В любви все возрасты проворны

      В ночь с воскресенья на понедельник и до самого Нового Года спальня Гермионы уже была полностью в её распоряжении. Римус и Перси с супругами покинули дом Блэков после обеда, а вскоре за ними последовал Билл с Делакурами, наконец-то освободив спальню Гарри. Поттер сразу же перетащил Джинни к себе, и на следующие несколько дней в Гриммо всё снова возвратилось к прежнему ладу. Всё, кроме спокойных ночей Гермионы.       Мисс Грейнджер плавно расчёсывала карамельные кудри щёткой, сидя на своей кровати. Она расслабленно разглядывала переплёты книг на стеллаже напротив, когда в метре от неё вдруг раздался резкий хлопок, и она подпрыгнула с испуганным взвизгом.       — Тш-ш-ш. — Сириус обрисовал волшебной палочкой волны, блокируя двери приглушающим заклинанием, затем довольно спросил: — Испугалась? Думала, что ты здесь одна? А нетушки — никуда ты от меня не денешься, детка.       Мародёр уселся рядом с Гермионой на кровать, отбросил щётку из её рук и несколькими ловкими движениями усадил девушку себе на колени. Он бережно смахнул её расчёсанные волосы с лица назад и принялся расцеловывать любимые губки, которых не касался уже несколько дней. А губки покладисто отвечали на его ласки.       — М-м-м, мой самый лучший рождественский подарок… — промычал Сириус.       — Кстати, о подарках, — строго напомнила Гермиона, и Блэк уже пожалел, что заикнулся об этом так поспешно. — Мы так не договаривались.       Сириус прокрутил головой, будто измаялся.       — Мы вообще ни о чём с тобой не договаривались. Это сюрприз. Море, коктейли, ты в купальнике… — Он похотливо осмотрел Гермиону с ног до головы, и у неё не осталось никаких сомнений, что в его воображении купальника на ней и в помине не было.       — Я же должна выйти на работу третьего числа, — заныла она. Сириус отрицательно покачал головой:       — Забудь об этом. Наш друг министр магии отмазал тебя от работы до десятого.       Гермиона мгновенно почувствовала на щеках жар и схватилась за лицо:       — Кингсли знает? О боже... Ты просто безумец.       — Просто скажи, что я прелесть. Я не обижусь, — сверкнул белоснежной улыбкой Блэк, но беспокойство Гермионы ничуть не утихло.       — А что я скажу друзьям? И что ты скажешь Гарри?       — Ты их не увидишь, они снова будут на выезде целыми днями. А я скажу Гарри, что отправляюсь на закупку зарубежных артефактов для своей лавки.       — Он не поверит… — Гермиона угрюмо опустила голову. — У нас проблемы, Сириус…       Она рассказала ему всё о вчерашнем разговоре с друзьями, и что Гарри догадывался, что у его крёстного кто-то появился. Она говорила и говорила, иногда надрывно глотая воздух от нахлынувшего волнения, а Сириус терпеливо слушал, внимательно разглядывая каждый её жест и каждое изменение выражения на её румяном лице. Она снова твердила ему, что они должны быть более осторожными, что должны следовать их плану и найти более подходящий момент, чтобы рассказать Гарри обо всём. Что её насторожила реакция друга на такие новости о Сириусе и что она очень переживала, как дальше будут складываться отношения между их троицей. Когда она, запыхавшись, наконец перестала тараторить, Сириус лишь любовно улыбнулся, погладил её по щеке и проворковал:       — Моя ты девочка…       Что это значило? Она провела целый день, переживая о том, как расскажет ему всё, и молилась, что Гарри каким-то чудесным образом забудет о словах Джинни и не побежит уточнять подробности у своего крёстного. Только что она десять минут потратила на то, чтобы найти нужные слова и поставить Сириуса в известность об их неожиданных неприятностях, а он просто улыбался ей и называл «девочкой», как будто она какой-то глупый ребёнок! Кто здесь на самом деле ребёнок, так быстро и безрассудно выдавая их тайну и даже не робея?       — Сириус, ты вообще меня слушал? — Гермиона шлёпнула себя по бёдрам в недовольстве. — Что, если Гарри и ребята вдруг узнают, что ты встречаешься со мной? Что, если кто-то ещё узнает?       — Угу. Римус уже знает, — выдал Блэк, беззаботно играя с волосами Гермионы. Прежде чем её побледневшие губы успели обронить возмущённый вопрос, он спокойно уточнил: — Он же оборотень — сам всё пронюхал с порога. Духи, гормоны, все дела...       Гермиона замяла в руках кончик одеяла, вспомнив напряжённый разговор Мародёров на Рождество. Она стыдливо шепнула:       — И как он отреагировал на это?       — Нормально. Покрыл меня матом и назвал придурком, — ответил Сириус тоном, полным обыденности и безразличия. Гермиона окончательно убедилась в том, что их представления о нормальном кардинально разошлись. Его слова никак не успокоили её. Но, глядя на него, она была почти уверена в том, что никогда не встречала настолько спокойных и беспечных людей.       — Я себе здесь места не нахожу, не знаю, какие отмазки придумать для тебя. А ты...       — Не нужны мне никакие отмазки, — фыркнул Сириус. — Я уже большой мальчик и сам решаю, с кем мне быть и как себя вести. Ты тоже можешь так делать, потому что никому, ничего, не должна, — членораздельно проговорил он, вздымая указательный палец кверху. — Хочешь отрываться на крутых вечеринках, а не тихо просиживать вечера дома за книжкой, как все правильные девочки? Пожалуйста. Хочешь избавиться от скучной одежды и раскрыть все прелести своего молодого тела? Дерзай, — кивнул он на розовую пижаму на Гермионе. Интонация в его голосе перешла во вкрадчивую: — А, может, вместо какого-то невзрачного недотёпы ты желаешь отхватить лакомый кусочек самого Сириуса Блэка? Так вот он — бери не хочу, — указал он рукой на себя. — Тебе достаточно только бросить один невинный взгляд, обронить одно заветное слово, и он весь твой — делай с ним всё, что захочешь.       Сириус застыл блестящим взглядом на приоткрытых губах Гермионы. Они были готовы принять его поцелуй. Но Блэк вдруг откинулся на локти и, очертив девушку задумчивым взглядом, с каким-то необычайно подозрительным разочарованием произнёс:       — Вот только ты почему-то до сих пор не осмеливаешься ничего с ним сделать.       Гермиона растерянно уставилась на Сириуса, ведь совсем не ожидала такого неловкого стечения их разговора. Он соблазнительно разлёгся под ней и без тени смущения разбрасывался своими провокационными домыслами, от чего она чувствовала себя как маленькая беззащитная мышка под чётким прицелом безжалостного хищника. Хищник прорычал:       — У тебя ещё не было мужчины. Я знаю. И только поэтому я пока сдерживаю себя. Иначе я точно не ждал бы так долго, а взял тебя прямо на том чёртовом диване в первую же ночь в Хижине, не дав тебе уснуть до самого утра.       Сириус опустился на спину, завёл руку за голову и мечтательно уставился в потолок. Гермиона готова была поклясться, что он представлял себе картину альтернативного сценария ночи в Хижине. Её лицо вмиг вспыхнуло. Она молчала, ведь из-за своей скромности и неопытности понятия не имела, что нужно говорить. Она решила привычно обратиться в бегство и отодвинулась от Сириуса, но он ринулся к ней и удержал её за бёдра обеими руками. Она испуганно хлопала ресничками, плохо справляясь с эмоциями, чувствовала себя совершенно подвластной проклятому соблазнительному очарованию Блэка и поняла, что так просто ей не выкрутиться.       — Я хочу полностью владеть тобой. Твоим телом и тем, что ты прячешь от меня здесь и здесь, — Сириус коснулся пальцами лба Гермионы, медленно скользнув по её лицу и шее до высоко вздымающейся груди. Похоть заискрилась в его седых глазах, когда девушка громко сглотнула. — Я хочу знать, почему ты всё время себя сдерживаешь. Почему каждый раз ты трепещешь в моих руках, почему твоё тело ответно тянется к моему, но ты всё равно отталкиваешь меня?       Сириус приблизился к тонкой шее Гермионы, где бойко пульсировало её волнение, маня его пьянящими флюидами любви. Его губы остановились всего в нескольких миллиметрах от её кожи и приятно защекотали тёплым дыханием вверх до её острого подбородка. Он хватко подтолкнул её за ягодицы на себя, и его поцелуй поймал её губы. Гермиона податливо отозвалась ему воздушными прикосновениями своих уст.       — Вот так, хорошо, — пророкотал ей Сириус и, придерживая её за плечи и попку, снова упал вместе с ней на спину. — Покажи мне правду.       