Что ты сможешь отдать за то чтоб уснуть

      Младший офицер Дюпон гогочет и наклоняется вбок чтоб увернуться от подзатыльника – с максимальным ускорением.       – Я че говорил?       – Сержанту де Рюйтеру похуй, – послушно повторяет она, – серж не мамка, жопу подтирать не будет.       – Так шагом марш в класс! Чтобы в учебное время...       Он наклоняется через дверь мотокареты чтобы схватить Дюпон за воротник, но она выскакивает с другой стороны.       – Да стой ты! Серж!       Она верещит когда он умудряется схватить ее за форму между лопаток и потащить спиной к выходу из гаража.       – Я тебе, мля, гарантирую, – бормочет он, – еще один прогул баллистики – башку откушу...       Она скрещивает руки на груди и позволяет тащить себя через снег. Форменная куртка оказывается крепче – а младшие офицеры легче – чем Куно помнит.       – Да мне старикан сказал...       Куно останавливается.       – Который?       – Лейтенант Торсон.       Он, как тащил, так и роняет ее на задницу во дворе. Дюпон морщится и потирает копчик.       – Серж, сука...       – Ну так бегом в гараж.       – Ты ж меня сам только...       – Дюпон! Бегом, говорю, в гараж. Это старая гвардия. Таких надо, мля, уважать.       Она встает – и Куно отряхивает ей форму на плечах.       – А с баллистикой?       – Тиллбрук с ним?       – А кто ж еще...       – Вот у Тиллбрука попроси.       Она гыкает – и утирает красный от холода нос рукавом.       – Так он же это, – Дюпон скашивает к носу глаза, – того.       Куно опять наступает на нее, и она опять ныряет ему под руку и ржет:       – Щас как дам! Тебя в Бледи недельку помаринуй, посмотрим, того или не того... Лучший специалист в участке! Чтоб не слышал, мля, больше.       Она отряхивает с задницы снег, а потом салютует той же рукой. Куно фыркает. Он разворачивает Дюпон, а потом тощим коленом придает ей ускорение – максимальное – обратно в сторону гаража.       – Рапорт по младшим офицерам, Кууно.       Куно, не до конца прикрыв дверь, говорит громко и четко:       – Долбоебы, сэр!       Из-за спины у него слышится хохот – и возмущенные вскрики самих младших офицеров. Капитан Кицураги не двигается и не меняется в лице. Куно видит его отражение в стекле окна.       – Хм-м... Сегодня отличились?..       Куно осторожно прикрывает дверь, чтобы его больше не было слышно.       – Без происшествий. Вместо баллистики выдернули Дюпон в гараж – но, как по мне, с Тиллбруком лучше дойдет. А механика – эт вообще...       – Полезно, – кивает капитан.       – Но, знаешь...       – Я передам лейтенантам, чтобы иногда отпускали твоих офицеров на учебу.       Куно морщится. Он не любит, когда ТипТоп начинает лезть ему в голову. После Гарри он думал, что такого больше не будет.       Ким в оконном стекле моргает.       – Кхм.       – Да ниче... Мелкий шрифт почитать?       Ким хмурится и кивает на одну из стопок. От того, как он сжимает кулак, скрипит перчатка.       – Если не сложно. Спасибо, Кууно.       Куно усаживается на подлокотник кресла и слюнявит палец чтоб пролистать бумажки. Какое-то время он шуршит в тишине.       – Кууно.       – Че?       – Какое число?       – Новый год почти. Тридцатое.       – М-гм.       Ким ждет чего-то еще. Куно зябко поводит плечами.       – Тридцатое декабря, семьдесят третий. Новый год с завтра на послезавтра. Так, на всякий, ты – капитан, я – сержант, а Гарри...       – Достаточно, – он выглядывает через окно в чистое небо без аэростатов и облаков, – семьдесят третий?       – Он самый, ТипТоп.       Ким приглаживает волосы – короткие и седые.       – Ты помнишь, как Гарри сказал нам...       Куно не дает ему договорить. Голос у него вдруг оказывается твердый и взрослый.       – Помню. Вот что думаю. Гарри иногда говорил хуйню.       Ким отворачивается от окна к нему – только чтоб повернуться обратно. Что-то в нем обрывается, когда он встает к стеклу спиной.       Куно закидывает одну ногу на сидение стула, и Ким думает, что он начнет читать, но он говорит вместо этого:       – Нам бы его навестить, так-то. Давно не были...       – Я боюсь, Кууно, ему это все равно.       Куно морщит лицо.       – Да я че, ради него, что ли?       – И цветы.       – Губу закатает пусть. Ландыши эти... Гвоздичками обойдется.       Ким прислоняется виском со шрамом к стеклу.       – Не говори так про него.       Куно огрызается:       – Так я думал, ему все равно.       Ким смотрит, как от его дыхания запотевает окно, и как совсем перестает быть видно темные пятна патрульных и лошадей во дворе.       – Свяжись с тридцать девятым, спроси, когда в январе будет свободна капитан Мино. Тиллбруку и Торсону я смогу дать выходной.       – А ты?       У Кима дергается уголок рта. Куно хлопает бумаги о стол и тоже встает. В зимнем небе в окне – светло и тихо.       – Не хочешь – так и скажи. Я, так-то, сам не фанат.       – Не фанат чего?       – Пиздовать до братских могил в минус тридцать. Только Тиллбрук, когда напьется, говорить нормально начинает. Я вот думаю каждый раз...       – Лучше бы не начинал?       – Вот-вот. Такое иногда скажет...       Ким заставляет себя оторвать взгляд от стекла и посмотреть на Куно – тот показывает средний палец младшему офицеру во дворе. Когда из гаража высовываются Торсон и Тиллбрук, Куно достает из кармана и вторую руку.       – Кууно.       Тот торопливо распрямляется и прячет руки за спину. Ким выдыхает через нос.       – В этот раз купи, хотя бы, белые.       – Что?..       – Гвоздики, Кууно. Белые.       Куно поправляет мундир в отражении в окне. Голос у него не злой, но еще упрямый.       – Так... Ему ж все равно.       Ким сжимает его плечо – тонкой сухой рукой, один раз. Это вместо извинения.       – Я делаю это не ради него.       Куно хмыкает и выпячивает челюсть. Глаза у него блестят.       Куно выглядит смешно, но Ким не смеется над ним – он встает спиной к окну и снова указывает кивком на стопку документов, которую не может прочитать сам.