в багровом поле

Мысли шатена прервались, потому что очередной зов сна все-таки пересилил его. «Стоит надеяться на лучшее». Фраза была типичной и ее можно было частенько услышать в сериалах и дешевых фильмах, но оттого смысл не менялся. Пожалуй, именно она сюда подходила. Это последнее, что пронеслось в голове мальчика, прежде чем всё погрузилось во мрак.

***

Лучи солнца пробивались сквозь шторы, активно мешая спать мальчикам. Ну вот. Этого только не хватало. Ну почему эти несчастные несколько часов пролетели настолько быстро? Эта планета смеется над ними! Но делать нечего и Дазай, не выдержав, открыл глаза, хоть и с великой неохотой. От вчерашней боли не осталось и следа, лишь легкая, неприятная горечь во рту. Воспоминания о последней ночи пронеслись всего за пару секунд перед глазами. Угрозы, боли, бег, стаканчики? Не долго думав, Дазай стал расталкивать своего товарища по несчастью. — Федор, Федя! Проснись! — обеспокоенно твердил юноша — Проснись кому говорят! Черт возьми, Федор! Достоевский недовольно разлепил веки и сонно посмотрел на эту бешеную мумию. — Осаму... В чем дело? Что ты тут делаешь? — пробормотал он и посмотрел на часы — До подъема еще сорок минут!.. Ты забрал у меня столь ценное время... Нехотя, Федор оглядел парня: — Ты что, спал здесь? Комнатой ошибся? — Нет, не ошибся. Просто я должен был знать, что с тобой все нормально. Должен был знать, что симптомы не ухудшатся. — в оправдание сказал шатен. — Симптомы? Какие симптомы? — Федор удивленно зыркнул на него. — Федя, это плохая шутка! Не время для игр! Ты же помнишь, что вчера было? — тот воскликнул и начал трясти Федора за плечи. — Успокойся! Хватит меня трясти! Конечно помню, не насмехайся! — немного в раздражительном тоне профырчал брюнет и легким шлепком по руке, убрал его руки. — Ну и что же ты помнишь? — с сомнением спросил Дазай. — М... Ну.. Помню, как нам дали еду.. Как мы ушли по комнатам, — начал говорить Федор. — И все? — переспросил кареглазый. — Ну да.. — Достоевский погрузился в мысли, пытаясь вспомнить что-то еще, но после того, как они разошлись по комнатам, был густой туман, словно мальчик смотрит в непроглядную тьму, но там определенно что-то было! Осознание пришло к нему резко, словно выстрел из дробовика, а в это время Осаму схватил его за рукав и воскликнул: — Кажись, я понял! В препарат добавили амнезиак. Вот почему ты не помнишь вчерашнюю ночь. Но если от такого малого количества еды ты забыл то, что было несколько часов назад, то что стало с остальными детьми? Догадка была ужасающей и многое пронеслось в головах парней. А Дазай? Почему он ничего не забыл? Что вообще происходит? Несколько минут мальчики просидели в раздумиях, каждый в своих мыслях. Брюнет силился вспомнить то, о чём говорил ему друг, то, чего он «не помнил», а тот, в свою очередь, что делать дальше. Резко выдохнув, Осаму заговорил, малость нервничая: — Меня вчера так и склонило в сон немного, — он начал рассказывать всё что помнил, стараясь не пропускать деталей. — Я едва не вырубился, проснулся от того что в соседних комнатах кричали дети... Видать, им плохо было. Я пошёл к тебе. Ты тоже, как выяснилось, был в достаточно..плачевном состоянии, так что остался в комнате и я ушёл за водой. Кстати... Этого ты помнить не можешь, но... — он притих, вспоминая, чем закончились вчерашние похождения. — Пока я искал воду, наткнулся на какого-то мужчину. Наверняка, он не последнюю роль в этом всём занимает. Предложил помочь... Я согласился и мы спустились к тебе. В коридорах уже стояла тишина, как-будто ничего не происходило. Он просто пробежался взглядом по твоему телу и сказал, что это из-за недоедания! Грозился отправить в стационар, если не начнёшь нормально питаться... — он затих. — Нашёл-таки отговорку... — мальчик раздражённо вздохнул, блуждая глазами по комнате. — Похоже, волей-неволей, а есть придётся. Страшно этим травануться... Страшно стать как те ребята. — Я к этой хуете теперь и не притронусь. Пусть делают что хотят! Достоевский был явно раздражён, потому шатен промолчал, весь оставшийся день терзая себя догадками о всей сложившейся ситуации. Они практически не разговаривали, самостоятельно ища ответы на вопросы, или сильнее загоняя в тупик. Обед прошёл обычно, Дазай поколупался некоторое время у себя в тарелке, постоянно сверля взглядом Достоевского, умело меняющего тарелки с едой на какие-то бесполезные предметы. Те явно были ему безразличны, он принимал их только для вида. — Может поешь, хоть немного? — голос шатена звучал обеспокоенно — Сколько ты так без еды продержишься? Три дня? Неделю? — Какая разница? Хоть сдохну, а травиться не буду. — кажется, его настроение ни на грамм не улучшилось. Фёдор вёл себя холодно. Кареглазый тяжело вздохнул и отвёл печальный взгляд от