. — Его ищут!       Следуя за ним, как за сигнальным маяком, я пытался включиться в диалог. Медленно, затмевая дурные ночные мысли, опускался смысл услышанного. Смазанной вереницей возвращались попытки собрать пазл личности Марка Гудмана, всё то, что мы успели выяснить с того дня, как нашли палочку в туалете бара, такого далёкого, случившегося «до».       В голове будто щёлкнуло. Его ищут. Марка Гудмана, того, что по словам Джери Олливандера абсолютно точно мёртв. И то, как Энди указал на портрет в мракоборческом центре. На портрет Алена Гудмана, возможного родственника.       — Кто ищет? Когда ты узнал?       — Сейчас, погоди, сам прочитаешь.       Мы быстро оказались в холле второго этажа. Со стороны зала для общих собраний слышались голоса, и много, но Стюарт свернул в противоположный коридор и остановился у кабинета с табличкой «регистрация обращений». Только он постучался, как дверь распахнулась, и на пороге появилась коллега Лолы, девушка с томатно-красными волосами. Она поздоровалась и улыбнулась, выйдя в коридор и пропуская нас.       Лола, выглядевшая недовольной, повеселела, увидев, кто пришёл. Она подмигнула Стюарту, как делала это обычно, будто по привычке. Я только закатил глаза — они точно доиграются. Казалось, они уже и не замечали этих мимолётных жестов симпатии, которые вырывались не только за запертыми дверями. Чудо, что до сих пор эти отношения оставались в секрете.       — Лулс, ты долго не рассиживай, пять минут осталось! — произнесла девушка из коридора. — И вас, парни, это тоже касается.       — Конечно, Джекки.       Лола украдкой сморщила нос.       — Эй, Лулс, а что у нас происходит?       Напоследок я выглянул в коридор, наблюдая за удаляющейся фигурой Джекки — она сразу пошла к залу, откуда доносились голоса — а потом запер дверь.       — И тебе доброе утро, Драко. Терпеть не могу, когда меня так называют.       — А что ты ей не скажешь: «пошла в задницу, Джекки»?       — Я слишком вежливая. А случилось то, что у нас через пять минут собрание в общем в зале. Ты не видел объявление внизу?       — Точно, собрание. — Стюарт пожал плечами, как бы извиняясь.       — По какому поводу?       — Без понятия, — ответил он. — Просто информация об общем сборе.       Заправив короткие волосы за уши и немедля приняв серьёзный вид, Лола вытащила из папки на углу стола пару листов.       — Я рассказывал ей про Гудмана в выходные, — с нетерпением в голосе сказал напарник, беря бумаги и передавая мне, — а сегодня утром поступило вот это заявление. Если бы информация о розысках не поступала бы во все отделы, когда бы это до нас дошло?       Пока они наперебой болтали о чём-то отвлечённом, я бегло просмотрел бумаги. Некий Честер Додсон подал заявление на розыск Марка Гудмана. Описывалась внешность пропавшего — «тёмные волосы, серые глаза, рост — шесть футов», особые приметы — «большое родимое пятно в верхней части спины, татуировка в виде розы на плече», одежда, в которой он ушёл, и дата, когда его видели в последний раз — первое декабря.       — Ты молодец, Лулс.       А у самого по спине побежали мурашки. Что Гудман делал? В тот же самый день, в том же самом баре?       — Ага, пожалуйста. — Она скорчила рожицу и встала. — Пора идти, иначе опоздаем. Возьми с собой, если хочешь, это копия.       — Перелистни, там ещё фотография, — посоветовал Стюарт.       Они ушли чуть вперёд, а я плёлся следом, не отрывая взгляда от бумаг. С чёрно-белой фотографии смотрел темноволосый мужчина, изображённый по плечи. Взгляд строго в камеру, затем поворот головы в профиль. Странное фото, не из тех, что хранят в семейном архиве. Похоже на то, как фотографируют сотрудников — как минимум, департамента правопорядка — для личного дела. Это вполне объяснимо.       Одновременно с тем, как он моргнул, глянув из-под густых бровей, я понял две вещи.       