Он оголил идеальные клыки, но его улыбка вмиг простыла, когда Гермиона отстранилась и грустно замахала головой. В ту же секунду он отбросил все заигрывания и вывернулся из-под неё, уложив её рядом на постели. Теперь он сам навис над ней, с обеспокоенным видом поглаживая её по щеке.       — Ты боишься, что будет больно? Я обещаю тебе, ты не почувствуешь ничего, кроме наслаждения.        Собственный внутренний голос нещадно напирал на Гермиону, заставляя признаться. Слишком долго она дразнила Сириуса и скрывала от него то, что, скорее всего, он и так уже знал. Но настало время озвучить правду.              — Я боюсь того, насколько мне хорошо с тобой. Боюсь, что, переступив через эту последнюю черту, я… сгорю от… — ком в горле и сосредоточенный взгляд Блэка не пускали Гермиону дальше и, казалось, полностью перекрыли ей дыхание. — От того, насколько сильно я… люблю тебя, Сириус. И насколько моя любовь и страх потерять тебя делают меня слабой.       В один миг Гермиона сумела вознести своего мужчину выше любых облаков неописуемого счастья, а затем беспощадно столкнула со шлепком обратно в пучину жёсткой реальности, добив последними словами:       — Я боюсь, что разочарую тебя и быстро наскучу, потому что не смогу быть для тебя настолько же хороша, как все те несравненные красавицы и любовницы, к которым ты привык.       — Что?!       Он не мог поверить в то, что сейчас слышал. Впервые неожиданный ступор всегда непоколебимого Сириуса позволил Гермионе почувствовать своё превосходство над ним, и наконец она нашла в себе достаточно смелости, чтобы раскрыть всё, что так давно таилось в ней.       — Я боюсь, что из-за этого ты поиграешь со мной и бросишь, как очередную ненужную куклу. Боюсь, что если ты увидишь, что я встрескалась в тебя по уши как какая-то глупая малолетка, то ты посмеёшься надо мной, а я задохнусь от стыда. Или, может, тебя оттолкнут мои сильные чувства, потому что ты не захочешь возиться со мной, — Гермиона отважно щебетала и едва оставляла растерявшемуся Сириусу время понять, какую чушь она несла. — Я боюсь, что после всего этого ты разобьёшь мне сердце, и мне никогда больше не удастся собрать его по осколкам вместе. Я не переживу всего этого, Сириус. Я больше не представляю свой мир без тебя. Я не умею жить без тебя. Я просто пропаду и завяну, как отцветший бутон, если тебя не будет рядом.       Что бы он ни говорил и как бы ни притворялся, конечно, последний из Блэков всегда знал, что на самом деле чувствовала к нему эта гордая ведьмочка. Естественно, он знал, что она не могла жить без него так же, как и он без неё. Иначе он никогда бы не позвал её в Цветущую хижину. Но одно дело таить эти знания где-то в тёмных глубинах своей души, и совсем другое — услышать, наконец, подтверждение и все самые заветные слова из уст любимой. Этого он, похоже, не ожидал. Нет, он точно не ожидал, потому что сколько бы у него ни было женщин до Гермионы, ни одна из них не говорила о нём так, как эта милая, хрупкая девочка. Ему также казалось, что он никогда раньше не слышал настолько возмутительных трогательных слов в одном признании. Как же она могла сравнивать себя с кем-то ещё, если он сам был убеждён, что никогда не встречался с такой потрясающей девушкой, как она?       Напряжённое тело Сириуса сводило от кипящих эмоций и страсти. Он хотел наброситься на Гермиону, разорвать на ней одежду и разгореться в ней безумным пламенем. Хотел доказать ей, насколько она ошибалась. Чтобы она наконец поняла, как сильно он любил её, что он дышал ею, что для него не существовало больше никого и ничего настолько желанного, как его славная кучерявая гриффиндорка. Но сейчас он был настолько поражён, что впервые не знал, что ему делать. И Гермиону это напугало. Она привыкла, что Сириус, как опытный мужчина, всегда геройски спасал любую неловкую ситуацию сам. Ей стольких усилий стоили все эти слова правды, а теперь он молчал.       — Знаешь, что? Не слушай меня, дурочку. Я просто говорю ерунду, — спохватилась она, не выдержав внезапного ступора бывальца Блэка. Она приподнялась на локтях, чтобы вывернуться из-под него, но он вдруг властно толкнул её рукой в грудь, вернув в прежнее положение.       — Ты… — глубоко прохрипел он и запнулся, чтобы прочистить пересохшее горло. — Ты и правда думаешь всё это… обо мне?       Его голос прозвучал так неуверенно, что на секунду Гермиона прикинула, что не будь Сириус всё это время с ней — и, в частности, на ней — как подтверждение того, что он реальный, она бы подумала, что это какой-то замаскированный самозванец, который никогда не встречал настоящего смелого и самоуверенного Сириуса Блэка. И хоть вопрос его был необычайно простым, его выражение лица казалось ей нечитаемым: его взгляд был таким нездешним, что она не знала, злился ли он или насмехался над ней.       Однако вскоре пелена напряжения сошла с его глаз, и он посмотрел на Гермиону настолько наивно и проникновенно, ожидая её ответа, что её вдруг разом осенила поразительная мысль. Пусть по сравнению с большинством у Сириуса всегда было уверенности в себе, хоть отбавляй, он был всего лишь простым земным мужчиной и представить себе не мог, что думал о нём кто-то другой. Он явно никогда раньше не слышал, чтобы кто-то мог так восхищаться и дорожить им. И это, в общем-то, понятно, подумала Гермиона. Вальбурга, его родная мать, которая должна была быть для него самой дорогой женщиной на свете, всегда презирала своего старшего сына и едва ли могла показать ему, насколько сильной может быть женская любовь. Его девушки из Хогвартса или после Азкабана? Они, несомненно, могли обожать красавца Мародёра, но вряд ли хоть одна из них провела с ним достаточно времени, чтобы по-настоящему узнать его, полюбить и открыто признаться ему в этом. Не говоря уже о его потерянных двенадцати годах в Азкабане, где единственной близостью, которую он мог с лёгкостью получить, был отвратительный смертельный поцелуй дементора.       — Ты и правда?.. — снова напомнил о себе Блэк, но в этот раз Гермиона не заставила его долго ждать.       — Что «правда»? Люблю тебя? Конечно, правда, — она сказала это настолько смело, что даже Сириус удивлённо приподнял брови, видя её решимость. — Разве ты не знаешь?       — Гермиона… — порывисто выдохнул он, даже не зная, как продолжить. Он коснулся лица своей девушки дрожащей от незнакомого волнения рукой и изучал её настолько изумлённо, словно это была не просто его Гермиона, а прекрасный ангел, спустившийся к нему с небес. И этот ангел решил вновь удивить своего грешника и перехватить инициативу на себя.       — Я люблю тебя, Сириус, — с чувством прошептала Гермиона и притянула его к себе для нежного поцелуя. И её поцелуй сработал на славу. Сириус вмиг очнулся и с неутолимой страстью ответил на него.       — Моя сладкая... — шептал он, едва отрываясь от её губ. — Да как ты вообще могла подумать, что я стал бы сравнивать тебя с кем-то ещё? Или что я уйду, узнав о твоих чувствах? Я же тоже люблю тебя. Безумно и только тебя одну.       — Прости глупышку… — с деланным стыдом протянула мисс Грейнджер. Бродяга взмахнул пышной кучерявой гривой и проворковал:       — Только, если пообещаешь, что больше не будешь скрывать от меня то, что по-настоящему встрескалась в меня. Не каждый же день в меня кто-то втрескивается, знаешь ли…       — Понравилось слово? — рассмеялась Гермиона.       — Ага, очень. Как «Мелдон».       Девушка раздражённо зарычала. Наверное, уже научилась у Бродяги.       — Ну вот что мне с тобой делать?       — Любить и жаловать, конечно. И целоваться, и раздеваться, и трах...       — Эй-эй-эй! — Гермиона заглушила последнее слово собственным голосом, чтобы не слышать продолжения и немного угомонить своего вновь разыгравшегося мужчину. — Хватит с тебя на сегодня. И что за словечки вообще такие, мистер Блэк?       — Ой, какие мы нежные. — Лицо мистера Блэка преисполнилось выражения приторного обожания. — Как втрескиваться, так можно, а как тра…       — Да помолчи уже!       Гермиона впилась в смеющиеся губы Сириуса, чтобы больше не слышать все его глупости и нарочитые подтрунивания. Даже, если на самом деле уже была с ним согласна.