Всякая перемена прокладывает путь другим переменам
Н. Макиавелли
Лунные циклы сменяли друг друга, незаметно пролетали недели, дни словно фото в соцсетях равнодушно пролистывались один за другим.
И лишь одно было ясно точно, финальная битва приближалась. Вэни всё больше сдавали свои позиции, медленно вытесняемые нарастающим и набирающим силу сопротивлением. Вэнь Жохань, лишившийся своего самого лучшего лекаря, рвал и метал, пытаясь отыскать Вэнь Цин. И никто и подумать не мог, где именно находятся люди из побочной ветви клана Вэнь и кто им помог. Мэйли проявила воистину невероятные чудеса дипломатии, и вытащить Вэнь Цин получилось. Огромную роль сыграли её нашумевшие в узких кругах целительские качества. Поэтому уже много месяцев она вместе со своей семьей находилась в клане Лин, под самым строгим надсмотром. На этом настояли старейшины и с этим справедливым и разумным решением я была полностью согласна. Им выдали другие одежды с вшитыми талисманами, которые автоматически считывались барьером вокруг клана Лин и позволяли находиться внутри без особых проблем.
Поскольку конспирацией занимались самые сильные заклинатели клана, все остальные, до кого дошла информация о побеге части вэньцев, находились в недоумении, куда эти люди вообще могли исчезнуть. Ни Джеминг, ни Мэйли, ни господин Фан ни делом ни словом не выдавали истинного положения дел. Более того, как только речь заходила об этой ситуации, то мы либо возмущённо сокрушались, либо просто уходили, не желая слушать чужие сплетни в сотый раз.
Несколько раз Вэнь Цин порывалась помочь нам с ранеными в лагере, но каждый раз я одергивала её, потому что появление этой девушки там сразу сделало бы её законной мишенью практически для всех заклинателей. Доверия к ней быть не могло, только если кто-то значимый из великих кланов не заступился бы, продемонстрировав тем самым своё расположение. А, значит, возрастал риск, что её либо просто уничтожат без суда и следствия, либо пленят.
Мэн Яо как и в каноне сбежал из лагеря, перед этим отравив Не Минцзюэ какой-то ядреной дрянью, после чего тот, несмотря на крепкое здоровье, ещё долго не мог оправиться и если бы не своевременная помощь господина Фана, то процесс его выздоровления здорово затянулся бы. Когда всем стало известно о том, что Мэн Яо оказался предателем, я лишь выдохнула с облегчением, что больше мне не придётся видеть эту хитрую морду в клане Не и разыгрывать спектакль. Теперь я могла недолюбливать его официально и, наконец-то, расслабиться и вдохнуть спокойно. Да, я всё ещё чувствовала некую неловкость за своё очевидно грубое поведение и подумывала потом при удобном случае извиниться. Исключительно ради собственной безопасности.
С Вэй Усянем и Лань Чжанем я пыталась свести контакты до минимума. Но, что удивительно, оба парня проявляли чудеса настойчивости и неподдельного желания к общению. И если внимание Вэй Усяня было хотя бы немного, но оправдано неугомонностью его характера, то внимание нелюдимого Лань Чжаня казалось странным. Но, возможно, этот парень просто был заинтересован в увеличении контактов между кланами (ну или Лани боялись моей злопамятности), а, может быть, его подослал Старик, как единственного, с кем у меня были нормальные отношения, чтобы опять же наладить подпорченное доселе впечатление друг о друге. От Вэй Усяня я успешно пряталась в своей комнате, заранее предугадывая его желание пообщаться, но часто парень был занят своей Тигриной Печатью, которую уже умудрился удачно применить и тем самым распугать половину своих союзников. Но об этом ему пока, разумеется, никто не говорил. Было невыгодно обижать такого сильного и, что уж там говорить, опасного заклинателя, находившегося на «правильной» стороне. Парень стал немного более мрачным и серьёзным, во взгляде часто проявлялась усталость, но всё же это был не тот канонный Вэй Усянь, детская часть которого умерла ещё в тот день, когда он расстался со своим золотым ядром. Лань Чжаня почти каждый день я видела рядом, но до разговоров доходило редко. Чаще всего он просто следил за мной издалека, отчего в такие моменты по рукам бежали сотни мурашек, а когда я находилась одна, то подходил с какими-то очень скупыми фразами, видимо желая, чтобы я постаринке тянула на себе весь разговор. Стоило ли говорить, что я таким желанием не горела? Тогда я не несла на себе столько документации, сколько сейчас, и поэтому если и могла поговорить о чём-то, то только о своей работе, которая словно заправский вампир высасывала из меня все силы. Да даже не поговорить, а завалить вопросами, потому что даже спустя год у меня оставалось много вопросов, оставшихся без ответа. К примеру, почему юньмэнский шёлк стоил дороже ланьского, несмотря на то, что клан Цзян находился ближе? По ощущениям и качеству они ничем не отличались, так почему клан Баоши Сенлин до сих пор продолжал закупать шёлк именно у Юньмэн Цзян, а не у того же Гусу Лань?
