♪ Apocalyptica - Faraway (Farewell)
«Совсем чуть-чуть» удлинилось до монотонно тикающих, нескольких часов. Окаймлённый липами и лещиной кусочек неба, нависший над котлованом, из лазурного плавно опалесцировал в ультрамариново-лавандовый. Запад, вместе с живописным закатом залёг где-то в другой стороне, поэтому приходилось следить лишь за постепенно смеркающейся купольной синевой. Мёд устремлялся к ней всего пару раз, а в остальное время гипнотизировал чужое напряжённое лицо. Его обладатель через несколько минут после своей просьбы совершенно без предупреждения отрубился, засопев. Умели ли райские пташки спать, да и нуждались ли они в этом в принципе, Пак понятия не имел. Потому картина с дремлющим юношей была чем-то странным, хрупким и волновавшим. Разве сон – не самое беззащитное состояние, предоставляющее прекрасную возможность напасть? И уснуть при ком-то – значит самостоятельно подставиться под удар? Безоговорочно довериться? Этот канареечный идиот – идиот. Наивный, как черепашонок, посчитавший, что мамочка, отложив яйца за километр от воды, устроила ему полосу препятствий в виде голодных чаек, потому что любит. Он не выглядел безмятежно, как обычно должен выглядеть кто-либо, угодивший в Морфееву страну. Ворочался, то и дело хмурился, дыхание срывалось, ускоряясь. И этому отыскивалось лишь одно объяснение: боль не исчезала. А волшебное моджо не так уж волшебно исцеляло. Подумать только: воин господень, сиянием суперновы рассыпа́вший противников на кучки праха, сейчас дрых, как умаявшийся, найденный спустя два дня в каком-нибудь национальном парке первоклассник-потеряшка. А до этого он, к тому же, безрассудно прожигал свои чёртовы – если бы – крылья, заслоняя ими демона в Преисподней… Нонсенс. Блондин поёжился от скребущейся неуютности в груди: впервые хранитель лишился своей неуязвимости. Впервые пострадал по-настоящему и не от его рук, а от того, что не прекратило бы. Не остановилось бы, не убив. Он к такому готов не был. Поэтому стало не на шутку страшно. Очень просто кричать, бить, испытывать на прочность, обращаться, как соизволишь, с тем, кто никуда не денется. Кто прикован к тебе, сам об этом постоянно утверждает и терпит абсолютно всё. Но когда на тебя, бредящего, уже утонувшего в персональных сожалениях и раскаянии, неожиданно обрушивается реальность, в которой «вечно рядом, вечно сберегу» не понарошку, на полном серьёзе ранится, простота заканчивается. Прямо пропорциональная его геройству вероятность того, что «вечно» приобретёт печальную приставку «не» пугает. И толкает к невесёлым размышлениям. Чимин на самом деле слишком привык. Даже второй круг, даже предательский огонь, ошарашивший тем, что пожирал его, как какого-то среднестатистического человечка, кошмарили не на тотальную их мощь. Не погребали неизбежностью и обречённостью, утаскивая на самое дно. А всё потому, что он потаённой частью себя знал: у него есть запасной выход. Иррационально полагался на гарант «всё будет хорошо». И не призывать его сразу было добровольным выбором. Некоим выделенным ему правом на то, чтобы проявить хоть какие-то мужество и выдержку. Чтобы собственная слабость не виделась чересчур унизительной. У неопытного, по идее, цыплёнка поразительно правильно получалось создавать ощущение свободы и заставлять забыть о «поводке». С его комфортной, ненавязчивой стороны узы поводком никогда не были. А вот со стороны подопечного… Нет, всё-таки, зря он сетовал на то, что изменил своей сущности и искоренил в себе эгоизм – этого не произошло. Потому что пользовался и продолжает пользоваться. Правда, заметил это только сейчас. Когда небрежное отношение стоило пары