Первое: сходство с портретом Гудмана из центра, даже несмотря на разницу в возрасте, было очевидно, как очевидна схожесть отца и сына. Второе: чтоб я провалился на этом месте, но этого парня, с таким выражением лица, будто ему всё в этом мире опостылело, я уже видел. Наверное, в баре? Что-то в его внешности зацепило, да так, что отпечаталось в памяти. Что-то в чертах этого лица смущало и тревожило, и вернулось то чувство, что кто-то наблюдает. Я обернулся, но позади никого не было.       — Думаю, надо обсудить это с начальством, — послышался голос напарника сбоку, и только тут я понял, что мы уже стояли возле дверей в общий зал, где обычно проводились планёрки.       Я свернул бумаги и убрал во внутренний карман куртки. Мы последними вошли в большую, хорошо освещённую комнату, полнившуюся голосами — все переговаривались. Обыкновенно тут стоял большой стол, за которым собирались детективы, но теперь обстановка переменилась. Место стола посередине занимали расставленные в ряды стулья, и присутствовали абсолютно все, даже работники столовой. Человек сорок, не меньше. Сейчас во всём отделе было не сыскать ни единого сотрудника. Кроме, разве что, мракоборца, который замещал Форда на руководительском посту, пока не был назначен новый постоянный глава.       Лола прошла дальше, к середине третьего ряда, и села рядом с Джекки, которая заняла для неё место. Мы же со Стюартом пристроились позади всех, на оставшихся свободных местах. После тревожной бессонной ночи суета вокруг казалась чем-то живительным. Вокруг были люди — как противопоставление тому ужасу, который пришлось пережить в одиночестве. Пусть происходит хоть что-то.       В зале совершенно неожиданно появились ещё три человека. Первым шёл руководитель отдела, за ним Поттер, а следом женщина в сером брючном костюме, которую я тут же узнал. Её удивлённое лицо в нескольких шагах от лифта, вдруг закрывшего перед ней двери, чётко встало перед глазами.       — Чёрт…       — Что? — шёпотом спросил Стюарт.       — Потом расскажу.       Женщина прошла совсем рядом, и повеяло пряным ароматом духов. Я проводил взглядом прямую спину и длинные чёрные волосы, которые едва колыхались от каждого движения. Она была довольно симпатичной, этого не отнять, небольшого роста, даже несмотря на каблуки, и явно имела какой-то статус наравне с руководителями, хотя её лицо было знакомо лишь из-за ситуации в лифте.       Что можно было сказать точно — её появление в такой компании не к добру.       — Всем доброе утро, — произнёс мракоборец, и продолжающие негромкие разговоры окончательно замолкли. — Не буду обременять вас ненужными вступлениями, перейду сразу к делу. Вас попросили собраться, чтобы озвучить важные для отдела новости. Мистер Поттер, прошу.       Мракоборец занял место Поттера рядом с женщиной, которая с интересом осматривала сотрудников, а тот вышел вперёд, дежурно растягивая рот и оглядывая зал, ни на ком не задерживаясь.       — Доброе утро, спасибо, что все собрались, — просто начал он, будто перед ним сидел не полный зал подчинённых, а компания друзей. — Грядёт конец года, а значит, и время подводить итоги деятельности отделов департамента. И первым делом хотелось бы поблагодарить каждого из вас за отлично проделанную работу.       Он несколько раз соединил ладони, и зал тут же подхватил аплодисменты, хоть и продолжалось всё это недолго.       — Как уже было сказано, у меня есть важные новости, — продолжал Поттер. — Во-первых, что вытекает из последнего, в течение этого года вы действительно проделали хорошую работу. Глава департамента, как и министр, очень довольны результатами, и поэтому хочу объявить, что отдел теряет статус «экспериментальный» и становится полноценным подразделением департамента правопорядка с присвоением ему официального названия «отдел расследования преступлений смешанного типа».       