Чудеса и кошмары. Заозерье

Выходные удались на славу: в соседней деревне Борис разжился не только едой, но и новой порцией слухов о своих соседях. Правда теперь россказни больше веселили, чем настораживали — чего только люди не придумают! Туда он уехал утром, с попутной телегой, а возвращаться предстояло пешком. Жара еще не успела разгореться, а солнце перевалить за полдень, но пекло изрядно, так что парень не стал надолго отвлекаться и бодро зашагал назад по пыльной дороге. Собрание у собственного крыльца он заметил издалека: возглавляла его вчерашняя знакомая Ленка, опиравшаяся локтями на руль велосипеда и несколько снисходительно наблюдавшаяся за кутерьмой вокруг — её окружала стайка местных ребятишек. Те, что помладше, смотрели на «чудо техники» с открытыми ртами, те, что постарше важно кивали и вставляли какие-то замечания, а сосед Пшон деловито тыкал пальцем в каретку на заднем колесе и что-то рассказывал про понижение передачи, хотя его, как будто, никто не слушал. Бориса заметили только когда он подошел вплотную. — Пациенты? — спросил он, специально понизив голос до сурового баса, — Кто первый к врачу на укол? Детвора забегала и заголосила, шутливо визжа и прикрывая мягкие места ладонями. Впрочем некоторые, что отбежали подальше, умудрились попасть голыми ногами в крапиву и орали уже по-настоящему, внося еще большую сумятицу в нестройные ряды «пациентов». Девчонка смущенно поздоровалась. Пшон выпрямился, что-то невнятно промямлил и протянул для приветствия ту самую руку, которой только что тыкал в пыльный велосипед. Потом видимо догадался о причине заминки, тоже смутился, вытер ее о штаны, поздоровался и поспешил к своему дому. Ленка перекинула на седло довольно объемистый рюкзак и достала из него литрушку меда — свежего, тепло-янтарного, не откачанного, а просто срезанного в посуду вместе с восковыми крышечками. — Михаил Прокофьевич просил извиниться, — она протянула банку Борису и тот машинально взял, — что вчера не рассчитался по-человечески. «Это отца она что ли по имени-отчеству?» — озадачился парень, — «Как же тогда «по-человечески»?». — Спасибо, — смутился Борис, — Котят жалко. С кошкой все нормально? — Да все нормально с котятами. И с кошкой тоже, вы не думайте, что мама со зла ругалась, она просто за Лору переживает, а ждали мы Зиновия Савельевича, а не… — Практиканта, — с кривой ухмылкой закончил за нее Борис. — Ну… не, — замялась Ленка. Врать она не умела, а мама именно так и сказала, — А ты где раньше работал? Ой, ничего, что я на ты? — Ничего, практику проходил в «Светлом пути», — Борис кивнул за правое плечо, — а так я же только после института. — Института? — удивилась девушка, — Там же на фельдшеров не учат?! — Видимо поэтому меня и оформили практикантом. — Так вот почему мама предлагала для тебя конспекты захватить… — девочка ойкнула, — Я думала она ехидничает, я ведь сама хотела к тебе на практику проситься! Борис попытался пожать плечами, но их оттягивал рюкзак с продуктами, а руки были заняты банкой с медом. — Может чаю? — Нет, спасибо, мы купаться собирались. — Купаться, купаться! — снова заголосила незаметно стянувшаяся назад детвора. — Тогда до встречи? — До встречи! — детвора уже ринулась с горки вниз, к плотине и гостья поспешила тоже вскочить в седло. — Я тебе на следующих выходных конспекты привезу! — крикнула она напоследок. Борису только и оставалось, что покачать головой и идти в дом. Там он рачительно внес в журнал приема кошку с котятами, а в кассу СББЖ сумму за ее прием по государственному прейскуранту. Мед отправился на кухонный стол за печку, а одобрительно урчащий кот дождался наконец своей доли комиссионных. — Надо будет тебя кастрировать, раз ничейный — пробормотал Борис, пытаясь погладить кота, лижущего сметану. «А ты сначала поймай», — красноречиво ответил кот, мгновенно уклонившийся от руки и скрывшийся под печкой. На следующий