Там, где бабочки никогда не умирают

      Сэм в его руках казался спящим. Умиротворённым, расслабленным. Разгладились морщинки на лбу, исчезло напряжение. Он даже почти не изменился в лице, как это обычно бывает.       Потому что в последнее время и так выглядел как мертвец, подсказал внутренний голос.       И внезапно Дин ощутил его вес, почувствовал выпирающие рёбра и впивающиеся в бёдра лопатки Сэма, заметил резко очерченные ключицы. Сэм так похудел. Словно истончился. Осунулся. А он даже и не замечал. Или не хотел замечать, зацикленный на себе и своих чувствах.       С нежностью Дин смахнул прядь со лба Сэма и обхватил его щёку, баюкая лицо в ладони. Прижал к себе и уткнулся носом в волосы, раскачиваясь, как когда укладывал спать в детстве. Слёзы жгли глаза, обжигали щёки. Душили и стискивали грудь в тиски.       Господи. Что ему теперь делать? Что ему?..       Ни один демон не вернёт Сэма, даже если Дин согласится отправиться в Ад прямо сейчас. Ни один ангел не ответит на молитвы, даже Кас, потому что Рай закрыт.       Сэм мёртв, и этого не исправить. И Дин просто не знал, что дальше.       Он снова облажался. Сэм снова умер у него на руках. Сэм умер.       Это была его работа — защищать Сэмми, а он уже в который раз её запорол. В Колд-Оаке. В Детройте. На кладбище в Канзасе. Теперь ещё и здесь. И кровь Сэма, кровь единственного человека, который значил всё, единственного, что было в жизни Дина, у него на руках как доказательство.       А в голове эхом звенели все те ужасные и отвратительные слова, которые он сказал Сэму… И взгляд Сэма перед глазами, поражённый, полный боли.       — Господи, Сэмми, прости, — выдохнул Дин, крепче его сжимая, и согнулся, почти укрывая собой. Как и должен был всегда — укрывать, прикрывать, прятать от зла, заслонять собой как щитом от всех бед мира.       Почему Сэм не ушёл? Почему просто не собрал вещи и не убежал как можно дальше после слов Дина? Почему не ушёл ещё раньше, когда Дин его избил и едва не?..       Боже…       И после этого Сэм ещё считал, что Дин лучший старший брат?       Хорошие старшие братья не смешивают младших с грязью, не относятся к ним так, словно они ничтожество. Не стараются причинить боль при каждом удобном случае. Не отказываются от них и не жалеют, что те не умерли.       Сэм ошибся. Дин худший брат.       Он не сразу расслышал звонок телефона. Звук словно доносился сквозь толщу воды, откуда-то издалека. С трудом отстранившись от Сэма, Дин прислушался. Это был не его телефон.       Несколько секунд он колебался, не решаясь, не зная, имеет ли право, но звонок не прекращался, оглушал, заставляя дрожать. С беззвучным «Прости, Сэмми» Дин нащупал сотовый в кармане Сэма и взглянул на экран. Бобби.       Не хотелось говорить с ним. Да и как сказать? Но Бобби должен был знать.       — Да, — осипшим голосом ответил Дин так тихо, что его вряд ли услышали.       — Сэм? Ты обещал позвонить, как вы закончите с охотой, и всё объяснить. Что происходит, парень? Не заставляй меня нервничать лишний раз, понял? — проворчал старик, но в его голосе слышалось беспокойство. Дин прикрыл глаза.       — Бобби… — выдохнул он. На большее не хватало сил.       — Дин? Где Сэм? — Дин опустил взгляд, словно надеялся, что всё это сон, что сейчас туман перед глазами рассеется. Но Сэм так и лежал на его коленях в окровавленной рубашке, неподвижный.       — Он… Его нет, — произнёс он, и реальность этих слов ударила в грудь, выбивая весь воздух из лёгких. — Его нет, Бобби…       Дин дико огляделся, словно пытался найти кого-то или что-то, что исправит всё, изменит ужасную правду. Но вокруг была только темнота и пустота заброшенного помещения. Он один. Он остался один.       — Где вы сейчас? — спустя, казалось, вечность спросил Бобби. Дин не сразу разобрал смысл его слов и только после того, как старик позвал его по имени, дёрнулся.       — Айова, — прохрипел он. — Ко… Коррелл. В здании за баром на 65-м. Бобби, я… я не…       — Я буду там часа через два. И, Дин, — серьёзным голосом добавил Бобби, — не натвори глупостей, сынок.