Лань Чжаня с Вэй Усянем находящихся рядом, а уж тем более разговаривающими друг с другом, я почти не видела. Даже более того, между ними словно выросла невидимая стена, из-за которой они порой сверлили друг друга подозрительными и даже немного недовольными взглядами. И я никак не могла взять в толк, какая чёрная кошка пробежала между ними? Даже в каноне они ругались, но, тем не менее, это не мешало им в редкие моменты находить общий язык, да и Лань Чжань всегда довольно заметно (насколько это было для него возможно) беспокоился за Вэй Усяня. Сейчас я такого отношения с его стороны не замечала. Даже нотаций он ни разу ему не прочитал. Хотя, может быть, их разговоры проходили наедине и другие люди их просто не видели? По крайней мере, я хотела надеяться на это. Точнее только это мне и оставалось, потому что лезть и узнавать у меня не было ни сил, ни желания. Взрослые люди способны разобраться сами.
Они оба нравились мне одинаково сильно (
исключительно по-дружески, разумеется), чтобы я могла выбирать, кого поддерживать, поэтому я и решила не поддерживать никого. Если раньше и была наполнена готовностью помочь им с осознанием чувств друг к другу, то теперь что-то внутри меня не позволяло мне делать эти шаги. Я предпочитала думать, что это усталость и нежелание больше распыляться на чужие проблемы.
Наверное, эти двое и заметили, что я больше не заводила с ними разговор без необходимости, но, наверняка, решили, что это новый статус не позволяет мне подобного общения с мужчинами. Хотя с Джемингом я общалась как и прежде, но только в узком кругу. На этом почему-то настоял он сам. Мне оставалось только согласиться.
Минуты отдыха, покоя и ничегонеделания доставались мне чрезвычайно редко, и сейчас, к счастью, наступили именно они.
На улицу постепенно опускался сумрак, приглушая самые светлые оттенки, а в воздухе приятно запахло пылью и сухой травой. Небо, словно лентами софитов, расчертили розоватые всполохи заката, а крохотные звезды, словно густые веснушки, постепенно рассыпались по стремительно темнеющему полотну.
Я с удовольствием прикрыла глаза, шумно вдыхая вечерний воздух, и прислонилась плечом и головой к ближайшей постройке. Полная свобода
бездействий на вечер невольно вызывала умиротворенность и радость. Даже идущая сейчас война, которая уже давно подошла к вратам Безночного города и по приблизительным расчётам должна была скоро прекратиться, отошла на второй план.
Шейные позвонки глухо щелкнули, когда я наклонила голову. В последнее время моя шея болела сильнее обычного во многом из-за увеличившегося в разы количества сидячей работы. Я с удовольствием прищурилась, сдерживая странный и неуместный порыв замурлыкать и не слишком воспитанно облокотилась локтями о ближайшие перила. Никогда не предполагала, что такие, казалось бы, обыкновенные моменты превратятся в редкие, и оттого лишь более ценные. Я могла честно признаться, что мне не хватало свободного времени. Хотелось откровенного безделья, и в какой-то момент я даже стала завидовать висящим на шее у своих богатых папиков содержанкам, у которых из проблем была только длинная очередь для стрижки собаки у какого-нибудь знаменитого грумера да нарощенные ногти, надоедавшие уже через день после сделанного маникюра.
Все чаще у меня проскальзывали какие-то упаднические мысли, что скоро эти мучения закончатся. И почему-то даже в голове они уже звучали как-то успокаивающе и многообещающе. Видимо, постепенно моя психика смирялась со скорой смертью, ну или просто считала, что жизнь лидера клана гораздо хуже, чем вечный покой.
