***
Чимин пытался идти нормальным шагом, но то и дело срывался на бег, будто отец мог уйти в любой момент, не дождавшись его. Он был счастлив, потому что родной человек, который всегда так далëк от него, сейчас здесь, и весь день проведëт с ним, как и все родители. Увидев знакомую фигуру, Чимин остановился, присматриваясь. Отец стоял возле стола, а заметив его, помахал ему, подзывая к себе. Чимин приблизился, сжал кулаки, сдерживая желание обнять родителя, и едва заметно улыбнулся. — Не ожидал увидеть тебя здесь. — Да, я в последний момент решился приехать, ты не рад меня видеть? — Нет, я рад, конечно, рад, — сказал Чимин. — Мы поедем куда-то? — Как раз об этом я и хотел поговорить, присядем? — Мужчина опустился за деревянный стол на прикреплëнную к нему скамейку, а Чимин, которому уже не нравилось начало разговора, устроился на противоположной стороне, скрестив пальцы в замок. — Я понимаю, что поступаю с тобой жестоко. — Правда? — усмехнулся Чимин. Он метнул взгляд в сторону, заметив, что Сокджин наблюдает за ними, но не придал этому значения, а вожатый изучал отца и сына, чувствуя напряжение между ними. Внешне они были поразительно похожи, но мужчина видел, насколько отличаются их характеры. — Да, — отец понимающе улыбнулся. — Ты любишь развлечения, красивых девушек, вкусную еду и дорогую одежду, любишь свободу, а я запер тебя в этом лагере. — А, ты об этом, — разочарованно вздохнул Чимин, осознавая, что отец совсем его не знает. — Я думаю, что достаточно наказал тебя. — Что? — Поехали на Гавайи, я помню, тебе там понравилось, или Чеджу, там довольно мило. Не хочу, чтобы твои каникулы прошли мимо тебя. Только представь, я и ты. — И твоя новая секретарша? — Имеешь что-то против? Прошлую ты неплохо оценил, — произнëс мужчина, просканировав его взглядом и чуть прищурившись. — А в чëм дело? После молодого любовника ты больше не смог удовлетворить все еë желания? — Тебе смешно? Это фактически предательство. — Это было бы им, если бы ты любил еë, их, но ты никого не любил, и маму тоже. — Ладно, я здесь не для того, чтобы лирику распевать. — Я так понимаю, и не для того, чтобы провести со мной родительский день. — Потому что мы проведëм вместе не день, а две недели, загорая на пляже, ты ведь любишь это. — Я не поеду, — произнëс Чимин, подняв глаза. Мужчина приоткрыл рот от удивления и чуть нахмурился, не ожидав такого ответа, ведь сын закатил ему большой скандал из-за ссылки в это место, но почему тогда он не хочет уезжать сейчас? — Мне послышалось? — Нет, ты всё правильно услышал. — Чимин наклонился, смотря в глаза отцу и чëтко произнося каждое слово, отделяя паузами. — Я. Никуда. Не. Поеду. Я вернусь в то место, которое ты называешь домом, ровно через две недели. Сам, за мной не нужно приезжать. Хорошо отдохнуть тебе, папа. — Ты едешь со мной, я позаботился о том, чтобы тебя приняли сюда, и мне не составит труда сделать так, чтобы тебя выгнали. — Чимин, ты уезжаешь? — спросил Сокджин, переведя взгляд с отца на сына. — Нет, — произнëс Чимин. — Да, — сказал твëрдо мужчина. — Чимин, иди в комнату. — Нет, он никуда не пойдëт, мы уезжаем и прямо сейчас. — Вы не можете его забрать, если он не хочет. — Что-то я не видел этого в вашем уставе. — Это авторское правило. — Пока, пап, — произнëс Чимин, вставая из-за стола и уходя. Он остановился возле здания, заметив Юнги за дальним столиком в компании какого-то не внушающего доверия мужчины. — Вам бы пытаться сблизиться с ним, а не пытаться оттолкнуть. — Не вам меня учить, как мне воспитывать своего сына, — грубо бросил мужчина. — Думаю, воспитывал он себя сам, потому что я вижу мальчика, который пытался привлечь внимания отца. Если вы не собираетесь проводить с ним время сегодня, прошу покинуть территорию лагеря, посторонних здесь быть не должно.***
