Никчёмные идолы

Конечно, всё было не так просто. Сперва некоторое время пришлось искать эту старуху, которая за каким-то чертом понадобилась долийке, а потом готовиться ловить её. Виэриталеисэль, это имя Корифей быстро запомнил и не зря, эльфийка очевидно положительно откликалась, вплоть до того, что её магия мягко колыхалась… Так вот, она была уверена, что бабка может оказать сопротивление или попытаться скрыться. Странные предположения, тем более что ей особо деваться из той глуши, куда ведьма забралась, некуда, но магистр не спорил. Он, несмотря на глубокие магические познания, в эльфах и их богах разбирался довольно сомнительно. Нет, про то, что они владеют большой силой, конечно, знал, но всё остальное — нет, да и как-то с трудом верилось, что человеческая старуха — это эльфийская богиня. Вполне вероятно, что долийка просто помешалась, что ей просто кажется так, но Старший не осуждал её за это. Многие думают, что он тоже не в себе, впрочем, многие, но не она. Неожиданно, бывшая Инквизитор довольно серьёзно относилась к его божественным притязаниям и даже… Воспринимала его как бога? Хоть и достаточно жестко критиковала. — Для начала тебе бы бессмертие вернуть, а то что за бог, которого можно убить, — фыркнула она как-то раз на его замечание, что он бог, а она тут никто. Несмотря на критику и ершистость, Корифей готов был поклясться, что когда он приближался, магия долийки становилась не в пример спокойнее и сама она как будто расслаблялась. Такой занимательный эффект… он явно о чём-то говорил! И действительно, девушка сама ощущала на себе влияние от присутствия магистра. Он был неописуемым. Сногсшибательно сильным, ярким, давлеющим. Пространство вокруг словно расступалось, замирало и пыталось съежиться перед его величием и это не могло не завораживать. Виэриталеисэль удивлялась, как она не замечала, не чувствовала этого раньше, как могла столько времени быть практически слепой и глухой. Так поиски ведьмы, которая смеет мнить себя эльфийской богиней, стали пропитаны благоговением и некоторым внутренним напряжением, хоть девушка и отдавала себе отчёт, что, при всём своём величии, Корифей остаётся никчемным, ни на что не способным богом. — Надеюсь, ты помнишь уговор, — губы невольно кривятся в болезненной улыбке, когда она это произносит. Всё хорошее однажды кончается. Это не значит, ни в коем случае, что долийка не хотела найти Флемет, но, когда это удалось сделать, когда возмездие так близко, она ощущает некоторое разочарование, вперемешку с предвкушением. Старший тоже кривится ни то в ухмылке, ни то от раздражения и выдерживает пару секунд драматичной паузы: — Испугалась, долийка? — от раскатистого, глубокого голоса по спине бегут мурашки, а в животе что-то и подавно скручивается. Ещё становится весело, совсем чуть-чуть. Он ведь сразу, очень быстро, запомнил имя. И хотя предпочитал обращаться на безликое «долийка», Виэриталеисэль знала это. Кто бы мог подумать, что порождение тьмы, с которым они без году неделя как не враги, преуспеет в этом лучше, чем все те тупые шемлены. — Мне нечего бояться, — перед самым моментом рывка, переноса в другое место, Корифей думает о том, что раньше она была симпатичной. На память бывший магистр не жаловался, так что мог об этом судить по тем давним встречам. А теперь её лицо так же изуродовано и это добавляет… Не красоты, нет, не в общем понимании точно, но делает какой-то близкой. Девушка щурится и вертит головой после перемещения, пытается понять, где они вообще оказались. Кажется, это очередные древние руины, потому что осталось несколько колонн, как остов от храма или что тут было, а прямо под ногами жадной пастью разверзлась пропасть. Эльфийка хмыкнула, мысленно поблагодарив своего подельника за то, что они оказались не одной ногой над обрывом, иначе ей точно был бы обеспечен перелом шеи. Так или иначе, им всё равно пришлось спуститься, практически погрузиться в эльфийскую