Из последних проблем был зачастивший с разговорами развратник Цзинь Гуаншань. Если раньше я переживала из-за излишнего внимания Мэн Яо, то теперь нервничала из-за регулярных попыток начать непонятный диалог главы клана Цзинь. Он регулярно, но абсолютно ненавязчиво, чтобы его нельзя было упрекнуть или подтянуть, интересовался моим самочувствием, состоянием клана, недавно столь вероломно лишившегося своей главной опоры, наличием желания укрепить свои позиции среди старейшин, и я, на самом-то деле, уже давно поняла, к чему клонит этот изворотливый и похотливый червь, но каждый раз изо всех сил старалась изображать из себя ничего не понимающую дурочку. Пока что у меня эта роль удавалась на ура, во многом благодаря нежеланию ввязываться в политические игры, хоть я и знала, что рано или поздно мне придется это сделать. Политика — это грязь, грозившая прилипнуть ко всем, кто рискнул связаться с ней.
Но пока что я берегла, как зеницу ока, своё драгоценное время и возможность продумать свою дальнейшую игру и дальнейшие шаги.
Хотелось верить, что он не планирует сосватать мне своего прелестного сыночку. Клан Цзян в лице Вэй Усяня (да и Цзян Чэна и мадам Юй, в том числе) мне этого не простит. Да и Павлин, уж если быть совсем откровенной, был совершенно не в моём вкусе. Да, красивый. Да, как оказалось потом, очень даже неплохой, как человек, пусть и в меру высокомерный, но все же слишком чуждый моему характеру. Возможно мне просто нужно было узнать его ближе, чтобы судить, но я почему-то не решалась, довольствуясь наблюдениями со стороны. Причиной этому была и замечательная Цзян Яньли, и трясущийся за ее благополучие Вэй Усянь, и Цзинь Гуаншань (куда уж без него).
Ветер изредка доносил до меня обрывки чьих-то разговоров. Смех, слышавшийся все чаще, как предвестник окончания войны, невольно вселял надежду на лучшее будущее.
Мой покой нарушили лёгкие шаги, и я инстинктивно напряглась, ожидая увидеть очередного заклинателя с очередным важным вопросом, не терпящим отлагательств. Позади негромко зашуршала одежда, словно её владелец таким образом вежливо желал сообщить мне о своём появлении. Поворачиваться я, конечно же, не спешила, однако это не помешало мне почти полностью превратиться в одно большое ухо. Хотелось узнать, решится ли он сказать хоть что-то, либо так и продолжит стоять в ожидании моей реакции.
Чуйка мудро подсказала мне, что посторонний был из Ланей. Пожалуй, кроме них никто такой «скромностью» среди заклинателей не страдал.
И только по этой причине я решила больше не мучать этого человека. Медленно обернувшись, я с неподдельным удивлением, которое почти переросло в вопрос, проронила:
— Добрый вечер, Цзэу-Цзюнь?..
Увидеть позади именно его я ожидала меньше всего.
— Госпожа Лин? — Лань Сичэнь, до этого замерший статуей (чем сразу же напомнил мне Лань Чжаня), после моего приветствия почти сразу же отмер и отвесил вежливый поклон. — Добрый вечер. Прошу меня простить, я не хотел мешать вашему уединению.
— Ничего страшного, — я мягко улыбнулась, отталкиваясь от перил. Почему-то при виде этого приятного молодого человека хотелось лишь улыбаться, а все негативные мысли автоматически отступали на второй план. Оказывается, энергия человека, действительно, значила больше, чем кто-либо предполагал. — Я уже ухожу.
— Не стоит, госпожа Лин. Небо сегодня прекрасно, не так ли? — издалека, значит, решил зайти...
Он встал рядом, на расстоянии вытянутой руки, старательно соблюдая правила приличия, и поднял глаза на небо. В надвигающейся темноте они казались ещё чернее, в отличие от глаз брата, которые в темноте сияли и лишь сильнее выделялись. Пожалуй, природа распределила цвет глаз по самой настоящей справедливости. На равнодушном лице Лань Чжаня ледяные глаза смотрелись весьма гармонично, тогда как мягкая улыбка Лань Сичэня делала его светло-карие глаза ещё более лучистыми.