Юнги пытался унять едва заметную дрожь в теле, приближаясь к месту встречи с отцом, которого быть тут не должно было. Мужчина встаëт, обнимает сына за плечи и улыбается добродушно, но юноша уверен, что это маска, он знает, что на любовь и сострадание человек перед ним не способен. Парень выдыхает с облегчением, садясь за стол, когда мужчина отпускает его. Юнги явно напряжëн, выкручивая пальцы под столом почти под неестественным углом, отец замечает это, но не волнуется. «Страх порождает уважение» — всегда говорил он. — Ну что? Рассказывай. Тебе тут нравится? — Да, — тихо ответил Юнги. Чимин наблюдал за ними, остановившись недалеко, видел чужую скованность и только больше хмурился. — Нашёл девчонку? — Нет, — едва слышно сказал он, понимая, что врать не имеет смысла, отец выставит всё так, как он того хочет. — Может, кто-то нравится? — Да. — А не взялся ли ты за старое, Юнги? — Нет, я… нет, это мерзко, — говорил юноша, не поднимая голову. Мужчина несколько секунд смотрел на него, затем растянул губы в улыбке и протянул руку вперëд, поглаживая парня по волосам и игнорируя то, как он дëрнулся при его движении. На них никто не обращал внимания, большинство родителей уже забрали детей, поэтому парень ещё острее ощущал собственную беспомощность. — Хорошо, что ты это понимаешь. Ты же знаешь, что будет, если я что-то увижу, о чём-то догадаюсь? — спросил отец спокойно, убирая руку. Юнги только кивнул несколько раз и закусил губу, силясь не зажмуриться. — А ещё мне не нравится, как на нас смотрит тот рыжий парниша, держись от него подальше. Юнги обернулся, глядя туда, куда указал мужчина и видя там Чимина, который не узнавал его. Вечно холодный Юнги сейчас больше походил на испуганного ребëнка, который хотел поскорее убежать от посторонних глаз и спрятаться под кроватью. — Хорошо, папа, я тебя понял. — Я приехал, чтобы навестить тебя и оставить кое-какие вещи, и не говори потом, что я плохой отец, вожатые всë тебе передадут. Встретимся через две недели, и я буду ждать правдоподобный рассказ о романе с девушкой. Мужчина ушёл, оставив сотки новых колотых ран на сердце, распоров швы на старых, его слова залезали под кожу, выжигались на коре головного мозга. Юнги чувствовал, как тревога его душит, а глаза становятся влажными, он тут же начал торопливо моргать, чтобы не позволить себе показать свою слабость. — Юнги, — сказал Чимин, остановив его. — Всё хорошо. — Да, всё хорошо. — Нет, ты не понял, всё хорошо, его тут не будет, он не причинит тебе вреда. — Я не понимаю, о чëм ты, мы просто разговаривали, — неуверенно сказал Юнги. Чимин смотрел на него, сведя брови к переносице, во взгляде его читалась жалость, которую Юнги не хотел видеть, если она направлена в его сторону. Пак резко поднял руку, и Юнги, не ожидавший этого, отвернул голову и поднял свою руку, закрывая лицо, все эти действия были сделаны им быстро, тело повторяло подобные движения на уровне рефлексов. Чимин знал, что если он замахнëтся на одного из своих питомцев, тот наклонит голову вбок и изумлëнно посмотрит чëрными глазками-пуговками, не понимая, что делает их хозяин, потому что Чимин никогда их не бил, они не знали, зачем им защищаться, а Юнги сейчас закрылся, словно щенок, которого пинают дворовые мальчишки, который попросту не умеет доверять людям. Поняв, как он выглядит, Мин торопливо опустил руку, поспешив выровняться, он поднял на него взгляд, и последнее, что ожидал увидеть и почувствовать, так это крепкие объятия. Он выдохнул, поражëнно смотря перед собой, хмурясь от противоречивых чувств. Юноша не знал, что делать, как отвечать на подобный порыв Чимина, поэтому продолжал стоять, опустив руки по швам. — Всё хорошо, Юнги-я, — сказал юноша. — Всё хорошо, — повторил Юнги.***