десятков – а может и больше, но пожалуйста, только бы не - истлевших перьев. Беспокойный клубок, в метре от которого Пак вытянул свои стройные, завидуй-балет ноги, вновь завозился, перевернулся с бока на спину и резко, словно по команде вздёрнулся в полувертикаль как фанерное туловище, вскидывающееся для десантников на стрельбище: - Я что, спал?! – воронье гнездо на голове, стебельки, застрявшие в нём, и хрипотца изумлялись в равной степени. - Ага, поздравляю. - До самого вечера?! – округлённая, звёздная ночь вылупилась в ночь более масштабную, воздушную, но менее звёздную. - Да. Солнышко село, - беззлобно хмыкнули пухлые губы. – Как тебе сидится, солнышко? Чон, наконец, сфокусировался непосредственно на соседе и на несвойственный тому, радушный настрой поднял брови изогнутыми дугами. Информация к нему поступала порциями, поэтому и небольшой костерок впереди, мягко освещавший поляну, он узрел только сейчас. В мимике проскользнула почти неуловимая, рефлекторная тень опасения. Недавние события слишком свежо плавились прозрачными травмами: - Ты сам это сделал? - Я тебе что, фея пламени дракона? Нет, у меня для подобных целей есть специальное чудо техники, - пальцы вынули из кармана зажигалку, не став демонстрировать её вспыхивание. Ассоциировать себя с явлением, на которое у божьего журавлёнка сформировалась явная негативная реакция, не хотелось. – Какая теперь цифра по шкале от одного до десяти? – поинтересовались преувеличенно бесстрастно. – Только честно, - уже строже. - Два. - Врёшь ты по-прежнему паршиво. - Четыре. - Ты вообще в курсе, как работает градация чисел? - Да! И я не лгу! Медь с рябиново-жёлтыми отблесками сузилась: - Ну смотри. За нарушение заповедей с облачка выгнать могут. Если меня и выгонят, то точно не за это. Гук вздохнул и, избегая искрящую, согревающую пространство рыжь, уставился на свои испачканные гарью штанины. Тишина воцарилась на пару минут, но потом он озвучил то, что царапалось и никак не укладывалось в разуме: - Почему нас так легко отпустили? Люцифер ведь мог без помех, пока я был максимально безоружен, напасть и сотворить с нами всё, что угодно. - Если этот ублюдок настолько же самодовольный и напыщенный индюк, каким кажется всем своим подчинённым, то он банально развлекается за наш счёт, играя, как хищник с тщедушной добычей. И чтобы забрать тебя, ему не требуются особые усилия: даже в Геенну утаскивать, дабы ослабить, не обязательно, - от последней, неутешительной фразы самого её автора окатило неприятной безысходностью. Вот вроде справились они с квестом «Хайвэй ту Хэлл и обратно», но этот самый Хэлл с осязаемой, угнетающей угрозой, так никуда и не пропал. Всё ещё шипел под километрами литосферы. Жестокий, ненасытный, кровожадный. - Но ведь как-то бороться с ним надо! - О, снова твои хвалёные, ангельские доблесть и отвага, попирающие логику? - А что плохого в том, чтобы сражаться? – за то, что действительно ценно. - С бывшим «Третьим номером» в гарнизоне Всеотца и, по совместительству, прародителем Тьмы? На чужой скепсис обсидианы рьяно сверкнули: - Непобедимых нет. Есть непобеждённые! - И почему побеждать их должен непременно ты? А не вся ваша небесная канцелярия во главе с ведущим составом? - У меня мотивации больше… - бравадный тон, сникнув, затих. Горькая, но истина. Если Чимин не ошибся, комментируя подоплёку всех поступков его братьев, то они никогда не исполняли свои задачи ради порученных им людей. Не стремились их защитить. А, значит, и в полную силу с противоположной стороной не воевали, не старались Сатану свергнуть. Зато у брюнета теперь для боя до последней крови причины имелись личные, наивесомейшие. И