Я ухмыльнулась и отвернулась, когда поняла, что смотрю на него долго. Неприлично долго. Ещё подумает, что планы какие на него имею.
Лань Сичэнь определённо заметил мою задумчивость, но мудро сделал вид, что в этом ничего такого нет. Вот уж странный парень. Его дядя уже точно пробухтел бы что-то нудное про правила поведения с мужчиной.
— Оно всегда прекрасно, господин Лань, — отозвалась я понимающе и сложила руки в крепкий замок. — Просто обычно, когда мы заняты, у нас нет времени, да и желания тоже, обратить внимание на что-то большее, чем собственное Я. Нет желания остановиться, и пусть на мгновение, но оценить красоту окружающего нас мира.
— Думаете, люди не обращают внимание на окружающую нас красоту?
— Ну... Наверное, на какую-то обращают, — я не сдержалась и весело хихикнула.
— Это на какую же? — Лань Сичэнь заинтересованно посмотрел на меня.
— Да, на вас, к примеру, — я легко пожала плечами. — Или на молодого господина Цзян. Или на Вэй Усяня. Или на молодого господина Цзинь. Возможно, вы не заметили или просто привыкли, но из толпы вы выделяетесь.
Боже, оставалось лишь надеяться, что он не воспримет эти слова как флирт.
— А что насчёт Ванцзи?
Я невольно дёрнула уголками губ. Интересно, а как бы Лань Сичэнь отреагировал на нелицеприятную правду? Что его брат был единственным, кому из этого клана я симпатизировала и к кому относилась хорошо без всяких «но». Даже слишком. И его красота хоть и была, мягко говоря, цепляющей, но главным козырем не являлась.
— Честно? — Лань Сичэнь кивнул, но этот кивок буквально пел о его неуверенности. Скорее всего, здешние заклинатели слишком редко сталкивались с настоящей прямотой. И пусть настолько в лоб я бить не собиралась, но часть правды просто обязана была сказать. Может быть, будь на месте Лань Сичэня кто-то другой, я бы лицемерно промолчала, но раз этот молодой мужчина сам завел этот разговор, очевидно забыв о правиле запрета сплетен, то, значит, жаждал узнать ответ на свой вопрос слишком сильно. — Лань Чжань является одновременно самым ярким представителем вашего клана и одновременно не похожим на остальных. Я не могу точно сказать, чем он отличается. Просто знаю, что он другой. В самом хорошем смысле. Только не принимайте это на свой счёт, господин Лань, я определенно не хочу вас оскорбить!
Получилось максимально обтекаемо и пусто (почти как все речи здесь), но, думаю, что Лань Сичэнь и сам знал, как сильно отличается его брат от окружающих. Даже в своём клане он был белой вороной. Самый порядочный. Самый добрый. Самый смелый. Самый самоотверженный. Самый верный.
— Я понимаю. То есть мой брат вам нравится?
— Как человек, безусловно. Вот только... — я задумчиво нахмурилась, не решаясь озвучивать свои мысли до конца.
Может быть, мне было лучше остановиться, пока не сболтнула лишнего?
— Только, что? — слегка нетерпеливо подтолкнул меня Лань Сичэнь.
— Ваш брат слишком идеальный, Цзэу-Цзюнь, — решила признаться я, невесело усмехаясь и на автомате потирая руку в перчатке. — С такими очень страшно связываться, потому что рано или поздно понимаешь, что не дотягиваешься. А падать с лестницы, которая должна была доставить наверх, но не выдержала и сломалась, довольно неприятно.
— Вы себя недооцениваете, госпожа Лин, — он качнул головой.
— Нет, в том-то и дело, что я себя адекватно оцениваю, и, собственно, в этом-то и проблема... Но это не отменяет того факта, что Лань Чжань мне нравится как человек, и я бы не хотела терять наше с ним... Э-э... Как бы сказал Вэй Усянь?.. «Приятельство?»
— Почему вы вновь вспомнили о Вэй Усяне, госпожа Лин? — Лань Сичэнь нахмурился и, как мне показалось, весьма недовольно.
Как будто он осуждал меня? Но за что? За простое упоминание Вэй Усяня? Мог ли он подумать, что кто-то хочет отобрать у его брата избранника? О, нет, только этого мне не хватало. Заиметь в неприятелях ещё одного довольно сильного заклинателя.