Нельзя было сказать, что женщине, энергично перемещающейся по комнате давно за сорок. Чимин даже по-доброму усмехнулся, заметив еë. Почему-то именно так он и представлял маму Хосока: низкая полноватая женщина под пятьдесят, одетая по деревенской моде, будто только-только закончила работу на ферме и рванула к сыну. Она мило причитала, снуя между кроватями и жалуясь на то, что они они недостаточно удобные, а пол вообще холодный. — Боже, Хосок-и, мне кажется, ты похудел за эту неделю. — Мама, тебе кажется. — Ничего, я много всего привезла домашнего и вкусного. — Она поставила тяжëлую большую сумку на кровать и принялась доставать из неë контейнеры, пока Хосок принимал их и, как подобает взрослому ребëнку, канючил, что этого много, и они хорошо питаются. — Не ври, кормят тут ужасно, — произнëс Чимин. — Вот, рыженький дело говорит, — подтвердила женщина. — Мне Хосок столько о вас рассказывал, я рада, что вы подружились с моим сыном, он такой ранимый. — Ну мам, — недовольно протянул он, хрустя кимчи из контейнера и пачкаясь в красной приправе. — Не мамкай. Вы все очень хорошие ребята, я приехала, чтобы посмотреть, как тут устроился Хосок и отдать продукты, а также хотелось вас увидеть, все такие красавчики, особенно рыженький. — Хосок, у тебя есть папа? — поинтересовался Чимин, ухмыльнувшись. — Есть, и отчим мне не нужен, — пробормотал он. — Какой очаровашка, — сказала она. — Так, Хосока я не забираю сегодня, развлекайтесь. Ах, да, чуть не забыла. Женщина достала из сумки пакет, развязала его и, подходя к каждому парню, вручала по паре вязанных тëплых носков, приговаривая, что связала их из натуральной шерсти. Чимин, затаив дыхание, смотрел на подарок в своих руках, и самая недорогая вещь из всех, что он сейчас имеет, ему показалось наиболее ценной. — Спасибо, — тихо произнëс Чимин и посмотрел на женщину перед собой. — Могу я обнять вас? — Конечно, сынок. — Она рассмеялась, притягивая юношу к себе и похлопывая по спине, он обнимал крепко, нахмурив брови, смотрел перед собой, пытаясь контролировать подступающие слëзы. Именно в этот момент он чувствовал себя в порядке, именно его он запомнит навсегда и будет прогонять в памяти, когда примется аккуратно укладывать вязаный подарок в дальний угол полки.***
— Чимин, спишь? — негромко позвал Тэхëн, повернув голову в сторону его кровати. Свет полумесяца едва освящал темноту комнаты, поэтому Ким, пытавшийся разглядеть ответ на свой вопрос, всё-таки решился позвать его. — Нет, не спится. — Поддерживаю, — произнëс Намджун, рядом тяжело вздохнул Юнги и заворочался Хосок, Чонгук принял сидячее положение, понимая, что сна нет ни в одном глазу. — Пошлите к реке? — всё так же тихо предложил Намджун, будто мог разбудить кого-то. — Да, только немного вещей соберëм, — сказал Чимин, поднимаясь с кровати. — А можно маршмеллоу у тебя из тумбочки захватить? — поинтересовался Хосок, зная, что ему не откажут. — Вставай и собирай всё, что хочешь взять. В длинном коридоре горело несколько ламп, которые его полностью освещали, не помогая парням уйти незамеченными. После двух часов ночи здесь было сложно на кого-то наткнуться, разве что на проснувшихся, чтобы отойти по нужде. Ночная