собеседника, поверхностно разглядывая детей в столовой. Какой-то полный мальчик сидел обставленный тарелками, кажется, доедая чужие порции, зажёвывая хлебом. Вот же мерзость... Наверняка ему поплохеет раньше всех, если не от препаратов, то от собственного ожирения. «Секунду... Хлеб!» — Осаму не сводил теперь поражённого взгляда с того пацана, а после ещё пары секунд размышлений придвинулся к Достоевскому, спешно шепча ему на ухо: — Федя. Федя! Видишь того мальчишку? — сам Дазай старался не смотреть в его сторону, дабы не вызывать подозрения. — И чего? — брюнет, похоже, уже оставил какие-либо размышления об этом и просто терпел собственный голод. — Хлеб, Федь... Туда ведь ничего не добавляют, наверняка. Ленятся. Он покупной, я сам видел, как его сюда привозят. Фёдор шокированно перевёл взгляд на друга: — Ты щас серьёзно?.. — Абсолютно. — Нужно набрать его побольше, раз так... Давай к тебе. Я догоню. Мальчик встал, и неспешно направился к лестнице, оставив друга за столом. Второй же, отодвинув от себя тарелки, уверенно пошёл в сторону того парня. — Слышишь, — Фёдор облокотился руками на стол, соблюдая дистанцию. Прикасаться к этому телу не хотелось совершенно. Его голос звучал, может, малость угрожающе, из-за чего пацан вздрогнул, непонимая глядя на собеседника. — Тебе чего? — он всё ещё дожёвывал что-то. — Меняю две тарелки супа с чаем на хлеб и бутерброды. — отказ был в принципе не предусмотрен. Человек напротив был слишком..массивным, чтобы вдруг не согласиться на такое предложение. — Не, сорян, я наелся. — он шумно встал из-за стола, прилично отодвинув его для этого. Выражение лица русского сменилось на лёгкое смятение. Чего?.. — Если наелся, отдай хлеб, ну. Он же тебе не нужен больше. Я могу каждый раз отдавать тебе по две тарелки взамен на бутерброды. Это ж выгодный обмен. Ответа пришлось ждать не меньше минуты. Мальчик кусал губы, терпеливо стоя рядом. — Ну... Мне всё равно. Если тебе надо — бери. На ужине отдашь свои тарелки. Обещай. — Обещаю. — Достоевский чуть закатил глаза, облегчённо вздыхая. Наконец-то. Он взял несколько ещё не тронутых кусков со стола и полетел вверх по лестнице, даже не обратив внимания на пристальный взгляд в спину. Через некоторое время Федор уже сидел в комнате и довольно жевал желанные бутерброды, так что голод наконец-то отступил. Выбранная техника казалась идеальной, но брюнет всё же понимал, что скоро ему станет отвратительна даже эта еда и это лишь вопрос времени, но он постарается держаться до последнего, да и выбора у него особо то и нет. Отвлёк Достоевского от приёма пищи легкий стук в дверь. На всякий случай, заныкав еду в тумбочку, он громко сказал: Войдите. Дверь открылась и на пороге показался мужчина. У Феди тут же упало что-то в груди, это было похоже на то, что кто-то сдавливает его сердце. У мальчика появилось очень нехорошее предчувствие, уж лучше бы взрослые вообще не обращали на него внимания. Что-то внутри него кричало как можно быстрее закончить разговор. Посреди неловкой паузы, в тишине, прозвучал холодный голос. — Здравствуй, Федор, —молчать было точно нельзя, и собравшись с мыслями, Дост-кун все же промямлил: — Здравствуйте, сэр. — тот недоброжелатель вздохнул. — Знаешь, я наблюдаю за тобой в последние дни, и заметил, что ты стал выбиваться из коллектива. Ты не ешь практически ничего, да и со сверстниками мало общаешься. Не хорошо, знаешь ли. В чём же дело, Федор? Может они тебя обижают или что-то в этом духе? Его голос был мягок, а тон вежлив, так что любой на месте мальчишки доверился бы ему, но только не наш чертенок. Он отлично понимал, что насколько бы речи мужчины не были сладкими, он всё равно хочет брюнету зла. Юноше нечего было ответить, к сожалению, так как, естественно, всё, что он скажет, будет направлено против него самого. Собеседник сверлил Достоевского взглядом, пытаясь выведать что же у мальчика на душе. — Или ты хочешь в стационар? Там тебя никто обижать не будет и ты поправишься. «Поправлюсь... Они считают, что смириться с участью и стать подопытными кроликами или еще хуже — это поправиться?! Нет уж, извольте!» — хотел было ответить Федя, хотя вместо этого лишь буркнул: — Нет, не хочу в стационар. Мужчина улыбнулся в ответ на его слова. — считай, это было последнее предупреждение. Надеюсь, ты понимаешь, что ты должен делать. Мы ведь договорились с тобой? Не дождавшись ответа, посчитав что Федя в любом случае скажет «да», он пошел к выходу, а после скрылся, закрыв за собой дверь. «Последнее предупреждение». Эти слова все еще звучали в голове несчастного. — Отвратительно все складывается. Придется искать новые способы не помереть... — он нервно дёрнул плечами и улегся на кровать. Ну уж нет, пусть они подавятся своими препаратами, так как брюнет и не собирался сдаваться.