from ashes

8 апреля 2003 г. Ирак, бывший дворец Саддама Хусейна Макар-аль-Тартар // Кэмп-Слэйер — За братьев, которых нет с нами, — Ник Кей первый поднял бутылку с пивом. — За братьев, — послышалось с разных сторон. Морпехи рассеянно переглядывались. Большинство из них, оказавшихся здесь после штурма, были из разных подразделений и групп. — За тех, кого нет с нами, — Ханна почти шепотом вклинилась в общий тост. Радость от взятия логова главного преступника против человечности получилась смазанной. Да и можно ли было ее вообще назвать радостью? Еще даже месяца не прошло, а из их группы уже было недосчитаться двоих: Сара Томпсон, девушка-медик, погибла вот накануне, когда они начали наступление на Багдад, и Скотт. Внутри все болезненно сжалось. Скотта Риттера взяли в плен иракские боевики, когда их группа пробивалась к парням-механикам из Баттл-Крик, чтобы отбить их конвой, который двигался в сторону Эн-Насирии в самые первые дни войны. Кровавая мясорубка. Ханна отвернулась и отошла прочь от празднующих, устраиваясь в тени просторной залы на каком-то ящике с оборудованием. Командование бригады де-факто списало пленных. Ведь ещё никто из попавших в плен живым оттуда не возвращался. Ей же хотелось верить, что Скотт жив. Наивно. Глупо. Как верит малышня в Санту. В отряде, как минимум, был ещё один такой человек. Джейсон. — И как ты только пьёшь это блядское дерьмо? — Колчек устроился рядом, опираясь на выщербленную пулями стену. Несмотря на жалкий разрушенный вид, она ещё хранила некое подобие фресок с восточными орнаментами. Наверно, раньше тут было очень красиво. Ханна усмехнулась. — Вкус и правда отстойный, но другого тут нет. Просто захотелось выпить за… Она осеклась, но Джейсон все понял и тут же поник. Оба замолчали, наблюдая за сослуживцами. В честь такого события к ним присоединилось и командование: вот майор Пиплз потягивает своё пиво, устроившись рядом с другими офицерами на роскошном, но слегка подпорченном диванчике Саддама, и даже Альфа-Сука Кинг почтила своим присутствием собравшихся. — Да отъебись ты, Мервин! — послышался голос Джоуи, который вырвал из рук Нейтана какой-то свёрток. — Сказал же надо Джейсону показать…. — Чего за движение, морпехи? — подал голос не Джейсон, но лейтенант Колчек. Ханну всегда удивляло, как по-разному ему удаётся общаться с каждым из группы. С Ником и Скоттом у него никогда не проскальзывали вот эти вот командные нотки. Общались они просто, без обиняков, а вот на Мервина и Гомеса он нет-нет да спускал свой командирский гонор. Для неё кстати тоже был прибережен особый тон общения: так обычно осаживают неосторожного и несмышлёного ребёнка, которому запрещено делать вот почти все. «Куда Купер? Остаешься прикрывать, Купер, девчонкам нет места в играх для больших мальчиков. Купер, уйди. Ты переводчик, Купер, забыла?». В общем, если кого и удавалось Колчеку на любом задании задвинуть на второй план, так это была она. — Да это, Джейсон, возвращались мы с Нейтом из вечернего обхода, ну и короче, вот че, — протараторил Джоуи, протягивая тут же Колчеку свёрток. — Вы блядь серьезно? Подняли херов свёрток без опознавательных знаков, который подбросили к территории? — Джейсон скривился от ярости и отвесил Гомесу смачный подзатыльник. — Дебилы… — Блядь, да не то чтобы без знаков он. Ты взгляни, лейтенант, — вмешался Мёрвин. Джейсон стал крутить в руках свёрток в поисках. Ханна на всякий случай подошла ближе. — Эй, вот, смотри! — она схватила рукой за грань посылки, где кривым почерком была оставлена какая-то надпись. — Там что-то написано! — «Братику от С.