пусть он им пока имена подлинные не присвоил, но горел уже ярко и по-рыцарски. Так и не сошедшее на нет, изтерзанное ничего-не-болит напомнило о себе очередным, простёгивающим естество всплеском, и халтурный конспиратор, усердно изображая беспечность, повёл плечами. Короткое, деревянное шевеление от цепкого цейлонного взора не укрылось – тот помрачнел: - Кстати об этом… - словам, уже столпившимся на раздаче «материальности» необходима была пауза. Они с подобным, ни разу не ядовитым или саркастическим посылом прежде в таком количестве даже в сознании не скапливались, а об оглашении и вовсе не мечтали. – Спасибо. - За что? – расширившиеся лакричные озёра натурально удивились. - За помощь. Она была нужна мне. В одиночку, -♱ ᛭ ♱ ᛭ ♱
Убедившись, что придурошный партизан выполнит его сердитое требование и бескомпромиссно зыркнув в чужую оторопелость ещё раз, Пак удалился, потопав к дальнему склону и скользнув в распылённые изумрудно-аспидным, безликим пятном кусты камелии. Вопросы к эффективности такой мимикрии возникали категорические, однако он, хотя бы, не покинул «заповедную зону» и не увеличил дистанцию до рискованно-чреватой. Гук, провожая взглядом невозмутимое шествие, вновь прошился недоумением и сомнениями. Неужели это его дневное, нечаянное «Переживаешь?» чуточку касалось истины? И, значит, все те туманные, совершенно не присущие, не характерные для тёмных созданий эмоции, что он периодически улавливал колеблющимися на золотой ниточке – не плод его воображения и несокрушимой веры? Теперь она обрела реальную, твёрдую почву? Но ведь тогда пути назад уже окончательно нет. Хотя, вряд ли он вообще был. И вряд ли брюнет по нему пошёл бы. Ресницы спикировали к своим нижним сёстрам. Вопреки дилеммному хаосу, стучащему в висках, Чон сконцентрировался и, спустя несколько мгновений, обнаружил за жужжащим ворохом маленький, эфемерный колокольчик. Аккуратно встряхнув его, он распахнул агаты, возвращая им сумеречный пейзаж. Оставалось ждать. Сигнал «абонента» должен был достичь молниеносно. Гость явился через сто восемьдесят две секунды. Всё больше волнуясь, юноша зачем-то отсчитывал их. Ему предстояло наплести что-нибудь в качестве «легенды», потому что заикаться про предлоги «та́ртарного приключения» абсолютно не хотелось. Сзади прошуршал воздух, и на не готовые к такому сюрпризу глаза легли беспардонные ладони. На макушке растаял лукавый шёпот: - Угадай, кто! - Хо-о, я же сам тебя пригласил. - Ну и что? Вдруг это не я, - в кучерявую копну задорно фыркнули, и несчастную спину наклонять перестали. Старший выпрямился, широко улыбнувшись обращённой к нему чёрной смородине, и обогнул друга, плюхаясь справа от него. Подметив, что примятая трава слева – признак чужого, занятого прежде места. - Как там твоя «любовь» и амуровы дела? - А твоя как? Судя по тому, насколько плачевно искалечены крылья, ты выбрал «Ромео и Джульетту». Не самое мудрое решение, - вот так, без предисловий, со своей проницательностью и добродушной физиономией товарищ мастерски спалил незадачливую контору. - Ничего я не выбирал! А это… неудачное стечение обстоятельств! - Это неудачное стечение обстоятельств хоть поблагодарило? - Да! Что? То есть… Хён! Переполошенного донсена сканировал строгий кофейный взор, ничего общего не имевший с тем шальным, одурманенным кочевническими плясками на берегу: - В Аду ты пробыл так долго, что ожоги не способен самостоятельно залечить, по Его вине? Ах, да. Он же осведомлён о том, чьё именно предплечье обраслечено золотистым залогом. Смольная чёлка торопливо замоталась: - Нет! - Ладно, иди-ка сюда, - горький шоколад в радужках смягчился, и Хосок