«Проверка на прочность»
Пожалуй, прежде чем я опишу вам во всех красках красивый финал, давайте разберемся поподробнее в прошлом Руневского и самого Свечникова. Как бы вам ни казалось всё это простым: их отношения, их дружба, — я покажу вам, насколько глубоким может быть сочувствие, насколько глубоким может быть смысл. Будучи ещё ребенком Сашенька, наверное, как и все дети, мечтал быть каким-то выдающимся ребёнком. Кто-то там в космонавты метил, кто-то хотел быть олигархом, иметь дорогой дом и машину, кто-то просто хотел жениться или выйти замуж. Но эти мечты в понимании самого маленького Руневского были другими. Ему не казалось, что нужно быть каким-то особенным, чтобы выйти в свет. Когда того желаешь ты сам — выберешься из любой дыры, в какую бы тебя не занесло. Годы шли, вот, уже наш Руневский рослый парень, худощав, конечно, но это не проблема в подростковом возрасте. Он уже сменил пару школ из-за обстоятельств в семье, сменил множество домов, друзей и знакомых. Ему казалось, что он никогда не обретёт покоя и постоянства. Он не видел себя в будущем особенным, мечты постепенно угасали. Руневского били. Жестокое обращение родителей расценивалось самим Сашей, как: «по заслугам мне». Но, ни один другой родитель, как позже понял сам Руневский, не избивает своего ребёнка за отметки в школе, за то, что домой поздно возвратился, за то, что не с теми гуляет на улице. И это было нормой, до той поры, как отец не убил его мать. Это была жестокая ночь, много крови и слёз, крики и шрамы. Мать уже не дышала, когда Саша осознал произошедшее, оправился от тяжёлых ударов по его коже, и тогда настал момент иррационального — страшнейшая истерика, после которой тот загремел в больницу. Следующим страшным этапом в уже, казалось, безнадежной жизни Руневского стал детский дом. Парню было на тот момент тринадцать лет, работать он не имел права и жить самостоятельно не мог. Пытались выяснить, что случилось с отцом, куда он пропал, после роковой ночи — тщетно. Как в воду канул, ни ответа ни привета. И не нужен ему был такой отец. Тогда Саше вообще казалось, что он озлобился на весь мир, на каждое существо. Но это не сломило и без того шаткую психику, ведь следующие события были посланы ему свыше. Первые недели в детском доме протекали очень болезненно. Мало того, что с Сашей никто не нянчился, ведь он уже не ребенок, так ещё и местная шпана нападала каждый божий день. Ему хотелось покончить жизнь самоубийством, и попытка была. Но лишь одна, после которой он понял, что больше никогда не возьмёт в руки нож, дабы раскромсать себе все руки, оставить очередные шрамы. Нож для него стал страшным врагом, на которого страшно было даже взглянуть. Потому что глазом не успеешь моргнуть, как перерезаешь себе вены. В один из серых будней Саша сидел на скамейке возле детского дома, наблюдая, как остальные, смеясь и крича, играют. Он, конечно, всегда хотел играть со сверстниками, пусть даже в те же самые салки или прятки. Но прошлое оставило свой след в характере парня. В этот день ему пришлось столкнуться с ещё одной страшной проблемой: у одной из воспитательниц украли сумку, стащив из запертого на ключ ящика. На улицу вышла вся орава статных мужчин в костюмах, за ними небольшой кучкой плелись женщины. Все они — управляющие, заведующие, воспитатели в детском доме. Одна из женщин подхватила Сашу за ухо, потянув на себя. Она грубо взяла его за шиворот и передала в руки директора. Тот нахмурил брови пуще прежнего, гримаса на лице олицетворяла одновременно злость и замешательство. — Руневский, черт бы тебя побрал! Дрянной мальчишка. Где сумка, отвечай! — директор кричал громче всех голосов, и тут же, будто на зов, все до единого, детдомовцы обернулись. Самые любопытные за пару прыжков были уже рядом с директором, поддакивая, что это сделал именно Руневский. — Милостивый государь, простите я, — сдавленным голосом начал Саша. Но это было больше похоже не на подростковый