Столь странная реакция в мои планы не входила, поэтому я попыталась изящно сползти с темы и намекнуть, что я ни в коем случае не претендую ни на одного, ни на второго.
— Ну, он часто находится рядом с вашим братом?.. — вышло весьма нерешительно и неубедительно. — И тоже рассчитывает на этот статус? Правда, иногда мне кажется, что шансов у него всё же больше, чем у меня, но я не теряю надежды однажды назваться приятелем такого замечательного человека как Лань Чжань.
Вроде все нормально вывернуть получилось. По крайней мере, я хотела надеяться на это.
Вот только лицо Лань Сичэня в противовес моим словам стало совсем непроницаемым. Почти как у Лань Чжаня. И как бы я не пыталась прочитать его эмоции, выходило откровенно неважно.
Да уж, оказывается, они были похожи гораздо сильнее, чем всем казалось.
Я незаметно потерла шею и отвернулась, издавая почти неслышный вздох. Общение с нынешним населением сильно выматывало, и лишь одно это явление грозило мне стать затворницей, не высовывающей носа за пределы собственного клана. Благо, это не должно будет никого удивить, поскольку клан Баоши Сенлин в принципе не принимал активного участия в жизни остальных заклинателей. Только с началом войны этот факт изменился, приоткрывая другим дверь в тщательно скрываемую до этого жизнь линских граждан.
Теперь я так же, как и люди моего клана, считала, что в этом затворничестве совершенно точно нет ничего плохого. За крепкими болотными стенами можно было сделать вид, что лицемерного и уже порядком прогнившего в своих интригах заклинательского мира просто-напросто не существует.
— Я чем-то расстроила вас, господин Лань? Если да, то уверяю, совершенно этого не хотела.
— Вы не расстроили, меня госпожа Лин, — на лице Лань Сичэня вновь расцвела привычная для него мягкая улыбка, за которой он успешно скрывал свои настоящие чувства. — Но, признаюсь, я совершенно не понимаю вас, и это вгоняет меня в некоторое смятение.
— Что именно вас беспокоит? Могу я предложить вам помощь?
Моё желание помочь было искренним, потому что как бы я не старалась, но отыскать в себе обиду на Лань Сичэня не могла.
— Благодарю вас за вашу отзывчивость, но меня беспокоит лишь тревога за брата.
— С Лань Чжанем что-то случилось? Поэтому вы заговорили о нём? Неужели он болен или ранен? Чем я могу ему помочь? — затараторила я, сразу же забывая о недопустимости подобного поведения.
— С Ванцзи всё хорошо, моё беспокойство — это лишь мои мысли, о которых он вероятно не имеет ни малейшего подозрения.
— Я могу что-то сделать?
— Вы можете попробовать поговорить с ним, — отозвался Лань Сичэнь. — Возможно, он поделится с вами своими мыслями.
Я едва сдержалась, чтобы не фыркнуть насмешливо. Слова «Лань Чжань» и «откровенность» никак не могли стоять в одном ряду. Ванцзи был не из тех, кто раскроет свою душу постороннему. Обычно своё мнение он предпочитал выражать через действия, а не разговоры, и очень странно, что прекрасно знающий характер брата Лань Сичэнь предлагал мне подобное.
Ветер, словно соглашаясь со мной, тонко завыл, а ноздри щекотнул едва уловимый запах сандала. Перед глазами, как наяву, показалось словно выточенное из мрамора лицо Лань Чжаня. Идеальное, холодное и недостижимое.
А что, если?..
Я мотнула головой, отгоняя эти глупые фантазии.
Ну, уж нет. Такое отхождение от канона даже в мыслях нельзя допускать.
***
У меня вновь появилась возможность увидеть Вэнь Жоханя так близко спустя столько лет. И я прекрасно знала, что это последний мой раз. Больше ни у кого не получится, и клан Цишань Вэнь, наконец, канет в небытие.
Я должна ощущать к нему лишь ненависть. Ничего кроме ненависти. Но жалость, необъяснимая и столь упрямо гасимая, пробивалась тоже. Те сцены, которые показало мне озеро, до сих пор жили в памяти и чаще всего всплывали именно тогда, когда я старалась думать о зверской сущности этого человека. Вот только зверем он не был. По крайней мере, с Айсяо точно. В тех отрывках было лишь бережное отношение, нежность и желание прикоснуться к девичьей душе и остаться там навсегда. Но из тех кратких отрывков, стало ясно, что «моя мать» никогда не стала бы довольствоваться ролью любовницы или наложницы, несмотря на то, что, как мне показалось, испытывала к этому мужчине несправедливо сильные чувства. Хотя несправедливыми они казались для меня, поскольку Вэнь Жоханя я не знала, а те куски информации в счёт не шли.