день, еще до обеда, дети уже снова плескались по ту сторону запруды — как будто и не уходили. Ленки с ними было не видно. Те, что помладше держались края, те что постарше сигали в озеро с мостков или и вовсе ныряли в бурлящий поток прямо с плотины — вместе с неровными струями бомбочкой прыгали в узкую каменистую чашу перед бродом. Впрочем, последних похоже уже вразумила полная женщина с ивовым прутом в руке — парнишка постарше припустил по гребню плотины на другую сторону, второй, обдирая руки и размазывая сопли уже лез на берег, преследуемый гневным взглядом опекунши и ревом младшей сестры, вытянутой из воды за компанию. Борис не стал присоединяться к оставшимся — сбросил полотенце и одежду на привычном месте у приметной коряжки, похожей на уснувшего и поросшего осокой дракона. Именно здесь всегда останавливался дед Савельич, когда Борис, ещё дошкольником, оставался у него на летние каникулы. Наверное по старой памяти парень и выбрал для купания это место с неприметным резким заходом в воду, спинами «драконов» поросшими травой и цветами, и детскими воспоминаниями о сказках деда. Как и Савельич, он предпочитал плавать вдоль течения, ближе к середине неширокого русла, где было поменьше тины. Только вот в будни не рисковал сплавляться далеко, помня, что возвращаться придется против течения, а в честь выходного решился на более продолжительный заплыв. Течение казалось не таким уж сильным, но заметно сносило прочь от озера. Расслабленно бултыхаться на поверхности мешали еще и слепни, сновавшие туда-сюда и норовившие сесть на нос или влететь в глаз. Борис пару раз нырнул, чтобы гнус потерял его под водой, а вынырнул уже у изгиба реки: там русло опять становилось уже, берега выше, а течение стремительней. Зато в заводях слева и справа от него цвели белоснежные кувшинки, а вокруг летали уже только стрекозы. С этого места открывался и вид на заветную тропинку от хутора, которая не далась ему прошлый раз — с обеих сторон она также была обсажена живой изгородью, а в склоне вырезаны ступени, отделанные деревянными порожками. Лестница оканчивалась мостками. На них, опустив голову с распущенными косами, сидела Лиля. Борис издалека не мог разглядеть лица, но то ли из-за позы, то ли из-за неожиданно старомодного закрытого купальника она показалась ему старше, чем в день первого знакомства. Озорная мысль развеселить девушку закралась в голову и не хотела ее покидать. Он снова нырнул и парой сильных гребков подплыл ближе, но удержался от того, чтобы сразу окликнуть. Лиля его не замечала и в голову ему пришла более удачная идея — сначала нарвать для нее букет. Борис снова нырнул и, путаясь в неприятно щекочущих жёстких водорослях и ряске, пробрался к заветным кувшинкам. Вот только стоило ему потянуться к первому стеблю, как воздух взорвал резкий звук выстрела, а по воде, недалеко от того места, где он нырнул, стегнула плеть картечи. Обострившийся в ожидании опасности слух позволил различить глухой топот вниз по лестнице и знакомый мужской голос: — Цела? Пойдем отсюда, теперь и здесь всякая шваль шляется. Что ответила девушка Борис не расслышал, но рвать для неё кувшинки резко расхотелось. Назад, вопреки планам выйти на берег если выдастся удобное место, парень вернулся тем же путем. Плыть против течения было тяжело, а каждая минута отдыха отбрасывала на пять минут назад. Через час он почувствовал себя полным дураком и только дождавшееся под присмотром травяного «дракона» прогретое солнцем полотенце вернуло ему расположение духа. Колотящееся сердце быстро успокоилось, мышцы налились приятной усталостью, а произошедшее стало казаться забавным приключением. *** На следующий день Борис столкнулся с Сивым совсем при других обстоятельствах. Только-только рассвело, а во дворе уже голосил местный мальчишка лет семи, кажется уже знакомый по Ленкиной «свите». — Дядя врач, дядя врач! К вам пациента