Р», — едва слышно прочёл Джейсон, и тут же порывисто разорвал бумагу, забыв о всех мерах предосторожности. По-честному, в этом свертке могло оказаться все что угодно, учитывая обстоятельства. Когда он закончил, в руках оказалась VHS-кассета. — С.Р. это же не… Но Колчек уже как ошпаренный сорвался с места и помчался в комнату для брифингов, которую они только сегодня расчистили и оборудовали. Ну, конечно, там был магнитофон! Все остальные ломанулись следом. Когда они оказались там, Джейсон уже запихивал кассету и судорожно жал на кнопки пульта, чтобы запустить запись. Ханне отчего-то стало не по себе. По телу пробежала холодная волна плохого предчувствия и стала комом в горле. — Джейсон, может не… — Ты видела надпись, Купер, — Колчека лихорадило от возбуждения и голос его дрожал. — Это он! Почерк его… Она отступилась. Переубеждать было бесполезно. Ханна лишь отошла, встав позади Джейсона и обхватив себя руками. Ее саму потряхивало от волнения. Он нажал на кнопку воспроизведения. Чёрный экран несколько раз дёрнулся и появилась картинка: чёрный флаг с арабской вязью и человек с мешком на голове, стоящий на коленях. Рядом — автоматчик в балаклаве. Голос оператора за кадром на ломаном английском говорил что-то о священной войне против неверных, о том, что грязные американские свиньи вероломно вторглись на их землю и, что им придётся жестоко пожалеть об этом, ведь теперь у них один путь — умереть и сгнить в это земле. И человек, которого они видят, станет первым тому примером. Автоматчик сорвал мешок с головы пленного. — Господи Иисусе, — из ниоткуда возникший Никки тоже стоял рядом с Джейсоном. — Вот же блядь. — Скотт, — прошептала Ханна, чувствуя, как щиплет глаза. Риттера было не узнать. Некогда светлые волосы теперь сбились в кроваво-грязные патлы, которые липли к лицу, на нем были следы страшных побоев, лицо разбито и изуродовано. Колчек промолчал и лишь сильнее сжал челюсти, наблюдая за страшным действом, которое разворачивалось на их глазах. Все, что происходило дальше Ханна запомнила сквозь пелену: автоматчик поднял ствол, взвёл оружие и несколько раз выстрелил Скотту Риттеру в голову. Она вскрикнула и, вцепившись в руку Джейсона, уткнулась лицом в его горячее плечо. Внутренности запульсировали, сжимаясь до боли. Ком, подступивший к горлу, угрожал обернуться рвотой. — Черт, черт, — скулила она, чувствуя, как пространство вокруг начинает вращаться с бешеной скоростью. — Нет… н-е-е-т… Она всхлипнула и потом вдруг наступила глухая страшная тишина, нарушаемая лишь тихим шипением оборвавшейся записи. Колчек вдруг резко дёрнулся и, сбросив Ханну со своей руки, метнулся прочь из комнаты. «Ханна, если вдруг мы не окажемся вместе в Ираке, пообещай, что будешь приглядывать за Джейсоном? — Что? Скотт, я не… — Так нужно. Просто пообещай» Измученный мозг еле соображает, когда их случайный разговор с Риттером в Куантико вдруг начинает крутиться в воспоминаниях. «…пообещай, что будешь приглядывать за Джейсоном? — Обещаю» Она срывается следом. — Джейсон! Джейсон! Эхо гуляет по коридору с высоченными потолками, гулко ударяясь о стены и вторя «Джейсон! Джейсон! Джейсон! Джейсон!». Как хорошо, что все собрались сегодня в большой зале. Оттуда сегодня слышатся музыка и смех. Непозволительная для войны роскошь. — Колчек! Эй! Она врывается в их импровизированную комнату-казарму. Полный бедлам. Там никого. Пусто. Черт! Черт! Думай, где он может быть? В этих роскошных катакомбах сам дьявол ногу сломит, куда уж ей найти