И, видимо, этого оказалось достаточно для того, чтобы в моей душе поселилось смятение.
Я по-прежнему считала, что этот человек достоин смерти, но видеть этого больше не хотела.
Шаги вверх по лестнице давались тяжело. Каждый последующий казался труднее предыдущего. Ноги, будто бы налившись свинцом, отказывались слушаться и шагать прямо, постоянно рискуя подвернуться.
Но признаться, пусть и завуалированно (иначе я не могла, слишком много людей), было моим долгом. Во мне жила потребность сказать правду хоть кому-то. И Вэнь Жохань идеально подходил для этого. Он поймёт, но сделать уже ничего не сумеет.
Мужчина выглядел откровенно плохо. Когда-то шикарные холёные волосы глубокого чёрного оттенка были спутаны и мёртвыми сосульками свисали вдоль уставшего посеревшего лица. Такое лицо обычно было у тех, кто после долгой борьбы, наконец, сдавался, не желая больше сражаться. Когда-то внимательные и острые глаза потускнели и почти безжизненно следили за моими шагами.
Ждал ли он своего освобождения? Или просто понимал, что попытки переломить исход войны тщетны? И как он вообще позволил поставить себя на колени и связать себе руки? В каноне он едва ли не убил Не Минцзюэ, но сейчас последний хоть и был ранен, но вполне крепко и успешно сжимал в кулаке саблю и держал сильнейшего заклинателя современности «за горло».
Обезоруженный Вэнь Жохань с направленным на сердце лезвием, что удивительно, почему-то производил впечатление совсем неправильное. А стоящий перед ним Не Минцзюэ, в глубине значков которого сияло мрачное торжество (он наслаждался тем, что скоро его месть свершится), и вовсе вызвал у меня нечто схожее со скользким отвращением. Но я тут же постаралась отогнать это чувство прочь, понимая, настолько оно неправильно. Этот человек был освободителем, а не палачом.
Именно таким я и должна была его видеть.
Внутри предвкушающе заворочался молчавший доселе Цинлун. Видимо, он тоже волновался.
Я сделала последний шаг и остановилась. Необходимые слова застряли костью в глотке.
Но долго молчать было нельзя.
— Стойте, — вместо почти твёрдого приказа изо рта вырвался слабый шёпот.
Который мужчина ожидаемо проигнорировал. А, может, просто не услышал.
— Я должна сказать ему кое-что очень важное, господин Не.
Мужчина надавил мечом на чужую грудину.
На этот раз точно услышал. На посеревшем ханьфу почти сразу выступило алое пятно. Вэнь Жохань, словно не замечая боли, издевательски ухмыльнулся, обнажая окровавленные десна и, тем самым, привёл Не Минцзюэ в ещё большую ярость.
— Он не заслуживает ни минуты лишней жизни! — резкий взмах вибрирующей Бася был выразительнее любого ответа.
— Пожалуйста, господин Не! Он знал мою мать...
Последний козырь был вытащен из рукава. Не хотелось упоминать об этом факте (пусть многие о нём и знали), однако, другого выхода я не видела. Каждое промедление стоило
ему жизни.
И, как ни странно, но это сработало. Мужчина замер. И казалось, что только этот факт заставил его сжалиться. Он остановился, но Бася не убрал.
— Говорите, госпожа Лин, — он сжал зубы и устремил грозный взгляд поверх головы Вэнь Жоханя, показывая, что постарается не слушать. Забавно и бесполезно. Любопытство человека в определённые моменты выше его желаний.
— Тебя ждёт большое будущее, девочка, — низким, чуть хриплым голосом проговорил Вэнь Жохань. — Чтобы так вертеть мужчинами, нужен великий талант.