историю, так как сравнительно сохранные подземные коридоры просто дышали ею. Однако было заметно, что Виэриталеисэль мало обращает на это внимание. Она, словно ищейка, взявшая след, целенаправленно летела вперёд, потом резко поворачивала, снова рвалась дальше. Старший не мешал ей в этом и просто молча следовал, понимая, что долийку ведут голоса из источника, который она так нагло увела у него из-под носа. С другой стороны, с недавних пор он стал задумываться, а так ли это плохо? Положим, бывший магистр знал про эллувиан и про ключ, но о том, что этот ключ будет потом незатыкающимся хором орать в голове — нет. И, спрашивая себя теперь, хотел бы он такой ценой получить ключ к эллувиану, Корифей отвечал «нет». В свете этих мыслей, договор не казался ему таким уж привлекательным, как тогда, сразу после битвы. Тем временем Виэриталеисэль уже полностью погрузилась в предвкушение предстоящего, в её крови, как и в прошлый раз, перед битвой, забурлил азарт, но на сей раз там была ещё и ненависть. Потому сразу, не успев толком ничего рассмотреть, но заметив движение, девушка бросилась в атаку, пытаясь заморозить противницу. Флемет, очевидно, ожидала, что к ней явится гостья, связь-то работает в обе стороны. Она ловко увернулась, посылая в ответ небольшой фаербол. Долийка тоже успела отскочить и с яростным рыком попыталась поймать ведьму ледяной руной. Неизвестно, сколько они могли бы бороться, тем более что Флемет, очевидно, не была настроена серьёзно, скорее ей казалось, что противница — неразумное запутавшееся дитя… Чего никак нельзя было сказать о Корифее, который, воспользовавшись потасовкой, взмахнул когтистыми руками и с мрачным изяществом сковал оцепенением женщину. Та слабо дернулась, пытаясь это оцепенение сбросить, но тут же была закована поверх в ледяную хватку. — Попалась, — прошипела торжествующе Виэриталеисэль, оказываясь рядом в два прыжка. Только сейчас, когда она приблизилась, можно было рассмотреть лицо, изувеченное и поверх страшных ран испещренное кровавыми линиями валласлина Забытых. Если бы могла, Флемет отшатнулась бы теперь куда сильнее. Её золотистые глаза, где изумление мешалось с чем-то ещё, расширились и прикипели взглядом к безумной весенней зелени напротив. — О, ты удивлена? — губы растянуты в болезненной гримасе, под которой проступает то ненормальное веселье, которое, мешаясь с торжеством и ненавистью, головокружительным коктейлем захлестывали эльфийку. Она смотрела в глаза ведьмы, в глаза шемленки, в глаза богини, которой поклонялась, всерьёз приносила молитвы всю жизнь, и не находила там ничего. То есть там, конечно, было что-то, какие-то эмоции, может, даже чувства, но ничего на самом деле великого, божественного, того, что было бы достойно такого поклонения, уничтоженных жизней, в том числе её собственной, Виэриталеисэль не обнаружила. — Так не должно было случиться, — Флемет говорит негромко и с усилием, оба заклинания мешают ей нормально даже дышать. — Он запутал твои мысли, — девушка слушает это с болезненной полуулыбкой и начинает медленно покачиваться, совсем чуть-чуть, взад и вперёд. Поверх голосов в голове, неистово вопящих так, что не слышно мыслей, различается та самая мелодия. Кажется, что в этой музыке всё: ненависть, боль, страх, торжество и любовь. Всё перемешано, запутано и в то же время ясно. Мелодия захватывает внимание и отвлекает от происходящего. То ли она то ли голоса в голове не дают сосредоточиться на словах ведьмы. Может, она что-то ещё говорила, может, нет. В какой-то момент на плечо просто ложится огромная ладонь, которая даже не помещается целиком, и длинные, увенчанные острыми когтями пальцы, несильно снимаются, ровно настолько, чтобы кончики кольнули кожу, вернули в реальность. Девушка дергает плечом, обозначая, что она уже тут, и вздрагивает, когда рука почти сразу пропадает. — Никто не смеет лгать эльфам, — вспомнив, зачем она тут, Виэриталеисэль снова ощущает