везут! — Иду, иду, — нарочито бодрым голосом откликнулся он. Наступила долгожданная тишина, но подстегнутый адреналином парень не мог дальше нежиться в постели и стал спешно одеваться. Ребенок все еще стоял опершись на перила, босой, со встрепанными волосами, мокрый по грудь и запыхавшийся, но Борис успел одеться и выйти на крыльцо, чтобы заметить что к дому движется знакомый «Белорус». С трудом протащив прицеп через брод, он медленно но верно, пыхтя и обтекая как будто тоже устал, подъехал прямо к СББЖ. Из узкой кабины, непонятно как вмещавшей и самого тракториста, вылез ещё один мужик примерно той же комплекции, а следом они спешно, но аккуратно сняли с телеги третьего — высокого, худого, с копной рыжих волос, густой бородой и заметно красным носом. Борис уже видел его в селе, но имени не запомнил. Мужика несли на скрещенных «стульчиком» руках, отчего происходящее напоминало игру в зарницы. За одним исключением — на землю перед крыльцом, следом за ними как будто клюкву рассыпали. Вот только клюква быстро впитывалась в пыль, окрашивая ее бурым. — Эй, я людей не лечу, — привычно возмутился Борис, когда мужики сгрузили свою ношу на крыльцо и он увидел причину кровавой капели — штанина на одной ноге была взрезана на всю длину голенища сапога и до колена, а вместе с ней и кожа до кости. Чуть выше нога была добротно перетянута поясом, вместо жгута. — Давайте к доктору его. В медпункт. — Парень, — это я доктор, — хрипло проворчал рыжий — шей давай, иголка с ниткой то хоть у тебя есть? Борис наверное изрядно побледнел, потому что тот сразу смекнул: — Первый раз что ли? Да ты не бойся, я подскажу. Дальше стало не до разговоров. Врач был двужильный, не иначе, — за все время всего лишь пару раз порывался потерять сознание, несмотря на то, что местная анестезия явно не справлялась, подсказывал, когда непривычный к делу Борис терялся не зная, можно ли сшить сосуды или надо просто наложить лигатуру. Виктор неожиданно остался ассистировать молодому ветеринару, сноровисто подавая иглы и зажимы; прижимая тампоном незамеченный вовремя и стрельнувший кровью при снятии жгута крупный сосуд; придерживая края расходящейся раны, когда Борис уже негнущимися пальцами вязал узлы на последних швах. Он же ловко вырезал дренаж из трубки от капельницы. Сам бы Борис непременно об этом забыл, если бы ему вовремя не напомнили, чем опасны такие раны. Когда все закончилось, парень, все еще действуя на автомате, но уже куда более уверенно, замотал кривоватые швы аккуратной бинтовой повязкой. Доктор обессиленно обмяк. Виктор мрачно и сосредоточенно мыл руки. Когда умывальник чихнул последней каплей и иссяк, мужчина бросил мрачный взгляд на практиканта и вышел. Вскоре мужики притащили деревянные с брезентовым полотном носилки и транспортировали на них обессиленного пострадавшего прямо до дома. — Его бы в больницу лучше, — как-то неуверенно прокомментировал мрачное сосредоточенное пыхтение мужиков шедший рядом Борис — доктор несмотря на кажущуюся худобу легким не был, но несмотря на это соседи бодро внесли больного сначала в приемный покой, а затем куда-то в жилую часть дома. Борис ретировался с порога под причитания бабок и теток, скопившихся в очереди к доктору. Стало ли им жалко мужика, или самих себя, после того, как они догадались, что приема не будет, Борис не понял, но наскоро открестился от продления исполнения роли терапевта. Очень хотелось выпить, но алкоголь в доме запасать он и не думал, а до ближайшего открытого магазина было километров пятнадцать. Решительно поднявшись с кушетки, Борис намешал себе в стопке каких-то сердечных настоек из запасов деда Савельича и залпом проглотил. Скривившись «Ну и дрянь!», поскорее запил водой, зачерпнув кружкой прямо из ведра, и присел на кушетку в приемной. Откуда-то объявился кот. На вид он лоснился, но на ощупь все еще был худым и костлявым. И чего, спрашивается, мышей