***

      Бобби приехал раньше, чем обещал. А может, и позже. Дин не знал. Он не следил за временем, не выглядывал в окно, хотя заметил, что в помещении стало светлее. Ему казалось, это случилось резко, словно секунду назад было темно, а потом он вдруг отчётливо увидел почти почерневшую футболку Сэма, багровую корку на его щеках. Разглядел засохшую кровь, которая забилась под ногти и собралась в складках кожи на руках Сэма, сложенных на животе.       К тому моменту слёз у Дина уже не осталось. Он бережно приподнял Сэма со своих коленей и, подложив ему под голову скомканную рубашку, уложил на пол. А после, оперевшись о стену спиной, не сводил с него глаз.       Он не расслышал шагов Бобби, когда тот их нашёл. И не повернул головы, когда оказался рядом и сжал плечо. Только устало прикрыл глаза, впервые за всё время отводя от Сэма взгляд.       Бобби не задавал глупых вопросов, которых Дин так боялся. Что случилось? Как ты? И Дин был за это безмерно благодарен. Он бы всё равно не ответил, не смог подобрать слов и заставить себя заново пережить тот момент. Он бы сломался, а ему надо было держать себя в руках. Хотя бы пока, хотя бы немного.       — Тебе надо переодеться, сынок. И умыться, — наконец аккуратно произнёс Бобби. Дин выдохнул почти с облегчением от того, что Бобби не сказал чего-то вроде «Мне жаль». — Давай ключи от машины. У тебя ведь там есть сменная одежда? — спросил он, когда Дин ничего не ответил. Он просто не мог. Не мог найти сил, не мог себя заставить двинуться. Всё тело словно окаменело, превратилось в монолит. Вроде этих соляных столбов в пещерах, как же они назывались? Что-то на «ста».       Сэм наверняка знал.       Дин сгорбился, чувствуя, как плечи тянет вниз неподъёмная тяжесть.       — Дин? — непривычно мягко позвал Бобби, и Дин дёрнулся. Точно, ключи. Пошарил в кармане, выудив связку, и передал её.       — Вещи в багажнике, в сумке, — прохрипел он, не узнав свой голос, и поморщился. В горло как будто насыпали песка. Или стекла.       — Я быстро, — ответил Бобби, снова сжимая плечо. Дин безмолвно кивнул и с непониманием посмотрел ему вслед. Как у него получалось держаться? Как он умудрялся функционировать? Вряд ли это то, что приходит с возрастом и опытом. В конце концов, у Дина опыта тоже немало. Мама, папа. Элен, Джо и Эш. И… Сэм. Он уже терял Сэма. Дважды. И всё же легче не стало. Наоборот. Даже когда Сэм был в Клетке, у Дина оставалась надежда, что он найдёт способ, выяснит, как его оттуда вытащить. Теперь…       Теперь у него все руки в крови Сэма и ни капли надежды.       Во второй раз Дин услышал приближающиеся шаги Бобби. Его тяжёлую поступь, как будто ему трудно передвигать ноги и каждый шаг даётся с неимоверным трудом.       — Держи, парень, — произнёс Бобби, протягивая сумку. Дин повернулся и посмотрел на него. С их последней встречи прошло не так много времени, но, казалось, тот постарел на годы. Или, может, это всё полумрак и тени на лице прибавили морщин.       Дин стыдливо отвёл взгляд, чувствуя себя недостойным такой заботы. Если бы только Бобби узнал о последних месяцах, он бы без раздумий бросил его жалкую задницу. И был бы прав.       Но Дин не мог ему рассказать всей правды, по крайней мере не сейчас. Только не сейчас.       Он со стоном поднялся, принимая сумку. Перед глазами на мгновение потемнело от резкой перемены положения, и он привалился к стене, переводя дыхание. Придя в себя, он мотнул головой и повернулся к Сэму. Тот казался таким маленьким, одиноким. Брошенным. Он не должен быть здесь, лежать на полу этого проклятого места. Он не должен…       — Дин. — Он медленно перевёл взгляд на Бобби, внезапно чувствуя себя ребёнком. Что с ним дальше будет? Как же он теперь совсем один? — Приведи себя в порядок, мальчик, — похлопал Бобби по плечу. Дин разглядел слёзы в его глазах и резко отвернулся, зная, что если не сделает этого, то не сможет сдержать своих.       На несколько минут он позволил простым действиям отвлечь его, с почти военной чёткостью переодеваясь и смывая кровь с рук футболкой, смоченной водой из бутылки.       Это почему-то казалось неправильным — стирать ржавые пятна с кожи, стирать часть Сэма. Как будто избавляться от него.       Дин на мгновение сжал кулаки, швырнул футболку в кучу грязной одежды и опустил голову, глубоко дыша. Воздух был пропитан железистым запахом, и он поморщился, сглатывая слюну с медным привкусом.       За спиной раздался шорох, после тяжёлый вздох, и Дин замер, не решаясь повернуться. Он не хотел смотреть, как Бобби сидит над Сэмом, не хотел видеть, как тот горбится и, возможно, накрывает ладони Сэма, не хотел. Вместо этого он с остервенением запихнул вещи в сумку, зная, что выбросит их при первой же возможности. Даже если их можно отстирать, он ни за что это больше не наденет.       Бросив сумку, Дин всё же повернулся и только теперь заметил пистолет Сэма. Почти трепетно взял его, сжимая в руке и большим пальцем обводя рукоять. Если очень постараться, он мог бы притвориться, что чувствует тепло Сэмовой ладони. Если… Но у него на это не было сил. И мужества столкнуться со всеми эмоциями, которые накроют огромной волной, когда он всё же решится.       Он убрал пистолет, аккуратно уложил его в боковой карман сумки, напоследок проследив пальцами приклад, и выпрямился.       — Дин, думаю, нам надо… — тихо начал Бобби, его голос звучал бережно, и Дин уже знал, что он скажет дальше. — Нельзя здесь долго оставаться. И мы не можем везти его… — Дин зажмурился. Всё внутри протестовало против каждого слова, но подспудно он понимал, что Бобби прав. Кто-нибудь из горожан мог их заметить, тот парень мог пойти в полицию. Впрочем, будь так, копы уже были бы здесь. И да, везти Сэма к Бобби, в другой штат… Это безумие.       Но как он мог? Как?..       — Иди в мотель, — произнёс Бобби, и Дин резко повернулся к нему лицом. — Тебе всё равно нужно собрать вещи и выписаться. Лучше сделать это сейчас. А я пока… — Он выдохнул, бросил быстрый взгляд на Сэма и снял кепку, проводя по волосам. — Всё подготовлю.       — Бобби…       — Сынок, — выдохнул Бобби, кладя руку на плечо Дина. — Позволь мне об этом позаботиться.       — Я… — Он взглянул на Сэма и несколько секунд просто смотрел на него, а после прошептал: — Я вернусь, Сэмми.