прохлада приятно касалась открытых участков кожи, свежий воздух, наполненный ароматом дерева и древесины, бодрил. Три фонарика освещали тëмный лес, который парни за прошедшую неделю неплохо выучили, а на всëм пути их сопровождали серенады цикад и птиц. Вскоре они услышали шум реки, и деревья расступились, открывая взору берег и бегущие струи блестящей воды. Юнги нашëл немного сухих веток, Чимин развëл костëр, Чонгук и Хосок выбрали крепкие длинные палочки для зефира, а Тэхëн с Намджуном разбирали два рюкзака, которые взяли с собой. В костре потрескивали ветки, нос щекотал аромат дыма и жареного зефира. Они сидели в тишине, каждый думая о своëм, не испытывая при этом напряжения или неловкости. Пожалуй, в этом кругу им было действительно комфортно, одним человеком меньше или одним больше — и тот уют, что они создали, рассеивался. — Мой отец предлагал мне уехать, — тихо сказал Чимин, привлекая к себе внимание. — Точнее, он настаивал, хотел, чтобы мы вместе отправились на отдых. — Почему ты отказался? — спросил Тэхëн. — Из-за вас, предложи он забрать ещё пятерых — я бы непременно согласился. — Это так мило, — протянул Хосок, поедая зефир. Юнги недовольно цокнул, стирая влажной салфеткой сладость с его щëк, в которой он испачкался. — Я хочу узнать вас, — сказал Намджун, осмотрев друзей. — Мы же все такие, неудачники, лузеры, поэтому вместе. — Вообще раньше я так обзывался, но если с вами, то я согласен быть лузером, — Чимин улыбнулся и похлопал Намджуна по плечу. — Ты и начни, почему ты неудачник? Что с тобой не так? — Мои родители стоят друг друга, они заботятся только о своей карьере, оба юристы, чтоб их. Я делал всё, чтобы получить похвалу от них, любую, самую сухую. В своëм доме я чувствовал себя гостем или наоборот, дом мой, но живу я один. Я хотел быть особенным, хотел быть первым, чтобы они гордились мной, но будучи победителем, я всё равно чувствовал себя проигравшим, им было всё равно. Возможно, да и скорее всего, это проблема мелочь по сравнению с чьи-то историями, но я жил с этим с детства, я нуждался в родителях. — Не приуменьшай свои проблемы, чувак, — недовольно цокнул Чимин. — Тебе не нужно быть первым, чтобы быть особенным, — отозвался Тэхëн, улыбнувшись едва заметно. — Будь ты обычным, Сокджин бы тебя не заметил. — Да, точно, — он рассмеялся, показывая очаровательные ямочки на щеках. — Хосок, что ты скажешь? — Ну, мы живëм в посëлке, мама следит за порядком, а папа работает в городе, и меня всё устраивает, кроме друзей, их нет. — Почему их нет? — поинтересовался Тэхëн. — Они считают меня странным, говорят, что я ещё не вырос. Знаю, они правы, но мне не нравится то, чем они интересуются. — Порнуха, секс, попробовать то, что запрещают родители? — Чимин усмехнулся, снимая со своей палочки зефир и протягивая его Хосоку, когда заметил, что у того он закончился. — Спасибо, — ответил юноша, принимая угощение. — Я не могу сказать, что то, что ты перечислил мне совсем не интересно, но мои ровесники, особенно парни, помешаны на этом, а вы не похожи на таких, даже ты, Чимин. — Полагаю, это комплимент. Чонгук-и, что ты расскажешь? — Я заложник своей фантазии, мне в ней комфортно, люблю придумывать какие-то сюжеты, много читать, я либо учился, либо это делал. Со мной хотели дружить, но мне не хотелось, с вами я меньше пребываю в своих мыслях. — Напомни нам не позволять тебе читать, — сказал негромко Намджун, заставив Чонгука улыбнуться. — Юнги, расскажи ты. Юнги опустил голову, прикусив губу и думая, с чего начать, он никому не открывал душу, кроме отца, а после того