Искупление со вкусом полыни

      Лето вступало в свои права. Весь Ланьлин утопал в цветах. А Башня Кои, была столь пышно украшена, что у Цзян Чэна рябило в глазах.       Он глубоко вдыхал сладкий цветочный аромат, проникающий в комнату из приоткрытого окна, но потаенная тревога, что острыми когтями царапалась в груди, мешала насладиться минутами тишины.       Слишком спокойными выдались последние месяцы. Даже Вэй Усянь вел себя примерно, что не могло не пугать. Цзян Чэн усмехнулся, вспоминая как тот ревностно следил, чтобы были исполнены все предсвадебные ритуалы.       В этот раз Вэй Усянь в полном праве присутствовал здесь. Не скрываясь, стоял рядом с ним и мог сам видеть счастливую улыбку сестры, слышать ее смех. Даже липкие взгляды и тихие шепотки не могли омрачить праздника в честь свадьбы сестры. Цзян Чэн выдохнул, прикрыл глаза. Когда с обязательной частью было покончено, а все обряды соблюдены, он предпочел скрыться в своих временных покоях, в поисках тишины. Но выделенные комнаты, были теми же самыми, что и в прошлый его визит в Башню Кои. И он почти слышал витавшее эхо от неожиданного признания Вэй Усяня в прошлом. Цзян Чэн сжал кулаки. Низкий табурет под ним чуть скрипнул, когда он, сидя на нем, прислонился к стене, запрокинув голову.       «Вэй Усянь». Он пропитался им насквозь. В любой из жизней, тот прорастал в нем до самых глубин, сковывал не хуже цепей. Цзян Чэн никогда не признался бы, но такая зависимость от другого человека пугала его, была его слабостью. Которой легко могли воспользоваться чужаки, если бы знали, насколько он…       Но также, Цзян Чэн помнил, каково это жить без него. И теперь знал, что больше не согласится на мир, где нет Вэй Усяня. Если не рядом, то просто где-то, под одним с ним небом. Цзян Чэн снова вздыхает, разжимает ладони. Но Вэй Усянь в этот раз не ушел. Он все еще рядом. А странные чувства и желания все сильней, и Цзян Чэн как бы ни хотел этого признавать, но он сдался им еще до того, как осознал их наличие.       Из размышлений он выныривает, когда слышит легкие шаги, шорох ткани, невесомое касание к щеке.       «Вэй Ин». Как всегда, без стука и разрешения войти.       – А-Чэн, ты в порядке? Ты ушел с торжественного ужина почти неприлично рано. Это на тебя не похоже. Цзян Чэн открывает глаза, хмуро сводит брови. Вэй Усянь, склонив голову, внимательно рассматривает его. На лице читается тревога. Он теперь всегда будет на него так смотреть? Цзян Чэн, тряхнув головой, отклоняется от его руки.       – В порядке. Что мне сделается, я ведь не беспомощная девица. И замолкает. Невольно повторив слова с той ночи, в голове всплывают воспоминания: лицо Вэй Ина, невыносимо прекрасное в лунном свете, бережно обнимающие руки, дурацкие шутки и тихий шепот. Кажется, не он один вспомнил об этом, потому как в глазах Вэй Усяня зажигаются озорные искорки, что-то неуловимо меняя в нем.       – Так, глава Цзян здесь просто прохлаждается, пока его помощник отдувается за двоих? Вэй Усянь склоняется ниже, Цзян Чэн невольно ловит губами его дыхание. Снова попадает в плен этих сумасшедших глаз.       «Близко. Слишком близко». Да какого демона! Он не собирается проигрывать. Резко поднимает руку, обхватывает за шею на миг опешившего Вэй Усяня. Притягивает его ближе.       – Мой помощник ожидает похвалы от своего главы? Вэй Усянь упирается рукой в стену, чтобы не упасть на Цзян Чэна. Быстро ориентируется.       – А глава желает его похвалить? – Вэй Усянь потемневшими глазами следит за тем, как Цзян Чэн проводит языком по пересохшим губам. Цзян Чэн усмехается. Видеть даже лёгкое удивление, мелькнувшее на лице Вэй Усяня приятно. Не он один может играть в эти игры. Воспоминания о жадно горящем взгляде Вэй Усяня накладываются на стоящего перед ним в реальности, с не менее дурными глазами. Сердце ускоряет бег, Цзян сглатывает комок в пересохшем горле. Гули бы побрали этот Ланьлин, и этот дурманящий цветочный аромат. Цзян Чэн решительно вдыхает, как перед прыжком в воду. Тянет Вэй Усяня на себя и сталкивается с ним губами. Чувствовать, как тот с готовностью отвечает ему, открывается навстречу, невероятно кружит голову. Руки Вэй Усяня впиваются в плечи, притягивают его ближе. Цзян Чэну приходится запрокинуть голову чуть дальше, беззащитно обнажая шею.       