голосок, который только-только начал прорезаться, а на писк мышонка, которому прищемило хвостик. — Молчать, когда говорят взрослые! Мало мы тебя пороли! Хочешь, чтобы Алексеич взялся за твое воспитание? Я тебе такое устрою! — Прошу, постойте! — раздался чей-то голос из-за спины директора. Тот налился краской и обернулся, чтобы посмотреть, кто его перебивает. — Свечников, государь. Здравствуйте. Простите, что отвлекаю вас, но этот парень никак не причастен к произошедшему. Преступник уже пойман! — Кто вы вообще такой? — Вы меня не знаете, хотя, моё начальство, наверняка, вам известно. Я от Же́лудева. Того как током ударило. Подскочил, и как миленький помчался к экипажу, в котором прибыл этот мужчина. — О, Господи, простите меня, господин, — взмолился тот, да так громко, что я среди всех посторонних, возмущённых произошедшим голосов, услышал его просьбы. — Никакого веселья, — воскликнула самая молодая из нового коллектива воспитательниц и со своими подружками направилась прочь. — И не говорите! — взмолились другие, и, с тяжкими вздохами, последовали за ними. — Повезло тебе, Сашка, — обратился к Руневскому один из детдомовцев. — Да у-с, я бы поглядел, как Алексеич с него кожу живьём сдирает, — ответил толстяк, стоящий за спиной Руневского. — Валили бы вы отсюда, — начал Саша. — Кто бы говорил! — опустившись до уровня глаз Саши, перебил толстяк, будто сложившийся вдвое. Изо рта его был настолько терпкий запах чеснока, который подавали на ужин, что Руневский боролся с сильным желанием закрыть лицо обеими руками. — Неудацник, — прошепелявил в заключение тот. Саше ничего не оставалось, как наконец решиться на то, что он планировал уже около двух недель. Плана не было, но целью он задался — побег, и ничего другого. Оставаться здесь сродни медленному разложению живого тела. Ты вроде живой, а внутри всё выгнивает. И вокруг все прогнили. Только и знают, что унижать друг друга, мол: выживает сильнейший! Уроды…***
Ночью этого же дня, что длился, пускай, не вечность, но очень долго, Саша привел свой план в действие. Сбежать собирался через пост охранника, которому ещё утром подсыпал слабительное. Пришлось отобрать его у какого-то парня в медицинском корпусе, ну, ничего, слабительного там на всех хватит. Надеясь лишь на удачу и ни на что больше, Руневский двинулся в путь. Взяв с собой пару вещей и бутерброд, который отложил после обеда. Проскользнув в дверной проём, наметил цель — стол, за которым сидел охранник. Путь чист. Дальше следовала дверь в сад, а там — свобода. Вывалившись в сад, Саша оглянулся назад, простился с детским домом и перелез с вещами через небольшой забор. Всё это — ещё пол беды. Теперь нужно придумать, как попасть в центр города, своими двумя, или найти на какой-нибудь ферме лошадь. А дальше куда? Плана как такового не было. Никого из родных в городе нет. Дальше, если только на завод, с другими мальчишками работать и чуть-чуть на жизнь зарабатывать. А жить, наверняка, придётся под одной крышей с бездомными. Всё лучше, чем находиться там.***
— Имя и фамилия? — мило улыбнувшись, спросила работница фабрики. — Александр Руневский. — Лет тебе сколько, малец? — Мне, вроде как, завтра исполняется полных четырнадцать… А какое завтра число? — Шестнадцатое апреля. Значит, напишу наперед, что тебе уже есть четырнадцать. У нас с полных четырнадцати можно работать, никак иначе. — Спасибо вам, я не забуду, — Саша наклонился в глубоком поклоне и, забрав свои новые документы, отправился отрабатывать свой первый рабочий день.***