лейтенанта. Запыхавшаяся она выбегает в одну из тысяч дверей на улицу в тёплый вечер. Горячий воздух, смешанный с запахом пороха и гари окутывает ее под размеренный шелест пальм. Ханна оказалась в небольшом уютном патио. Красивые мозаичные стены с мотивами из Корана частично разрушены, горшки с цветами разбиты, кое-где валяется земля и гильзы от пуль, вода из расколотого надвое фонтана выливается на мраморный пол с тихим монотонным плеском. — Зачем пришла? Его тихий хриплый голос застаёт Ханну врасплох. Она резко оборачивается. Джейсон сидит на полу, прислонившись к стене, раскидав ноги. Кепка сорвана и валяется рядом, в руке — табельный пистолет. Сердце у Ханны екает. Что-то тут не так. Она подходит и опускается на корточки. Блядь! Неподалеку от Джейсона на раскрошенном каменном столе — три узкие белоснежные дорожки и едва заметный след от четвёртый. — Ты совсем свихнулся? — Я…только одну. Ты не понимаешь, мне было нужно… — хрипло отзывается он. Язык заплетается. Не смог ей врать. Ханна бросает на него быстрый взгляд и он почти готов был увидеть в нем презрение, отвращение, но там только боль. Купер едва заметно качает головой, и на всякий случай смахивает ладонью наркотик — белый порошок разлетается пылью и тает на мокром полу. — Охренела? Рычит Джейсон и грубо хватает ее за руку, дергает. Он отвалил за это кучу бабок тут на рынке в Багдаде. Ханна, не в состоянии удержать равновесие, падает на колени прямо перед ним. Он с силой стискивает ее запястье. Кожу жжёт, но она молчит. Терпит. — Мне больно. Пусти. — Блядь, прости, — он выпускает ее руку. Отпечаток руки Джейсона на ее загоревшей коже горит адским пламенем. Отворачивается. Ему стыдно, ведь Купер тут ни при чем. Ему стыдно, потому что она застала его таким. Слабым. Раздавленным. — Зачем тебе это? — Что «это», Купер? Прикидывается дурачком, будто бы не понимает, о чем она. Хотел словить кайф, забыться. Хотел ничего не чувствовать. Но не смог. Он обманул, нарушил данное Скотту обещание. Повел себя как последняя псина, осквернил его память этим дерьмом. Вместо этого цедит: — Просто. Хотел попробовать, — что ей, сука, нужно? Чего прицепилась к нему? Он подтягивает ноги к себе. Задумчиво крутит в руках отработанную гильзу. — Ну да, — она неопределённо хмыкает и осторожно присаживается рядом. — Я не собираюсь никому рассказывать об этом. Они сидят молча. Рядом. На пустыню опустилась ночь. Ханна слепо глядит перед собой: на звёзды, которые будто серебряные пули пронзили чёрный бархат ночного неба, на отсветы прожекторов, пляшущие на стенах и влажном полу. Наконец Джейсон хрипло произносит: — Мы со Скотти познакомились в Уэверли, в рехабе, около двух лет назад. — В рехабе? Колчек бросает на неё раздражённый взгляд. — А, ну да, — Ханна кивает, машинально бросая взгляд на кусок монолитного стола, где раньше были аккуратно вычерчены белоснежные дорожки. — Просто Риттер говорил мне, что вы познакомились в Кэмп-Лежен… Джейсон криво усмехается каким-то своим воспоминаниям. — А много ты встречала людей, которые бы гордились своим пребыванием в клинике для наркоманов и щеголяли знакомствами оттуда? Ханна промолчала. — Мы выбрались из такой жопы, Купер, глубины которой тебе даже в страшном сне не снились. Мы знали друг о друге все. Даже самые омерзительные тайны и секреты. Мы выжили, смогли вырваться из этого дерьма и поклялись никогда больше не притрагиваться к этой дури во что бы то ни стало. Мы присматривали друг за другом…чтобы… чтобы не… Джейсон шмыгнул носом. — … а я подвёл его. Убил… — Ты не