жгучую ненависть и потому, придвинувшись вплотную ко все ещё скованной богине, практически шипит слова той в лицо. — Никто не смеет предавать целый народ, — кинжал со зловещим шелестом выходит из ножен. — Никто не смеет предавать меня, — на последних словах Корифей ухмыльнулся. Вопреки собственным ожиданиям, он испытывал наслаждение и даже иррациональную гордость. Если вдуматься, он был свидетелем того, как ещё один, такой же, как он, сильный последователь, лишается бога. От мысли, что Митал могла стать уже вторым богом на счету долийки, стало как-то не по себе, но совсем чуть-чуть. — Ты не сможешь убить меня своим кинжалом, — предприняла попытку богиня, проступая в жёлтых глазах ведьмы голубоватым светом. — Я и не буду пытаться, — прошелестела в ответ эльфийка, запуская другую руку в сумку у себя на поясе, чтобы извлечь её уже со сферой. Древний эльфийский артефакт сиял ярким зелёным светом, в данном случае казавшимся зловещим. Зелёным же светом бликовали и глаза некогда Вестницы Андрасте, глаза, которые смотрели не отрываясь, как искажается от боли лицо шемленки, как морщины становятся глубже, словно трещины на стремительно сохнущей земле, как её рот открывается в немом, из-за спазма лёгких, крике, как белки наливаются кровью и тут же перекрываются судорожно пульсирующим голубым светом. Голубой и зелёный — прекрасное сочетание цветов, которое во всей красе наблюдал Корифей, практически вдохновляло. Когда лицо Флемет покрылось сетью голубых прожилок, похожих на искусную лириумную вязь, сфера засияла ярче и глазам стало практически больно. Эльфийка при этом едва ни прижалась к своему личному врагу, можно было даже предположить, что она, вот глупость, хочет поцеловать умирающую в агонии богиню. Но нет, конечно же, Виэриталеисэль просто хотела словить тот последний миг, когда жизнь окончательно уйдёт из этой дурацкой оболочки. Она так увлеклась, что даже не заметила, когда встала на носочки, как не замечала и голосов, агонизирующих в голове и пульсирующей боли в руке, державшей сферу. Прижавшись грудью ко льду, который сама же наколдовала, она всматривалась, боясь моргнуть, в гаснущие глаза, всё ещё залитые остаточным голубым светом, а потом… всё вдруг кончилось. Сияние, то слабое, что ещё оставалось, потухло, и глаза стали обычными, тускло-жёлтыми глазами старухи, которая, как и полагается обычной шемке, застыла с этим прекрасно-нелепым выражением боли на враз постаревшем лице. Магия ушла из этого тела, потекла вязким ядом под кожей Виэриталеисэль, жжением и болью прокатилась по суставам, выступила кровавыми слезами из глаз. Но даже это не заставило счастливую, почти мечтательную улыбку сойти с обезображенного лица. Девушка так и стояла, привалившись к стремительно рассеивающейся магической темнице, пока та наконец не истаяла совсем, роняя обмякшее, но ещё не одеревеневшее тело на пол. Следом за этим телом, сверху, упала и долийка, с глухим стуком покатилась по полу бесценная сфера. С древним могущественным артефактом нельзя так обращаться, но девушку, растянувшуюся поверх трупа, это волновало мало. Сперва она лежала спокойно, первые несколько секунд не ощущая даже, как холодит грудь и живот мокрая от льда одежда, как болят ушибленные колени и сбитые от падения ладони. Но секунды прошли, ощущения стали пробиваться, медленно, сквозь набат боли, оставленный в голове сонмом голосов, тело стало потихоньку сотрясать от лающего смеха, больше похожего на кашель. Наблюдая всю эту картину со стороны, Корифей не мог определиться, как относится ко всему этому. Кажется, его временная союзница окончательно выжила из ума, и самое время было бы закончить договор, прикончить её сейчас, но… Когтистая лапища вцепилась в тёмные волосы, тонкие пальцы порождения идеально вплелись в них и рванули назад, заставляя хрупкую эльфийку резко запрокинуть голову и прогнуться, едва не ломая позвоночник. Ещё рывок — и вот она уже вынуждена оторвать