пододвинулся, протягивая руку и располагая её напротив лопаток, не притрагиваясь. – Будет мало приятного: это, всё-таки, не просто царапина на локте или ушиб. Ангелам запрещено соваться во «вражескую обитель», все стычки допускаются только на поверхности, поэтому твои увечья сами тебя наказывают. Собственная «искра» их отторгает и не станет исцелять, - от пятерни полилось неоновое, ошпаривающее каждую клеточку сияние. Обсидианы зажмурились, губы просипели: - Я этого не знал… - Вас об этом и не предупреждают. Потому что никто из нас, здравомыслящих и адекватных, не ринется в жерло. Ты – первый энтузиаст. - А как же люди? Если нужный Небесам человек по ошибке туда угодил? - Найдут другого «нужного». И твой стимул сигануть в самое пламя – не человек. Поэтому причин ещё меньше. Кстати, я не отстану от тебя, пока их не выясню. Этого Гук и боялся. От чрезвычайно прозорливого «эксперта по связям немного иного рода» он своё щемящее и крепнущее, буйно пышущее бархатными, розовыми бутонами и рассчитывающее в скором времени распуститься, скрыть не смог бы. От себя – почему нет, но Хоби игру в прятки, где прелестный цветник без единого шипа не ищут, а, наоборот, игнорируют, запихивая поглубже, не поддержит. Ему незачем. - То, что я – хранитель – причина недостаточная? - Нет, - жемчужный, холодный свет, жаливший не хуже пожарища на втором круге, иссяк, и пальцы, чтобы чуть-чуть убаюкать ноющее эхо, принялись бережно гладить по позвоночнику. - Спасибо, - облегчённо выдохнул брюнет. - Не за что. Но не надейся: с темы соскочить я не дам. Хранитель, двоюродный брат, да будь ты хоть его мамочкой, исходные у вас одни: он – демон, а тебе в ДНК вшита божья частица, обязующая его ненавидеть. - Но я не могу его ненавидеть! Что если узы… - Они тут не при чём, - Хоуп на горячечное восклицание даже бровью не повёл, чересчур тщательно и цепко ковыряясь вниманием в растерянных космических скважинах. – Не в их силах сделать из двух противоположностей друзей. - Мы не друзья, - сожаление пропитало каждый слог. - Минус ещё один повод подвергать себя опасности. - Я просто хочу ему помочь. - Почему? Что такого знаменательного произошло? Под ожесточённой, грубой и бесстрастной маской я разглядел чужую боль, страхи, расколотую искренность, слабость. И всё это было изумительным, очаровывающим, ценным. Не-человек презирал свою человечность, но так или иначе ей покорялся. Поэтому, даже отрицая, защищал. Ломал, да, но после мучился из-за совести. Ну и порывы потушить не мог. Очень пронзительные, нежные, крадущие почву из-под ног и смешивающие дыхания порывы… - Ничего не произошло. - Ну-ну. И насколько это «ничего» тебя поразило, если ты сейчас лишь коснулся его в памяти, а щёки уже – я томат, я солнцу рад? - Чон старший иронично подмигнул. Младший же обречённо простонал: - Не вынуждай меня произносить это, пожалуйста! - О-оо… Нет, О-ООО! Про «полюбишь и козла» я ведь тогда пошутил! Ты же понимаешь, что за такое… я и предполагать не буду, как на такое отреагируют наши Престолы. Подобное, наверно, даже в их пафосных скрижалях не описано! - Да, я на всю полноту осознаю, что это неправильно и безрассудно! Но иначе не могу! Что-то внутри не даёт остановиться, оставить или отвернуться. Что-то, чему я доверяю, - так, как доверяю Ему. – И поэтому я должен хотя бы попытаться. Должен помочь несмотря ни на что! Спонтанная и до звона металла отчаянная исповедь прогремела в глуши своенравным раскатом. Купидон, наблюдая, как друг полыхал тем же, чем и самые яркие его, «напрочь» и «безвозвратно» подопечные, сжал понурое плечо участливо, с утешающей теплотой: - Тише, не кричи так, я тебя слышу. И мне