***

      До мотеля он добрался как в тумане и очнулся, только когда припарковался перед номером. В голове стояла оглушающая пустота, пока он отточенными движениями собирал вещи. И, лишь погрузив сумку в багажник, застыл, смотря на дверь соседнего номера.       На мгновение он хотел трусливо уйти, оставить все вещи Сэма там. Какой был смысл их забирать, если владельца больше нет? Но от мысли, что кто-то другой возьмёт себе, будет пользоваться, трогать их, тошнило.       Вздохнув и крепче сжав ключ от номера, Дин шагнул вперёд и открыл дверь.       Нет, не думай, не думай. Просто делай.       Но это было так трудно. Смотреть на то, к чему прикасался Сэм, и понимать, что теперь всё это вмиг лишилось хозяина, осиротело…       Не думай — делай.       Дин стиснул челюсти до боли и, почти не глядя, принялся складывать в сумку одежду, ноутбук, дневник Сэма. Практически бросал их, едва притрагиваясь, как будто они отравлены, как будто они могли убить. И выдохнул, когда вылетел на улицу, запирая за собой дверь.       Сердце колотилось так, словно он убегал от монстра. Может, так и было. Просто монстр этот сидел в голове и назывался виной.       Из другого номера с шумом выходила семья с детьми, и Дин дёрнулся, приходя в себя. Уложил сумку в багажник и направился в офис. У него не было времени на самобичевание и погружение в эмоции. Потом, после того… После.       — Доброе утро! — раздражающе радостно воскликнула девушка за стойкой регистрации, как только Дин вошёл. Не говоря ни слова в ответ, лишь бы не сорваться, он положил перед ней ключи. — Вы выписываетесь? — с той же улыбкой спросила она, и Дин просто кивнул. Пусть думает о нём, что захочет, пусть считает конченым мудаком. Плевать. Только бы поскорее убраться оттуда.       Девушка с уже меньшим энтузиазмом выдохнула: «Ладно» — и забрала ключи, что-то печатая на компьютере.       — Вы из одиннадцатого? — вдруг спросила она, и Дин нахмурился. Разве это не было очевидно по цифрам на ключах? — Вам тут оставили… — смущённо произнесла она и принялась копаться в стопке бумаг на столе, вытащила конверт и протянула ему, неловко улыбаясь.       — Кто оставил? — прохрипел Дин, с недоверием принимая послание.       — Парень. Высокий, с длинными волосами, — ответила девушка, и Дин застыл, оглох, ослеп. Внутренности окатило ледяной волной. Мир сузился до конверта в руках. Он пялился на него и не мог шевельнуться, не мог дышать. — Всё в порядке?       — Да, — через силу кивнул Дин и дрожащей рукой взял письмо, боясь помять или хоть как-то повредить. Слёзы жгли глаза. Не сейчас, пожалуйста, только не сейчас. Рвано вздохнув, он сжал свободную руку в кулак, впиваясь ногтями в кожу, и сглотнул. — Спасибо, — сквозь зубы произнёс он и выскочил за дверь. Уже у машины привалился к капоту и пытался отдышаться.       Взгляд снова и снова обводил его имя, выведенное почерком Сэма. Прослеживал знакомые линии и завитки чернил. Дрожащие пальцы несмело поглаживали бумагу, обводя четыре буквы.       Звонок телефона заставил вздрогнуть. Дин чуть не выронил конверт, в последний момент подхватывая и прижимая к груди.       — Дин, — прозвучал в трубке голос Бобби, — я за городом, на восьмом километре 95-го шоссе после выезда. Там будет съезд вправо.       — Сейчас буду, — ответил Дин, не отрывая глаз от письма, и запихнул телефон в карман. Позволив себе ещё секунду, он залез в машину и бережно положил конверт в бардачок между кассет. Он не прочитает его сегодня. И завтра. Но однажды, когда основательно напьётся, когда будет готов сломаться окончательно, возможно, ему хватит на это смелости.

