Еще один обычный рабочий день

      Стою на платформе, смотрю, как ты уходишь.       Такой боли, как эта, я не знал уже давно.       Любить кого-то так сильно, не контролировать ситуацию. Чистый, невесомый свет розоватой дымкой стелился по траве. Солнечный диск выбрался из-за горизонта только наполовину, и его лучи оседали на одежде и волосах бархатными полуоттенками. Воздух пах влагой. Где-то недалеко с колонки лилась приглушенная музыка. Джаред лежал бы еще долго, слушая ее, запрокинув голову к небу, с которого медленно сползала ночная синева, но рубашка промокла от росы, и пришлось выпрямиться. Куртка Эклза снова сбилась под ним в комок. – Ты прекратишь когда-нибудь? – с безнадежностью в голосе осведомился Дженсен, пытаясь удержаться на импровизированной подстилке – она ерзала из стороны в сторону вместе с Джеем. – Если это будет тебя бесить, то нет, – Падалеки наконец-то успокоился и нагло высунул язык. – Учти, в следующий раз будем валяться на твоей одежде! А куртку постираешь! – предупредил Эклз. – Ага, сейчас! Уже лечу, – фыркнул Джаред. – Иди нахрен, я… Теплые губы накрыли его рот, и Падалеки поперхнулся окончанием фразы. Что-то неразборчиво простонал и привлек Дженсена за шею, целуя взахлеб, будто вся жизнь сконцентрировалась в этом. – Как же просто тебя заткнуть, – Эклз старался звучать саркастично, но его пальцы дрожали от нежности, когда он ласкал скулы Джареда, когда несмело касался мягкой линии его ресниц и ловил пряди, упавшие на лоб. – Не меня одного, – Падалеки потерся щекой о теплую ладонь. – Господи, я не хочу отпускать тебя… Они устроились на возвышенности в парке королевы Елизаветы, чтобы встретить рассвет. Последний совместный рассвет в Ванкувере перед поездкой домой. Вернее, возвращался только Джаред, Дженсена Крипке попросил остаться – обсудить будущие съемки в «Пацанах». – Я никуда не денусь, – Эклз отстранился и посмотрел Джею в глаза. – Считаешь, я не соображаю, почему мы вцепились в новые проекты, даже толком не отдохнув? – Ты сказал, что длительный перерыв нам навредит. – А что я мог сказать? Что свихнусь дома от тоски по тебе? Я не рисковал об этом задумываться. О том, что, вероятно, сойду с ума в четырех стенах, потому что история Винчестеров закончена, и я больше не вернусь на съемки «Сверхъестественного». Не назову тебя «Сэмми», хотя я насквозь пропитан этим именем. Мне нужно было снова найти работу. Солнечные лучи очертили лицо Дженса, и густая зелень его радужки стала полупрозрачной, напоминая чистое дно озера. Джаред забыл сделать очередной вздох. – Твой техасский рейнджер – та же уловка. Но это ничего не меняет. Я буду рядом, вопреки любым обстоятельствам и назло судьбе. – Обещаешь? Тогда мне есть что предложить, – Падалеки ткнулся носом в ключицу Эклза, обхватывая его руками. – Еще одно незаконченное дело? – Дженсен расплылся в улыбке. – Спасать людей, охотится на нечисть – семейный бизнес. Наклонившись к Джареду, Эклз поцеловал его в лоб и прошептал: – Я согласен на все. Лишь бы иметь возможность вот так обнимать тебя. Безоблачная лазурь затопила небосвод до краев, расплескалась от горизонта до горизонта, отражаясь в крупных каплях росы акварельными бликами. Джеям хотелось перепачкаться в них, чтобы кожа изнутри светилась несколько месяцев и пахла небом. Меньше чем через два часа им все же придется расстаться: один сядет на самолет, другой вернется в город на деловую встречу. Но здесь и сейчас, окутанные утренним светом, они вдруг забыли про время – ведь в раю его не существует. Просто Винчестеры узнали об этом раньше.       Стою на платформе, смотрю, как ты уходишь.       Ты сказал: «Я хочу увидеть мир».       И я ответил: «Иди».