убивал… — Ты ничего не понимаешь, Купер… он… Скотт… мы плечом к плечу прошли, смогли. Я знал, что всегда есть тот, на кого могу положиться, кто поможет. Поддержит. А теперь его нет, и я… я… Он задохнулся от всех чувств и мыслей, которые на него нахлынули. Столько лет он учился следить за собой, за каждым своим словом, постоянно контролировать себя, уметь скрывать свои чувства. Теперь они буквально разрывают его на части. — … я снова остался один, как после… — он хотел сказать, как «смерти моей мамы», но промолчал, закусив внутреннюю сторону щеки. — Ааа, неважно. — Важно! — вдруг воскликнула Купер, беря его за руку. — Это важно, ведь… ты не один. Не тебе одному больно. И я тоже… тоже грущу от того, что Скотт… Она смутилась, и быстро стёрла выступившие слёзы. Говорит о Скотте, хотя они и не были особенно близки, было больно. Никто не заслуживал смерти. Но жерновам войны было наплевать, кто ты: чей-то друг, муж или жена, сестра или брат, быть может мать или отец. Они одинаково остервенело перемалывали тела и души людей. Ты боялся смерти — и вот ты уже сам равнодушно стреляешь во врага. Закон войны таков: «Или ты, или тебя». Вот ты стойкий войн, который презирает смерть и знает цену жизни. И все так. И ты идёшь вперёд, пока смерть не начинает подбираться все ближе и ближе. Вот она уже стоит за твоим плечом. Холодное смрадное дыхание обжигает твой затылок. В такие моменты что-то вдруг щёлкает, меняется. Начинаешь по-иному смотреть на происходящее, задавать себе другие вопросы. — Смерть — это всегда страшно, — продолжает Ханна свои размышления. Колчек не вырывает свою руку. Они все так же сидят рядом. Все так же избегают смотреть друг на друга, но впервые ему не хочется убежать от этой близости. Впервые хочется довериться и говорить. — Когда умер папа, мне было всего 17. Знаешь, такой возраст, когда хочется казаться крутым, неуязвимым… я вбила себе в голову, что если мне удастся «взять себя в руки», ни рыдать, ни позволять себе думать и тем более говорить о его смерти, то эта боль, эта страшная пустота — вот тут… Она приложила руку к груди. — … она исчезнет. Просто нужно было заполнить ее чём-то, вытеснить прочь. Я отказывалась говорить об этом с мамой, хотя видела, что и ей больно, и хочется разделить эту боль. Несколько раз в школе меня таскали к психологу, но я упорно молчала, тупо отшучивалась, пока он не решил прекратить наши встречи. Ханна горько усмехнулась. Сейчас, оглядываясь назад, так просто было осознавать ошибки прошлого. — Но боль никуда не девалась, она росла, как чёрная дыра, поглощая все. Меня саму! Пока однажды я, готовя ужин, не порезала палец ножом. Маленькая ранка, несколько капель крови, выпустили наружу всю эту бездну, на грани которой я балансировала полгода. Я рыдала около трёх часов. Меня нашла мама, которая вернулась с работы. И тут-то плотина, сдерживающая весь поток моих чувств, рухнула. Мы говорили, и говорили, и говорили… и плакали вместе, потом смеялись, вспоминая совместные поездки куда-то, теплые праздники, да вообще все, что было связано с отцом. Джейсону хотелось ответить — все собирался с силами, но молчал, не хотел, чтобы голос дрожал, чтобы она увидела в нем позорную слабость. Ханна вздохнула, понимая, что ответ вряд ли последует. Да и нужно было ли ему что-то отвечать? Быть может, не хочет? Не считает нужным с ней откровенничать. — Чувствовать что бы то ни было — не значит быть слабым. Вот что я поняла тогда. Он вздрогнул. Читать мысли у Купер кажется начинало входить в привычку с их самой первой встречи.