***

      Когда Дин добрался до места, Бобби уже заканчивал с погребальным кострищем. Недалеко, в метрах пяти что-то догорало, едкий чёрный дым тонкими струйками поднимался в чистый воздух. Останки инкуба, догадался Дин. Он и забыл об этой твари.       Он резко отвёл взгляд, сжимая кулаки.       Это он был во всём виноват. Это он попёрся в тот бар без подготовки, не выяснив, с кем они столкнулись. Если бы тварь его не отравила, если бы… Нет, не надо. Лучше не продолжать. Не сейчас.       Дин тряхнул головой и выпрямился. Бобби уложил последнее бревно и полил жидкостью для розжига, отбросил канистру и посмотрел на него.       Пора.       Дин прикрыл глаза и крепко зажмурился. Всё внутри сопротивлялось одной только мысли о том, что он должен… Но он должен. Сэм бы этого хотел.       В глубине души Дин просто знал. Ни воскрешений, ни сделок, ни каких-то чудес, за которые потом приходится расплачиваться, а простые похороны охотника.       Он кивнул, собираясь духом, и сглотнул. И повернулся к машине Бобби.       Сэм лежал на заднем сидении, и если бы не засохшая кровь на одежде, можно было бы подумать, что он спит, как часто это бывало, когда не удавалось найти мотель или не было номеров. Когда они спорили на «камень-ножницы-бумага», кто будет спать сзади, потому что на переднем мешался руль, и Дин всегда поддавался. Потому что знал, что Сэм впереди точно не сможет уснуть нормально, с его-то лосьими ногами длиной в милю. И Сэм наверняка знал, что он поддаётся, но молчал, хотя всегда улыбался ворчанию Дина той кроткой тихой улыбкой, полной нежности.       Хотя бы раз её ещё увидеть, всего лишь раз…       Дин вытер слёзы и бережно взял Сэма на руки.       — Я сам, — прохрипел, когда Бобби подошёл помочь, и направился к кострищу. Вес Сэма в руках почти не ощущался, как будто за то время, пока Дин ездил в город, он уже начал рассыпаться, исчезать. Дин сжал его покрепче, лишь бы прочувствовать, лишь бы пальцами нащупать его реальность. Аккуратно опустил на дерево. Поправил волосы и рубашку, замечая, что руки и лицо Сэма чистые от крови. Видимо, Бобби его умыл. Это хорошо. Сэм всегда был чистюлей и терпеть не мог грязь охоты.       — Держи, парень, — тихо произнёс Бобби, протягивая простынь и обрывки какой-то ткани, разорванные на ленты. Дин пялился на них несколько секунд, не решаясь взять, и Бобби просто положил их рядом. Почему-то это отрезвило.       Он двигался почти на автопилоте, не до конца осознавая, что делает. Только когда осталось закрыть лицо Сэма, пришёл в себя и замер, задержав дыхание. Хотелось оставить его открытым, но смотреть, как огонь будет пожирать… Он не сможет, не выдержит.       В последний раз оглядев черты, пригладив и поправив волосы, Дин коснулся губами лба Сэма и накрыл тканью.       Спи спокойно, Сэмми.       И отошёл на несколько шагов от кострища. Бобби уже поджёг небольшую ветку, но Дин лишь покачал головой и вернул взгляд на Сэма.       Без слов Бобби бросил ветку к основанию кострища. Огонь занялся сразу же, щупальцами поднимаясь выше, подбираясь к Сэму. Внутри всё билось и вопило броситься вперёд, к нему, вытащить из огня, и Дин чуть не поддался. Но в последний момент, словно почувствовав, Бобби подошёл и встал рядом, опуская руку на плечо.       Слёз не было. Был ледяной холод в руках и ногах и удушающее пламя в груди.       Перед глазами плыло, размазывалось. Только оранжевые скачущие языки и чёрный дым, взмывающий в утро, оставались чёткими. И очертания того, что было Сэмом. Всё, чем он был и мог бы быть.       Теперь исчезало, поглощаемое жаром, и развеивалось по ветру.       Дин стоял не шелохнувшись, пока огонь не потух. Пока не осталось ничего, кроме углей и пепла. Пока Сэм не перестал существовать.       — Надо ехать, — вернул в настоящее голос Бобби. Дин оторвал взгляд от остатков кострища. Куда ему ехать? У него больше не было никого и ничего. Только машина, в которой всё напоминало о том, что он потерял. О том, как он облажался.       — Поживёшь пока у меня, — продолжил Бобби и чуть жёстче добавил: — И это не обсуждается.       Дин только кивнул. Он не хотел к Бобби. Не хотел его обременять. И чувствовать присутствие. Обеспокоенные взгляды. Не хотел, чтобы вокруг него ходили на цыпочках и разговаривали, как с диким зверем.       Он ничего не хотел.       Но, наверное, так будет лучше. И проще.

***

      Всю дорогу до Су-Фоллс Дин невидяще пялился в окно, периодически ощущая взгляд Бобби, но игнорируя его. Бобби даже не спрашивал, просто прицепил тросом «Импалу» к своей машине, и у Дина не осталось выбора, кроме как залезть на пассажирское сиденье. И раз уж в этом вопросе его лишили права голоса, он решил молчать совсем. Какой смысл? Всё равно говорить было не о чем. Да и не хотелось.       Дину вообще казалось, он больше не сможет выдавить из себя ни слова. Не в этой жизни.       Бобби не давил. Даже не включал музыку. Он практически не шевелился больше необходимого, лишь несколько раз с ворчанием отключал мобильник, когда тот начинал звонить. Сначала Дин хотел сказать ему, чтобы ответил, что всё нормально и не нужно из-за него бояться каждого шороха. Но голос в голове, слишком похожий на Сэма, произнёс, что, возможно, Бобби сам не хочет, что, возможно, он тоже сейчас горюет. Мир не крутится вокруг тебя и твоих чувств, Дин.       Так что до конца пути в машине стояла тишина.       Тишина стояла и в доме, когда они доехали.       Дин вылез из машины, морщась, когда затёкшие ноги начало покалывать, без слов вытащил сумку из багажника «Импалы» и поднялся в комнату, которую они с Сэмом всегда занимали. Бобби попытался остановить его, тихо позвав, но, когда Дин даже не дёрнулся, лишь тяжело вздохнул и что-то проворчал.       Дин поморщился — старик не заслуживал такого отношения, — но знал, что пока, по крайней мере сегодня, тот не будет его больше трогать, даже к комнате не подойдёт, а сейчас это было всё, что ему нужно. Одиночество. Чтобы можно было напиться. И чтобы можно было спокойно ненавидеть себя, не боясь случайно в пьяном угаре выболтать лишнего.       Чем он и занялся сразу же, как только закрыл за собой дверь.       Лежащая на дне сумки бутылка, почти полная, тут же оказалась в руках. Первый глоток тяжело осел в желудке, и Дин выдохнул, отпуская себя. Позволяя всему, что он из последних сил сдерживал, обрушиться лавиной и накрыть его с головой, заставляя сгорбиться и грудой рухнуть на пол.       Сэма больше нет.       Между вторым и третьим глотком он не делал перерыва, пытаясь наивно жжением заглушить боль в груди. Это не помогло. Лишь сильнее распалило, потому что…       Сэм умер. Сэм умер. И никакая выпивка этого не изменит и не сотрёт из памяти.       Потому что Сэм умер из-за него. Из-за того, что его не было рядом, чтобы спасти.       Потому что Сэм умер, думая, что Дин его ненавидит. Думая, что Дин жалеет о его существовании. Считает обузой. Мерзостью.       Потому что Сэм умер, так и не узнав, что Дин тогда соврал. Наговорил ужасных слов, лишь бы сделать больно.       Потому что Сэм умер, и теперь Дин никогда не сможет извиниться и вымолить прощение.       Потому что Сэм умер, а всё, что ему осталось, — это жить с грузом вины. Потому что смерти и избавления от страданий он не достоин.