рокового дня, когда он стал для Юнги чужим человеком, перестал выговариваться и тому, а сейчас на него смотрели, его хотели послушать, и хоть юноша не хотел рассказывать, всё ещё не был готов к этому, он решил переступить через себя, показать, что для друзей он тоже может открыться. — Я должен признаться, — Юнги замолчал ненадолго, затем продолжил: — Я гей. — Я рыжий, а Намджун дрочит на вожатого, кто ещё будет разбрасываться фактами? — В смысле? То есть это было так просто? — Да, зачем столько молчал? Я же такой же, — хмыкнул Намджун. — Потому что первый человек, которому я рассказал об этом, меня не принял. — Твой отец? Что он делал с тобой? — спросил Чимин, вспомнив, как выглядел Юнги рядом с отцом. — Моя мама умерла, когда я был ребëнком, я еë даже не помню, и мой отец был самым лучшим папой, я скучаю по тому времени. Я ничего от него не скрывал, и это не стал. Я начал понимать, что со мной что-то не так примерно в четырнадцать, у моих друзей появлялись девушки, но они меня вообще не привлекали, а в пятнадцать лет я влюбился, и это было взаимно, думаю, я до сих пор не забыл того человека. Первая любовь, знаете, как это бывает, правда? Юнги улыбнулся, но каждый заметил, как его глаза блестели, а он смотрел на огонь, и вид сломленного человека приносил боль настолько же, насколько и завораживал. Они знали, что такое первая любовь, кто-то только догадывался, а кто-то уже решил, что она ему не нужна. — Этого парня я представил отцу как своего друга, а потом он застал нас, мы целовались. В тот день отца будто бы подменили, он сказал, что даëт мне последний шанс, спросил была ли это шутка или спор. — Ты не соврал? — поинтересовался Чимин. — Нет, — прошептал Юнги, — я сознался во всëм, тогда-то я и узнал, что он был ярым гомофобом. Он избил меня, бил ремнëм, прутьями от плетëного забора, палкой. Мы живëм в загородном доме, никто не мог меня услышать. Рядом послышался всхлип, Юнги повернул голову и заметил, что Хосок зажал рот ладонью, чтобы не издать больше ни звука, и опустил голову, когда увидел обращëнные на него чужие взгляды. Он всегда отличался особенно сильной сентиментальностью, а представив всë то, о чëм говорит Юнги, не смог сдержать слëз. Намджун придвинулся и прижал юношу к себе, заставив его опустить голову на плечо, вскоре Хосок вообще развернулся к нему, обнимая руками за шею. Все понимали, что одной из причин, почему этот рассказ тронул именно Хосока, было то, что он относился к Юнги, который сейчас, грустно улыбаясь, поглаживал подрагивающую спину. — В тот день я чуть не умер, шрамы остались на всю жизнь. Пока он бил меня, приговаривал, какой я мерзкий, что я заслуживаю этого, повторял, что я противный и не мужчина. С тех пор парней у меня в окружении нет. Тот день я вспоминаю как страшный сон и боюсь, что он повторится. — Он больше не трогал тебя? — несмело поинтересовался Чонгук, до глубины души поражëнный рассказом. — Так же, как тогда, — нет, я поводов не давал, иногда были пощëчины, за ремень он брался не часто. В школе я стал изгоем, потому что шугался каждого парня, который ко мне подходил. Я уверен, что отец успокоится, только когда я женюсь на девушке. — Ты же не сделаешь этого? — спросил Чонгук. — Ни за что, эта девушка будет нелюбимой. Пусть лучше я навсегда останусь один, чем сделаю вместе с собой несчастным ещё кого-то. Итак, Чимин, давай теперь поплачем над твой историей? — Эй, — обиженно буркнул Хосок и, наполовину отлепившись от Намджуна, толкнул Юнги, который решил подшутить над ним. — Ну, я имел всё, что хотел, когда подрос, — и кого