Прошло несколько месяцев. Только-только взялись крепкие морозы, зима начала сменять осень. На календаре был ещё ноябрь, но первый снег уже лежал на дорогах. Похолодало. В этот день был дождь, когда Руневский возвращался с фабрики, отработав полный двенадцатичасовой трудовой день. Денег было немного, и постоянного места жительства у Саши так и не появилось. Поэтому, по заученному маршруту он возвращался на сеновал, стоящий недалеко от фабрики, на которой он работал. В эти дни здесь не было никого, поэтому можно было не волноваться, что кто-то его найдет и прогонит. Старый сторож уже пару раз ловил Сашу, но тому удавалось откупиться от старика бутылками водки, которыми он временами брал плату за свою помощь. У него был отличный бизнес: он кому-то помогает, а тот, в свою очередь, возвращает всё в материальном виде. Будь то еда, или, вот, та же самая водка, либо какие-то небольшие сбережения. Всё лучше, чем за так делать добрые дела. Кажется, к жестокой реальности Руневский уже приспособился. Но он ещё не столкнулся с главными проблемами в жизни. Проверку на прочность ему ещё предстояло пройти, ведь поздней ночью этого трудного дня, который, казалось, ничем хуже не станет, Сашу разбудили. И разбудили не как-то там, похлопав по плечу, а прямо-таки давя на горло. Кто-то пытался убить парня во сне… гнусная была б смерть, и страшная, кто бы что не говорил. Но, наверное, никто и не пытался его убить, ведь всё, что получилось в итоге, было похлеще обычной смерти во сне. Проснуться довелось в темном помещении, освещающимся лишь из одного небольшого окошка под потолком. То ли чердак, то ли кладовка какая — подумалось Руневскому. И тот уже было дело смирился, что кто-то его похитил, но мысль о том почему и кто его не покидала. Передумать заставил резкий скрип двери. Мириться тут не с чем, его переодели в какие-то лохмотья и поставили перед столом полной дамы, разодетой в красные шелка. — Как тебя звать? — спросила та с надменным видом и презрением в глазах. Её терпение лучше не испытывать. — Александр, — замявшись, ответил Руневский. Ему всё ещё было не по себе, особенно после того, как с него буквально сорвали одежду и переодели во что-то непристойно открытое. — Хлипкий он какой-то, — обращаясь к грузному мужчине, прошептала та. — Сойдёт, но, пожалуйста, откормите его, как следует. И сделайте что-то с его кожей, боже, такой бледный! — Сделаем, государыня, — мужчина взял Сашу под руки и повел прочь из комнаты. — Слушай, малец, давай я отведу тебя на кухню, ты возьмёшь всё, что тебе захочется, и не будешь больше меня отвлекать. — Хорошо, — сдавленным голосом ответил Сашка. — Вот и славно. Госпожа Хильда не должна об этом знать. Либо тебя ждёт порка, и неделя без еды. Хотя, будет только хуже, — он сменил Руневского скептическим взглядом и поплёлся прочь, по своим делам. Саша скользнул на кухню и застыл на месте в изумлении. Красивые золотые столы, с белыми элементами, кое-где узорами, стояли перед ним, будучи переполненными едой. Челюсть слегка отвисла от подобной красоты и одновременно простоты. Вокруг этих столов ютились мужчины и женщины в белых беретах и шапочках. Каждый занимался своим делом — кто-то крутит розочки на шоколадных тортах, кто-то украшает горячие блюда зеленью, кто-то занимается холодными блюдами, доставая их из холодильника, и наоборот — убирая туда. Всё это напомнило сказку. Саша в ней какая-то букашка, наблюдающая издалека. Осталось только найти волшебника, что учинил это все здесь, и попросить свой счастливый финал. Неужели, Саша наконец обретёт счастье и перестанет волноваться о том, как проживет ближайший день? Вернуться в реальность заставил возбуждённый мужской голос: — Что-то это голодранец делает на моей кухне? О боги, какой ты худой! — мужчина не говорил, а почти что пищал. — Немедленно накормите его, он же сейчас рухнет с ног! — Простите, господин, но я не голоден. Я ел буквально на днях. — На днях…? — того как удар хватил, он взялся за лоб, и, не дожидаясь ответа, улетел прочь. Вслед за ним последовал шквал голосов, кто-то начал ругаться, а он в ответ лишь возбуждённо жестикулировал и пытался добиться, чтобы Руневского накормили. — Простите, — обратился Саша к девушке, которая усердно украшала пирожные. — Где я нахожусь? — О, мальчик мой, ты не в курсе? Это один из самых престижных публичных домов в Петербурге!