***

      Он очнулся, лёжа на полу, от грохота в дверь.       — Дин! Клянусь, если ты не откроешь через пять секунд, я выломаю дверь, а потом окуну тебя в таз с ледяной водой!       От голоса Бобби в голове звенело и пульсировало. Дин скривился, борясь со рвотным позывом, и с трудом пошевелился. Рука онемела. Пришлось вытаскивать её из-под себя другой рукой.       Очередной стук заставил дёрнуться.       — Да, да, я сейчас, — еле прохрипел Дин в пол, но Бобби услышал, судя по тому, что стук прекратился.       Кое-как подняв тело в вертикальное положение, Дин выдохнул, открывая глаза. Комната покачнулась, но спустя секунду остановилась. Уже хорошо. Дин причмокнул, пытаясь избавиться от мерзкого вкуса во рту, и облизнул пересохшие губы.       Так. Они явно у Бобби, но какого чёрта?..       Нет. Нет никаких «они». Только он один.       — Дин, открывай, парень, — произнёс Бобби слишком мягким голосом. Как будто почувствовал, что он пришёл в себя. И Дин захотел спрятаться, скрыться, исчезнуть отсюда. Оказаться там, где он снова сможет забыться. Где и дальше сможет напиваться, пока однажды не захлебнётся в собственной рвоте. Такой конец его вполне устраивал. Такого конца он и заслуживал.       Но у Бобби были другие планы.       — Давай, сынок. Выходи и спускайся. На кухне кофе и завтрак.       Послышались удаляющиеся шаги. Дин прикрыл глаза рукой. Он не хотел ни кофе, ни завтрака, ни сочувствующих взглядов, но всё же поднялся на ноги и, чуть пошатываясь, вышел в коридор. Бобби столько всего для них сделал, всегда был рядом. Дин не мог его разочаровать. Сэм бы этого не одобрил.       Придерживаясь за стены, он доковылял до кухни. На столе стояла тарелка с яичницей, беконом и парой тостов, а рядом — кружка кофе. Дин первым делом принялся за неё, осушив наполовину, и только потом приземлился на стул с тяжёлым вздохом.       Бобби стоял с другой стороны стола и наблюдал. Молча, но Дин всё равно чувствовал в его взгляде неодобрение напополам с жалостью.       Блядь, как же трудно было не сорваться, не нагрубить. Не сделать что-то в его духе, то, что он раньше делал, — отталкивал тех немногих, кто был рядом. Но Сэм как будто всё ещё сидел на соседнем стуле и… Он бы так разочаровался. Ха. Словно до этого повода не было.       — Слушай, сынок, — наконец аккуратно произнёс Бобби. Дин сглотнул, пытаясь отогнать тошноту — от алкоголя или от страха, он так и не понял, — и поднял глаза. — Ты же знаешь, можешь оставаться здесь сколько захочешь. И я не буду просить тебя не напиваться. — Бобби криво улыбнулся, снял кепку, устало потёр лицо и снова нахлобучил её на голову. — Ты всё равно не прислушаешься к моим просьбам и даже угрозам, просто… Давай договоримся, что ты будешь есть хотя бы два раза в день. И не будешь запирать дверь. Я не собираюсь тебя контролировать, но так я хотя бы смогу проверить, жив ли ты. Идёт?       Он выглядел таким уставшим. Постаревшим. Хрупким. Приглядевшись, Дин заметил чуть покрасневшие глаза и только и смог выдавить из себя хриплое: «Идёт».       Он мог бы отказаться. Мог бы уехать, вот только… Некуда ему ехать. И ничего у него не осталось, кроме машины и этого старика. И как бы ни хотелось нажраться, как последняя свинья, в каком-нибудь задрипанном баре, а потом ввязаться в драку с местными, чтобы его, избитого, бросили подыхать в канаве, он не мог так поступить. Ни со стариком, ни с машиной.       — Ладно, — выдохнул Бобби, кивая сам себе. — Ты ешь, а я пойду… Буду на улице, если что.       И, хлопнув Дина по плечу, ушёл.       Дин пялился в тарелку несколько минут. Кусок в горло не лез, но он всё же заставил себя съесть хотя бы половину. Всё-таки он пообещал, а обещания надо выполнять. Или хотя бы начать это делать.

***

      С тех пор это стало рутиной.       По ночам Дин ненавидел себя и напивался, потому что только так мог заснуть или, скорее, отрубиться без памяти. Утром вспоминал, что произошло, снова ненавидел себя и приходил в норму — точнее, её подобие. Весь день шатался по дому и участку, стараясь не пересекаться с Бобби, после находил укромный уголок и опять ненавидел себя. А потом всё повторялось.       Иногда в его распорядке дня случались изменения. Он принимал душ. Иногда, когда вонь становилась невыносимой. Ездил в город за запасами выпивки. Один раз постирал шмотьё, хотя очень хотелось его просто выкинуть. А однажды он всё же решился разобрать вещи Сэма.       Хотя вряд ли это можно было так назвать. Он просто наконец-то вытащил его сумку из багажника и занёс в дом, бережно уложив на кровать, на которой раньше спал Сэм, но так и не открыл и не перебрал содержимое.       И письмо.       Наутро после особенно ужасной ночи — если честно, они все были ужасными — он, движимый каким-то порывом, открыл бардачок, взял конверт в руки и почти его открыл. Почти. На большее сил не хватило. Только занести его в комнату и положить рядом с сумкой Сэма.       Он знал, что надо. Что чем дольше тянуть, тем будет хуже. Что боль не пройдёт, она всегда будет за рёбрами. Скрестись, пульсировать, расти. Пока в один день не поглотит его настолько, что он не сможет дышать.       Он знал.       А ещё он был трусом.       Вдруг в этом письме Сэм отказывался от него?       Да, конечно, он сказал, что Дин лучший старший брат — как же он ошибался, как же он был не прав, — но его ранили, ему было больно, он мог бредить.       Что, если в письме Сэм писал, что жалеет о годах, проведённых вместе?       Дин не выдержит. Он и так разбит. Это его уничтожит.       Поэтому он ждал, пока хоть немного соберёт себя по кускам, чтобы снова сломаться.