не жрет? Молоком и яйцами сыт не будешь, а на мясо Борис еще и себе не заработал. — На рыбалку что ли сходить? — подумал парень вслух. Коту эта идея понравилась больше предыдущей, он заперебирал лапами, заурчал. Новоявленный хозяин бесцеремонно сгреб его в охапку и откинулся на кушетке. Успокоительные настойки (или скорее просто усталость) наконец дали о себе знать и Борис, обняв кота, задремал. Так его и нашли вечером, когда кто-то из соседей, отчаявшись стучать, толкнул в незапертую дверь. Борис, наконец очнулся, понял, что странный потусторонний свет в доме — отсветы заката. Надо же — проспал весь день! — Доктор помирает, пошли, — сказала незнакомая женщина, в красноватых отблесках похожая на моровую вестницу, но тоже оказавшаяся вполне материальной. Убедившись, что фельдшер проснулся, она первой вышла на крыльцо. Растерянный Борис молча последовал за ней, спросонья щурясь на закатный диск и толпы мошкары, танцующие над дорогой. Дом доктора, как и его собственный, был разделён на две половины — приемную и хозяйскую, только вот вторая оказалась больше и обжита ни в пример лучше. Больного положили на террасе, окна были плотно закрыты и зашторены, так что безвольно обвисшая тюль решетила закатное зарево, создавая на полотнах гардин сюрреалистические узоры. Пахло чем-то смутно знакомым, осенним, тяжелым, в воздухе даже чудился белый дым. — Это зачем? — Удивился Борис, наконец заметив источник вони и дыма — тлеющую ветку, воткнутую в чашку с песком. — Так от комаров жи, — возмутилась приведшая его женщина. И что за баба? Теща что ли докторская? Для жены вроде старовата. Сам врач был накрыт не менее неуместным среди жары пуховым одеялом. — Вот что ему далось это сено, — продолжала ворчать женщина, — как будто без него не скосят, чай не один мужик в деревне. Борис, не обращая внимания на ворчание, внимательно изучил таблетки небрежно брошенные на тумбочке у кровати — две пачки разных болеутоляющих его не удивили. Не удивили и жаропонижающие, очевидно, позже принесенные женой или тещей: цвет лица доктора сравнялся по тону с его ярко-рыжей бородой, испарина то и дело стекала по лбу и вискам, а дыхание было тяжелым и хриплым. — Я же говорил, в больницу надо, — огорченно посетовал Борис, стаскивая с пациента одеяло, слишком тяжелое и теплое даже для здорового. Доктор хрипло, как будто облегченно, вздохнул, но не очнулся. Плохой сигнал. Вопреки ожиданиям Бориса под размотанной повязкой не было страшной вздутости с синюшным отеком. Стекающая сукровица, конечно пропитала повязки, но в целом рана выглядела вполне чистой, только от швов в стороны расходились неровные красные пятна. — Похоже на аллергию, — неуверенно предположил Борис. — Что? — переспросила тетка. — Аллергия, — чуть громче заявил ветеринар, выпрямляясь. Попал в облако антикомариного кумара и закашлялся, — Сенная, блин, лихорадка, уберите уже эту дрянь! — он обличающе ткнул в чадящую ветку, докторская теща скривилась, но «дрянь» вынесла за порог по пути не переставая ворчать про сено, лихорадку и то, что будет с семьей, если кормилец так бесславно погибнет во цвете лет. В открывшуюся дверь террасы заглянула ее более молодая копия, нервно тискающая в руках платок — докторская жена. — Он поправится? — тихо спросила она, так и не рискнув войти в дверь. Борис хотел ответить что-то грубое, на тему того, что стоило сразу слушать и везти в больницу, а теперь поздно причитать, но увидел выглядывающую из-за мамкиного подола троицу рыжих, в отца, ребятишек и сдержался. — Если мы приложим к этому усилия — выдал он наконец более тактичный вариант. Сеть на мобильном по прежнему бездействовала. Понадеявшись на удачу, он набрал телефон экстренных служб. После непродолжительного треска в динамиках, послышались гудки, а чуть позже ответил оператор. Быстро выяснив суть проблемы и место расположения пострадавшего переадресовал