руки от пыльных каменных плит, встать на колени, а затем другая рука дёргает за плечо, разворачивая, отбрасывая в сторону. Они совсем в разных габаритных категориях: огромный магистр обращается с ней как с тряпичной куклой и это легко… когда она не сопротивляется. Как и положено кукле, Виэриталеисэль отлетает к стене, ударяется о неё спиной и оседает. Из прокушенной в какой-то момент губы по подбородку течёт кровь, другие, мелкие трещинки, тоже кровят и это делает вид ещё более жутковатым. Улыбка упрямо растягивает рот, обнажая слегка розовые от кровавой слюны зубы, зелёные глаза полубезумно остановились то ли у магистра на лице, то ли где-то рядом. — Это было слишком легко, — улыбка становится почти мягкой, в ней проступает толика печали, намёк на просветление, который тут же уходит, стоит забулькать новой порции смеха где-то в саднящем горле. Можно было не согласиться с тем, что всё было легко. Несколько месяцев изучения якоря и сферы, поиски способов забрать силу бога, убить его, пусть и ослабленного — тянет на непростую задачку, но Корифей даже не думает об этом. Его лицо искривляется в оскале — единственное подобие улыбки, на которое он ещё способен. Самое время исполнить договор, взять свою плату — это ли не триумф? Все эти потраченные месяцы с лихвой окупятся могуществом и вот оно, лежит прямо у ног, протяни руку и возьми его! Так он и делает — приходится наклониться и протянуть неестественно-длинную руку, чтобы сфера, словно родная, скользнула в ладонь, обжигая мёртвую кожу порождения своей силой. Пространство заполнилось изменённым, красным сиянием сферы, на которое тут же отозвался своим кислотно-зелёным якорь. Казалось, что они тянутся друг к другу, резонируют, и воздух вибрировал от силы, искрящейся между ними. Вестница прикусила и без того израненную губу, не стирая с лица улыбку. Получилось почти заискивающе, особенно когда она опустила глаза, чтобы насладиться болезненным сиянием её некогда проклятия. Девушка не пыталась подняться, сопротивляться, она только смотрела, как контуры руки растворяются в ярком зелёном сиянии и хрипло мурлыкала мелодию. В голове было удивительно пусто, голоса как будто калёным железом выжгло и ни единой мысли на их месте пока не водилось. Только какое-то приятное спокойствие волнами расходилось от якоря и поднималось мелодией из груди. Когда лапища снова схватила её, на этот раз в охапку, за плечи, и вздёрнула, Виэриталеисэль от рывка запрокинула голову назад и едва успела её поднять, чтобы не разбить, когда её впечатали в стену, уже на уровне глаз Корифея. Затылок всё равно ударился о камень, но не слишком сильно, это было сейчас совсем несущественно. С этой позиции был отличный обзор на мёртвое тело богини-обманщицы, что заставило долийку в очередной раз широко улыбнуться. — Не же, — улыбка стала шире, с подбородка капнула кровь. Зелёные, кажущиеся яркими из-за отражённого свечения, глаза, медленно скользнули взглядом от трупа к лицу Старшего и наконец остановились там. Уговор подразумевал, что он, когда месть свершится, заберёт себе всё. Всю силу сферы и силу эльфийской богини, которая сейчас оказалась заперта в этом тщедушном тельце. Виэриталеисэль снова тихонько мурлыкала, улыбаясь так, словно смерть не стояла перед её лицом. Она казалась счастливой, ещё бы, ведь своими руками повергла никчёмного идола, которому поклонялась всю жизнь… На секунду мелькнула шальная мысль, был бы он сам счастлив, если бы своими руками уничтожил Думата, предавшего доверие своего самого верного, самого отчаянного слуги… Но это было уже глубоко не важно на самом деле. Сфера, не удерживаемая больше, второй раз за день, теперь уже со звоном, ударилась о каменный пол и с глухим гулом покатилась по нему. Вопиющее непочтение к могущественному артефакту, на которое в целом плевать, когда рот наполняется гремучей смесью из красной крови со вкусом железа и чёрной — отдающей смрадом смерти и разложения.