***

      Спустя две с небольшим недели он всё же нашёл в себе крупицы смелости.       Бобби возился во дворе над очередной грудой металла. Лязг и грохот просачивались в комнату через открытое окно, и это было хорошо. Потому что шум — единственное, что напоминало о реальности. Без него Дину казалось, что мира вокруг нет, что он растворился, стёрся в размытую кляксу, и остался только Дин. И больше никого, кроме письма, лежащего перед ним. Радиоактивного.       Дин сделал очередной глоток из бутылки, не различая вкус, только жжение; он понятия не имел, что пьёт, уже давно не обращал внимания — какая разница? Но он не был пьян. Не так, как ему бы хотелось. И потому не мог отвести взгляда от конверта. Тот словно притягивал к себе.       И когда за окном в очередной раз громыхнуло, а после послышалась ругань Бобби, Дин дёрнулся и, отшвырнув бутылку, схватил конверт.       Обычный, из плотного картона. С его именем на лицевой стороне.       Дрожащими руками, бережно, с почти благоговением Дин вскрыл его. Он боялся дышать, моргать, шевелиться лишний раз, когда вытаскивал сложенный лист исписанной бумаги. И всхлипнул, раскрывая его и смотря на почерк Сэма.       На секунду Дин зажмурился, а после вздохнул и открыл глаза.       Дин,       Я Если честно, то я совсем не знаю, что именно писать. Я столько всего хотел бы сказать, объяснить, а теперь не могу подобрать и слова. Но всё же есть одно, которое я могу и должен сказать.       Прости. Прости за всё, что я сделал. Я совершил столько ошибок, что всех и не вспомнить. Но самая большая и ужасная в том, что я подвёл подводил тебя. Постоянно, всю свою жизнь. Ты всегда делал всё возможное и невозможное, чтобы у меня было всё. Ты всегда старался изо всех сил, даже в ущерб себе. Ты всегда ставил меня на первое место. Ты сделал для меня больше, чем папа. Ты был мне братом, другом, отцом и матерью. Я всегда смотрел на тебя как на героя, потому что ты им и был. Даже будучи ребёнком, ты уже был героем. И я всегда хотел стать таким, как ты. Хотел стать героем ради тебя, чтобы ты мной гордился. И я облажался.       В детстве я думал, что когда вырасту, стану сильным и крутым, как ты, то буду таким же братом для тебя. Буду заботиться, помогать, защищать тебя. Потому что ты этого всегда заслуживал и заслуживаешь сейчас — того, чтобы о тебе заботились.       Но я так и не смог.       Я даже не смог стать тебе просто младшим братом, занозой в заднице. Я всё испортил, извратил. Хотел бы я обвинить кровь демона, но это только я. Это во мне, и Ад тут не при чём.       Ещё подростком я это понял, почувствовал, что со мной что-то не так. Нормальные люди не влюбляются в братьев. А значит, я ненормальный. Ядовитый. Поэтому я ушёл. Не хотел тебя заразить, отравить. Ты достоин большего, а не брата-извращенца.       Я просто Это не попытка оправдаться, нет. Я виноват перед тобой и никогда не смогу этого исправить. Просто хочу, чтобы ты знал, что я это понимаю. И я уважаю твоё нежелание меня видеть. Ты имеешь на это полное право.       Я никогда не напомню о себе, можешь не волноваться. Я исчезну из твоей жизни. В конце концов, папа нас хорошо научил. Но, если однажды тебе понадобится что-нибудь, что угодно, ты можешь на меня рассчитывать. Я не буду менять номер.       Прости за всё. Я надеюсь и верю, что ты найдёшь счастье. Ты это заслужил.       Прощай.       P.S. Думаю, пришло время тебе его вернуть. Всё-таки он твой.       Остервенело, почти яростно вытирая слёзы, Дин с недоумением смотрел на последнюю строчку. И только через несколько мгновений до него дошло.       Кровь отлила от лица. Лёгкие превратились в лёд. Едва дыша, захлёбываясь воздухом, Дин открыл конверт.       В углу лежал амулет.       Сэм его сохранил. После того, как Дин на эмоциях вышвырнул в мусорную корзину — идиот, придурок, — Сэм забрал его и хранил все эти годы.       Крепко сжимая амулет в руке, Дин скатился на пол.       — Прости, Сэмми, — прохрипел он сквозь слёзы и сопли, размазывая их по лицу. Едва шевеля руками, надел амулет и задрожал, когда тот знакомой тяжестью опустился на грудь.       Это он должен был извиняться, это он должен был умолять о прощении. Это он всё испортил и облажался.       Он один, а не маленький мальчик, который тянулся к единственному близкому человеку. Который хотел любви и одобрения. Который всегда смотрел на мир с солнечной улыбкой и старался видеть в людях только хорошее. Даже после того, как Рай и Ад сломили его, перемололи между собой. Не мальчик, который с детства считал себя плохим и неправильным, виноватым за одно своё существование.       Сэм ошибся. Это он не заслуживал такого брата-придурка, как Дин.       А Дин был прав. Письмо и правда его уничтожило.       