на районную «скорую помощь». — Какой у вас номер дома? — уточнил Борис у вернувшейся тещи. — Семьдесят первый, — с ее лица можно было бы писать портрет «скепсис» и вскоре Борис понял почему. — Утром направим к вам бригаду, — ответила оператор «неотложки», получившая данные пациента и точный адрес, и попрощалась. — Постойте, — опешил Борис, — а если он до завтра помрет? — Ну вы же оказали ему первую помощь, — равнодушно ответили в трубке. Теща сплюнула через плечо и яро перекрестилась. Жена побледнела еще больше и кажется, платок оказался не только скомкан, но и закушен. Борис отвернулся к окну. — Да, но я ветеринар, а не человеческий врач! Оператор помолчал. — Какой ближайший к вам населенный пункт? — Колхоз «Светлый путь». — Это не наш район. — Я знаю. И что теперь делать? — Можете попробовать самостоятельно доставить пострадавшего в приемный покой… Сейчас у нас бригад нет, утром выйдет новая смена, сразу отправим к вам. — Ладно, попробуем. — Так что, отменять вызов? — Отменяйте, — решился Борис. — Будем искать, кто отвезет его до «Светлого пути», там и фельдшер должен быть, и скорую можно вызвать, — ответил он на недоуменные взгляды родственников доктора, после того, как положил трубку. — Да кто ж его повезет то? — всплеснула руками теща, — С этой сенной лихорадкой все с ума посходили! — Чего-нибудь придумаем. Где фельдшерская аптечка? Теща провела его в ту часть дома, что служила врачу кабинетом для приема. Шкафчик с лекарствами обнаружился тут же. Он, как и положено, был закрыт на замок, но ключи лежали рядом, на книжной полке. Борис без труда нашел антигистаминное, но подумав, отыскал еще и антибиотики. Они оказались на грани срока годности — лекарства наверное давно не закупали, — но все же были. После второго укола, очевидно болезненного, врач пришел в себя. Раскрыл глаза и рывком попытался сесть на постели. Увидел Бориса и откинулся назад на подушки. — Все так плохо? — он все еще хрипло дышал, слова давались ему с трудом. — Нормально, сейчас в больничку поедем. Идти сможешь? — Скажи еще сплясать, — хмыкнул рыжий и снова закрыл глаза. — Хоть простынь ему принесите, жарко же под одеялом. И документы соберите, я пойду до старосты, пусть ищет, кто отвезет, раз сами не смогли. Теща сноровисто, жена испуганно кинулись выполнять поручения. Причем вторая смотрела на Бориса с такой надеждой, что от накатившего липкого чувства ответственности стало тошно. Староста добросовестно обошел с Борисом все дворы, в которых имелся хоть какой-то транспорт крупнее велосипеда: хозяин одного после уборки сена напился вдрызг и спал, другой «сам в вечор ось на броде сломал» и раньше утра чинить не собирался, у третьего «в ночь кобыла не пойдет, ты же знаешь», а сам староста владел только «малой двуколкой», которая для больного никак не подходила. Парень уже собирался идти на поклон к Виктору, но тут староста то ли устыдился, то ли испугался: живо нашел свободную телегу и собственноручно запряг в него своего жеребца. Доктору как будто немного полегчало, мужики вдвоем довели его до телеги и положили на все то же утреннее сено, заботливо застеленное покрывалом. Теща доктора сунула следом баул с одеждой и, отдельно, папку с документами, жена вынесла тряпичный узелок с какой-то снедью и, не решаясь нормально попрощаться, махнула рукой и поспешила в дом — укладывать хнычущих детей. Борис подгреб кучу сена к борту, чтобы не затекли ноги, и сел рядом с больным, староста подхватил вожжи, цыкнул коню и они тронулись. Теща кричала вслед «Во вторую больницу не едьте» и что-то еще. Непривычный к телеге вороной старосты косился и шел неровно, но ходко и тещу скоро стало не слышно. Когда добрались до колхозного фельдшерского пункта, там конечно уже никого не было. На крыльце горел желтый дежурный фонарь в сетке, вокруг него вились мотыльки, привычный поселок казался вымершим и неуютным. К счастью Николай