Кажется, он проиграл ещё до начала сражения. Цзян Чэн прикусывает тонкую кожу на нижней губе Вэй Ина, тут же бережно зализывая место укуса, пробует его на вкус. Углубляет поцелуй, языками сплетаясь с ним в пламенном танце.       Весь страх, сомнения, недоверие, что никак не покидали его до конца, Цзян Чэн стремится отдать до капли. Рассказать Вэй Усяню не словами, но действиями об отчаянном желании жить. Здесь. Сейчас. С ним. И тот без возражений, с радостью принимает все, что Цзян Чэн готов ему отдать. И стремится вернуть больше.       Вэй Усянь прижимается всем телом, вжимает его в стену, оказываясь у него на коленях. Искры стремительно разгораются пламенем. Воздух в комнате, кажется, нагрет до предела. Чьи-то тихие стоны, прорезают дурманную пелену. Цзян Чэн не сразу понимает, что это он издает такие бесстыдные звуки. Первым разрывает поцелуй, опуская руки, упирается в грудь Вэй Усяню. Им надо остановиться. В день свадьбы сестры, вести себя так... несдержанно. Это неприемлемо.       Цзян Чэн избегает прямого взгляда Вэй Усяня. Пытается отдышаться, унять бешеное сердцебиение, но тот даже не думает прекращать.       Вэй Усянь сползает ниже, удобно устраиваясь на нем, крепко обхватив коленями его бедра. Губами прижимается к открытому горлу, языком рисуя невидимое клеймо – «Мой». Его желание он чувствует так отчетливо. Бесстыдник… Они оба.       – А-Чэн... Вэй Усянь вжимается в него до предела, бессовестно трётся об него.       – А-Чэн. Цзян Чэн не может этого вынести. Слишком. Это слишком. Не подобрать слов. Но руки предают его, и сжимают Вэй Усяня в крепком объятии, не сдерживаясь.       «Мой». Когда Вэй Усянь прикусывает кожу над его лихорадочно бьющейся жилкой. Цзян Чэн приходит в себя.       – Вэй Ин. Прекрати. Вэй Усянь медленно, неохотно отрывается от нежной кожи. Шальными взглядом жадно проходится по лицу. Цзян Чэн точно не хочет знать, как выглядит, но горящий взгляд напротив говорит так много.       – Вэй Ин. Здесь не время и не место. – хриплый, задушенный шепот. Слова до Вэй Усяня, кажется, доходят не сразу, его взгляд то и дело соскальзывает на покрасневшие, припухшие губы напротив. Наконец, он, облизнувшись, чуть виновато улыбается.       – Ты не хочешь...чтобы мы... Цзян Чэн нетерпеливо перебивает, отводит глаза.       – Ты буквально сидишь на мне. Все ещё чувствуешь, что я не хочу? Улыбка Вэй Усяня моментально превращается в самодовольную ухмылку, он медленно поводит бедрами. Раз. Другой. Вырывая ещё один сдавленный выдох.       – Вэй Усянь! Слезь с меня! Вэй Усянь негромко смеётся, но все же отстраняется, съезжает с его колен, напоследок чувствительно проехавшись по ним еще раз. Остается стоять совсем близко. Склонив голову, наблюдает за безуспешными попытками Цзян Чэна взять эмоции под контроль.       – Глава Цзян, уверен? Его помощник мог бы... Цзян Чэн мгновенно закрывает Вэй Усяню рот.       – Помолчи! И тут же отдергивает руку, когда чувствует влажный язык на коже. Цзян Чэн сглатывает, горячая волна из дикой смеси досады, смущения и раздражения затапливает его с головой.       – Сегодня свадьба сестры. Мы не должны...       – Что не должны, глава Цзян? Вэй Усянь нежно очерчивает кончиками пальцев его скулы, ведёт ниже, по шее, плечам, цепляется пальцами за наруч на правой руке, чуть сжимает. Цзян Чэн снова теряется в шальных глазах, своего личного бедствия. Слова застревают в горле.       Ну в самом деле, Вэй Усянь! Демонское ты отродье.       – А-Чэн, ты бы прекрасно смотрелся в красных одеждах. Цзян Чэн давится воздухом.       – Вэй Усянь. Ты пьян. Вэй Усянь смеется.       – Может быть. Только вино на меня не действует так, как действуешь ты. – наблюдая за стремительно краснеющим Цзян Чэном, Вэй Усянь продолжает, – Знаешь ли ты, что мне пришлось принять на рассмотрение десяток предложений о браке для главы Цзян? И я был вынужден пообещать, что мы рассмотрим каждое, чуть позже. Цзян Чэн стискивает руки в кулаки до побелевших костяшек.       – Чтобы демоны их сожрали, вместе с их предложениями. Какого гуля, ты не отказал им сразу?! – Цзян Чэн, конечно, понимал, что это было бы слишком грубо и не пошло бы на пользу репутации ордена, но ничего не мог с собой поделать. – Может они и тебе сделали выгодное предложение?! Вэй Усянь лукаво улыбается.       – Сделали. Пока Цзян Чэн набирает воздух для возмущенной тирады, Вэй Усянь пальцами ловко распутывает шнуровку на его запястье, скидывает наруч, медленно ведет выше, забираясь под рукав, пока не находит то, что искал. Улыбается шире.       – Но я отказал им всем. Потому что принадлежу только своему главе. Цзян Чэн вздрагивает, резко растеряв боевой настрой, с нарастающей паникой переводит взгляд на свою руку, когда чувствует ловкие пальцы Вэй Усяня на своем запястье, и именно там, где… Вэй Усянь с победным видом стягивает с его руки знакомую красную ленту, до этого надежно спрятанную под рукавом.       – А-Чэн! Нам срочно нужно домой! Цзян Чэн, прикрывая смущение раздражением, стремительно поднимается с намерением уйти как можно дальше от этого болвана, резким движением огибая, стоящего рядом Вэй Усяня. Дергает руку на себя, лишенную брони. Разве тонкая алая лента, что осталась на ней, может служить защитой для оголенного предплечья? Но Цзян Чэн не учел, что другая часть ленты все еще в руках Вэй Усяня, а на своем запястье он всегда повязывал ее на совесть. Поэтому его стремительное отступление заканчивается толком не начавшись. Вэй Усянь, резво намотавший свой конец ленты себе на руку, преграждает ему путь.       – Стой-стой-стой! А-Чэн, ты собрался сбежать от меня?! Видишь, мы связаны красной нитью. Теперь мы обязаны поклониться предкам, чтобы получить благословение.       Цзян Чэн когда-нибудь придушит этого придурка. Резкими движениями он пытается сорвать дурацкую ленту, одновременно решительно продвигаясь к выходу, но только крепче затягивает узлы.       – Не буду я с тобой никому кланяться! Уйди с дороги! Вэй Усянь довольно нелепо пятится, пока спиной не упирается в закрытую дверь.       – А-Чэн! Ты хотел воспользоваться мной, а потом бросить?! Избежать ответственности?! Цзян Чэн чувствует, как кровь вновь приливает к щекам. Скоро он либо привыкнет, либо преждевременно скончается от сердечного приступа. Весь его жизненный опыт и годами наращиваемый панцирь в дребезги разбиваются рядом с Вэй Усянем.       – Болван! Что ты несешь? Когда я… Вэй Усянь хитро улыбается, тянет его за ленту на себя.       – Конечно нет. Мой А-Чэн никогда бы так не поступил. Мы обязаны отдать дань уважения Небу и Луне. Раз уж они были свидетелями, как мы с тобой… Цзян Чэн не дает ему договорить, молниеносно затыкая рот свободной ладонью, вновь оказывается слишком близко.       – Вэй Усянь, прекрати! Почему ты всегда говоришь такие… странные вещи? Цзян Чэн успевает убрать ладонь до того, как его снова обслюнявят и хмуро косится на смеющегося Вэй Усяня.       – Прости-прости, А-Чэн. Ты слишком мило смущаешься.       – Ты! Вэй Усянь ловит его за руку, поднятую в обвинительном жесте, крепко сжимает в своей.       – Потом поругаешь меня. Идем. На улице скоро рассвет, надо успеть, пока луна не скрылась.       – Какая к гулям луна, там все небо затянуто тучами.       – Вот видишь, небо же на месте. Идем!       – Если пострадает репутация ордена, я тебя в озере утоплю! В пустом дворике еще какое-то время был слышен тихий смех.       – А-Чэн, луна в другой стороне. И затем возмущенное шипение.       – Ты куда руки тянешь! Вэй Усянь!