Мелкая
Марк спину сорвал на трене
17:58
Стоянову ни слова, что ты знаешь. Я думаю, он не хотел, чтоб это до вас с Темычем дошло, иначе бы сам рассказал
18:00
За нас не переживайте, справимся) обещаю. С вас золото, не забывай))
18:03
Марку — скорейшего выздоровления и большой привет. Золото жди, без него не уедем)) 18:10 Юля подавляет вызванную этой короткой перепиской горькую усмешку, тень которой всё равно проносится по губам, как бы она не старалась удержать её в себе. Они вчетвером были на полном серьёзе уверены, что до этой олимпиады доберутся вместе, боялись до ужаса, что золото, которого достойны все, но которое получат только одни из них, разрушит те дружеские взаимоотношения в их четвёрке. Не разрушит. Тот факт, который должен радовать, сейчас отчего-то дико огорчает. Паршута отгоняет от себя назойливую мысль: ругаться с сокомандниками, даже близкими людьми, если хорошо подумать и отбросить излишки эмоций, — последнее, что ей хочется в этой жизни. Ксюша с Артёмом золото этих игр заслуживают едва ли не в разы больше, чем они с Марком: сказывается опыт и в танцах в целом, и на международной арене в частности. — Юлия, — раздаётся над головой, вынуждая её подскочить на месте от неожиданности, — можно с Вами переговорить насчёт Марка? — Да, конечно, — Юля храбрится, сжимает губы в тонкую полоску, лишь бы не выдать убитого в конец морального состояния. — Что-то не так? — Не здесь, — женщина — Паршута пытается напрячь извилины, чтоб вспомнить имя, но тщетно — мягко подталкивает её в свой кабинет, заботливо усаживая на стул и наливая в стакан воду. Девушка благодарно кивает, залпом осушая ёмкость. — У Марка разрыв связок поясницы. Штука крайне неприятная, но не самая ужасная. Грыж и смещения позвонков, к счастью, удалось избежать, так что обойдёмся без хирургического вмешательства. Облегчённый вздох Юля сдержать даже не пытается. — А что сейчас по назначениям и вообще дальнейшему лечению? — со всей серьёзностью, которой она до этого ни разу у себя не наблюдала, уточняет она. — Массажи, лечебная физкультура. Могу дать контакт хорошего мануального терапевта. Он много со спортсменами работает, отзываются о нём на пять из пяти, — врач мягко улыбается стойкому оловянному солдатику, которого она сейчас видит в сидящей перед ней девочке-подростке. Юля эту улыбку отзеркаливает — отражение, к её стыду, выходит кривее ожидаемого. — Для снятия болевых ощущений анальгетики — мази, таблетки, уколы… впрочем, кому я об этом рассказываю, лучше меня знаешь, что использовать для обезболивания. — С этим разберёмся, да, — отрешённо соглашается она. — А сейчас он где? — В палате под капельницей. Пока под действием обезболивающего. Всё в пределах разрешённых для вас препаратов, не переживай, — заметив испуганный взгляд, поясняет женщина. — Понаблюдаем до утра, потом советую в реабилитационный центр обратиться. — Да-да, конечно, — точно китайский болванчик кивает Юля. — Беги уже, — раздаётся смех в ответ. — Третья дверь справа. Пятая палата. — Спасибо. Весь настрой и напускная храбрость, надеваемые как маска там, в коридоре, пропадают уже на входе в палату. Паршута замирает перед дверью, боясь надавить на ручку и зайти внутрь. — Ну привет, старичок мой, — желание увидеть Марка всё же пересиливает, и Юля, вымученно улыбаясь, стирает с лица излишние переживания, заходя в палату. — Привет, — голос звучит сухо, да и улыбается Тишман словно без особого желания — так, точно ему неприятно всё, начиная от ноющей боли в спине, пробивающейся сквозь действие анальгетиков, и угнетающих больничных стен, заканчивая стоящей на пороге Юлей и всей его жизнью. Перед глазами сейчас проносится вся спортивная жизнь, заканчивать которую так рано не хотелось, даже несмотря на множество неудач, падений и травм. — Как ты? Как спина? — девушка его состояния словно не замечает вовсе. Тихой поступью подходит к кровати, усевшись на её край, и цепляет его руку своей, ободряюще сжимает. — Жить можно, — всё с той же сухостью бросает он, мягко высвобождая ладонь. Сердце падает в пятки. — Марк, ты чего? — голос еле заметно подрагивает, а в уголках глаз собираются слёзы. Повисшая тишина давит ничуть не слабее, чем больничные стены. — Может, ты встанешь в пару с другим, пока не поздно? — внезапно выдаёт он, сжав губы в плотную линию. — Как раз успеете скататься к началу следующего сезона. Юля почти физически чувствует, как челюсть встречается с полом. — Нет, — отрезает Паршута. В глазах загораются недобрые огоньки — Марк под этим взглядом сильнее вжимается в кровать, мечтая провалиться под землю. Возражать Юле — опасно, говорить подобную ересь — опаснее в разы. — Я сделала этот выбор три года назад, сделаю и сейчас. Я без тебя на соревновательный лёд не выйду, понял? Мы вместе начали этот путь, а если вместе, то до конца. И мне плевать на этот пропуск международки в этом сезоне, слышишь? На то, что на том льду сейчас нет нас. Это не наши соревнования, не наш триумф… — А как же твоя мечта об олимпиаде? — еле слышно интересуется он, боясь и слово вставить в её монолог: перебивать Юлю в такие моменты чревато серьёзными последствиями не только для здоровья, но и для жизни. — Эту пропустили, так будущая впереди, а как я там со своей спиной? — А зачем мне нужна эта мечта, если тебя рядом не будет? — с тенью хитрой усмешки уточняет Юля, так же хитро склонив голову в бок. — Я не хочу делить ступени пьедестала без тебя! Я на лёд без тебя выходить не хочу, понимаешь? И, пожалуй, это признание было сильнее любых «Я тебя люблю».