Я собираю вещи первой необходимости, тщательно проверяя, чтобы в сумке было всё, что может мне понадобиться — не хватало только огнестрельного оружия. Теперь, когда мою ауру можно ощутить из других вселенных, мне на голову в любой момент может свалиться дражайший братец и мне очень хотелось бы иметь возможность оперативно свалить в любое время дня или ночи. Я объяснил Гели ситуацию как смогла, и, если честно, её ответ тронул меня до глубины души: она пообещала, что, когда бы я ни вернулся, пока она жива — у меня будет дом. Слишком быстро взрослеющая девочка была очень преданной, даже если я почти ничего для неё не сделал — моя забота была неуклюжей а любовь — выученной, вымученной. Я научился любить её, потому что она была моим ребёнком, а любому ребёнку нужна любовь — так мне говорил мой опыт, так мне говорила дыра у меня в груди, там, где должна была быть Дух Древа, манипулировавшая мной-Найтмером с малого возраста, едва ли не с самого появления. Я пытался дать Гели обучение, соответствующее её темпам ментального роста и поглощения информации, благодаря которым она поглощала темы по любому предмету за дни и мне могло бы быть завидно, но я был слишком занят, пытаясь удовлетворить её информационный голод. Я знаю, пускай и не помню, что происходит с такими, как она — отшельники, живущие на окраинах полузаброшенных, полуразрушенных и полумёртвых вселенных, готовые предоставлять любую услугу за новые знания, путешествующие повсюду, бессистемно, пытаясь узнать как можно больше, о чём угодно, о ком угодно, но никогда не способные ощутить удовлетворения, они желали знать всё и эта жажда была превыше привязанностей, моральных принципов и кровных уз. Они теряли способность любить и чувствовать со временем, напоминая пустые сосуды для информации — мне не было страшно оставлять Гели и мне не было больно от того, что она не сдержит своего обещания, ведь я сделал всё что мог, отдал ей всё, что мог, но её было не спасти — её не нужно было спасать. Я оставлю её позади и она оставит меня, возможно, через несколько лет мы обменяемся взаимными услугами, но семьёй мы больше не будем никогда и это нормально. В этом вся суть бессмертия — семьи появляются и распадаются, ведь любое существо — в первую очередь личность, а живя раздельно десятки, сотни лет, то, что вы знали друг о друге становится недействительным. Любое близкое существо — в первую очередь друг, и уже во вторую — сын, дочь, брат или любовник. Дрим был глуп, хватаясь за нашу связь, но я мог бы дать её ему, если бы он дал мне мою свободу, если бы он дал мне делать то, что я должен. Поскольку он мне этого не давал — он не был мне другом, потому и не был братом. У бессмертных всё просто, всё понятно. Но мои ребята… Я их не помню, но они были моей семьёй и, несмотря на зрелый возраст, они, в отличии от Гели, не поняли бессмертия — их было рано оставлять и поэтому моим первым приоритетом является обнаружение способа с ними связаться.
***
Я пришиваю крылышки к своей обуви. Почему? Это хорошая монотонная работа — самое то, чтобы отвлечься. У меня нехорошее предчувствие, и я снова начинаю расслаиваться на себя-человека и себя-Найтмера. Исцеление не наступает мгновенно, как и я не смешался от одного только принятия каждого себя. Мы всё ещё срастаемся и мы всё ещё стабильно нестабильны.
Из коридора слышен громкий стук. Что-то тяжёлое и небольшое, а также… Я чувствую от него ауру. Без сознания, но они мне смутно знакомы. Я осторожно, по идя по стенке, нащупываю выключатель. На полу лежит скелет, очевидно, какой-то Санс — мелкий и одежда соответствует. Он весь изодран и покрыт кровью (очень надеюсь, что не его). Я в несколько шагов подхожу к нему и сажусь на колени. Гели продолжает спать в своей комнате, не потревоженная звуком, а неизвестному Сансу стоит оказать помощь — иметь должников всегда полезно. Я осторожно переворачиваю его и подбираю на руки, прохожу в зал, где ногой стаскиваю с дивана обувь, над которой работал, и плед, пристраивая на их место «гостя». Первичный осмотр показывает, что я идиот и не опознал Киллера, а для инспекции его ран мне нужно стянуть с него одежду и, желательно, обмыть его. Тащить его в ванную мне не по приколу, но альтернатива — это мокрый диван, а последнее, что я готова терпеть в своем доме — это плесень. Так что, Киллер оперативно оказывается раздет (я сейчас понимаю, что это немного странно, но мы скелеты, у него там всё равно ничего такого нет) и перенесён (вот бы мне телекинез, задолбался ногами двери открывать). После того, как я смываю с него кровь, грязь и прочие весёлые вещи, я понимаю, что мне срочно нужен телефон.
— Окей Гугл, из чего состоит хирургическая нить. — в общем, нужной нити у меня нет, но, исходя из полученной информации, из всех моих материалов лучше всего должна подойти леска. Бинты хранятся в ванной же, поэтому искать ничего не нужно. Чтож, приступим, доктор осминог…
***
Налюбовавшись на результат своих трудов, я иду стелить диван. Свежее постельное бельё, круглая подушка в виде зайца, какой-то махровый плед, похожий на полотенце, или полотенце, размером с плед, а может, это вообще какая-то ткань, которую я покупал — без понятия, шутки про мою память не из воздуха появились. В общем, на всё это великолепие водружён мой подручный (надо бы его одеть, но мне так ле-е-ень), в комнате Гели оставлена записка, что это я его раздел и положил на диван (…Вспоминаются шутки про старого извращенца) и пугаться не стоит, записка для Киллера, что он свалился в моей прихожей и его одежда постирана, зашита и сохнет, с просьбой не вставать, вместе со стаканом воды и таблеткой обезбола, оставлена на кофейном столике, и я наконец-то могу идти спа-а-ать. Слава яйцам, кроватка, родная!