Он сделал паузу, кивая и улыбаясь, потому что присутствующие снова загалдели и засуетились, кто-то пару раз свистнул, зашуршал от аплодисментов воздух. Я лишь наблюдал за общим оживлением, думая о событиях, случившихся в этих стенах пару месяцев назад. Мало кто знал, что на самом деле произошло, те нелицеприятные подробности, связанные с бывшим начальником отдела и его племянницей.       — Это означает, — чуть громче заговорил Поттер, и все затихли, — что отдел как минимум получит больше финансирования и будет расширяться. Надеюсь, вы продолжите свою уникальную деятельность на том же уровне профессионализма. Я поздравляю всех с этим событием и рад представить вашего нового руководителя, — он повернул голову, глядя на женщину в костюме, — агент Ева Кэмпбелл, прошу любить и жаловать.       Я немедля повернулся к Стюарту. Он лишь вздёрнул бровь, глядя в ответ. В этот раз хлопки были редкими, наверное, слишком неожиданной вышла новость. Столько времени — совершенное безмолвие относительно нового начальника, а теперь вот такое внезапное знакомство.       Женщина шагнула вперёд, занимая место Поттера, а тот отступил в сторону. Она не смутилась из-за такого прохладного приёма и явно собиралась держать речь.        — Спасибо, мистер Поттер, я рада принять на себя эти обязанности. — Она кивнула и улыбнулась. — Поздравляю всех вас с новым статусом. Уверена, что под моим руководством отдел не только удержит профессионализм на нынешнем уровне, но и поднимет его.       Она продолжала проговаривать речь чуть хрипловатым голосом, а у меня в мозгу будто что-то щёлкнуло. Нет, не просто щёлкнуло, а обрушилось с треском.       Ева Кэмпбелл. Это имя я уже слышал, к тому же в не самом приятном контексте. Именно о ней как-то раз нелестно отозвался Уизли, назвав стервой, да и Поттер не был в восторге. А теперь — «прошу любить и жаловать»?       И только собрался шепнуть об этом Стюарту, как он вдруг оживился, дёрнув меня за рукав, и беззвучно произнёс: «крысиный отдел». Похоже, это воспоминание пришло к нам одновременно.       Всё, что нам обоим было известно со слов других, это то, что Ева работала в отделе внутренних расследований, том самом «крысином» отделе, ненавидела копов и отношения между ней, Поттером, Уизли и Гермионой были сильно натянутые. До такой степени, что они не решились обратиться к Еве даже в момент сильнейшей нужды.       Я уже знал, что мы не поладим, и добродушная улыбка не обманывала. И это даже не предчувствие, а вполне твёрдая уверенность.       — Мы осознаём важность отдела в нынешних обстоятельствах и ценим уникальность его деятельности, — продолжала она вежливым тоном, держа в руках планшетку с бумагами, то и дело опуская на неё взгляд, но не склоняя лица. — Дополнительное финансирование и расширение, о которых говорил мистер Поттер, даст возможность упорядочить и облегчить процесс работы над делами, привести его к единой, универсальной формуле. Полная прозрачность деятельности, поддержание профессиональной репутации и безупречная компетентность каждого сотрудника в решении поставленных задач, как внутри отдела, так и в работе с внешними ресурсами — это то, к чему мы стремимся и что хотим видеть в итоге.       Внимательный взгляд не переставал шнырять с планшетки на лица сидящих.       Я старался слушать, но эти сухие фразы перебивались куда более занятными мыслями. Например, о том, как Поттер отвечал на вопросы про нового главу отдела: «ведутся переговоры». Такая таинственность уже тогда вводила в ступор. Ситуация с Фордом, которая хоть и не стала достоянием широкой общественности, должна была встревожить руководство, кто был в курсе, вплоть до министра. Может, поэтому на должность наняли кого-то из «крыс»?       Женщина, работой которой до недавнего времени было противодействие копам, теперь будет возглавлять отдел. Руководить людьми, чью суть, по словам Поттера, ненавидела. Какого чёрта?       