Видеть доказательство того, как сильно Сэм, его маленький брат с глазами всех цветов, ненавидел себя и презирал, всю жизнь винил себя во всех бедах и ошибках…       Дин не мог дышать от ужаса, от одной только мысли, как ему было больно каждый день. И как было больно в последние дни, когда Дин не щадил его чувств.       Боже…       Дин застыл, внезапно осознав, что Сэм не дожил всего несколько дней до своего дня рождения. Ему было бы тридцать. А он забыл. Дин забыл об этом, слишком зацикленный на себе, на том, что Сэм любит его не только как брата. Тогда это казалось важным, мироопределяющим.       Будь это так, почему ты сейчас об этом не думаешь?       Потому что он идиот, который наконец правильно расставил приоритеты.       — Дин?       Бобби стоял на пороге и выглядел растерянным. Немного напуганным.       Видимо, он звал его, может, даже стучался, но Дин не слышал. Он резко отвернулся и вытер лицо рукавом, морщась и шмыгая носом.       — Ты как, сынок? — почти ласково спросил Бобби, подходя ближе.       — Нормально, — прохрипел Дин, прочистил горло, поднимаясь с пола, и опустился на кровать. Он понял, что всё ещё сжимает в руке письмо, и тут же сложил пополам, пряча под подушку. Голова чуть кружилась, напоминая, что он до сих пор пьян, и Дин попытался взять себя в руки, но внутри всё клубилось и вертелось, мешанина чувств и эмоций, которая не давала ясно мыслить.       Дин сгорбился, опираясь на колени, и закачал головой.       — Дин…       — Я так виноват перед ним. Я так облажался, — выдохнул он, больше не в силах держать это в себе. Пусть Бобби увидит, узнает, что он натворил, какой он поганый человек. И, может, тогда он вышвырнет его как можно дальше из своего дома и не будет терзаться, когда Дин сгинет наконец на какой-нибудь охоте.       — Уверен, что всё не настолько плохо, — ответил Бобби, садясь рядом. Старый дурак. Он даже не представлял, насколько всё плохо. Дин горько усмехнулся и тихо, но ровно произнёс:       — Я сказал ему, что жалею, что продал душу. Сказал, что он… мерзость. — В конце голос всё же дрогнул, и Дин зажмурился.       Почему-то, когда ты кричал эти же слова Сэму в лицо, голос не дрожал.       — Что? — спросил Бобби. Дин распахнул глаза, но так и не смог повернуться к нему лицом, боясь увидеть разочарование, осуждение или что хуже. «Мужчина должен отвечать за свои слова и поступки», — пронеслось в голове голосом папы. — Почему?       — Я… — Как он должен был ответить на это? Разве хоть какие-то слова могут его оправдать? — Я был зол, так зол на него, а ведь Сэм просто хотел меня спасти, — выпалил Дин и только сейчас осознал, насколько это правда. Дин умирал и умер бы, если бы не Сэм. И не было в его действиях никакого тайного умысла, который придумал себе Дин. — Да блядь, если бы его отравили, я бы сам… А я… — И это в самом деле так. Дин бы это сделал, чего бы ему это ни стоило. Потому что это то, что они делали всегда, — спасали друг друга, какую бы цену ни пришлось заплатить. — Это из-за меня он умер. Если бы я взял себя в руки, мы бы не понеслись туда неподготовленными и…       — Дин…       — А он даже после этого извинялся передо мной. Говорил, что я лучший старший брат, представляешь? — Дин истерично рассмеялся и посмотрел наконец на Бобби, готовый столкнуться с презрением в его взгляде. Господи, да он хотел этого. Это было бы правильно. — Почему он так сказал? Неужели он не понимал, что я кусок дерьма. Я, блядь, избил его после того, как он позвонил тебе тогда из мотеля, помнишь? Почти до смерти… А он всё равно остался. Терпел. Я ведь всё это специально делал, девок приводил… Чтобы его наказать. Как будто он в чём-то виноват.       Но Бобби молчал. Смотрел на него и молчал. Может, переваривал услышанное. Может, не мог подобрать слов. А может, не хотел даже разговаривать с ним.       Дин отвернулся.       — Это я должен был умереть. Сэму надо было просто позволить мне сдохнуть, и всё, — произнёс он вслух то, о чём не переставая думал с похорон Сэма. — Как мне теперь быть, Бобби? Что мне теперь делать? — Он закрыл глаза рукой, смаргивая слёзы, и пытался найти в себе хоть каплю сил двигаться дальше. Но её не было. Да и не могло быть. Откуда? Без Сэма… Без Сэма это было невозможно, потому что именно Сэм давал ему силы.       — Давай-ка для начала ты проспишься, сынок, — в конце концов прохрипел Бобби, подталкивая Дина к подушке. Дин не сопротивлялся. Вряд ли он уснёт, но спорить не хотелось. Старику и так хватило потрясений. — А завтра мы с тобой поговорим. На свежую голову.       Дин не стал препираться, когда Бобби накрыл его покрывалом. Только закрыл глаза и отвернулся к стене. Ещё какое-то время спиной он чувствовал на себе чужой взгляд, а после раздались тяжёлые шаги и тихое: «Господи, дай мне сил». А потом дверь закрылась, и Дин наконец выдохнул.