— Послушайте, господин Вэнь, — едва слышно забормотала я, пропуская подколку мимо ушей и тщательно подавляя раздражение, смешанное с отвращением. Его поведение бесило. Будто бы это не он висел на волоске от смерти. Собраться с мыслями и признаться было сложнее, чем казалось. И если бы не острота момента, то наверное так быстро заговорить бы не получилось. Голос дрожал, особенно, когда я думала, что он не поймёт моего намёка. — Просто знайте, что вы всегда сможете познакомиться с
ней там. Я не она. И это не моя вина, — в его глазах хоть и застыл лед, но, тем не менее, я видела: он слушал меня. Слушал, слышал и впитывал как губка каждое последующее слово. — И вы сможете попросить прощения за все. И семья...
Другой меч, появившийся из-за спины так внезапно, хлюпнул и вошёл в сердце, навсегда останавливая его.
...Воссоединится.
Пустота в алых глазах появилась раньше, чем я успела закончить. Чёртов Мэн Яо, как обычно, появившийся не вовремя. Он всегда появлялся невовремя, словно делал это специально.
Зубы затрещали от еле сдерживаемых эмоций, так сильно я их стиснула и, оказывается, даже не сразу заметила.
Вот и всё, кажется?
Я сделала глубокий вдох, заставляя себя почти равнодушно смотреть на мёртвого мужчину, чтобы не вызывать подозрений или лишних вопросов.
Этот чёрт с ямочками ведь точно впитывал каждую мою эмоцию, хоть я и не видела его лица. Но он наблюдал. Не мог не наблюдать. Хотелось верить, что он услышал. И понял то, что нужно.
Я бы прикрыла глаза, но вынужденная держать лицо, смотрела прямо перед собой, как тело когда-то самого сильного заклинателя легко соскальзывает с острого лезвия вниз на каменный помост, покрытый копотью и пылью, а остекленевшие глаза устремляются на мою грудь. Туда, где болтался самостоятельно выскользнувший наружу кулон Лин Айсяо.
— Госпожа Лин...
— Госпожа Лин, — раздалось с двух сторон почти одновременно, но лишь сладкий голос противно резанул слух.
Я невпопад качнула головой и отшатнулась, не желая даже слушать, что могут сказать Не Минцзюэ или Мэн Яо. Ничего хорошего они бы точно не сказали. Один без сомнений преследовал очередную цель, а второй бы просто не понял. Да я и сама не понимала такой яркой и странной реакции психики на смерть убийцы моих близкий людей. Своего
псевдоотца.
Я сделала шаг назад, развернулась и твёрдо зашагала обратно, оставляя обращения этих двоих без ответа. Мертвецы, расправившиеся с большей частью воинов клана Вэнь, застыли, ожидая следующего приказа, которого почему-то все ещё не было. Почему-то замолчала флейта. Стих надоевший до чёртиков за столько лет противный лязг мечей.
Буря, разразившаяся в душе, оказалась скрыта за бетонной маской.
Его смерть не принесла ожидаемой радости, удовлетворения или хотя бы облечения. Да и счастьем не пахло. Никаких эмоций. Он был для меня никем. И умер в точно таком же статусе. Я должна была ненавидеть его за жестокое убийство близких, но в данный миг почему-то не могла. Может, потому что знала причины этого убийства. Но оправдывать убийство нельзя, иначе оно перестанет быть чем-то противозаконным.
Хоть в чем-то мы были с ним одинаковы. Себя я тоже не оправдывала. В груди пророс крохотный росток жалости и вырвать его с корнем было выше моих сил. Всю жизнь любить одну и ту же женщину, сломать её своей любовью, отпустить, после стольких лет узнать, что у этой «любви» появилось продолжение. Злиться на весь мир, на брата любимой женщины, который скрыл столь важный факт, на себя за слабость. За то, что в своё время не дожал, отступил и поэтому не узнал всей правды.
Теперь эта правда известна лишь мне одной. И я унесу её с собой в могилу.
Тем более, что ждать осталось недолго. Потому что отношения к ней не имею и поэтому распоряжаться ей тоже не могу. Вместо того чтобы присоединиться к остальным, я вышла с другой стороны полуразрушенного дворца, спокойно перешагивая через развороченные трупы и лужи крови.
У меня не было конкретного маршрута. Я просто шла, куда глаза глядят, потому что хотела побыть в одиночестве. Куда-то, куда не дотянутся дотошная Чжан Мэйли или неугомонный Вэй Усянь. Они всё равно не поймут, да и не нужно было мне их понимание.
Всё, что мне было нужно, я могла дать себе сама.