Я смотрел на Поттера, безмолвно задавая этот вопрос, словно усилием мысли мог вложить его ему в голову. Он же выглядел спокойным и будто специально избегал смотреть на кого-либо, делая вид, что слушал болтовню новой руководительницы, хотя украдкой посматривал на часы.       Когда Ева закончила, сообщив, что сегодня в половину шестого состоится планёрка только для детективов, снова послышались редкие хлопки, а потом, когда Поттер дал сигнал расходиться, зал снова оживился, будто все только того и ждали.       Поттер, как и двое его спутников, оставался на месте, и они втроём переговаривались, ни на кого не глядя. Хотелось, чтобы он поймал мой взгляд, хоть и сам не знал зачем. Предыдущий опыт ясно дал понять, что Поттер сильно зависим от обстоятельств и тех, кто стоит выше него — может, даже больше, чем простой детектив или мракоборец. Возможно, что решение о назначении Евы в его подразделение просто навязано, и в силу неких факторов он просто ничего не смог с этим поделать.       Мы со Стюартом молча покинули зал в шумной массе сотрудников. Все вокруг говорили об услышанном — кто-то бурно радовался новому статусу, кто-то взволнованно болтал о Поттере, а некоторые детективы громко обсуждали новую начальницу. За то недолгое время, пока мы молча шли по коридору до лестницы, стало ясно, что личность Евы и то, откуда она пришла, не для всех в отделе являлось тайной; кое-кто уже имел с ней дело, и теперь щедро делился подробностями.       Толпа быстро редела, все расходились по своим рабочим местам.       — Значит, это та самая Ева Кэмпбелл, — сказал Стюарт. — Которая…       — Из «крысиного» отдела. Ага.       — Кто-то говорил, что она ненавидит копов. — Он невесело усмехнулся. — Но это назначение легко объяснимо.       Я лишь кивнул, не озвучив тот ворох тревожных мыслей, что настойчиво вертелись в мозгу. Причин опасаться грядущего у меня было предостаточно, и дело даже не в ненависти Евы к копам.             — Как думаешь, нам поэтому ничего заранее не сказали? Потому что она из «крысиного» отдела? — спросил Стюарт как бы в продолжение начатого разговора, когда мы заперлись в кабинете.       Он сидел за рабочим столом, я же на краю своего, всё ещё держась за услышанное в коридоре — народ новым положением дел оказался недоволен.       — Не знаю. Может быть.       Только теперь я снял очки и отложил их. Не в силах больше терпеть зуда в глазах, потёр их и не смог подавить зевок.       Прозрачность и компетентность — казалось, что это было не простое представление Евы о будущем отдела, а укор в адрес конкретных сотрудников, о которых она, как одна из «крыс», имела представление. Хоть единожды, но наверняка многие «перепрыгивали» пункты установленного департаментом регламента, скрывали мелкие нарушения, дрались и ссорились с коллегами, перебарщивали на допросах и делали то другое, из-за чего попадали в поле зрения отдела внутренних расследований. Сколько было того, о чём никто не прознал? А про репутацию и говорить нечего.       — Расскажешь, что такое было? — напомнил Стюарт. — Ты сказал «чёрт».       Я описал ситуацию с лифтом в мракоборческом центре, и Стюарт сочувственно поджал губы.       — А что она там делала?       Его слова застали врасплох. Почему-то я даже не задался подобным вопросом.       — Может, проверяла преподавателей. Не знаю, она мне не докладывала.       Я достал из внутреннего кармана бумаги — заявление на розыск Марка Гудмана — и ещё раз вгляделся в лицо на чёрно-белой фотографии. Казалось, эта угрюмая физиономия уже скользила где-то на периферии взгляда, но это воспоминание было связано с баром слишком уж тонкой ниткой.       — Может, разведаем, у себя ли Кэмпбелл? — спросил я, не отрываясь от живого портрета. — Или сначала выпьем кофе?       Зацикленное изображение гипнотизировало. Взгляд тёмных, близко посаженных глаз в камеру, поворот головы в сторону, всё по новой. Короткая стрижка, густые брови, короткая щетина. Прямой нос с раздувшимися ноздрями, напряжённая линия рта. Он выглядел как актёр из старого фильма, играющий роль сурового детектива. Разница только в том, что им он, вероятно, и был.       