***

      Он проснулся на рассвете, с трудом разлепив веки. В горле першило, а в глаза словно песка насыпали. Дин потёр лицо, разгоняя кровь, и поморщился: что-то впивалось в грудь. А в следующую секунду ладонь уже накрывала амулет.       Он выдохнул, сжимая его, и сел на кровати, мысленно перебирая события вчерашнего дня. И застыл, вспоминая разговор с Бобби.       Он, конечно, не сказал прямым текстом, что случилось между ним и Сэмом, но… Бобби не дурак. Он и так знал, что они охотились на инкуба, а после того, что сказал Дин, сможет сложить дважды два. Если уже не сложил. Если так, то странно, что он ещё ничего не сделал. Возможно, ждёт, пока Дин проснётся, и тогда…       Дин подскочил и начал лихорадочно собирать вещи. Их было немного, но всё же. В конце, когда сумка была собрана, он вытянул из-под подушки письмо, аккуратно положил его в конверт и спрятал во внутреннем кармане куртки. Вот теперь всё.       Он выскользнул в коридор и как можно тише спустился по лестнице, таща обе сумки и сжимая ключи от машины. Осмотрелся, но Бобби, похоже, не было. Хорошо. Надо бы, конечно, оставить хотя бы записку, но он не хотел тратить на это время.       — Далеко собрался? — раздалось за спиной, когда Дин вышел из дома. Он обернулся, роняя сумки на землю, и рефлекторно потянулся за пистолетом. Бобби без каких-либо эмоций посмотрел на него и отпил из кружки. После встал с кресла и покачал головой. — Вы с ним точно братья. Знаешь, Сэм точно так же пытался смыться наутро, когда на пьяную голову проболтался. Ему, правда, тогда было лет пятнадцать, а не тридцать пять, но всё же.       — Мне тридцать четыре, — на автомате поправил Дин и замер, когда до него дошёл смысл слов. — Погоди, что?       — То самое, — проворчал Бобби, явно не в настроении объяснять, и пошёл к двери. — Бери своё барахло и возвращайся в дом, сынок.       Дин наблюдал, как он заходит внутрь, не двигаясь.       Бобби знал о Сэме так долго и?..       И что? Молчал? Разумеется, он молчал, болван. Он не из тех, кто треплется о таком.       И эта новость… На самом деле, она не разозлила Дина, как тогда. Совсем наоборот. У Сэма был кто-то, кто знал и продолжал относиться к нему, как к родному. Чего не смог дать Дин. Это было хорошо.       Дин тряхнул головой, поднял сумки и поплёлся в дом.

***

      С тех пор всё изменилось.       Дин перестал напиваться по ночам. Да и днём тоже почти не пил. Он начал помогать Бобби с машинами. Это немного отвлекало и убивало время. И давало уснуть вечером.       Он даже помогал другим охотникам, хотя и не общался с ними лично.       Весть о смерти Сэма уже наверняка расползлась по их сообществу, а слышать слова сочувствия Дин не был готов. Ещё нет.       И Дин убрал вещи Сэма на чердак, пусть и не перебрал их. Но они больше не маячили перед глазами, и Бобби назвал это прогрессом, пусть и шёпотом, думая, что Дин не слышит.       Однако письмо он всё ещё хранил в тумбочке у кровати и иногда, когда не мог уснуть, перечитывал. Это не помогало заснуть, но странным образом успокаивало.       И через полтора месяца такой жизни Дин решил, что пора вернуться на охоту. Стены дома начинали давить, ему здесь становилось тесно, а вокруг было слишком много воспоминаний.       Бобби этого не одобрил — может, думал, что Дин спешит, а может, привык жить с ним под одной крышей, — но спорить не стал. Лишь попросил Дина звонить хотя бы раз в неделю, на что Дин согласился.       Так он вернулся на дорогу.       Поначалу было немного странно. Казалось, что охота была в прежней жизни, очень давно, да так и было. Но руки помнили работу, и Дина это вполне устраивало.       Не то чтобы всё стало хорошо. Совсем нет.       Порой, во время драки с очередным монстром, проносилась мысль позволить монстру победить, покончить со всем. Но он брал себя в руки, вспоминал о тяжести амулета на груди и сражался.       Порой, после того, как охота заканчивалась и он шёл в бар, он хотел напиться и спровоцировать драку. Чтобы к душевной боли добавилась ещё и физическая. Чтобы получить желаемое наказание, пусть и не от того, кого Дин хотел бы. Но он сжимал амулет так сильно, чтобы рога больно впились в ладонь, брал одну бутылку пива и растягивал её на весь вечер, играя в бильярд или покер и в конце уходя с небольшой пачкой купюр.       И он не переставал думать о Сэме. Тот был в мыслях каждый день.       Дин просто не мог не размышлять о том, что Сэм рассказал в письме. И не мог не размышлять о том, что Сэм чувствовал к нему. Дошло до того, что в какой-то момент Дин поймал себя за чтением статей о психологии инцеста в Интернете, но спустя полчаса бросил это дело.       В большинстве статей всё равно писали про инцест между родителями и детьми, а из остальных…       Что ж, из остальных немногих об инцесте между сиблингами он понял лишь то, что в случае с Сэмом это было ожидаемо.       Смерть матери, частые переезды, закрытость от общества, слишком близкие отношения между ним и Сэмом. То, что Дин фактически заменил Сэму родителей. Всё это дало свои плоды. И теперь Дин понимал, что было чертовски глупо злиться на Сэма и винить его в этом. Скорее, надо было винить отца. Только вот…       Дело в том, что Дин никого не винил. Даже себя. Он просто…       В один день он проснулся и понял, что это его не волнует. То, что Сэм любил его вот так.       Ему было плевать. Потому что это не имело значения. Потому что от этого он не переставал быть его братом.       Чёрт, Сэм ведь сам говорил, что он бы всё равно никогда ничего не сделал. Он и не делал. И Дин бы вообще ни о чём не узнал, если бы не тот блядский божок.       Его чувства ничего не меняли.       Жаль только, что осознал Дин это так поздно.

***

      Лето было в самом разгаре. Уже с утра пекло, но Дин всё равно планировал позавтракать кофе и блинчиками в кафешке, которую разглядел накануне поздним вечером, когда заезжал в небольшой городок в Индиане.       Бобби подкинул наводку на мстительного духа, и Дин, хоть и ненавидел одну только мысль о том, чтобы копать могилу в такую жару, вызвался разобраться.       Он занял место в углу полупустого кафе, сделал заказ и принялся изучать сводку новостей, пытаясь разобраться в деле, когда раздался очередной звон колокольчика над дверью, а после него голос. Слишком хорошо знакомый.       — Доброе утро, Хелен. Мне как всегда. — А после ответа официантки смех, который он столько раз слышал во снах.       Дин сглотнул и поднял взгляд. Там, у кассы, стоял живой и невредимый Сэм.