хотел тоже. — А если серьёзно? — Тэхëн наклонил голову, внимательно глядя на Чимина. — А если серьёзно, то я правда имел всё, о чëм мечтают дети, и даже больше, кроме родителей. Свою маму я не знаю, отец никогда о ней не рассказывал. Он всегда на встречах, в командировках, воспитание ребëнка его не интересовало. Я пытался привлечь его внимание сначала своими достижениями, с годами всё больше лажал. Напивался, хамил учителям в школе, нарушал закон, но он не забирал меня из клубов, из полиции, в школу не являлся, лишь откупался, это всё, что он мог делать. Я перестал стараться, сейчас наслаждаюсь только его деньгами. — Но ты всё ещё нуждаешься в отце, у тебя так глаза горели, когда Сокджин сказал, что он приехал. — Наблюдательный, — сказал Чимин, улыбаясь, смотря на Тэхëна. — Он тоже нуждается в сыне, теперь нуждается, но уже слишком поздно. Теперь ты, профессор, твою историю я особенно сильно хотел бы услышать. Не думаю, что твои сто баллов дались тебе легко. Ты кто-то вроде детей-индиго? Вундеркинд? — Нет, по крайней мере, не помню, чтобы учëба давалась мне легче, чем другим детям. — В первый день в лагере ты был похож на робота. — А я и есть он. Я не испытываю к своей семье ничего, кроме неприязни и ненависти. Родители считали, что мужчина в семье должен быть умным и иметь хорошую работу, для девушки, по их мнению, достаточно удачно выйти замуж. Чем старше я становился, чем тяжелее была программа, тем меньше у меня было свободного времени, в конце концов его вообще не стало. — В каком смысле? Вообще? — спросил Чонгук. — Вообще, учёба, время для сна, душа и приëма пищи, таким был мой каждый день. Не было друзей, игр, каких-то других интересов, я не имел на это права, ничто не должно было отвлекать меня от учëбы. Если я не получал максимальную оценку, они наказывали меня, лишая завтрака, обеда или ужина, сокращали моë время на сон. Когда я написал тест на девяносто баллов, я не ел два дня, бывало три, но не больше. Иногда я уставал так, что мог потерять сознание, но затем должен был встать и продолжить решать алгебру, писать эссе. Я сначала сторонился вас, потому что когда смена закончится, всё снова станет прежним, а я не хочу привыкать к хорошей жизни, чтобы снова вернуться в ад. — Всё в твоих руках, Тэхëн, пока ты не захочешь себя спасти, тебе никто не поможет, — сказал Чимин. — Я знаю, если не наберусь смелости, то студенческая жизнь тоже будет адом, а я к такому не готов. Я рад, что встретил вас, думаю, это лучшая неделя за всю мою жизнь. — И таких недель будет ещё очень и очень много, — хитро улыбаясь и по привычке чуть щурясь, произнëс Чимин, и Тэхëн подумал о том, что он чем-то походит на лисицу из тех редких правильных сказок, где она положительный персонаж. — Все доели зефир? Представим, что палочки — это мы. Я сжигаю мальчика, который нуждался во внимании отца, — произнëс Чимин, сломал палочку надвое и бросил в огонь, наблюдая за тем, как еë охватывают языки пламени. — Я сжигаю мальчика, который нуждался в похвале и заботе родителей, — сказал Намджун и повторил за Чимином. — Я бросаю в огонь мальчика, у которого не было друзей, — с улыбкой произнëс Хосок. — Я сжигаю мальчика, который считает себя неправильным, — тихо проговорил Юнги. — Я сжигаю мальчика, который живëт в своей фантазии, игнорируя окружающий его мир и людей, — сказал Чонгук, почти аккуратно бросив палочку в костëр. — Я сжигаю мальчика-робота, разучившегося любить и дружить, теперь он умеет, — произнëс Тэхëн, наблюдая, как «сломанные мальчики» потрескивают в огне, и улыбаясь по-настоящему беззаботно.