Стюарт не отвечал, и я посмотрел на него. Теперь он наблюдал за мной, заметив, похоже, и красные глаза, и синяки под ними. Его молчание и пристальное внимание — словно неозвученный вопрос, но я предпочёл не замечать.       — Так что, кофе? А потом сразу к ней. Не хочу ждать, надо действовать. — И помахал в воздухе листком с портретом.       — Выглядишь неважно, — сказал напарник, чем разрушил надежду, что обойдёт эту тему стороной.       — Плохо спал. Снился детектив и его подружка из тюрьмы. Жуткое дело.       Стюарт хмыкнул и качнул головой, и я позволил себе улыбнуться, чтобы окончательно поставить точку. Если с Гермионой вполне можно поразмышлять на подобную тему с видениями, пусть она и скажет, что «всё это бред собачий», то как заговорить об этом со Стюартом? Как он отреагирует на такие новости? Не хотелось, чтобы он каждый раз смотрел с беспокойством, как вчера в «Палубе», когда нужно думать о делах.       — Сначала кофе, — ответил он, сверившись со временем, — обсудим план действий.       А план оказался предельно прост: для начала найти тело Марка Гудмана. Стюарт резонно предположил, что приехавшая на вызов машина увезла его в ближайшую от бара больницу, где могли оказать неотложную помощь, каковых наверняка не так уж и много в том районе. А дальше по накатанной, есть тело — есть дело.       В приёмной начальницы пахло цветочно-пряными духами, словно она уже успела пометить доверенную территорию. Чего я ждал, стоя у двери кабинета, пытаясь собраться с мыслями? Наверное, непонимания. Придирок. Какого-то естественного отторжения — как отвергает здоровый организм всякое инородное вещество — на клеточном уровне.       Я перекинулся парой слов со Стейси, которая так и осталась на месте секретаря. Она доложила о нашем приходе, и очень скоро мы оказались приглашёнными войти.       В кабинете чувствовалась прохлада, тянуло из чуть приоткрытого окна за спиной Евы. Она что-то читала из простой коричневой папки. Наверное, материалы дела кого-то из детективов.       Не отвлекаясь, она сказала:       — Буквально минуту, пожалуйста.       Мы уселись напротив стола. Агент Кэмпбелл выглядела в этой ранее сугубо мужской обители на удивление гармонично. Вернее, было такое чувство, будто пространство подстроилось под неё, хотя ничего не изменилось; пусть даже её предшественники и были чуть ли не вдвое крупнее, Ева, казалось, занимала собой весь кабинет. И, похоже, чувствовала себя вполне комфортно, расслабленно откинувшись на спинку кожаного кресла.       Наконец она отложила папку, выпрямилась, и тут мы столкнулись взглядами. Только сейчас я понял, что оставил очки на столике в столовой, и вдруг ощутил себя голым, но деваться некуда. Подбородок Евы приподнялся, тёмные глаза мгновенно сощурились, в них мелькнуло что-то необъяснимо-превосходящее. Хватило секунды, чтобы стало понятно: она меня узнала. Возможно, именно эта мысль заставила её улыбнуться, но тут же явственно прикусить щеку.       — Детективы, — произнесла она хрипловатым голосом и приветственно, и как бы вопросительно.       — Драко Малфой и Стюарт Миллер, — подсказал я.       — Знаю. Что у вас за дело? — Ощутимо слышимый холодок в голосе.       Передав заявление о розыске, без подробностей я рассказал о найденной волшебной палочке в магловском баре и походе в лавку Олливандера, последующем открытии того, что владелец может быть мёртв. Стюарт рассказал о своём предположении, куда могли увезти Марка из бара и план его поисков. Ева слушала, глядя в одну точку и лишь изредка моргая.       — Что ж, неплохо, очень оперативно. Да ещё и личное время потратили.       Прозвучало это как одобрение, хотя тон был всё таким же.       — Вам не показалось странным, что кто-то потерял волшебную палочку в месте, где оказались вы? Возможно, в тот же день?       — Я не уверен, что палочка оказалась там в тот же день, — быстро сказал я. — Надо узнать больше.       Она чуть запрокинула голову, а потом кивнула, ничего не сказав. Что ж, вывод очевиден. Такая вещь, как палочка, не смогла бы пролежать в общественном месте долго, рано или поздно привлекла бы внимание. Но предположения по поводу личности Гудмана, сделанные на основе выводов Джери Олливандера, пока стоило оставить при себе. Судя по молчанию Стюарта, он был того же мнения.       Она снова обратила взгляд на ориентировку и заявление о пропаже. Кабинет погрузился в тишину, слышался только тихий городской гул из приоткрытого окна.       — Хорошо, — наконец выдала Ева, вернув бумаги. — Что ж, тогда ищите тело. Как я поняла, вы уже знаете, что делать, — она посмотрела на Стюарта. — И поговорите с заявителем, Честером Додсоном, как можно скорее. Он или кто-то из родственников должен опознать его. Сегодня на планёрке буду ждать как минимум вашего устного отчёта о проделанной работе.       Я с облегчением выдохнул, правда, бесшумно. Всё прошло более или менее мирно, разве что этот пронзающий насквозь взгляд, когда она впервые посмотрела на меня. Но это сущие мелочи. Сейчас хотелось одного — убраться отсюда подальше, что я почти успел сделать.       — Детектив Малфой, можно попросить вас задержаться?       Всё внутри сжалось в комок — так смертельно хотелось закатить глаза. Нежели она заведёт речь о той ситуации в лифте?       Стюарт ушёл, а я сел обратно на стул, всем видом показывая спокойное недоумение. Тушеваться смысла не было.       Она глядела на дверь, сложив перед собой руки, и явно прислушивалась, дожидаясь, пока Стюарт окончательно покинет приёмную. Я смотрел на неё эти несколько секунд и сделал два вывода: Еве около сорока лет, хотя издали казалась моложе, а также то, что совсем недавно она сняла кольцо, которое носила долгие годы; бледная полоса на пальце левой руки всё ещё заметна невооружённым глазом.       — Как я уже сказала, — заговорила Ева, переведя на меня взгляд, — я намерена поднять отдел на новый уровень и не допущу того, что случилось под руководством вашего прежнего начальника.       Она замолчала. Давала время переварить сказанное? Будто оно нужно мне, непосредственному участнику тех самых событий. Лишним было бы говорить о несогласии или желании повторить, как было очевидно, по какому пути пойдёт этот разговор — их случалось слишком много, и эту дорожку я знал как самого себя.       Но Ева по-прежнему молча глядела на меня. Может, ждала какого-то ответа?       — Отличная инициатива, мэм.       — Ко мне следует обращаться «агент» или «агент Кэмпбелл».       Немного помолчав — слова нашлись не сразу — я произнёс:       — Отличная инициатива, агент.       — Буду говорить прямо. Естественно, я наслышана о вашей репутации. Я знаю, кто вы и как попали в отдел. Подозреваю, что и вы знаете, кто я и откуда пришла, и для вас не станет открытием, что мой коллега, агент Картер, рассказал о своём опыте с вами.       Я не удивился ни одному из слов, но сердце всё равно забилось быстрее. Скорее из-за злости, из-за упоминания Картера. Стоило ли надеяться, что он использовал хоть одно хорошее слово в той беседе? Этот старый хмырь доставил всем нам целый ворох неприятностей, да и сейчас не упустил бы шанса поквитаться. Именно по его милости меня отстранили от работы над предыдущим делом.       — Понятно. — Я мельком глянул на часы, надеясь, что она поймёт этот жест. — Мне что-то ещё нужно знать?       Ева выдавила улыбку, и на миг подумалось, что это обман зрения. Однако хриплый голос зазвучал чуть теплее:       — Мне известно, как вы проявили себя в последнем деле. Думаю, понятно, что ещё есть над чем работать… — Тут её взгляд остановился на моём покалеченном глазу; хотелось отвернуться, но я сдержался. — Но это была действительно хорошая работа, иначе за вас не стали бы заступаться.       