необходимо услышать, что именно ты чувствуешь, – тебе самому необходимо в первую очередь. Черноволосая голова грустно покачалась. Как будто это так просто, Хо: - Я не могу это озвучить, - скажу – и оно облачится в настоящее. Не погасить, не утаить. - Хорошо, я не настаиваю, - ладонь порхнула на затылок, разворошив пушистые прядки. Короткую, только увенчавшую лог идиллию нарушил намеренно громкий голос. Возле отчётливого я-здесь-сидел сварливо булькнула чернильная клякса, из которой вышагнул блондин с наинедовольнейшей миной: - Если ты закончил со своими медсестринскими процедурами, то культяпки можно убрать и съебать отсюда восвояси. На саморассекретившегося недошпиона Гук, сморгнувший разбитость от сложного, откровенного диалога, вытаращился в крайней степени рассерженности. Зачем торчал в зарослях, если по итогу всё равно из них вылез раньше положенного?! Однако Хосок, ни капли, кажется, не удивившись, без обиды хмыкнул: - Это, судя по всему, твой избранник? Надо же, добровольно пожаловал на огонёк! Не пришлось пентаграмму чертить и заклинание зачитывать! Вот только я, видимо, пропустил момент, когда мой донсен превратился в чью-то собственность, - рука из волнистого шёлка так и не вынырнула. Специально. Между двумя противниками, сверлившими друг друга антипатией, чуть разряды электрические не потрескивали. - Ни в чью собственность я не превращался! – раздражённо буркнул юноша. Гневный янтарь отвлёкся от испепеления херова Доктора Ай-по-шибко-наглым-паклям-получишь-сейчас и, сбавив градус свирепости, проехался по нему: - Тебе лучше? - Но не твоими молитвами, - ответил за замешкавшегося брюнета товарищ, поднимаясь на ноги. - У тебя какие-то проблемы? - Одна, в общем-то. Стоит передо мной и заставляет ангела, плюнув на все, не прощающие промахов законы, сверзнуться в Преисподнюю. Ониксы взбунтовались: - Никто меня не заставлял! - Ты собираешься его сдать?! Отличный напарник! Что ему за это будет? – Пак снова яростно впился раскалённой докрасна медью в ничуть не напуганную арабику. Та, вдруг стянувшись морщинками с внешних уголков, ехидно сузилась: - Тебе не всё равно, что ему будет? То есть, это не типичное использование в корыстных целях? Хм, интересно… - Интересно?! А если я тебе по роже съезжу, станет интереснее? - Ну, попробуй. Коли желаешь на земле в пеплообразной форме поваляться… - ПРЕКРАТИТЕ ОБА ЭТОТ ЦИРК! – Чон тоже подорвался с пятой точки, вставая между скандалистами лицом к Хоби. Инстинктивно даже здесь загораживая собой Чимина. - Малыш, как бы взрослые не ругались, они всё равно тебя любят, - старший, извинительно улыбаясь встревоженным глазам, ласково щёлкнул его по носу. Сзади почти зарычали на этот непростительный жест и дёрнули на себя за безропотное запястье. Купидону сделалось ещё забавнее. – Клянусь, с этим нахалом я ничего травматичного не совершу, но вот побеседовать жажду немедленно. Поэтому, Гу, не мог бы ты организовать тест-драйв своим обновлённым крылышкам и отправиться к небольшому горному роднику - он в километре на северо-восток. Или к скалистым хребтам, что на юге. Пиренеи даже в полночь красивы. Я позову, как только мы решим пару вопросов. Младший настороженно вгляделся в хёна, не обнаружив подвоха, затем обернулся на белобрысого ещё-одно-несанкционированное-касание-и-я-втащу-твоему-сучьему-приятелю. Тот нехотя от захвата освободил и кивнул. Хранитель задержался на несколько секунд и исчез с парусным шелестом. Единственное, что во всей этой ситуации устроило блондина – незримые взмахи на напряжённой мордашке болезненную гримасу не вызвали. Значит, толк от этого бесоёбящего, импровизированного врача всё-таки был.