Петрович знал где живет здешний фельдшер — телега остановилась перед двухэтажным кирпичным домом на несколько квартир и староста скрылся в одном из подъездов. Борис остался ждать в телеге, бестолково сграбастав кинутые ему вожжи. Врач спал. Кузнечики надрывались в палисаднике, конь нервно вздрагивал, тряс упряжью, гоняя комаров и парень подумал, что если тот понесет, то остановить его он пожалуй не сумеет. Но жеребцу тоже было уютней в круге света от дворового фонаря и он стоял, стойко перенося укусы, лишь прядая ушами в ожидании знакомого голоса. Хозяин его скоро появился вдвоем с полной добродушной женщиной, Борис кажется встречался с ней где-то, но где — вспомнить не смог. Больного разбудили, еще раз осмотрели ногу и смерили температуру, напоили сладким чаем. Никакого смысла тащить его домой к коллеге не было и все трое остались дожидаться скорую прямо на телеге. Бригада приехала через пару часов, когда уже начало светать. Бориса и Николая Петровича уже клонило в сон, а раненный наоборот слегка оправился и выспался. Даже перекинулся парой профессиональных шуточек, с приехавшими коллегами и сел в карету скорой при помощи одного лишь Бориса. — А ты вроде и ничего парень, хоть и не местный, — ни с того ни с сего обронил староста сонно нахохлившемуся Борису, когда они уже возвращались назад в Заозерье. Борис натянуто улыбнулся. — Это значит, что можно меня из стажеров в штат перевести? — нахально уточнил он. Староста задумчиво посмотрел вдаль и пожевал губами. Борис тоже молчал, глядя на фиолетовую со ржавчиной полоску зари, чуть правее дороги. Предрассветный холод полз под легкую рубашку, делая молчание еще более неуютным. «Наверняка думает к чему придраться, чтобы отказать», — отрешенно подумал парень. — Ты зачем с Клавдии Ильиничны денег взял за кроликов? Такого вопроса Борис не ожидал. Ничего лишнего со старухи он не брал, но видимо та считала иначе. — За осмотр по тарифу сто семьдесят рублей и за десять таблеток «Метронидазола» восемнадцать девяносто, все строго в кассу. Все-таки сдохли что ли? Чего не так? — мрачно уточнил он. — Да нет, вроде поправились, — староста озадаченно почесал висок, — но деньги с односельчан брать, не по-людски как-то. Борис окончательно отчаялся понять собеседника. — Бесплатно что ли лечить? Ну оклад, допустим, мне и с пустой кассой заплатят. Но лекарства то я откуда брать буду? На свои покупать? — Зиновий Савельич никогда денег не брал, — почти обиженно ответил староста. Было видно, что разговор дается ему тяжело. Он даже попустил вожжи и жеребец, почуяв близко дом, понесся резвой рысью. Телегу трясло, Борис сильнее вцепился в дощатый борт. — Понятно отчего у него в аптечке один анальгин да глюкоза. Небось советские еще, — вполголоса заметил он, чтобы не сорваться. Староста поджал губы и молчал почти до самой деревни. — Ты мне список раз в месяц приноси, что купить нужно, — наконец решил он, когда мимо уже замелькали знакомые дворы, — а с заозерских не смей денег брать, слышишь? — Слышу, — отозвался Борис. Староста довез его почти до крыльца вет. станции. — Если что отремонтировать надо, тоже говори, мы ж тут свои все, сообща. Починим. Да и от подарков не отказывайся. У нас тут так принято. Все по-людски. Чай не звери. — Натуральный обмен, значит? — уточнил Борис, слезая с телеги. Отшибленный зад гудел, но голова отзывалась сильней. — Могли бы и сразу сказать. — Да кто ж знал… Борис подумал, что продолжение у этой фразы было «что ты больше пары дней здесь продержишься», но уточнять не стал. — Хорошо. С заозерских только натурой, запомнил. Николай Петрович снова неодобрительно поджал губы, но комментировать не стал: развернул коня под уздцы и пешком пошел к своему дому. Борис посмотрел на выползшее из-за горизонта солнце, на отряд косарей, весело переговаривающихся на пути к броду, махнул рукой и пошел досыпать. Все равно рыбалка сорвалась.