Заступаться. Речь снова про Поттера? Слова эти заставили выпрямить спину.       — Не скажу, что я вам доверяю как сотруднику, но с другой стороны — я давно поняла, что не стоит доверять никому из вас. Привычка скрывать ошибки и недоговаривать ничего хорошего не приносит.       — В нашей работе не всегда получается соблюдать правила.       — Не спорю. — Её рука взметнулась к лицу, пальцами она провела по подбородку. — Но в этих случаях детективы не хотят доверять тем, кто призван следить за порядком внутри системы, кто в состоянии помочь и защитить, если потребуется. Откуда же возьмётся взаимность?       Вопрос повис между нами в прохладном воздухе. Ева будто бы и ждала ответа, и нет; казалось, те паузы, что она делала между предложениями, существуют не для ответной реплики, а для осознания сказанного ею.       Всё это до тошноты напоминало отвратительную попытку Картера вызнать информацию о Грейнджер, правда метод Евы куда более изощрённый. Но те же ужимки с претензией на одобрение, тот же смысл слов, та же схема — заставить сомневаться, пошатнуть установленные в отделе догмы. Провалиться мне на этом месте, если кто-то по своей воле хоть когда-нибудь сообщал о промахах «крысам».       — Не думайте, что я намерена избавиться от вас или ещё кого-то из-за… скажем, личного восприятия, — продолжила Ева, решив, видимо, что дала достаточно времени понять сказанное. — Нет, мне это не нужно. Этот отдел настоящая находка, как и люди, которые здесь работают. Но я буду тщательно следить за происходящим. И буду следить за вашими действиями, как и за действиями остальных. Это то, о чём я говорила на собрании. Прозрачность — залог доверия.       — Я вас услышал, агент. — И сделал попытку привстать, но Ева приподняла руку.       — Главное — чтобы вы меня поняли. Мы играем в одной команде и друг другу не враги. Я донесу это до каждого.       — Начать с меня — очевидное решение?       Я усмехнулся. Как ни странно, это осталось проигнорированным.       — Как можно догадаться, я часто сталкивалась с любителями нарушать правила, — продолжала Ева. — Как и с теми, кто действует по наитию и доверяет интуиции больше, чем протоколу. И порой даже здравому смыслу.       Пауза. Мы смотрели друг на друга, словно играли в гляделки, и у Евы явно было преимущество — моргать ей как будто бы и не требовалось.       — Ошибки случаются, это неизбежно.       — Я и не призываю безоговорочно следовать правилам. Я хочу, чтобы вы поняли разницу. — Она склонила голову набок, как обычно делают перед неким внушением. — Можно приготовить салат по рецепту: взять верные ингредиенты, соблюсти их пропорции, но добавить соль и специи по собственному вкусу. На выходе вы получите отличные ланч. Но можно взять что попало и как попало, и тогда ни один соус не спасёт блюдо, оно будет окончательно испорчено. Понимаете?       Наверное, в этом странном сравнении жизненных обстоятельств с салатом и была вся суть разговора. Такие, как Ева, делали из всего лишь задачу, требующую решения. Была ли она в полевых условиях, чтобы так рассуждать? Утверждать, что любую ситуацию можно подогнать под некий единый стандарт?       — А я слышал, что если готовишь с любовью, то рецепт не нужен, — ответил я, приукрасив слова подобием вежливой улыбки.       Ева вскинула бровь, вернув ухмылку. Всё это её ни капли не обмануло.       — Всё, что сделано с любовью, заведомо хорошо? — с явным сомнением произнесла она, мгновенно скрестив на груди руки.       — Разумеется, нет, но ошибки вырабатывают опыт, — сказал я уже серьёзно. — Появляется простор для оригинальных импровизаций.       — А если ваша импровизация будет стоить кому-то жизни?       — Мы ведь уже не о салате говорим?       — Мы говорим о том, — она поднялась на ноги, явно ставя точку, — что попустительства больше не будет.