ханафуда

Все, о чем может думать Ран, когда Изана нарекает их Ужасным Поколением, — это о том, что рано или поздно взгляд пустых пурпурных глаз упрется в Риндо. Риндо не слабый и не хрупкий, совсем нет, он не похож на тот вылизанный, сладкий до тошноты образ омеги, который рисуется в воображении многих альф; Риндо сильный и может избить ничуть не хуже, чем любой другой альфа или даже его собственный брат. Но Риндо все еще омега: пахнет как омега, ведет себя как омега, носит ошейник как омега; течет, в конце концов, как омега. Ран, если честно, устал злиться на каждое непристойное предложение в сторону младшего брата, и потому теперь лицо его, когда он молча достает телескопу, совершенно не меняется; он старший, и он должен защищать честь Риндо, даже если сам Риндо активно против такого заступничества — он сам может отбить яйца любому, кто потянет свои руки к его заднице. А Изана, очевидно, альфа — сильный и опасный, сильнее и Рана, и Ясухиро, и всех остальных; Ран всегда тихонько выступает на полшага вперед, немного закрывая Риндо от чужого пристального взгляда, и никогда Риндо не бывает против — потому что ему тоже страшно. Потому что против Изаны они — ничто, пустое место и жалкие слабаки. От Изаны, как бы ни хотел, Ран Риндо защитить не сможет. И потому Ран боится, что однажды Изана вспомнит: Риндо — омега, а еще Риндо — его подчиненный. Ран боится, что однажды ему придется выдирать младшего брата из-под Изаны. Ран боится, что однажды Изана сделает Риндо больно — слишком больно, больнее, чем сделал, заявив свои права как их лидера. Ран боится, что однажды его сил окажется недостаточно и он увидит, как Риндо страдает. Но видит он другое. Через три года Изана рыдает над унитазом и, очевидно, пытается выблевать собственные внутренности, пока Риндо держит его длинные волосы крепкой хваткой на затылке, а Ран — положительный тест на беременность. Изана рыдает и хохочет, захлебываясь смехом и слезами, икает, давится воздухом и блюет по новой, а Ран пытается поставить на нужное место мысль, что их сильный лидер на самом деле омега. Изана не пахнет, Изана не носит ошейник, Изана чересчур агрессивен, даже если большую часть времени прикидывается дохлым карасем. И Изана омега. Ран смотрит на тест в своих руках. Беременный омега. Они вдвоем легко дотаскивают наполовину потерявшего сознание Изану до кровати — потому что Изана маленький и легкий, несмотря на свою силу, а еще худой до жути, все кости торчат — с последней их встречи он стал напоминать тонкую куклу еще больше, и теперь страшно не от него, а за него. Рану эти чувства незнакомы: он никогда не переживал ни за кого, кроме младшего брата. Он тяжело вздыхает, укладывая Изану удобнее, — это все инстинкты альфы, почуявшего небезразличного омегу в беде, и выдрессированная до условного рефлекса обязанность защищать Риндо от других альф, не понимающих, что хоть запах у Рана спокойный и ровный, — так же спокойно и ровно его его обладатель протащит кого-то по асфальту. Шион однажды оценил — впечатлился так, что на Риндо больше не смотрит вообще. Риндо вдруг принюхивается и тихо, гортанно рычит, склоняясь ниже и утыкаясь носом в смуглую шею. Изана ежится во сне от чужого дыхания на чувствительной коже, сжимается, хнычет тихо — совсем как Риндо, когда течка оказывается слишком тяжелой и ему настолько больно, что присутствие брата больше не помогает. — Он этого не хотел, — голос у Риндо низкий и жуткий: что бы про них не говорили — они не чудовища, и если есть у них моральный кодекс, то изнасилование его возглавит. Ран кривится и скрипит выдвинувшимися клыками; даже если Изану он опасается, тот все равно как-то незаметно стал ему дорог со своими бедами с головой и флегматичностью мертвой рыбы — да всем из Ужасного Поколения дорог Изана, что бы он не говорил о том, что ими движут страх и насилие. Риндо медленно кивает, следя за изменением его лица, а потом осторожно забирается на кровать и вплетает пальцы в спутанные светлые волосы. Будь здесь Шион, он бы, возможно, как-нибудь сально прокомментировал то, что у Рана теперь две омеги на попечении, — и закономерно получил бы за это по лицу, — но его здесь, слава Ками, нет. Хотя, быть может, учитывая тот факт, что вторым омегой был Изана, Шион и придержал бы язык за зубами. Но мечтать не вредно, и проверять Ран не хочет. Он кладет все еще сжимаемый в руках тест на тумбочку и тоже забирается на узкую кровать, устраиваясь за спиной Изаны. Утром эту проблему надо будет решить, но пока что пусть спит — это, очевидно, его первый сон за много дней.